Что может получиться из мелочи

Глава 25

Предостережения Краснушки

Неделю спустя землю покрыл первый снег. Мои тетки ютились в прядильне, работая возле очага. Мне там быть не хотелось, и я пошел прогуляться до деревни. Гномы топтались с высунутыми языками, пытаясь поймать снежинки. Эта картинка мучительно напомнила мне о Краснушке. Я поймал гнома с косами и пухлым носом.

— Сообщение для Краснушки с Горы.

— Сообщение для Краснушки с Горы! — заверещал тот.

Я не получил ни одного сообщения от нее с тех пор, как пришел в лес к теткам, и немного беспокоился. Все ли у нее в порядке? Хотелось так много ей сказать, но сейчас, удерживая гнома в руках, я понял, что не могу вымолвить ни слова.

«Дорогая Краснушка.

Я живу у своих теток, трех ведьм. Мое настоящее имя Румпель, и это значит, что магия держит меня в ловушке навсегда, и никто мне не поможет. У Опаль скоро будет ребенок, и мне нужно будет его забрать».

Едва ли такое послание вызовет у нее желание ответить. А послать ей сообщение хотелось главным образом для того, чтобы получить ответ.

«Дорогая Краснушка.

Сейчас я в ВонТам. Здесь немного прохладно, и угадай что? У меня есть три тети! И угадай еще что? Я вырос, может, я теперь выше, чем ты помнишь. Здесь все зовут меня Роберт, лучше будет, если и ты будешь звать меня так.

Твой друг,

Роберт».

Гном унесся вниз по дороге, пока не стал крохотным пятнышком на снежном фоне.

С тех пор я каждый день приходил в деревню, хотя понимал, что пройдет минимум неделя, прежде чем гном вернется с ответом.

Сообщение пришло через шестнадцать дней. Гном так замерз, что пришлось тащить его в дом и отогревать у огня, прежде чем он смог сказать мне что-либо. Вначале я сиял, но сообщение Краснушки не было таким уж радостным.

«Дорогой Роберт.

Господин жадный-толстый-мельник-Освальд удерживает все больше пайков, потому что мы находим все меньше золота. Думаю, король раскусил Опаль. Не волнуйся, я никому не скажу сам-знаешь-о-чем. Понятно, что Опаль не может превратить солому в золото, но король не может убить ее... сам знаешь почему... поэтому король обрушил свой гнев на Гору, требуя больше золота. А золота нет. Поэтому все голодные и злые.

Краснушка.

P.S. Даже если ты выше меня, я все равно смогу тебя побить».

Итак, король наказывает жителей Горы через «господина» Освальда. Как он, должно быть, бушевал, когда обнаружил, что Опаль не может прясть золото из соломы! Может быть, она рассказала королю про меня, чтобы сберечь себя. Может, солдаты уже ищут меня повсюду. Нет. Не может быть. Прошло слишком много времени. Мельник и его дочь побоялись бы рассказать королю, что они обманули его. Они должны были придумать объяснение, почему она больше не может превращать солому в золото, например, ожидание ребенка забирает всю магическую силу. Да, это вероятнее. Но я не был уверен, додумается ли до этого Опаль.

Бедная Краснушка! Послание было таким несчастным. Мне хотелось подбодрить ее рифмой, но гном, который принес сообщение, сбежал так быстро, что я и глазом моргнуть не успел. Даже у гномов есть предел. Я нашел другого в деревне и послал Краснушке стихи:

«Наместника нашел король:

Он жаден, глуп и толст,

Вид крысы, воняет словно тролль

И тот еще прохвост.

Золото он утаит ото всех,

Крадется не хуже кота,

Но однажды, очистив тот грех,

Упадет на него Гора!

Шлеп!»

Подождав семь дней, я ежедневно отправлялся в деревню на поиски гнома от Краснушки. Шестнадцать дней. Семнадцать. Восемнадцать. Я говорил себе, что это из-за снега и льда. Может, гномы отказались доставлять послания на такое большое расстояние.

Двадцать дней.

Двадцать пять дней.

Тридцать четыре дня! Ответ шел тридцать четыре дня, и он был еще более грустным, чем предыдущий. Она ничего не сказала о моих стихах.

«Дорогой Роберт.

Мельник спрашивал меня о тебе. Спрашивал, не знаю ли я где ты, и не получаю ли вестей. Мне захотелось двинуть кулаком в его любопытный нос, но мне нельзя, поэтому я двинула потом Фредерику, за дело. Он Фредерик, а этого уже более чем достаточно.

Не посылай гнома обратно. Думаю, мельник попытается разнюхать что-нибудь своим огромным носом.

Твой друг,

Краснушка.

P.S. Бабушка передает как всегда: гляди под ноги».

Мельник интересовался мной. Я попытался проглотить внезапно появившийся комок в горле. Он не сможет найти меня здесь, или сможет? Я находился далеко в ВонТам, прятался в маленьком лесу с тремя ведьмами, моими тетками. Я был в безопасности. Разве нет?

А что, если мельник меня найдет? Не хотелось верить, что это возможно, но если это случится, может произойти ужасное. Он может создать проблемы моим родственницам или использовать их так же, как использовал меня. С моей стороны было эгоистично оставаться у них так надолго, я мог навлечь на них беду, а они этого не заслуживали.

Может, мне стоит уйти прямо сейчас.

 

Глава 26

Зов судьбы

Я не был в безопасности, так же как и те, кто обо мне заботился. Я пытался гнать от себя тревогу, особенно сидя за ужином с тетками в тепле или наблюдая волшебство их прядения, вязания и ткачества, но это было бесполезно. Чем больше я уговаривал себя не беспокоиться, тем больше переживал и понимал, что пора уходить.

Ушел я холодным утром, ни с кем не попрощавшись. Нельзя было рисковать, говоря им, куда направляюсь, кроме того, я не смог бы вынести выражения их лиц, особенно Иды. По ней я буду особенно скучать. И по нашим рифмам. Перед уходом я написал прощальные стихи:

Дом — где тепло,

Дом — где еда.

Моих трех тетушек заботу

Я не забуду никогда.

Прощайте, милые друзья!

По лесу я шел, пока было еще темно. Сумка давила на плечо, еда, которую я украл у тетушек, оттягивала руки, а в животе было тяжелое чувство вины.

Наст хрустел под ногами. Я решил идти в горы за ЗаПределами: это было самое удаленное от Королевства место, о котором я знал. Стану жить в горной пещере подальше от людей, пасти коз, питаться их молоком и всем, чем обеспечит меня земля. Я думал о возвращении к троллям, они наверняка могут защитить меня от собственной магии, но идея питаться тиной до конца жизни меня не вдохновляла. При этой мысли живот скрутило. И потом, они находятся слишком близко к Королевству, получали же они новости о свадьбе и детях. Риск был слишком велик.

Перед самым рассветом я вышел из леса на дорогу. Воздух был холодным, и я плотнее закутался в теплый плащ, который сшили для меня тетушки. Вскоре деревня останется позади.

Через некоторое время послышались приглушенные голоса. Было еще темно, и я мог разглядеть только темные силуэты дальше по дороге. Я свернул в лес. Это мог быть фермер, направляющийся в деревню с шерстью, или коробейник, торгующий разными безделушками, но мне не хотелось никому показываться на глаза. По мере их приближения, голоса слышались все отчетливей.

— Не думаю, что мы идем правильно, — этот мальчишеский голос показался раздражающе знакомым.

— Женщина сказала, что он пошел в эту сторону, — еще один знакомый голос.

— Но она не видела гнома! Мы должны были идти за гномом! Если бы ты его не потерял...

— Невозможно плестись за гномом, идиот! Ладно, неважно. Мы идем по его следам. Когда я найду эту Задницу, я поколочу его так, что он фей увидит!

— Ты дерешься, как девчонка, Фредерик.

— Заткнись! Если мы его не найдем, то отец пошлет нас обратно на Гору работать на прииске. Тебе оно надо?

— Нет.

Мороз, пробежавший по моей коже, не имел ничего общего с морозным воздухом. Сердце бешено заколотилось в груди. Фредерик и Бруно стояли в шаге от меня. Я двинулся в сторону, и сухая ветка хрустнула под сапогом.

— Тсс! Ты слышал?

— Может, кролик.

Я замер на месте. Фредерик двинулся в моем направлении, если он подойдет ближе, мне придется бежать. Я отступил назад, сдерживая себя.

Тут я бы хотел пожаловаться на расплывчатые формулировки Лесных ведьм. Видите ли, когда даешь кому-нибудь совет, важно быть конкретным. «Гляди под ноги» — это вовсе не конкретно. Мы делаем столько шагов каждый день, хорошо было бы знать, когда именно стоит быть осторожным! Гляди под ноги, когда рядом какашки, или западня. Гляди под ноги, когда ты в башне рядом с окном. Или возле гнезда фей!

Я наступил на гнездо фей.

Думаю, совет тетушки Хэйдел тоже был неполным. Разбудить фею от зимней спячки — несусветная глупость. Разбудить гнездо фей — смертный приговор.

Пронзительный вопль раздался у меня под ногами и разнесся, наверное, на милю вокруг. Феи вылетали и бросались на меня словно тысячи тоненьких стрел, розовых, голубых, красных, оранжевых огоньков, воинственно обнажив зубы. Я завопил, как горный лев, упал на землю и покатился в пыли, размазывая грязь по всему телу. Но эти маленькие создания кусали меня повсюду: нос, щеки, уши, все десять пальцев. Они пробрались в штанины и кусали меня как раз за то место, которым меня дразнили.

Наконец, феи скрылись среди деревьев, то ли удовлетворенные тем, что наказали меня достаточно, то ли устав от грязи. Все части тела начали мгновенно опухать, в том числе и та, на которой я сидел. Ноги напоминали толстые бревна, бесконтрольно качающиеся на воде, лицо вздулось, кожа натянулась. И хотя глаза уже опухли так, что почти закрывались, я все же разглядел стоящих передо мной Фредерика и Бруно в солдатской униформе, оба направляли мне в лицо большие охотничьи ножи.

— Приветик, Зад! — сказал Фредерик. — Хочешь прогуляться?

— Нет, спасибо, я немного занят, — хотел сказать я, вышло же немного другое, больше похожее на: — Нет, хпаиба, я неого санят, — опухшие губы не могли удержать слюну.

Фредерик рассмеялся.

— Не думаю, что можно выглядеть уродливей. Свяжи его.

Бруно опустился на колени и схватил меня за руки, чтобы связать запястья. Ему пришлось повозиться, они так опухли, что их почти невозможно стало соединить. Наконец, он связал мне локти, пожалуй, единственное место, куда не добрались феи.

— Мы так скучали по тебе, Зад, — Фредерик похлопал меня по опухшим щекам. Я поморщился.

Бруно рассмеялся.

— Как и наш отец, и наша сестра-королева.

Вдруг сейчас они скажут, что Опаль родила ребенка! Но этого не произошло, и я выдохнул. Пока она не родила, ну, или пока я не слышал об этом, был способ покончить со всем этим. Мельник, наверняка хочет, чтобы я прял для него, но я не обязан это делать. Да я ни за что не стану!

Мы вышли из леса и двинулись вниз по дороге, в том направлении, откуда я пришел, и возвращаться куда не хотел совершенно. Я понимал, что происходит нечто ужасное: Фредерик и Бруно похищают меня, угрожая ножом, мне должно быть страшно. Вместо этого я кипел от злости, вспоминая рой фей и расплывчатые советы бабушки Краснушки. Ко всему прочему мои пальцы напоминали сосиски, я едва мог видеть, изо рта текли слюни, а зад наполовину опух, так что ходить было затруднительно.

Пока я ковылял вниз по дороге, мое сердце наполнялось печалью. Казалось бы, что такого произошло, нужно смириться и позволить обстоятельствам продолжать запутываться в клубок вокруг меня. Что с того, что Фредерик и Бруно поймали меня? Что с того, что они тащат меня к мельнику, который мечтает заставить меня всю жизнь прясть для него золото? Но в глубине души мне было не все равно. Я не желал быть загнанным в ловушку. Я хотел расти, хотел вырваться на свободу.

На закате мы разбили лагерь и меня привязали к дереву недалеко от дороги. На самом деле, я был даже признателен, за то, что сидел на снегу, холод и лед приносили облегчение. Еще я был ужасно голоден, но пришлось наблюдать, как Фредерик и Бруно вытряхнули рюкзак и съели все мои запасы. Они бросили мне лишь кусок хлеба, который я, как собака, должен был подобрать с земли и съесть.

Фредерик приказал Бруно охранять меня. Когда он был рядом, Бруно беспрекословно его слушался, но сам по себе он был более жестоким. Возможно, эта жестокость была направлена на меня, потому что остальные заставляли его чувствовать себя маленьким, а ему так хотелось быть значимым. Внезапно мне стало, как никогда, жаль Бруно, и Фредерика, который должен был чувствовать себя таким маленьким рядом с мельником, а тот, в свою очередь, чувствовал себя также рядом с кем-то, например, с королем Барфом. Но мне было не слишком их жаль. Чувствуй Бруно себя даже менее значимым, чем я, не думаю, что в нем поубавилось бы жестокости. Ведь жестокость не судьба, а наш выбор.

Вначале мы просто сидели в тишине, но Бруно стало скучно, и он ткнул меня прямо в опухшее лицо.

— Они из тебя знатную отбивную сделали, гляди-ка! — он смеялся до тех пор, пока не упал в снег и не зашипел от холода.

С наступлением темноты стало очень холодно. Дрожа, я прислонился к дереву, пока Фредерик укутывался в толстое шерстяное одеяло. Бруно хотел было сделать то же самое, но Фредерик вырвал одеяло из его рук.

— Продолжай следить за Задом, — велел он.

— Он и так крепко привязан, — пробубнил в ответ Бруно.

— Я сказал, следи за ним!

Бруно развернулся и сердито глянул на меня, но как только Фредерик заснул, он укутался в свое одеяло и свернулся калачиком возле огня.

— Приятных снов, Зад! — громко прошептал он, и вскоре они уже храпели вдвоем.

А потом случилось чудо. Наверное, благодаря холодному воздуху мои отеки начали спадать, а вместе с этим путы ослабли, хотя и недостаточно для того, чтобы освободиться.

Я постепенно сдувался, словно шарик, и выворачивался, пока Фредерик и Бруно продолжали храпеть. Только когда небо начало светлеть, мои руки и запястья почти вернулись в прежнее состояние и выскользнули из веревок.

Да здравствуют феи! Я был бы готов к лишней сотне укусов, да и стать таким же толстым, как мельник. Красивейшие, чудесные создания! Удивительно, как некоторые события, казавшиеся ужасными, оборачиваются совсем другой стороной. Теперь я был в восторге от своих отекших рук, пальцев, а особенно от наполовину опухшего зада!

В кустах что-то хрустнуло, возможно, белка или кролик. Бруно перестал храпеть. Он причмокнул губами и натянул посильнее одеяло на себя.

Я двигался так быстро и бесшумно, как только мог. Со свободными руками я смог освободиться от остальных веревок. Но как только я перекинул через голову последнюю, снова раздался шорох, и из кустов показался нетерпеливо подпрыгивающий гном.

— Вести из Королевства! Король Барто-хью Арчибальди Реджинальди Флейта и королева Опаль рады сообщить о рождении своего первого сына, наследника престола Королевства, именуемого...

Я зажал гному рот, но было уже поздно — я уже услышал то, чего не хотел слышать, а Фредерик и Бруно проснулись, переводя сонные глаза с гнома на меня.

Я вскочил на ноги, опрокинул гнома и бросился бежать. Правда, бежал я в сторону противоположную той, куда хотел. Хоть я и освободился от веревок, которыми меня связали Фредерик и Бруно, но настоящие путы, которые находились внутри меня, затягивались сейчас узлом, они тянули меня словно упрямого осла в направлении Королевства.

Наступило время худших сделок в моей жизни.

 

Глава 27

Мельник и Торговец

Это очень странное ощущение, когда твой мозг думает об одном, а тело делает совершенно другое. Словно какое-то странное существо захватило меня и тащит в плен.

Вскоре Фредерик с Бруно догнали меня и весь остаток пути они вели меня на веревке, словно корову, но я не обращал на это внимания. Румпель гораздо крепче любой веревки, его нельзя ни разрезать, ни ослабить. Ноги несли меня через мост, вверх по холму к стенам замка. Они бы пронесли меня и через сами стены, огонь, копья прямиком к Опаль, настолько беспомощен я был по отношению к магии. Но с Фредериком и Бруно все было гораздо проще. Когда мы достигли замка, стража поприветствовала их и открыла ворота.

Мы прошли через сад, вошли в двери замка, нынче позолоченные, поднялись по большой золотой лестнице, потом пошли по длинному коридору и уперлись в золотую дверь с золотым ручками. Фредерик постучал и мы вошли.

Комната была меньше, чем я ожидал. В центре стояла колыбель, закрытая таким образом, чтобы ребенка нельзя было забрать.

Колыбель заныла и Опаль полезла внутрь, достала малыша и прижала его к груди. Она вздрогнула, ее глаза наполнились слезами, когда она увидела, что я наблюдаю:

— Пожалуйста...

Я открыл было рот, чтобы сказать, что ее ребенок мне не нужен. Я просто хотел убраться отсюда и никогда больше в своей жизни не давать обещаний. Но не смог. Язык просто прилип к небу. Я не мог вымолвить ни слова против заключенной сделки.

— Так, так, так, — произнес другой голос. — Наш юный друг вернулся, чтобы получить обещанное, — это был мельник Освальд и был он толще, чем обычно. Его тело было покрыто красным бархатом с отделкой из золотых нитей. Он выглядел, словно огромный помидор, созревший до такой степени, что вот-вот лопнет.

— А теперь, дочка, отдай этому молодому человеку то, что обещала, — сказал он маслянистым голосом.

Опаль крепко сжала челюсть и застыла, явно сопротивляясь команде отца. Но что-то мешало ей: волшебство. То же самое, что управляет мной. Она боролась так же, как и я, с этими невидимыми путами, которые тянули меня к малышу. Когда я прял ей золото, Опаль смеялась над самой идеей отдать мне своего первенца. Она не восприняла это обещание всерьез или, возможно, она не осознавала в тот момент, что значит быть матерью, что значит любить свое дитя. Она рассматривала это обещание в качестве отличной шутки. Я и представить не мог, что она даст такое глупое обещание. Мы оба оказались глупцами. Мне не нужен был ее ребенок, а она не хотела его мне отдавать. Какой смысл торговаться, если никому эта сделка не нужна? Но магия надвигалась на каждого из нас. У нас теперь не было выбора.

— Я знал, что ты пойдешь за ней, — сказал мельник, — после того, как король забрал ее. И не беспокоился, потому что знал, что ты будешь прясть золото, и Опаль даст тебе что-нибудь взамен. Что-нибудь, и золото будет ее, — он рассмеялся, его тело заколыхалось. — Ох, но ее нерожденное дитя! Ее нерожденное дитя! Ну, я полагаю, это ее научит не давать опрометчивых обещаний. А сейчас, дочка, отдай ему то, что обещала. Отдай ему ребенка.

Я невольно сделал шаг вперед, а Опаль задрожала, пытаясь отступить от меня, но не смогла. Мы стояли друг от друга всего в нескольких шагах. Опаль еще крепче прижала к себе ребенка.

— Не подходи ко мне или я закричу! Я закричу, они взломают дверь! Тебя бросят в подземелье, закуют в кандалы или повесят!

Мельник рассмеялся.

— Не неси чепухи, глупая девчонка. Что скажет король, когда узнает, что ты никогда не умела прясть золото, но променяла ребенка, чтобы отдать его этому... существу? Этому маленькому демону?

Демон? Меня по-разному называли, но демон? Это было несколько резковато.

— Ты и так уже попала к нему в немилость, — продолжил Освальд, — но отдай этого ребенка и мы сможем все исправить. Он будет снисходителен к твоей легкомысленности, если у него будет золото. Он предпочел бы иметь золото, а не ребенка.

Неужели, правда? Люди часто говорили, что король любит золото больше всего, но, конечно же, не больше своего сына, своего наследника.

— Нет! Нет, это не так. Он любит нашего сына! — запротестовала Опаль.

Я видел, что мельник понимает суть волшебства. Словно он мог видеть невидимые веревки, что опутывали меня. Он знал (может, знал всегда), что я должен забрать младенца, что я не могу это контролировать. Но что-то еще было в его глазах, злобное удовольствие, словно он наслаждался страданиями. А это было только начало. Он хотел, чтобы я забрал ребенка, дабы причинить еще большую боль.

Мельник сцепил руки на животе.

— Итак, давайте-ка продолжим. У нас есть гораздо более интересный предмет для разговора, нежели младенцы.

Невидимые пути стянули меня еще крепче, и на этот раз Опаль сделала шаг вперед. Если бы я вытянул руки, я смог бы коснуться малыша. Опаль всю трясло.

— Я отдам тебе все богатства Королевства. Все, что захочешь. Пожалуйста, не забирай моего ребенка.

Мельник усмехнулся:

 — Он-то как раз тебе и подарил все эти богатства, — мне не хотелось этого признавать, но он был прав. — У тебя будет еще много детей, если все пройдет успешно, а ты не проторгуешься и с ними, — голос мельника стал жестким и холодным. — Отдай ему дитя, девочка.

— Пожалуйста! — Опаль не выдержала и заплакала, с каждым вдохом выдавая мучительные рыдания. Меня переполняла жалость к ней. Я боролся насколько мог со своим следующим шагом. Я подумал о своей собственной матери, прижавшей меня к себе и прошептавшей мне на ухо мое имя. Такой ли судьбы желала она мне? Хотела бы она, чтобы я погряз во всей этой магии? И все из-за моего имени. Имя должно быть твоей судьбой, оно должно было дать тебе силу, но я был абсолютно бессилен. Мое имя сказало мне, кто я, а я не знал, как могу это изменить.

Опаль стояла передо мной на коленях, протягивая ребенка. Это крошечное существо быстро заснуло. К счастью, он не был похож на своего отца.

— Как его зовут? — спросил я.

— Арчи, — прошептала она. — Арчибальд Бартоломей Освальд, — и она зарыдала еще пуще после того, как произнесла два последних имени. Я не мог ее в этом винить.

Я взял ребенка на руки, а Опаль рухнула на землю, орошая деревянный пол слезами. Я же держал на руках будущего короля. Он принялся извиваться и шуметь. Что же я должен был делать-то?

— Отлично, — сказал мельник. — Теперь, когда все сделки завершены, а обещания выполнены, думаю, нам надо двигаться дальше. Да, маленький демон, нам надо бы обсудить кое-какие дела.

Глаза мельника были переполнены ненасытной жадностью. Я с отвращением отвернулся и понял, почему комната казалась такой маленькой. Солома. Стены соломы, горы соломы. Она возвышалась с обеих сторон комнаты, покрывая стены до потолка. От двери до цента комнаты была лишь узкая дорожка, где стояла колыбель, и небольшое чистое место позади нее у окна. Справа от меня, у камина, соломы не было. Напротив очага стояла прялка. По спине пробежал холодок, и я содрогнулся.

— Нет, — сказал я. — Никогда больше!

— Ой, ну, будет, будет, — сказал Освальд. — Мне кажется, тебе нравится делать золото. Это дает тебе ощущение силы, полезности. У твоей матери были точно такие ощущения, — он злобно усмехнулся.

— Моя мама? Но вы... она...

— О, да, — сказал он. — Я знал о ее даре. Я познакомился с ней задолго до того, как она пришла на Гору. Мне кажется, я был первым, кто узнал о ее умении, равно как и стал последним. А как я обрадовался, когда узнал, что подобный дар можно передать по наследству.

Внутри меня все похолодело. Под ногами покачнулся пол.

— Вы и есть тот торговец, — сказал я. — Вы тот, кто заставил ее прясть всю ту солому, превращая ее в золото.

— Нет, нет, я никогда ее не заставлял. Я верю, что это чистый ее энтузиазм, и мы всегда заключали сделку. Я всегда был честным торговцем. Ты ведь знаешь, солома недорого стоит. Я был достаточно щедр, правда, — он потер свой необъятный живот.

— А потом она сбежала на эту гору. Думала, что там она сможет спрятаться от золота, но я ее догнал... это ведь хорошо. Осмотрительно даже. Мельник только что умер, не оставив сыновей. Я был достаточно богат, чтобы купить мельницу, и думается мне, что, в конце концов, твоя мать была этому рада. Осмелюсь сказать, ты жив, потому что я хорошо подкармливал ее, когда умер твой отец. Разве ты не благодарен? Ты вообще мог не родиться, если бы я не заключал с ней сделок, бедная душа. Жаль, что она умерла, — он глубоко, с преувеличением, вздохнул.

— Но я надеялся, что у ее сына будет хотя бы часть немного ее таланта. И я ждал. Я был терпелив, и ты меня не разочаровал. Фредерику с Бруно было поручено приглядывать за тобой, и как же я обрадовался, когда мои сыновья пришли ко мне и рассказали забавную историю о том, что у тебя в доме куча золота.

Было достаточно просто сделать так, чтобы ты пришел заключить сделку, а потом ты становился все более ненасытным. Хотел больше еды, чем кто-либо другой. И не делился. Как не стыдно. А потом вышла эта оплошность с королем! Да, он чуть внимательнее, когда дело касается торговли золотом в его Королевстве. Я должен был знать... Эх, ну, все вышло гораздо лучше, чем я мог надеяться. Все то, что случилось с Опаль. А теперь она королева.

Опаль, всхлипывала, свернувшись на полу.

— Но еще не все кончено. Видишь ли, маленький демон, хоть Опаль и королева, а я Владыка Горы, король в последние месяцы недоволен тем, что она не выполняет то, что нужно. Конечно, мы придумали кучу отговорок из-за ее деликатного положения, но все это уже прошло. Поэтому настало время удовлетворить нашего короля да, и себя заодно, — он усмехнулся, поведя рукой по соломе.

Я ненавидел его. В животе скопилась ярость, горела огнем в груди, пульсировала в голове. Это он был демоном. Он был причиной печали моей мамы, ее заточения, ее смерти. Все мои беды начались с мельника.

— Я больше не стану прясть ни грамма золота, — сказал я.

— Неужели? — спросил, забавляясь, мельник.

Ребенок в моих руках заплакал, и Опаль завыла следом.

— Думаю, у меня есть все, что нужно. Спасибо, — я попятился. Он мог бы держать меня здесь вечно, но ему нечего мне предложить, чтобы заставить меня спрясть золото хотя бы из одной соломинки. Нечего!

— Но ты даже еще не слышал, что я хочу тебе предложить, — сказал он, зло усмехнувшись.

Холодок пробежал у меня по спине. Я просто был уверен, что это будет что-то ужасное.

— Мне ничего не нужно. Я не пряду больше, — я начал отступать с ребенком на руках. Лучше на этом и остановиться. Забрать дитя и уйти. Но Фредерик с Бруно схватили меня за руки по бокам и крепко держали.

— О, мне кажется, ты передумаешь, — сказал мельник. — Это просто отличная сделка. За твое золото я отдам тебе... — он потянулся за стог соломы, и вся куча задрожала, словно оттуда пыталось вырваться какое-то животное.

— ... целой и невредимой твою подружку.

Из соломы мельник вытащил девушку, связанную и с кляпом во рту. Один глаз у нее был черным и заплыл, но второй был широко открыт, в нем плескалась лютая и дикая ярость.

Краснушка.

 

Глава 28

Хватаясь за Соломинку

Краснушка боролась с веревками и оглушительно кричала с кляпом во рту, пока лицо её не стало пунцовым.

Мельник рассмеялся:

— А она злюка, должен сказать. Довольно невежлива. Бруно и Фредерик вместе её ловили. Они мне сказали, что она твой единственный друг на всём белом свете, ну и... я думаю, раз она и, правда, твой единственный друг, возможно, ты захочешь сохранить ей жизнь.

Фредерик и Бруно покатились со смеху, а Краснушка крутилась, стараясь высвободиться от веревок. Фредерик с Бруно перестали смеяться и отступили. Хотя Краснушка и была связана, но была, как сумасшедший зверь, который вот-вот может высвободиться.

— Мальчики, — сказал мельник, — посадите нашу маленькую подружку в углу, а затем идите и помойтесь, от вас несет как от свиней!

Фредерик и Бруно затолкали Краснушку в угол возле камина и ушли.

— Ну что, — сказал мельник, поворачиваясь ко мне, — будем торговаться?

Краснушка сдавленно захрипела и замотала головой. Что она думала, я должен был сделать? Я не мог допустить, чтобы она пострадала.

Ребенок всё это время извивался и хныкал у меня на руках, но тут он разразился рыданиями. Эти звуки были похожи на те, что издает рой фей.

— Он голоден! Отдайте мне его! — закричала Опаль, бросаясь ко мне, но мельник остановил её.

— Не раньше, чем он начнет прясть.

Прясть, прясть, прясть. Краснушка и золото, Опаль со своим ребенком. Я не мог думать среди этих причитаний. Подумаю, когда буду прясть.

— Возьми и покорми его! — крикнул я Опаль и сел за прялку. Руки мои тряслись, пока я собирал солому. Прялка завибрировала, когда я положил ногу на педаль, будто бы знала, что происходило что-то плохое. Это было то, о чем предупреждала меня Хэйдел. Что-то было не так. Запутано. Я засунул солому в прялку и принялся за работу.

— Вот и хорошо, — сказал Освальд. — Так, у короля кончается терпение, он ждет не дождется, когда королева вновь блеснет своим талантом, как видишь, он всё это время собирал солому, чтобы она начала прясть. У тебя есть три дня.

— Три дня?— спросил я. — Но я не успею за три дня!

— Через три дня король вернется с охоты, мы обещали ему дары, — сказал мельник. — Ты должен пообещать успеть за три дня. Провалишься, я аннулирую сделку.

Он злорадно улыбнулся Краснушке. Она пристально смотрела на него. Злоба закипала во мне сильнее, чем когда-либо. Я хотел ударить его, ударить его в его огромный красный живот, чтобы он взорвался! А затем злоба переросла в отчаяние. Я вернулся туда, откуда начал. И через три дня это не кончится. Никогда я не перестану прясть золото из соломы. Бабушка старалась оградить меня от всего этого: от мельника и его жадности, от моей собственной глупости, но, возможно, никто из нас ничего не мог с этим поделать.

Но я не мог проиграть! У меня было имя: Румпель. И меня поймали в ловушку.

Один моток золота.

Краснушка сидела на полу. Она была очень грязной, у неё были порезы и ушибы, а грязь на лице была размазана так, будто она плакала. Краснушка и слезы... Сильная, свирепая, бесстрашная Краснушка и слезы! Я даже не хотел думать об этом.

Два мотка золота.

Опаль сидела на куче соломы и кормила младенца. Она тоже плакала. Когда она его покормила, мельник заставил её положить Арчи в корзину рядом со мной и велел отойти, тем самым напоминая, что ребенок принадлежал мне. Тот ещё дедушка.

Три мотка, четыре.

Мельник собирал сотканное мной золото, обматывая его вокруг шеи и пояса, посмеиваясь всё это время. Когда он был обмотан сильней, чем Краснушка веревками, он плюхнулся на пол и начал клевать носом. Во мне загорелась надежда. Если он уснул, я мог бы развязать Краснушку и можно было убежать, но тут я вспомнил про Арчи. Даже, если я смогу себя освободить, мне придется забрать ребенка, и Опаль станет кричать, на этом все попытки и закончатся. Но я хотел хотя бы поговорить с Краснушкой. 

— Опаль, — сказал я после того как мельник захрапел. — Вынь кляп изо рта Краснушки.

Опаль посмотрела на меня так, будто я её оскорбил. Я старался говорить покорно.

— Ваше Величество, пожалуйста! Выньте кляп!

— Нет, — резко ответила Опаль. — Я королева, и ты не можешь приказывать мне. Она противная. Она всегда дергала меня за волосы, когда я была маленькой. Она само Зло, вот, кто она такая.

Краснушка одарила Опаль таким взглядом, и правда, само Зло. Опаль испугалась и набросилась на меня:

— И ты ничуть не лучше! Ты, маленький демон, ворующий младенцев! — она снова зарыдала. Пусть это прекратится, я не мог думать. Мне нужны были мозги Краснушки, мои уже просто были всмятку.

— Опаль, Ваше Величество! Если вы позволите мне поговорить с Краснушкой, то я смогу вам подсказать способ сохранить вашего ребенка.

Это было пустое обещание, но на тот момент оно могло сработать. Опаль прекратила плакать и широко раскрыла глаза.

— Ребенка? Ты отдашь его мне... насовсем?

— Я смогу сказать тебе, если ты вынешь кляп.

Опаль послушалась, и как только она вынула кляп, Краснушка разразилась такими проклятиями, которые явно были не для ушей младенца. Младенцу это тоже не понравилось, он заплакал, а мельник зашевелился во сне. Опаль мгновенно схватила ребенка и начала его утешать, покачивая и напевая, что успокоило и мельника тоже. Должен признаться, было очень трогательно смотреть, как Опаль баюкает малыша. У меня сердце защемило от этого. Я не хотел забирать её ребенка.

— Румп, ты идиот! — резко зашептала Краснушка. — Зачем ты вернулся сюда?

— Я и не хотел, — ответил я, продолжая прясть.— Фредерик и Бруно нашли меня и похитили, но я почти убежал, но потом гном нашел меня и известил о рождении ребенка Опаль. Тут мне и пришлось вернуться. Ты знаешь, что магия может силой заставить тебя делать то, что ты не хочешь?

— Ты сам напросился, — сказала Краснушка. — Отчего ты думаешь, ведьмы ни во что не вмешиваются? Ты окован, Румп.

С самого рождения.

— Ну, а как же ты? Если я не спряду золото, ты умрешь.

— А что, как ты думаешь, они с тобой сделают? Сделают тебя королем фей? Хватит, Румп! Ты сам умрешь, если не прекратишь!

— Я не могу, Краснушка, не могу.

Шепотом я быстро рассказал ей всё, что узнал: о своих тётушках, о матери и о своём имени. Её глаза расширились и, когда я закончил, всё, что она могла сказать, было:

— О....

Какое то время всё, что я только что ей рассказал, повисло в воздухе.

— Такова моя судьба, Краснушка, выбора у меня нет.

— Это неправда, Румп, выбор есть.

Меня начинало это раздражать:

— Нет, выбора у меня нет, если только позволить мельнику причинить тебе боль, а, может, даже и убить. Или позволить убить себя. Такой выбор я, по-твоему, должен сделать?

— Нет, Румп, это то, что я...

Мельник всхрапнул и резко поднялся, ещё до конца не проснувшись.

— Что..? Что вы...?

Краснушка неистово зашептала:

— Твоё имя, Румп. Должно быть продолжение. Твоя мать не могла так назвать тебя!

— Думаешь, ты слишком умная! Нет никакого продолжения. Такова моя судьба!

Мельник пришел в себя. Он схватил Краснушку за волосы, а она рычала и сопротивлялась.

— Румп! Это не твоя судьба...

Мельник засунул кляп обратно ей в рот и швырнул в солому с такой силой, что её засыпало по грудь. Они яростно смотрели друг на друга. Затем он медленно направился ко мне.

Я сосредоточился на работе, сильно сгорбился, засовывая солому в веретено. Жух, жух, жух. Ещё один моток. У моих ног начала образовываться небольшая кучка. Огромная тень мельника легла на меня. Он наклонился ко мне так близко, что я чувствовал его дыхание. От него воняло гнилой едой и прокисшей выпивкой, хуже, чем от троллей.

— Ещё раз такое сделаешь, я засуну твою маленькую подружку в сено и подожгу, — он ударил меня по лицу так, что я отлетел от прялки. Солома разлетелась во все стороны, как крупный золотой дождь. — Вставай! Ты не прекратишь работать, пока последняя соломинка не станет золотой!

Он повернулся к Опаль, которая сжимала ребенка, защищая его от ярости своего отца:

— Быстро клади это обратно в корзину. Это не твоё!

Опаль подчинилась. И я тоже.

Я молча прял в течение нескольких часов. Полуденное солнце обжигало через окно, накаливая золотые мотки докрасна. У меня уже получался хороший стог из золота, но, мне казалось, я забыл отметить, сколько успевал сделать за день. Мне нужно было работать всю ночь, чтобы закончить за три дня, а первый день уже подходил к концу, и я был измотан.

Когда солнце уже было низко на небе, Фредерик и Бруно вывели меня на улицу, чтобы я мог справить нужду. Они стояли возле меня, держа руки на бедрах, где висели большие ножи, напоминая тем самым, что я был в ловушке. По крайней мере, прохладный воздух взбодрил меня, и я смог отчетливее мыслить. Я заставил себя не думать о себе или о своей судьбе. Я думал только о том, как вытащить Краснушку. Что бы со мной ни происходило, она не заслуживала того, чтобы быть в этом замешанной. Сначала освобожу её, а потом разберусь с остальным.

Когда я вернулся в башню, мельник снова привязал меня к веретену и не отходил от меня, пока я работал. Когда я заканчивал катушку, он быстро снимал моток и складывал его к уже имеющейся куче золота. Опаль старалась приблизиться к Арчи настолько близко, насколько могла осмелиться, оглядываясь то на меня, то на отца. Она обхватила колени руками и раскачивалась вперед и назад в ритм стука прялки. Она раскачивалась с такой силой, что доски в полу под ней заскрипели. К наступлению ночи, доски от ее раскачиваний ходили ходуном. Хрясь, хрясь! Скрип, щелк!

Краснушка очень сосредоточенно наблюдала за моей работой. Я беспомощно поёжился, а она закатила глаза и снова плюхнулась в солому. Я не осмеливался заговорить. Лицо всё ещё горело от удара мельника. Но вопросы вертелись у меня в голове, словно тысячи маленьких птиц клевали мне мозг. Краснушка сказала, что я не узнал своё полное имя. Но что я мог сделать? Даже если это и было правдой, я был так далек от ответа. Да, и к тому же имя Румпель имело смысл. Заколдован, заколдован, заколдован.

В конце концов, мельник уснул на куче соломы, в тот же момент ко мне подползла Опаль и с отчаянием спросила:

— Ты говорил, что знаешь способ, чтобы я могла оставить ребенка себе. Говори.

Я уставился на неё. Я почти забыл о нашем уговоре, но Опаль всё это время ждала, пока мельник не уснет, чтобы поговорить со мной. Её глаза покраснели и опухли, а лицо было мокрым от слез. Подбородок дрожал, и, прежде чем я успел что-то ответить, она снова заплакала.

— Прекрати, прекрати! Ой, я хочу сказать, Ваше Величество. Есть только один способ сохранить вашего ребенка. Прекратите плакать!

Она перестала плакать и облегченно вздохнула.

— Говори! — велела она, вытирая нос рукавом платья.

Я сильно задумался. Я взглянул на Краснушку, но в ответ она только покачала головой. Мы оба знали, что этого способа не было, но я же должен был что-то сказать Опаль. Что угодно. Я должен был дать ей невыполнимое задание.

— Ты должна назвать мне моё имя, — сказал я.

— Твоё имя? — спросила она.

— Да, моё настоящее имя. Целиком. Если сможешь угадать моё имя до того, как я закончу работу, сможешь забрать ребенка.

— Но твоё имя Роберт, — сказала она. — Ой, нет, Зад. Фредерик и Бруно всегда называли тебя Зад.

— Моё имя не Роберт и не Зад, — сказал я нетерпеливо. — Ты должна отгадать моё настоящее имя.

— А если отгадаю, ты отдашь мне Арчи?

Я кивнул. Я знал, что это было безобидной сделкой. Она никогда не сможет отгадать моё имя. У меня ведь его и не было, было только проклятие.

— Обещаю.

Опаль вздохнула, всхлипывая:

— Я могу попросить советников короля, чтобы они поискали в Книгах Имен.

Пусть делает всё, что угодно, лишь бы не рыдала. Она вышла за книгой, лицо её посветлело. Но моя ноша всё ещё была слишком тяжела, а ноги и руки ломило. Теперь я будто плавал в море из золота, мерзком океане из золота.

Позже в комнату притопала Опаль со списком имен, написанных на длинном свитке:

— Тебя зовут Гаспар? Или Мельхиор? Бальтазар? Это очень редкие имена. Твое одно из них?

Я смотрел на неё безо всякой надежды:

— Румп, моё имя начинается с Рупм, — сказал я.

— Но ведь это не может быть твоим настоящим именем!

— Это только часть моего имени.

Она смущенно разглядывала рукописи:

— Твоё имя — Небучаднеззар?

Я прекратил работу и уставился на неё. Она не шутила? Моя жалость к ней испарилась, как она могла быть такой твердолобой?

— Нет, это не моё имя.

— Ах, — это всё, что она ответила, затем отвернулась, вздыхая, что потратила столько времени впустую.

Опаль пялилась в рукописи ещё какое-то время, затем растянулась на соломе и уснула, протягивая руки к ребенку.

Как только уснула Опаль, от своего собственного храпа проснулся мельник, протер глаза и оскалился, гляда на золото. Он взял большой мешок и начал набивать его золотом, приговаривая: —  Вот так, хорошо, всем хватит!

Он наполнил мешок до краев, а затем, шатаясь, вышел из комнаты с мешком, свисающим с плеча.

Первый день закончился, и, хотя куча золота уже была выше моей головы, куча соломы по-прежнему была громадной.

Сквозь щели в полу пробралось несколько фей. Наверно их разбудили от зимней спячки магия и золото. Они немного потанцевали и пощебетали вокруг меня, а затем устроились в мотках золота и уснули. Вот скряги! Как же мне хотелось улечься с ними!

 

Глава 29

В Игру Поиграй, Имя Угадай

— Овцехвост, Вертехвост, Веретенохвост?

Я позволил Опаль выдавать любые глупые имена, какие приходили ей в голову. То, что моё имя вообще-то начиналось с Румп, до неё так и не дошло. В любом случае, это ни к чему бы ни привело, по крайней мере, поиск отвлекал её от рыданий.

— Куцехвост, Мохнахвост, Перцехвост?

Дверь открылась, и вошел мельник. Опаль скомкала список глупых имен и отпрыгнула от меня, но мельник не обратил на неё внимания. Он подошел к золоту и начал снова набивать им мешок.

— Думаю, мы превзойдем ожидания короля, даже если не отдадим ему всё золото, — он злобно рассмеялся, продолжая набивать мешок.

— Да, он не заметит пропажи.

Опаль взглянула на отца:

— С чего это ты решил, что можешь оставить себе хоть что-то? Я могу ему всё рассказать. Я же королева.

Мельник улыбнулся:

— Ты можешь ему рассказать, но с тем же успехом и я могу ему рассказать, что не ты его спряла. Как ты думаешь, королю это понравится?

Опаль замолчала и отвернулась. Мельник бросил на меня взгляд, и я поспешил опустить ногу на педаль прялки. Затем он ушел. Как только захлопнулась дверь, Опаль выдала ещё три имени.

— Твердохвост, Прядохвост, Шипохвост?

Она перебрала сотню имен, оканчивающихся на "хвост". Она продолжала говорить со слугами и посыльными через щель в двери, пока они передавали ей новые списки имен. Услышав некоторые имена, я радовался, что меня зовут Румп. Кто захочет назвать своего ребенка Горошек? Уж лучше быть Задом, чем Горошком.

Опаль была занята поиском имен, не смотря на присутствие мельника, и, когда Арчи нужно было кормить, она очень быстро завершила кормление, почти оторвав его от груди. Она была так увлечена поиском моего имени, что забыла, ради кого она это делает.

Между тем, мельник складывал золото в мешки и пересчитывал их. Фредерик и Бруно помогали, но стоило им замешкаться, мельник тут же шлепал их по рукам. Иногда они наблюдали за моей работой с неким изумлением, мне почти показалось, что они восхищаются мной, но в их глазах читалось только «золото».

Краснушка поначалу пыталась общаться со мной знаками, мотая головой и строя рожи, но после нескольких попыток сдалась и ушла в себя, иногда дремала понемногу, иногда просто смотрела на огонь.

Освальд дал нам с Краснушкой затхлый хлеб и заплесневелый сыр, но Краснушка ничего не съела, и я забеспокоился. Я запихивал еду в рот и глотал как можно быстрее. Даже если она была тухлой, меня это мало беспокоило, потому что мне нужны были силы, чтобы закончить работу.

Опаль продолжала отгадывать моё имя:

— Адельбрехт, Герберик, Зеттлмейгер…

— Нет, — сказал я, продолжая работать. Веретено крутилось — жух, жух, жух, а я слышал только Румпель, Румпель, Румпель. Заколдован, заколдован, заколдован.

— Фердинанд! Фердинандо! Игинхард!

— Нет, не то.

 

Опаль уже начала отчаиваться, а я ещё больше ощутил свою вину. Я дал ей ложную надежду. Может, я и себя тешил ложной надеждой на то, что могло быть что-то лучше, чем вся эта неразбериха.

Жух, Жух, Жух…

Румпель, Румпель, Румпель…

Заколдован, Заколдован, Заколдован…

К концу второго дня, Опаль снова раскачивалась на полу, а доски под ней скрипели: хрясь, хрясь — а я продолжал прясть: жух, жух, жух.

Несколько раз мне удавалось разглядеть людей через щели в полу, они ходили по комнате, которая располагалась внизу. Я слышал, как они разговаривали, и даже узнал голоса. Это была Марта, повариха, которая выходила меня, когда я упал с башни. Было забавно, что сейчас я находился в комнате прямо над ней. Я старался напрячь слух, чтобы расслышать, о чем они там болтают, но ничего не мог разобрать.

Теперь мешки с золотом возвышались над соломой, но всё равно её оставалось ещё очень и очень много. Конца и края не было. И я знал, что когда закончу, мельник всё равно найдет способ манипулировать мной.

Должен быть какой-то выход. Краснушка говорила, что он есть! И её бабушка так говорила. Было что-то, чего мне хватало, но я не мог понять что именно. Я не мог думать в таком маленьком помещении, набитом соломой и золотом. Мне нужен был воздух и отдых. Я закрыл глаза и опустил голову на веретено. Отдохну всего минутку.

Хрясь, хрясь, хрясь.

Я резко поднял голову от этих звуков. Опаль снова раскачивалась, поднимая доски. Я огляделся, находясь ещё в полудреме. Повсюду была солома и золото, а за окном уже было темно. Я заснул. Подошел к концу второй день. Который был час?

Я поднял руки, чтобы потянуться. Я не отходил от прялки весь день даже по зову природы. Теперь природа уже отчаянно призывала меня и мозг тоже. У меня было странное ощущение, будто я только что очнулся ото сна, только не мог вспомнить, что это был за сон. Я думал об именах и судьбе. О Ведьме Лесов и о штильцхене. О тётушках и о румпеле. О троллях и их кладовых с волшебными вещицами. О яблоне. О своей матери. У меня возникали мысли, ответы крутились в голове, но они не могли преобразоваться во что-то отчетливое, пока я был в этой комнате. Мне нужно было выйти на воздух.

— Мне нужно на улицу, зов природы! — объявил я.

— А подождать нельзя? — спросил Освальд.

— Я уже давно сдерживаюсь, боюсь больше не смогу, могу и на солому наделать, а уж из такой соломы вряд ли выйдет золото.

Глаза мельника вспыхнули от злости, но он вывел меня на улицу:

 — Фредерик, Бруно! Проводите нашего маленького друга! Убедитесь, что он под хорошей защитой!

Братья поднялись, злорадно скалясь. Они почти ничего не делали последние два дня, только глазели, как я пряду или бегали по глупым поручениям мельника. Они маялись от скуки, а для них такое состояние было опасным.

— Да, — сказал Бруно, — с удовольствием!

— И ребенка прихватите, — сказал мельник, — не хочется, чтобы он почувствовал себя одиноко.

Он от души рассмеялся, а Опаль захныкала. Я заскрипел зубами: только этого мне не хватало. Бруно развязал мне руки и вручил мне корзину с ребенком.

Когда мы оказались снаружи, Фредерик с Бруно зависли рядом с деревом, у которого я встал облегчиться.

— Мне не нужна ваша помощь!

— Это для твоей же безопасности, — ответил Фредерик. — Нам не хочется, чтобы тебя сожрали тролли.

Тролли. Что-то щелкнуло у меня в мозгу. Я знал некоторых троллей. Тех троллей, которые могли учуять волшебство, которые берегли и стерегли отравленную яблоню, штильцхен.

— Нет, — сказал я. — Это будет просто ужасно.

У меня в уме созрел план. Он был немного безрассудным, возможно, опасным, но я должен был что-то предпринять.

— Знаете, — сказал я, тщательно взвешивая каждое слово, — помимо троллей, там есть еще куча разных вещей. Прямо за воротами, если пройти немного вглубь Восточного Леса, я вообще-то припрятал тайник с золотом.

— Золото? — Бруно облизал губы, словно я произнес «бараньи отбивные».

— Золото, — ответил я. — Я не смогу один принести все, что там есть. Но, если вы мне поможете, я поделюсь с вами.

У них заблестели глаза. Бруно кивнул, но Фредерик оттащил его назад:

— Откуда нам знать, что ты не обманываешь нас, чтобы просто сбежать?

Я показал на замок:

— Но ведь Краснушка все еще там. Я не смогу сбежать. И, кроме того, в тех лесах опасно. Там могут быть волки, ведьмы или тролли. Я просто подумал, что с вами у меня больше шансов, ведь вы теперь солдаты. Я мог бы сначала покончить дела с вашим отцом, но потом он прознает об этом и захочет забрать все золото себе.

Фредерик что-то прошептал на ухо Бруно, и жадно оскалился:

— Мы поможем тебе, — сказали они в один голос.

— Мне много не надо, — сказал я.

Фредерик подтолкнул меня вперед:

— Тебе достанется столько, сколько ты заслуживаешь, Зад.

 

Глава 30

Штильцхен

Фредерик и Бруно были солдатами и кем-то вроде высшего сословия, так что они смогли бы получить на конюшне экипаж с лошадьми.

— Нам надо поторапливаться, — заметил Фредерик. — Я пошлю сообщение отцу о том, что дела у тебя туго идут, — Бруно хмыкнул. Фредерик нашел гнома, продиктовал ему послание, а затем мы ушли.

Когда я путешествовал вместе с Ничто, мы добирались до леса, где живут тролли, полдня. Теперь же в экипаже это заняло около получаса. Бруно подстегивал лошадей, чтобы шли быстрее, и мы неслись по дороге.

Арчи проснулся от щелканья кнута и шума колес и начал плакать. Я пытался успокоить и укачать его, но от моих неуклюжих попыток он только заплакал громче.

— Где это место? — Бруно перекрикивал плач младенца. — Ты сказал, что оно прямо за воротами, — он всматривался в деревья, как будто из них в любой момент мог выпрыгнуть волк.

— Помедленнее. Чуть дальше, — мы подъехали к знакомому мне повороту дороги.

— Стойте, — сказал я. Арчи успокоился, как только экипаж остановился. Мы вышли, и я сошел с дороги.

— Сюда, — я указал на темноту между деревьями. Фредерик и Бруно остановились у края дороги.

— Туда? — одновременно спросили они. Голос Фредерика дрогнул.

— Я должен был надежно спрятать золото, чтобы его никто не нашел, — я зашагал между деревьями. Несколько мгновений спустя за моей спиной послышались их шаги. Медленно и тихо мы дошли до яблони. Ее ветви клонились к земле под тяжестью отравленных плодов. Я искренне надеялся, что Борк все еще пытается поймать питомца, несмотря на то, что у него теперь есть Ничто.

Осторожно я посадил ребенка на землю.

— Ждите здесь, — я подошел к дереву. Было довольно темно, и ловушка нашлась не сразу. Осторожно я поместил ногу в ее центр.

ЩЕЛК!

Трамс!

Треньк!

Веревка дернула меня вверх, и я кричал громче, чем было нужно, чтобы привлечь троллей. У парней челюсть отвисла. Через несколько мгновений кусты позади меня зашевелились, и показался первый тролль, как всегда, уродливый и смердящий.

— Тролли! — крикнул я. — Помогите! Тролли! Тролли! Кто-нибудь!

Фредерик и Бруно взвизгнули и побежали прочь, размахивая руками. Они даже не остановились, чтобы подобрать своего маленького племянника, удирая через лес к повозке. Удары хлыста и топот копыт были едва различимы сквозь их крики, затем шум стих.

— Это ты? — спросил один из троллей. — Ничему не научился в прошлый раз?

— Привет, Борк.

Арчи начал плакать.

— А ты не один, — заметил Борк. — Что ж, мы всегда можем приготовить гарнир.

— Ты же не хочешь этого, — возразил я. — Слишком горько. У вас найдется тина?

— Тина всегда найдется, — и он поставил меня на землю.

Первая часть плана сработала: я оказался вне замка, а Фредерик и Бруно испарились — но это была не самая сложная часть. Теперь мне предстояло найти штильцхен, пока не стало слишком поздно. Что-то подсказывало мне, что я оказался в нужном месте.

Меня встретил многоголосый рык и фырканье троллей. У Помойки на голове вместо оленьих рогов красовалась шкура волка.

— Где ты ее достал? — спросил я.

— Он ел яблоки, — ответил Помойка.

— Волки не едят яблоки, — поправил Борк. — Он умер от голода, кожа да кости был.

— Потому что отравленные яблоки сожрали все мясо, — Помойка натянул голову волка так, что зубы оказались прямо над его глазами. Потом он обнюхал меня.

— От тебя все еще несет магией.

Я хотел было сказать, что от него воняет как от тролля, но промолчал.

Бука обняла меня, когда увидела, и это было ободряюще, несмотря на запах.

— Что это? — она указала на Арчи в корзинке.

— Это... Арчи, — ответил я без объяснений.

— Он отвратительно чистый, да и ты тоже, — Бука забрала Арчи из моих рук, а Жадина и Пещера сбили меня с ног и размазали грязь по моей одежде. Когда я встал, ко мне подбежал толстый ослик.

— Ничто! — он заревел и толкнул меня головой обратно в грязь.

— Его зовут Хорас, — сказал Пещера. — И ему нравятся черви.

Я засмеялся. Ничто зовут Хорасом, и он любит червей. По крайней мере, выглядит он счастливым. Может, настоящее имя сделало его куда лучшим ослом.

Бука сунула мне в руки чашку с тиной.

— Тебе необходимо поправиться, — сказала она. — Ты вырос.

Она опустила пальцы в тину и предложила немного Арчи. Я был уверен, что тот расплачется, но нет, он зачмокал и все проглотил. Наследнику престола черви оказались по вкусу.

— Это сделает его сильным мальчиком, — произнесла Бука.

— Зачем ты вернулся? — спросил Борк. — И кто были те мальчишки?

— Они братья королевы.

— Они тоже могут прясть золото из соломы? — поинтересовался Борк. — Смышлеными они не выглядят.

— Они не могут. Да и королева тоже, — я глубоко вздохнул. — В отличие от меня.

Чавканье, кряхтение, фырканье стихло, все тролли уставились на меня. И я рассказал им свою историю. Всю. Про прялку, маму, свое имя и про то, как Арчи оказался у меня.

— Неудивительно, что от тебя несет магией за версту, — заметил Помойка. — Ты с ней родился!

— Почему ты не можешь его вернуть, если он тебе не нужен? — спросил он.

— Потому что она пообещала его в обмен на золото, мне придется его забрать: это часть магии.

— С чего ей обещать своего ребенка? — спросил Жадина.

— Не знаю. Люди совершают столько бессмысленных поступков...

Тролли хмыкнули в знак согласия и подняли свои чашки.

Вдруг заплакал Арчи, Бука подскочила и начала его баюкать.

— Слишком чистенький, бедняжка, — она зачерпнула пригоршню грязи и размазала ее по лицу ребенка, который теперь выглядел, как поросенок в луже. Я был уверен, что последует истерика, но вместо этого ребенок перестал плакать и задремал на руках укачивающей его Буки. От этого зрелища у меня защемило сердце. У ребенка должна быть мать, а у матери должен быть ее ребенок. Это, если судьба складывается, как положено. Я должен был найти способ вернуть Арчи обратно Опаль. Вот почему я оказался здесь.

— Я кое-что тебе покажу, — сказал Борк.

— Что?

— Нашел тут кое-что недавно. Пошли к дереву.

Мы взяли факел и пошли через лес к той самой поляне с яблоней, такой безмолвно прекрасной в темноте. Борк протянул руку, сорвал яблоко и поднес его к свету.

— Ты знаешь, что это дерево выросло из семян отравленного яблока, так что я никогда и не думал есть их, но несколько недель назад я видел странную вещь. Целое семейство енотов пришло сюда среди ночи, они ели яблоки. Я наблюдал за ними, проследил до их норы, но они не умерли, даже не заболели. Так что я решил, что для енотов эти яблоки не ядовиты. Но я продолжал наблюдать за деревом, и неделю спустя яблоки грызли несколько белок, они тоже не заболели. Знаешь, о чем я еще подумал? Может, эти яблоки вовсе не ядовиты на самом деле. Может, из отравы не всегда должна вырасти такая же отрава. Это дерево, на мой взгляд, росло так, как хотело, те семена оказались сильнее магии.

Без всякого предупреждения Борк откусил кусочек яблока.

Я выхватил яблоко и выбросил его.

— Что ты делаешь?

Он прожевал и проглотил, мы ждали. Сердце бешено колотилось, потому что я ожидал, что Борк в любой момент может упасть замертво. Он облизал губы и поморщился. Яд уже наверняка проник внутрь.

— Не так вкусно, как тина, — заключил он. — Я просто подумал, что это может тебе пригодиться. Тебе надо подумать об этом.

— О чем подумать?

— О том, что ты знаешь, но не знаешь, что знаешь. Ты не особо выдающийся по сравнению с троллем, но все же умнее, чем большинство людей.

— Спасибо, — ответил я. — Но не уверен, что понял тебя.

— Вы люди всегда говорите о магии и судьбе как наиболее могущественной вещи на земле. Как будто ей все подвластно.

— А разве это не так?

— Так, если тебя это устраивает. Людей да, а тебя, Румп? Ты родился среди магии. Я чую это, от тебя пахнет сильнее, чем от любого волшебного предмета, сильнее даже, чем от этой яблони.

— В этом-то и проблема, — ответил я. — Эта магия втянула меня в передрягу так же, как те вещи из вашего тайника. Я ничего не могу с этим поделать.

— Проблемы создаются людьми, Румп, не магией самой по себе. В тебе полно магии, с чего чувствовать себя беспомощным?

— Не знаю, — совершенно запутался я.

Было холодно и тихо, за исключением потрескивания факела. Я уставился на яблоню, поверить не могу, что Борк сделал это. Может, на троллей яд не действует, только на принцесс. Или Борк прав, и семена, действительно, оказались сильнее магии.

Но я не дерево. При рождении у меня было имя, и оно — моя судьба. Румпель поймал меня в ловушку, он властвует надо мной. Судьба властвует надо мной.

Внезапно в моей голове возник вопрос.

Что такое судьба?

Я знал, что судьба есть у всех, также как и имя, и они связаны друг с другом. Никто не волен выбирать себе имя, так же как и судьбу. Это неподвластно людям. Но что, если это не так? И когда бабушка Краснушки сказала, что мне нужно найти свою судьбу, не значит ли это, что я могу знать, где искать?

Может, судьба — это не просто события, которые случаются. Может, это — то, что мы делаем, наши поступки. Может, судьба растет, словно семечко. Я не был беспомощным. Несмотря на мое имя, все козни и передряги. Я мог прясть золото из соломы, совершать ужасные ошибки, закончившиеся девушками, почти доведенными до гибели и пообещавшими мне своего первенца. Это все было частью моей судьбы.

Меня зовут Румпель.

Мое имя значит, что я связан, но могу перерасти свои путы.

Я больше чем имя, которое всегда знал.

Глубоко внутри себя я почувствовал силу, которую никто не смог бы забрать. Глубинная магия, более могущественная, чем любая магия извне. Магия, с которой я родился, что выросла во мне, что скрывалась в моем теле.

Штильцхен.

Я Румпель. И я штильцхен.

Румпель.

Штильцхен.

Я представил свою умирающую мать: как она держит меня на руках и дает мне имя, имя, которое одержит верх над магией, поглотившей ее. Она шепчет его. Это имя должно было сделать меня таким, какой я есть. Никто кроме меня его не слышал. Мое имя — моя судьба. Мое имя — сила.

Румпель. Штильцхен.

Шепот матери доносился сквозь годы, через горы и долины.

Румпель. Штильцхен.

Румпельштильцхен.

Имя, мое имя отозвалось во всем теле, с головы до ног, эхом отозвавшись глубоко внутри и так громко, что я был готов взорваться.

Прямо там я сочинил рифму, полную мощных слов, способных разогнать темную ночь:

Свободен завтра буду,

Сегодня еще жив я.

Проклятиям и бедам места нет.

Ту мудрую истину я не забуду,

Что Румпельштильцхен зовут меня.

Я и был штильцхеном. И эта магия была сильнее румпеля. Сейчас я чувствовал это все внутри себя, словно простое звучание моего имени разрушало силы и готово было разорвать мои оковы.

Сорвав яблоко с дерева, я откусил немного, и сладкий сок заполнил мой рот.

— Я сильнее дерева! — выкрикивал я в ночной воздух, смеясь и танцуя.

Мелькнувшая тень привлекла мое внимание, и я оборвал смех. Из-за дерева на поляну выступил Фредерик, руки его дрожали, когда он поднял лук и стрелы.

— Не двигайся, — велел он и пнул брата. — Выходи, Бруно, — тот завопил и вывалился из-за другого дерева, крепко прижимая к себе копье. Он был белый как полотно, а дрожал так, будто его кто-то тряс за плечи.

— Не двигайся, — повторил Фредерик, направляя на меня стрелу. — Тебе придется вернуться с нами. Ты должен еще напрясть кучу золота, или твоя подружка пострадает. И ты пострадаешь, — Фредерик сделал шаг вперед. Бруно шагнул назад и всхлипнул, бормоча:

— Тролли, мерзкие тролли, проклятые тролли.

Я опустил яблоко. Я больше не боялся их. Фредерик и Бруно выглядели такими жалкими и маленькими, поджав хвосты с оружием в руках. Поразительно, что когда-то они были способны запугать меня. Но еще я понял, что не был до конца свободен. Я нашел свое имя и все еще чувствовал его внутри. Магия штильцхена пробивалась через руки, ноги, голову, делая меня большим и сильным. Но румпель только предстоит распутать. Краснушка все еще заперта в замке, нужно было встретиться с мельником, Арчи был до сих пор со мной. И никто не распутает этот клубок, кроме меня.

 

Глава 31

Заклинание третьего дня

Арчи крепко спал в корзине, покрытый грязью и крепко закутанный в одеяла. Его нужно вернуть матери, и я это сделаю, я был в этом уверен. Ничто больше не застилало глаза: ни мельник, ни золото, ни румпель. Теперь я знал, что могу все исправить, и начал разрабатывать последние пункты своего плана.

— Готов поспорить, ты считал себя умным, — сказал Фредерик. Он все еще направлял на меня стрелу, пока мы удалялись все дальше и дальше от троллей, а дрожал он все меньше и меньше. Приходилось идти пешком, потому что лошади, напуганные криками братьев, понесли повозку.

— Наверняка, ты думал, что сможешь перехитрить нас, — продолжил Фредерик. — У тебя что, друзья среди троллей? Отец всегда говорил, что ты не от мира сего, демон. Может, ты демон троллей.

Бруно хныкал и шагал подальше от меня. Выглядело так, будто он боялся, что я превращусь в тролля и съем его.

— Вообще-то тролли довольно милые, — ответил я. — Гораздо приветливее вас.

— Ха! — усмехнулся Фредерик. — Ты, мелкий демон!

Небо светлело, когда мы подходили к замку. По пути я изучал обочины дороги согласно своему плану. Обилие золота во дворце притягивало фей, тут повсюду должны были быть гнезда. Я внимательно рассматривал камни и дупла деревьев. Вот оно! Гнездо нашлось внутри полого дерева.

— Куда это ты? — спросил Фредерик, когда я бесстрашно свернул с дороги.

— Природа зовет, снова.

— Ну-ка вернись, не то пристрелю!

— Тогда, Фредерик, я не уверен, что смогу так же быстро прясть золото, если ты это сделаешь, — я улыбнулся ему, наслаждаясь выражением ярости на его лице. Бруно раскачивался взад-вперед, как будто мог обмочиться.

Дойдя до дерева, я осторожно переложил гнездо с феями в корзину к Арчи. Земля была мерзлой, так что я знал, что феи спят. Два гнезда нашлось в кустах, а в щели между корнями дерева еще одно, блестящее. Присмотревшись, я к своему удивлению и радости обнаружил, что в гнездо вплетены тонкие нити золота. Выходит, король Барф не был способен спрятать все свое золото.

— Ладно, выходи сейчас же, или я сам за тобой приду! — крикнул Фредерик.

Я быстренько прикрыл гнезда одеялком Арчи. Потом снял свою куртку и нагреб туда грязи. Все это время Арчи спал; матерям всего Королевства следовало бы узнать рецепт тины троллей.

И наконец, я засунул руку в сумку и вытащил ожерелье и кольцо Опаль. Я завернул их в одеяльце Арчи в надежде, что они вернутся к Опаль, своей истинной владелице.

— Зад! — прокричал Фредерик. — Если ты не выйдешь в течение десяти секунд, я приду и вытащу тебя за уши! — на этот раз угроза звучала достаточно серьезно. Я скатал куртку и засунул ее под руку.

— А ты ведь странный маленький демон, — сказал Фредерик, когда я вышел из-за веток. — В любом случае, ребенок-то тебе зачем?

Я просто улыбнулся, потому что знал, они на йоту не поверят в мою историю.

Когда мы дошли до замка, солнце уже полностью встало, его лучи прорывались сквозь башни и башенки. Я глубоко вдохнул утренний морозный воздух. Вот и все. Пришло время встретиться лицом к лицу со всеми моими клубками и путами.

Когда я проходил через ворота, то почувствовал, как зашевелилось одно из гнезд фей.

— Это был глупый поступок, — сказал мельник. — Твоя подружка уже решила, что ты бросил ее умирать, — Краснушка была на полу, все еще связанная и с кляпом во рту. На щеке у нее красовался свежий большущий след от удара. Это мельник снова ее ударил!

— Мой малыш! — прорыдала Опаль. — Отдай его мне!

Мельник отмахнулся от Опаль, когда та бросилась вперед:

— Он больше не твой малыш, глупая девчонка! Родишь себе другого! — Опаль, всхлипывая, рухнула на пол. Бруно встал на колени рядом с ней и погладил по спине.

— А теперь пряди золото, парень, — сказал мельник.

— Нет, — нетвердым голосом сказал я. Несмотря на всю храбрость, которая была у меня в присутствии Фредерика и Бруно, мельник все еще меня пугал.

— Что? — спросил мельник мягким голосом, в котором звучала угроза.

Краснушка посмотрела на меня, в ее больших глазах плескалось замешательство.

Из гнезд в корзине раздался гул. Никто, кроме меня, похоже, этого не заметил. Меня трясло. Лицо мельника стало почти пунцовым. Он сжимал и разжимал кулаки. Вся сила, которую я ощущал несколькими часами ранее, покинула меня. Слова мои казались незначительными и слабыми.

— Я не пряду, — прошептал я.

Освальд шагнул ко мне, его живот уперся в корзинку с Арчи и гнездами. Гул стал громче. Арчи начал извиваться, защебетал как птичка (или это феи щебетали). Не так у меня много времени...

— Мы заключили сделку, парень. Как ты думаешь, что случится с твоей маленькой подружкой, если ты не выполнишь свою часть сделки?

Сделки, сделки... сделка! Теперь я понял:

— А вы свою часть сделки не выполнили, — сказал я.

— Чего? — крикнул Освальд. — Твоя подружка все еще жива! А я могу...

— Но вы не это обещали. Вы обещали, что не причините ей вреда. Очевидно же, что вы нарушили свою часть сделки. Так что соглашение расторгнуто.

Лицо мельника стало глубокого красного цвета. Краснее, чем его накидка. Он постарался сцапать кучку золота рядом с собой, словно хотел задушить меня. Но потом он воскликнул с тревогой, когда не смог его поднять. Как и Опаль раньше, магия не позволяла мельнику забрать золото.

— Нет сделки — нет золота, — сказал я с улыбкой.

— Почему ты... — набросился на меня мельник.

— Я хочу кое-что сказать, — проговорила Опаль.

— Не сейчас, девочка, — мельник схватил меня за ухо и повернул его.

— Нет! Я королева! — Опаль стояла, а за спиной у нее маячили Фредерик и Бруно. — Больше ты мне не приказываешь! Я королева.

Мельник выпустил меня, толкнув так сильно, что я упал на пол, почти прихватив с собой корзинку Арчи. Одно из гнезд шлепнулось на пол, и фей сонно вышел из него. Он вспорхнул мне на руку.

— Ты, — сказала Опаль, наставив на меня дрожащий палец. — Ты сказал мне, если я угадаю твое имя за три дня, ты вернешь мне ребенка.

Я уставился на Опаль. Она что, хотел поиграть в угадайку?

— Я не...

— Нет! — прокричала она. — Ты обещал, а я собираюсь назвать твое имя. Ты отдашь мне обратно моего малыша.

Она встала передо мной. Все молчали, ожидая, что же она сделает.

— Тебя зовут Роберт? Нет. Дэн? Это не Бальтазар, и не Навухадоноссер, и не Вертихвост. Я знаю, что тебя зовут, — она повернулась ко мне с торжеством на лице, — тебя зовут Румпельштильцхен? — она откинула голову назад и, словно безумная, рассмеялась. Позади нее ухмылялись Фредерик с Бруно, будто между ними был какой-то приятный секрет. Должно быть, они услышали, как я произнес свое имя возле яблони.

Румпельштильцхен. Да. Именно так меня и зовут. Я почти забыл. На какое-то время я вновь стал Румпом, маленьким и беспомощным. Но я больше уже не был маленьким. Я не был глупым. Я не был слабым. Я был связан по рукам и ногам, но я был сильным и умным. Я сам был штильцхеном. Я поднялся с пола, и фей улетел.

— А теперь отдай мне моего ребенка! — прокричала Опаль. Она подбежала к корзинке и выхватила Арчи. Выкатилось еще одно гнездо.

Взглянув на ребенка с засохшей грязью на лице, она завопила:

— Что ты с ним сделал, ты, демон! — она бросилась на меня, угрожающе выставив ногти и оскалив зубы, словно дикий зверь.

Вот оно. Все произошло так быстро, но каким-то образом мой мозг ускорился, а окружающее замедлилось. Все то, что я теперь знал: свое имя, свою судьбу, свою силу — слилось в одно целое и сделало меня сильным, а ум ясным, и я понял, что мне нужно делать.

Гляди под ноги.

— Да, да, да! — закричал я. — Ты права! Меня зовут Румпельштильцхен! — тут я наступил ногой на гнездо фей, и воздух наполнился шипением, как будто закипел чайник. Я пнул еще одно гнездо и еще. Половицы у меня под ногами скрипели и ходили ходуном. Все словно застыли, глядя на меня. Шипение сменилось пронзительным визгом, и комната наполнилась феями.

Опаль вскрикнула и закрыла собой ребенка, пока мельник с сыновьями бессмысленно взмахивали руками и ногами. Я вытряхнул свое пальто и забросал грязью себя и Краснушку как раз перед тем, как феи обрушились на нас. Их рой уклонился от облака пыли над нами и вместо этого нацелился на мельника с его сыновей.

Я резко заставил Краснушку встать и снова начал топать по скрипучему полуразрушенному полу, ослабленному постоянным хождением Опаль. Это продолжалось, пока доски не затрещали, и я подбросил последнее гнездо с феями к прялке прямо перед тем, как пол не выдержал. Феи буквально взорвались над золотом, когда мы с Краснушкой провалились вниз.

Мы приземлились на гору картошки — теперь картофельного пюре — прямо на кухне замка.

Марта закричала, занося над нами длинный нож.

— Ох, это ты, Роберт! — воскликнула она, увидев мое лицо, и опустила нож.

Я поднялся и отряхнулся.

— Здравствуйте, Марта. Можно мне позаимствовать это? — я забрал из ее рук нож и перерезал веревки на запястьях и лодыжках Краснушки. Она выплюнула кляп и тяжело задышала.

Марта перевела взгляд с потолка на нас с Краснушкой. Над нами раздавались крики и вопли, феи должно быть с ума сходили от количества золота.

— Роберт, во имя Господа, что...

— Меня зовут не Роберт, — перебил я Марту, — а Румпельштильцхен.

— Румп... как? — переспросила она.

— Румпельштильцхен. Разве не чудесное имя? Когда-нибудь я расскажу тебе свою историю, она того стоит, но сейчас не самое подходящее время. Можно нам..? — я кивнул в сторону кухонной двери. У Марты просто челюсть отвисла. Она перевела взгляд с меня туда, откуда раздавались крики, вопли, топот ног и треск потолка. Я взял за руку Краснушку и двинулся к двери.

— Стойте! — окликнула нас Марта. — Возьмите пирогов!

Мы схватили еду, поблагодарили Марту и помчались изо всех сил.

 

Глава 32

Пока всеобщее внимание было приковано к переполоху наверху, мы поспешно выскользнули через ворота. Феи начали швырять мотки с золотом из окон, а мужчины и женщины старались поднять их, но, конечно же, не могли. Как только золото касалось земли, оно будто сливалось с ней. Мы слышали, как люди кричали в попытках оторвать его от земли и на них тут же нападали феи. Наверно феи решили, что золото принадлежало им. Теперь они устроят золотые гнездышки по всему замку.

К тому времени, как мы достигли подножья Горы, наступил вечер. Пока мы с Краснушкой шли, мы почти не разговаривали. Мы замерзли, устали и испачкались, но, по крайней мере, мы были сыты пирогами, которыми угостила нас Марта.

Пока мы медленно взбирались на Гору, Краснушка постоянно оглядывалась на замок, лицо ее выражало беспокойство.

— Они не будут преследовать нас, — сказал я, — им есть чем заняться.

— Нет, я не об этом... просто... думаешь, у них всё будет в порядке?

Я не мог удержаться от смеха. Неужто Краснушка волнуется о мельнике!

— Конечно, у них всё будет в порядке, как только сойдут припухлости от укусов фей.

Мы оба засмеялись, а по нашим лицам, вымазанным грязью, текли слезы.

— Как ты это сделал? — спросила Краснушка. — Ну, как тебе удалось всё провернуть?

Я улыбнулся: -

 Хорошее имя может сослужить тебе хорошую службу.

Я поведал Краснушке обо всем, что случилось, когда Фредерик и Бруно вывели меня на улицу, о том, как я узнал своё имя и о плане побега.

— Румпельштильцхен, — медленно выговорила она. — Это невероятно. Ты заколдован, просто опутан чарами, но в то же время ты очень силен!

— А кто слаб?

Она потрепала меня по голове:

— А ты намного умнее, чем кажешься.

Ну, что тут скажешь, такова дружба!

— И ты, на самом деле выше меня, — сказала она, держа руку у моей головы. — Хотя это ничего ещё не значит, — завершила она свою речь, треснув меня по руке.

Такая вот дружба!

Мы подошли к деревне как раз, когда солнце садилось, озаряя снег сияющим розовым светом. В доме Бабули было темно, пусто и холодно, смотрелся он очень одиноким.

— Можешь пойти ко мне. Мама не будет против. Возможно, она захочет поблагодарить тебя за то, что, ну, ты спас мне жизнь.

— Может быть, чуть позже.

Краснушка кивнула. Она всё понимала. После всего, что произошло, мне необходимо было побыть одному.

Я бродил по Деревне, заглядывая в освещенные свечами окна домов, где ужинали семьи или детки уютно спали в своих кроватках.

Я прошел мимо мельницы, тихой и заброшенной. Интересно, кто теперь будет мельником? Уж, наверно, не такой жадина, как Освальд.

Я прошел через прииски, где валялись инструменты и миски, наполненные грязью, что свидетельствовало о том, что жители деревни по-прежнему не преуспевают в поисках золота.

Я зашел в Леса и ощутил всю таинственность тех мест. Как-нибудь зайду к Бабушке Краснушки и поблагодарю её.

Ничего не изменилось ни на Горе, ни в деревне, но для меня всё было другим, наверно, потому что я изменился.

Когда я вернулся домой, то заметил кое-что, что действительно поменялось. Перед домом я заметил молодой росток, который торчал из снега. Это моё зернышко выросло! Должно быть, Краснушка приходила и поливала его, а, может быть, даже её бабушка. Мелочи могут превратиться во что-то значительное. Что получится из этого ростка? Надеюсь, что гигантская яблоня.

В доме я обнаружил прялку, которая стояла перед камином, старую и поцарапанную. Сколько бед она причинила, но для меня она была по-прежнему прекрасна, потому что некогда принадлежала моей маме. Теперь я знал, какую судьбу она мне желала. Я провел руками по веретену; скрип, который она издавала, казался мне музыкой. Катушка от этой прялки лежала у меня в мешке. Я вынул её и установил на веретено. Я собрал несколько соломинок с пола и крепко сжал их в руке.

Когда-то Краснушка сказала, что всё волшебство было внутри меня. Она была права. Но Ида говорила, что волшебство было повсюду: в небесах, в воздухе, в солнце. И она тоже была права. Волшебство было и внутри меня и снаружи, повсюду. И у каждого отдельно взятого предмета было своё волшебство, единственное в своем роде. У деревьев, у троллей, у зайцев и белок, у гор и рек. Волшебство было в моих ногах, руках и в моем сердце. Я начал прясть и почувствовал это. «Солома есть солома», — думал я. Солома потрескивала в колесе, она парила в воздухе, сияя в свете луны, как крупинки золота. Как золото, но это было не золото. Красота. Бабуле и маме бы понравилось. Я почти ощущал их присутствие. И ведь это тоже волшебство — чувствовать присутствие тех, кого уже нет рядом…

 

Эпилог

Имя определяет твою судьбу

Ещё несколько следующих недель я просыпался, слыша звук своего имени. Этот звук был прекрасен, напоминал необычайно чудесную музыку. Мне захотелось, чтобы у всего, что окружало меня, было имя. Не только у людей, но и у животных, у деревень, у дорог и королевств, даже у гор должно было быть имя.

Когда пришла весна, мы с Краснушкой забрались высоко-высоко на Гору, так высоко, что смогли увидеть Деревню целиком и все дороги, Королевство и ещё дальше, где еле различались деревни ВонТам и ЗаПределами. Передо мной простирался весь путь, который я проделал. Я размечтался, что смогу увидеть троллей в Восточных лесах, которые хлебали тину, а может быть, кушали яблоки. Я представил, что вижу своих тётушек в ВонТам, которые пряли волшебное полотно, представил Иду, которая сочиняла стишки и пекла торт. Однажды я обязательно их снова навещу и буду прясть с ними, соединяя своё волшебство с их. И вместо того, чтобы вить из меня веревки, магия соединит нас вместе. Но сейчас я был дома, там, где всё начиналось. И у меня было одно незавершенное дело.

— Я собираюсь дать имя Горе, — сказал я.

— Зачем? — спросила Краснушка. — Горе же не нужна судьба, как нам.

— Нужна, — ответил я. — Всё в мире должно иметь судьбу. Всё должно соединяться и переплетаться с нашими судьбами.

— Чувствую я, что быть беде, — сказала Краснушка.

Я улыбнулся:

— Ну, может и быть. Но разве в судьбе может быть всё гладко?

Иименно в тот момент, стоя там, я выкрикнул имя своей Горы. Имя, которое воспарило в небо и ушло в облака. Я чувствовал, как магическая сила распространялась по всей Горе, впитывалась в землю, протекала прямо под моими ногами, наполняя всё судьбоносной силой.

Имя — это огромная сила.