Да. Я обещал Рене, что приду. Увидимся позже».

«Да. Я обещал Рене, что приду. Увидимся позже».

 

Эти слова были пустыми и не эмоциональными. Я не могла видеть его лицо, чтобы знать, улыбался ли он, когда писал сообщение, но интуиция подсказывала, что он сердился либо на меня, либо на себя, либо на кого-то еще. Если бы он использовал смайлик, я бы знала, что он шутит. Но Дасти не был похож на человека, который ставит смайлики в конце сообщения.

Я написала всего две буквы и отправила ему:

 

«ОК»

 

— Ты уверена, что все еще хочешь сделать это? — спросила Рене, втягивая воздух после целого дня подготовки к предмету, который я не то, что начать понимать, а даже произнести не могла.

— Я понимаю, я купила платье, а Ханна только этим и живет. Я отговорила её от плана Кэрри, сказав, что лучшая месть — это жить хорошо. Так что теперь её план состоит в том, чтобы жарко танцевать и хорошо проводить время, а потом любоваться их лицами. Мы увидим, если он сработает. Они, наверное, будут слишком пьяны, чтобы заметить, но это не имеет никакого значения, — ответила я.

Она села рядом со мной, за стол в столовой, где я изучала последние задания по английскому, присланные моими одноклассниками. Большинство из них заставляли меня желать обмануть свои глаза. Эти люди не имели уважения ни к себе, ни к окружающим. Вообще.

— Она когда-нибудь рассказывала тебе, что с ней случилось? Я имею в виду, видно, что она использовала пластическую хирургию. Вот почему на её коже такой странный рисунок. Трансплантаты из других частей тела... — Я знала это, но ничего не рассказала:

— Она просто сказала, что это долгая история... Ханна — такой человек, который не будет говорить о чем-то до тех пор, пока она сама не захочет. Читая между строк, это звучит довольно ужасающе. Как одна из тех вещей, которую ты бы хотел не знать. Я уверена, что она расскажет мне об этом в какой-то момент, но я не хочу заставлять её говорить об этом. Люди имеют причины, чтобы хранить секреты.

— Может быть, как и ты? — Она перекидывала мои волосы через плечо, но я видела, что она не сумасшедшая. — Я просто хочу, чтобы ты доверяла мне настолько, что могла рассказать всё.

— Это не потому, что я не хочу или не доверю тебе.

— Тогда почему, Джос? Мы через столько прошли вместе.

— Я знаю, я знаю. — Доверие здесь было абсолютно не причем. Это было больше похоже на... Если бы я рассказала ей, то опять открыла бы старую рану. И я не думаю, что она зажила бы в ближайшее время. Лучше было просто наложить повязку и надеяться, что со временем рана пройдет. Кроме того, я должна была иметь эту рану. Я должна была это нести.

Она встала и обняла меня, положив подбородок мне на плечо.

— Ты знаешь, что я люблю тебя? Ты моя любимая сестра, — я тоже обняла её:

— Я знаю. Ты тоже моя любимая сестра. А чего ты хочешь теперь? — Она засмеялась:

— Ничего. Я просто почувствовала, что должна была сделать это так, как мы не делали с раннего детства, — она была права. Наши мама и папа, а также разные приемные родители не испытывали привязанности друг к другу. Возможно, именно поэтому у меня и Рене были искаженные взгляды на любовь. Должно быть, детям нормальных родителей, которые любят друг друга, легко верить в любовь. Не то чтобы я не верила в существование любви...

Жизнь в доме, полном пар, которые без ума друг от друга, в значительной степени определяет твоё существование. Но возможно это только для некоторых людей?

Я имею в виду, что если любовь так повсеместно распространена, то почему так много людей разводятся? Мои родители утверждали, что любовь и честь вечны, а потом превратились во вчерашний день. Они просто неправильно любили? Или они неправильно выбрали человека для того, чтобы любить? Как, черт возьми, выбрать правильно?

— Хорошо, что ты так сказала, — ответила я и отпустила её, чтобы вернуться к домашней работе. В этом мире было лишь несколько людей, которым я могла сказать, что люблю их, и одного из них уже не было, и я не могла сказать ему это снова. — Люблю тебя, старшая сестра. —

Я должна не просто проживать дни, но и любить их. Так он сказал.