Пустышка в Мышку, Мышка в Целый Выводок

Глава 3

Жадный Мельник и Его Дочь

Я проснулся от звона деревенского колокола, который ознаменовал начало нового рабочего дня. Бабуля всё ещё спала, поэтому я взял немного сухарей, козьего сыра и вышел на улицу.

Ко мне, стрекоча и повизгивая, моментально подлетели феи. Я отшатнулся и отмахнулся от них. А потом наступил в лепешку, оставленную Ничто.

Такова уж моя судьба.

Прямо передо мной пробежал гном, чуть не сбив меня с ног. Он проскандировал:

 — Сообщение для Бертрана, сообщение для Бертрана.

Снова и снова. И он не замолчит, пока не отыщет этого Бертрана.

Гномы очень полезны в Королевстве, особенно в Деревне, где никто не умеет читать письма. Бабуля научила меня немного, но гномы обожали распространять новости и доставлять послания. У них было в некотором роде чутье, позволявшее им определять, где находится нужный им человек, и они никогда не останавливались, пока не отыскивали его.

Другие гномы также вылезали из своих норок, желая собрать письма и передать их правильным адресатам. Норки гномов располагались по всей деревне: посреди дорог, между корней деревьев и в камнях. Выглядели они как обычные кроличьи норки, отличаясь лишь тем, что, предположительно, все они вели к огромной подземной пещере, в которой гномы держали запасы еды. Так все мы думали, потому гномы довольно прожорливы, но никогда нельзя было увидеть, как кто-то из них ест на виду. Однажды Фредерик с Бруно попытались докопаться до их запасов, но сдались, безрезультатно выкопав двенадцатифутовую яму.

В тот день работа на прииске была сущим кошмаром. Мой палец сильно пульсировал, впрочем, как и моя голова. А Фредерик и Бруно забавлялись тем, что стрелялись в меня голышами каждый раз, когда шли промывать грязь. Весь день меня одолевали феи. Я надеялся, что это верный знак того, что вскоре найду много золота, но так ничего не нашел.

По окончании рабочего дня все отправились на мельницу. Сегодня должны были раздавать паек. Я шел за Краснушкой, ощущая как мой живот урчит, скандируя на каждом шаге — еда, еда, еда!

На мельнице было неспокойно. Старый Руперт грозил кулаком в лицо мельника.

— Ты, мерзкий лгун! Ты нас обманываешь! Сколько мешков золота я добыл?! Да я заработал в десять раз больше того зерна, что ты даешь мне! — Старый Руперт был хрупким стариком, который с трудом мог передвигаться, однако всё ещё продолжал работать киркой на приисках.

— При всем моём уважении, дорогой Руперт, — ответил мельник заискивающим тоном. — Я дал вам ровно столько, сколько причитается. После помола зерна всегда кажется меньше.

— Вздор! Я приношу много золота, вы только посмотрите! Вы считаете, что это справедливо? — Руперт потряс мешком с мукой перед мельником, потом повернулся и помахал мешком перед всеми жителями деревни. Муки в мешке едва хватило бы, чтобы испечь две буханки хлеба.

— Времена сейчас трудные, — сказал мельник. — Нам всем надо бы затянуть пояса потуже. Он рассмеялся, а вместе с ним рассмеялся его огромный живот. Так удачно мог пошутить только толстый мельник с десятком пухлястых детишек!

— Ты грязный, гадкий обманщик!

— Ах так, Руперт, — предупреждающим тоном сказал мельник. — Такая черная неблагодарность тебе боком выйдет. Смею предположить, что на следующей неделе для тебя вообще не будет никакого пайка!

Руперт затих. Он поплелся прочь вниз по дороге, ругаясь так, что всем было слышно.

Следующая женщина безмолвно приняла свой скудный паек, равно как и остальные.

Бабуля всегда говорит, что мельник Освальд — обманщик. Королевский сборщик налогов не любит приезжать на Гору чаще, чем должен, поэтому он просто присылает телеги с едой и другими товарами и поручает Освальду распоряжаться ими на своё усмотрение за золото, добытое нами. Бабушка говорит, что Освальд всегда забирает себе больше, чем ему причитается. Но что мы могли сделать? Последнее время мы добыли совсем мало золота, к тому же мы не знали, насколько велики запасы еды. Это было ведомо только Освальду, поэтому он и решал, сколько еды мы заработали за неделю. Вся деревня голодала, за исключением мельника и его семьи. Может ли имя сделать кого-то жадным, так же как моё имя сделало меня маленьким?

По мере того, как я приближался, моё внимание привлекло вращение. Опаль, дочь мельника, пряла на крыльце. Я наблюдал за ней, не в силах пошевелиться. Я вглядывался, как её ноги нажимали на педаль и как её руки ритмично плели пряжу. Шерсть становилась тонкой, уплотнялась и трансформировалась, будто по волшебству.

— Нравится прясть? — мельник стоял прямо передо мной, а вокруг уже никого не было. Сколько же я стоял тут, наблюдая за ней?

— Мне просто любопытно как это работает, — ответил я.

Мельник поднял густые брови.

— Прясть — женское занятие, но она могла бы тебе показать... за определенную плату. — Он поднял два мешка еды, наш паек. Я хотел было согласиться. Что-то внутри меня перевернулось. Мои ноги отбивали ритм вместе с ногами Опаль. Мои пальцы жаждали крутить колесо прялки; как же мне хотелось смотреть, как происходит трансформация шерсти в пряжу. Я почти согласился, но вдруг я вспомнил о бабушке. Я мог бы голодать неделями, лишь бы научиться прясть, но бабушку я предать не мог.

— Нет, — ответил я. — Мне просто нравится смотреть.

— Да, моя Опаль — настоящее сокровище этой Горы. Её ждет прекрасное замужество, — ответил мельник.

Моё лицо вспыхнуло. Я совсем не о ней говорил. С чего мне вообще ей восхищаться?

Да, она была хорошенькая, золотистые волосы, алые губы. Ханс Джейкоб предлагал мельнику четырех овец и дойную корову за женитьбу на Опаль. Это было целое состояние! Но мельник категорически отказался. Он считал, Опаль стоила гораздо большего; все подумали, что мельник просто сошел с ума. Он что, хотел выдать свою дочь за королевскую особу?

В тот самый момент Опаль посмотрела на меня, и я заметил то, чего раньше никогда не замечал. Она была красива, да, но лицо её было каким-то пустым. Опаль уставилась на меня, высунула язык, как лягушка, которая ловит мух. Не очень-то красиво. Она повторила движение, выглядело это как нервный тик. Я подумал, заметил ли Ханс Джейкоб подобное, если да, возможно, ему стало легче пережить отказ.

Мельник положил паек к моим ногам.

— Добудь побольше золота, и я скажу Опаль, чтобы научила тебя прясть. У неё отлично получается, но я знавал таких, у которых, как бы сказать... дар от природы. — Он посмотрел на меня, странно улыбаясь. Он что, проявлял доброту? Не думал я, что мельник был способен на это.

Я отнес паек домой, но поскольку бабуля отдыхала, поесть дома было нечего, кроме кусочка сыра. Я накормил Молочко, Ничто и куриц, а они блеяли, кудахтали и вымаливали добавку. У лица порхали феи, а под ногами проскакал гном, скандируя: "Сообщение для Гертруды! Сообщение для Гертруды" с настойчивостью в голосе. Еще один ребенок, наверное.

Вдруг мир показался мне шумным и переполненным. Я не хотел быть рядом с кем-либо или с чем-либо. Я хотел остаться один. А на Горе есть только одно такое место, где можно побыть одному. Это Леса.

Большинство людей избегают Лесов из-за троллей и орков. Ещё там живет Ведьма Лесов, а от ведьм лучше держаться подальше. Я слышал про одну ведьму, которая отлавливала детишек и готовила их на ужин! А бабуля рассказывала мне про ведьму, которая выхватила малышку прямо из рук родителей и заперла её в башне, откуда та так и не смогла выбраться. Как же это гадко — украсть малыша!

Но самая большая опасность от ведьм — это их магическая сила. Не стоит и упоминать о тех ужасах, которые могли творить ведьмы: нагнать ураган прямо над твоей головой или превратить тебя в жирную свинью, чтобы полакомиться тобой на обед. Будучи худощавым, я не хотел рисковать, поэтому далеко в лес заходить не стал, зашел ровно настолько, где был окружен высокими деревьями, и никто из Деревни не мог меня видеть. Повсюду стояли пеньки, оставленные дровосеком. Он был единственным, кто когда-либо заходил глубоко в леса. На один из этих пеньков я и уселся.

Сквозь деревья я мог разглядеть долину, в которой простиралось Королевство. Дома казались такими маленькими, что я мог накрыть их большим пальцем. За домами стоял королевский дворец, который я смог накрыть, используя обе руки. За дворцом ничего не было, кроме дорог, которые вели к деревням ВонТам и ЗаПределами.

Точно так же, как мы не даем имена нашим животным, мы не даем названия местам, в которых живем, мы просто пользуемся их названиями, ну, или даем название по местам, где они расположены: Гора, Королевство, ВонТам... Мне кажется это скучным, но я подозреваю, что мы тратим столько сил и энергии, давая имена нашим детям, что просто ни на что больше её не хватает.

Мне на руку сел фей, я прогнал его. Он запищал и, щебеча, бросился на меня снова.

У фея были голубые волосы и большие зеркальные крылья. Он казался таким милым и безобидным, что я позабыл про разум и поднес к нему палец, словно фей был ручной птичкой. Он сел на него и хихикнул. У фея был такой самодовольный и дразнящий взгляд, словно он знал про меня какую-то тайну. Может быть, он знал, где зарыто много золота.

На меня сели еще две феи. Я осторожно их стряхнул. Они умчались прочь, но потом вернулись. Одна села мне на плечо, вторая — на ухо, а потом прилетели еще и еще. Они танцевали у меня на голове, на руках и пальцах, и все щебетали и попискивали. Я попытался стряхнуть их, но потерял равновесие и упал на пенек.

А потом феи на меня напали. Они прилетали прямо в меня, словно маленькие разноцветные искорки. Одна укусила меня за ладонь. Некоторые кусали меня за руки. Я пинался и извивался, чтобы прогнать их.

— Ах, вы, стервятники! — прокричал я, но они визжали и нападали на меня, словно летающая армия. Другие кусали меня за шею.

Потом на меня сверху что-то посыпалось, а когда я открыл рот, чтобы закричать, в него тут же набилось полным-полно грязи. Она все сыпалась сверху. Это был какой-то грязевой дождь. Феи закричали громче, чем обычно, и роем улетели. Когда я очистил от грязи глаза, их уже не было, а я увидел девочку.

Это была Краснушка.

Она серьезно на меня посмотрела и сказала:

-Ты что, сделан из золота?

 

Глава 4

Краснушка и Ее Бабушка

Лежа на земле, словно придушенный цыпленок, я посмотрел на Краснушку снизу вверх.

— Феи не ведут себя так, если только твои карманы не полны золота, — сказала она. — Ты что, украл часть?

— Нет, — ответил я, вскакивая на ноги. Затем я стряхнул грязь и немного отступил назад. Несмотря на то, что Краснушка никогда не смеялась надо мной, она все же немного меня нервировала. Однажды она ударила мальчика, который дразнил ее, в нос кулаком так сильно, что ее имя текло по его лицу. Именно тогда всем стала понятна ее судьба.

— Я не собираюсь бить тебя, — она словно прочитала мои мысли. — Что ты делаешь в Лесу?

— Просто думаю, — ответил я, собираясь спросить ее о том же. Но Краснушка внезапно шагнула вперед и указала на мою шею.

— Они покусали тебя, — сказала она, подозрительно глядя на меня. — Феи не пристают, пока рядом нет золота. И уж точно не кусают, если у тебя его нет, причем немало.

Внезапно я почувствовал пульсирующую боль во всем теле. Четыре пальца выглядели будто сосиски, на руке увеличивался синяк, а воротник сдавил опухшую шею. Краснушка была права. Я никогда не видел, чтобы фея кусалась, если только у тебя не было кучи золота. Но у меня его не было. Я вывернул карманы и продемонстрировал руки Краснушке.

— Как ты избавилась от фей?

Она подняла кулаки и выронила грязь.

— Феи ненавидят быть грязными, они любят сверкать.

Мне бы стоило держать горшок с грязью возле кровати и рядом с очагом. Учитывая, как меня отделали, не помешало бы всюду таскать за собой мешок с грязью.

Деревенский колокол зазвонил, заставив нас обоих подпрыгнуть от неожиданности.

— Ребенок родился, — произнесла Краснушка.

— Да, — ответил я.

Вскоре по деревне побежит гном, сообщая имя ребенка. Когда жители узнают имя, все станут обсуждать его особенности, длину, звуки. Обсудят и то, какая судьба уготована ребенку.

— Ненавижу колокол, — сказала Краснушка.

— Я тоже.

— И ненавижу гномов.

— Я тоже.

Мысленно я всегда представлял, как звонит колокол и бегут гномы, крича: "Румп! Румп! Имя новорожденного зовут — Румп!" Мне стало интересно, смущена ли Краснушка, она выглядела по-другому. Может, мы оба одиноки именно из-за наших имен.

— Почему мы даем имена только детям? — внезапно спросил я.

— Что ты имеешь в виду?

— Почему мы не даем имя Горе или Королевству, дорогам, животным или даже Лесу?

Краснушка насмешливо посмотрела на меня.

— Этим вещам не нужны имена, — ответила она. — Все это знают. В именах скрыта сила, и она не должна впустую тратиться на что-то неживое. Деревня не нуждается в судьбе.

— Но иногда место может жить, чувствовать свою мощь и судьбу, как если бы она у него была. Эти деревья — они живые.

— Да, живые, — согласилась Краснушка. — Но это не значит, что им необходимы имена. У них нет судьбы, а у нас она есть.

— А как насчет Деревни? Разве не славно было бы назвать ее Астерией или Оченлефом? И если бы ты захотела отправиться в путешествие, ты бы могла сказать: "Наконец-то я покидаю Астерию!" А когда возвращалась бы домой, то сказала бы: "Ах, милый Оченлеф, моя родина". Это приветствие давно потерянного друга, а не какой-то горы из металла или просто земли. Возможно, тогда у нее появилась бы судьба.

— Это самая сумасшедшая мысль, которую я когда-либо слышала, — сказала Краснушка, но ее губы улыбались.

В отдалении были слышны гномы, кричащие что-то своими резкими голосами. В конце концов, один из них пробежал мимо нас.

— Шерстянка! Имя новорожденной девочки — Шерстянка! Шерстянка!

Мы с Краснушкой уставились друг на друга и прыснули со смеху. Мы смеялись и хохотали, держась за животы, пока слезы не потекли у нас из глаз, как вдруг что-то появилось из темноты между деревьями, надвигаясь прямо на Краснушку.

Я перестал смеяться. Краснушка еще хихикала, когда худая узловатая рука легла ей на плечо. Она обернулась и взвизгнула.

— Бабушка! — она нервно посмотрела по сторонам, как будто кто-то наблюдал за нами. — Ч-ч-что ты здесь делаешь?

— Я иду, куда пожелаю, девочка моя, — ее голос был удивительно тверд, несмотря на то, что выглядела она весьма старой. Щеки свисали ниже подбородка, а опиралась она на корявую палку, которая тряслась в ее руке.

— Но...

— Придержи свое но! Что такого смешного?

— Ничего, — ответила Краснушка. Она слегка подтолкнула меня локтем, не сводя глаз с бабушки.

— Совсем ничего, — мой голос дрогнул.

Старушка искоса взглянула на меня.

— Ты живешь у Элсбит.

— Я ее внук.

— И как она поживает? Несомненно, по-прежнему ворчливая старая перечница.

— Да, мэм. В смысле, нет, мэм, она в порядке.

— Ты единственный, у кого только половина имени.

Я шаркнул ногой и взглянул на Краснушку.

— Ох, прекрати бессмысленно беспокоиться. Краснушка все знает, и она никому не скажет.

Откуда они знают? Бабуля велела мне никогда и никому не говорить, что Румп — мое неполное имя. Некоторые могли посчитать человека с половиной имени умственно отсталым или даже опасным.

Бабушка Краснушки наклонилась к моему лицу. У нее был сильный, но не отталкивающий запах, как у растений.

— Хм, — она вглядывалась в мои глаза. — Ты узнаешь его.

— Кого?

— Твое имя, полное имя.

— Правда?

Старушка внезапно изменилась, выглядела она теперь очень мудрой и как-то даже менее сгорбленной и морщинистой.

— Но не раньше, чем столкнешься с кучей неприятностей. И тебе необходимо вначале найти свою судьбу.

— Но я думал, что мое имя и есть моя судьба.

— Нет, нет, совсем наоборот. Найдя судьбу, ты обретешь и свое имя. Она как раз у тебя под ногами.

Я посмотрел себе под ноги. Обычная земля.

Я совершенно запутался. Бабушка Краснушки нагнулась еще ниже и сгорбилась так сильно, что теперь ее лицо было на одном уровне с моим. Казалось, она одновременно смотрит сквозь меня, вокруг меня и за меня.

— Еще кое-что, — и она указала своим узловатым пальцем на меня. — Смотри под ноги.

— Под ноги?

Старушка проигнорировала мой вопрос и взглянула куда-то между мной и Краснушкой.

— А из-за чего хиханьки-хаханьки, вы двое?

— Не из-за чего, — мы с Краснушкой настаивали на своем.

— Да было из-за чего. Вам показалось смешным имя новорожденного ребенка? Я вот не думаю, что у кого-то из вас было право смеяться над таким именем.

— Разве у нас меньше прав, чем у других? — спросил я. — Ой!

Каблук Краснушки вонзился мне в ногу, но ее бабушка только слегка улыбнулась.

— Для мальчишки с половиной имени ты весьма смышлен, внук Элсбит, — сказала она. — Передай старой ворчливой перечнице мои наилучшие пожелания.

Я глядел ей вслед, пока она ковыляла прочь и не исчезла за деревьями.

— Странная у тебя бабушка.

Краснушка покраснела с головы до пят и наступила мне на другую ногу.

— Она не странная, — и она зашагала прочь, бросив мне в лицо комок грязи.

По крайней мере, мне можно не опасаться очередного нападения фей.

Дома я передал бабуле наилучшие пожелания от бабушки Краснушки, опустив то, как она ее назвала.

— Пфф, — фыркнула бабуля. — Старая ворчливая перечница.

Что ж, наверное, все пожилые женщины такого мнения друг о друге.

В ту ночь я долго не мог уснуть, слова старушки пронзали мысли и не давали спать. Она сказала, я узнаю свое имя. Но как? Я забыл спросить ее как. Потом она сказала, что я столкнусь с кучей неприятностей, каким образом? Наконец, я должен смотреть под ноги. Возможно, это просто общий совет, у меня часто заплетались ноги.

А в голове прокручивались снова и снова одни и те же слова: «…найдя судьбу, обретешь имя». Где же она, моя судьба?

Не знаю, почему я продолжал смотреть на прялку. Она застыла в лунном свете, дожидаясь своего часа. Того дня, когда я начну прясть.

 

Глава 5

Когда наступил следующий день раздачи пайков, мы с Краснушкой возвращались с прииска вместе. Мы прижимали эти мешочки к себе, содержимое которых было обещанием свежего хлеба. Мне хотелось побольше узнать у Краснушки о её бабушке и о тех странностях, которые она мне наговорила, но я не осмеливался спросить после её реакции на моё замечание о том, что её бабушка была странновата. Иногда Краснушка выходила из себя из-за таких мелочей! А что это были за мелочи — предсказать невозможно, вот в чем кроется опасность общения с Краснушкой: её абсолютная непредсказуемость.

Вдруг Краснушка заохала, и я увидел высокого тощего человека, который прислонился к дереву, с его плеча свисал гигантский мешок.

— Это же уличный торговец Кесслер! — прокричал я.

Человек повернулся ко мне, стянул с головы шляпу и поклонился. Его светло-рыжие волосы торчали во все стороны. Кесслер был единственным человеком из Королевства, которого мы когда-либо видели, не считая сборщика налогов. Он приходил на Гору, чтобы продать товары из Королевства: цветные нитки, глиняные горшки и деревянные ложки. Иногда он торговал золотом (скорее всего с наших приисков), переплавленным в кольца, браслеты или цепочки. Комично, не так ли? Мы добывали всё это золото, но не могли позволить себе его выкупить. Но меня не интересовало золото, а то, что мне больше всего было нужно от Кесслера, не скрывалось в его старом заплатанном мешке.

— Детки! — заговорил Кесслер. Он огляделся, чтобы убедиться, что мы были одни, затем прошептал: — Не хотите ли заклинаний, магии?

Волшебство! Я было сделал шаг вперед, но Краснушка схватила меня за ворот и дернула назад.

— Конечно же, нет! — фыркнула она.

— Говори за себя! — Я высвободился. Я слышал, как Бруно и Фредерик обсуждали магические способности Кесслера. Ничего общего с тем, как ведьмы превращают кого-то в жабу или вызывают ураган. Он мог дотронуться до огня, заставить что-то исчезнуть или превратить одну вещицу в другую. Вот, что я хотел увидеть больше всего на свете: превращения.

— Всего-то за горстку зерна, — сказал Кесслер.

Я замялся. Бабуля взбесилась бы, узнав, что я выменял пусть даже крошечную часть нашей пищи на фокус. Начнем с того, что у нас еды и так было ничтожно мало. Кроме того, она не одобряла магию. Я замотал головой и отступил назад.

— Да ладно тебе, всего одна пригоршня. Из-за неё ты не умрешь с голода. Готов поспорить, что ты уже давненько не развлекался, только и делаешь, что копаешь, — едва улыбаясь, сказал Кесслер. Внезапно я увидел в его глазах голод, увидел его впалые щеки, придававшие его лицу заостренный вид. Похоже, он был ещё более голоден, чем я, раз был готов показывать фокусы за горсть зерна. Так ли сильно я был голоден до волшебства?

— А вы можете сделать превращения?

— Конечно, конечно! — он поманил меня ближе.

— Не делай этого, Румп, — я обернулся и увидел, как Краснушка пристально смотрела на Кесслера, обхватив свой паек обеими руками.

— Вреда не будет, — нахмурился Кесслер

— Кто бы говорил, — сказала Краснушка, в её голосе вдруг проскользнуло что-то материнское. — Когда вы появились в прошлый раз, то подожгли Гусу волосы!

— Ну, немного....

— А вспомните Хельгу с её бородавкой...

— Чистое совпадение! — воскликнул Кесслер, прерывая её нервным смешком. Он полез в карманы. — Смотрите, видите? Ни огня, ни бородавок, я только превращу этот комочек пуха в... мышь! — Он помахал этим комочком перед моим лицом. Неужели он, в самом деле, мог превратить его в мышь? Бабуля рассказывала мне истории о превращениях мышей в лошадей, а обычной тыквы в золотую повозку. Ну не здорово ли было бы увидеть, как комочек пуха превращается в настоящую мышь?

— Румп, не надо, — стиснув зубы, произнесла Краснушка.

 Я не обращал на неё внимания. Всего-то горсточка зерна. Бабуля даже и не заметит, а чтобы всё было честно, утром я не стану завтракать.

Я раскрыл свой мешок и Кесслер выудил из своего кармана оловянную чашку. Он быстро зачерпнул кучу муки и снова засунул чашку в карман. У меня свело живот. Мне придется пропустить три завтрака, учитывая то количество муки, которое он забрал. Краснушка фыркнула от разочарования.

— А теперь, —  сказал Кесслер, держа в руках кусочек пуха, — я совершу превращение этого комочка в мышь!

Кесслер взял комочек обеими руками и поднес к своему лицу. Он неразборчиво что-то проговорил, его глаза расширились и остекленели.

Пушок задрожал и начал раздуваться. С одного конца показался хвост, на другом конце отрасли уши и показалась маленькая мордочка, которая издавала тоненький писк. Последними, для придания формы, вылезли четыре лапки и два глаза, похожих на бусины.

Мышь! Он превратил пушок в мышь!

— Ты это видела? — спросил я Краснушку, указывая на мышь.

— Видела-видела, — раздраженно ответила Краснушка.

Я улыбнулся Кесслеру, а тот улыбнулся мне в ответ и положил мышь в нагрудный карман.

 — В следующий раз, возможно, я превращу эту мышь в кота. Ага, точно!

Мы опустили глаза и увидели, как к нам бежит ещё одна мышь. А затем ещё одна и ещё. Да, да, да! Шесть мышей крутились под ногами Кесслера.

— Ну-ка, посмотрите! — он достал из своего кармана мышь. — Все они пришли поприветствовать своего нового друга! Ну, разве это не волшебно?!

Я закивал в согласии, как вдруг услышал странные звуки, стук, как от дождя, а также далекий писк, как будто надо мной пролетала стая птиц. Звук приближался.

— Ну вот, начинается, — сказала Краснушка.

Глаза Кесслера расширились. Он поднял мышь вверх и уставился на неё:

 — О, о бо..

Затем последовал взрыв из мышей. Сотни мышей валили с деревьев, из нор в земле, из окон и дверных щелей. Крики и вопли проносились эхом по всей Горе. Что-то рухнуло в доме неподалеку, и оттуда, распахнув дверь, выбежал человек, ноги его были усыпаны пищащими мышами. Мыши слились воедино и направились к нам. Я вскарабкался на ближайшее дерево, обвивая его ногами.

— Ну, всё, мне пора, — Кесслер подтянул штаны, повесил мешок на плечо и побежал, гонимый мышами.

Краснушка рассмеялась и помотала головой:

 — Ну и дурак! Он до сих пор не понял, что ему пора завязывать с магией. Ему с огнем играть и то безопаснее.

— Но ведь Кесслер показывает только маленькие безобидные фокусы, что в этом такого?

— Любая магия несет за собой последствия, Румп, даже у маленьких фокусов могут быть большие последствия.

— Так что же, если бы он превратил тот пушок в белку, сейчас на нас бы белки напали?

— Да могло случиться всё, что угодно, ещё и похуже. Как, например, у него могли бы отрасти беличьи зубы, — Краснушка показала зубы и подергала носом, изображая белку.

Я рассмеялся. Краснушка перестала гримасничать и вновь стала серьезной и мрачной.

— Кесслер рискует ради еды, но однажды это ему боком выйдет. Возможно, он даже не успеет ничего съесть, его опередят мыши.

— Почему?

— Да потому что он избавился от всех мышей в Деревне!

Краснушка пристально посмотрела на меня, затем покачала головой и ушла.

Если бы я мог творить чудеса, я бы многое изменил навсегда, как, например, вырос бы или превратил весь пух в пищу. И в Гору положил бы побольше золота.

 Эти фокусы заставили меня желать ещё. Ещё магии, ещё превращений, и уж точно не с помощью Кесслера. Я хотел сам творить чудеса. Интересно, насколько разрушительными были бы тогда последствия?