Отсюда не следует, однако, что вся масса народа без различия должна быть приобщена к политическому праву. Это значило бы дать перевес самой необразованной части общества.

 

 Всеобщее право голоса, неизбежное в демократии, неуместно в конституционной монархии.

 

 С одной стороны, оно представляет слишком большую фактическую силу, которая с трудом может быть уравновешена другими элементами. Перед нею и монархическая власть, и аристократические элементы умаляются в своем значении.

 

Бороться с нею мудрено; приходится делать постоянные уступки, которые ведут наконец к чистой демократии. С другой стороны, при числительном перевесе масса наименее способна к управлению. Для этого требуется высшее образование, а именно этого она лишена.

 

Конституционная монархия имеет то громадное преимущество перед демократическою республикой, что она может дать перевес образованным классам; в ней качество не поглощается количеством.

 

Отсюда двоякое правило для избирательной системы:

 1) право голоса должно распространяться на низшие классы, по мере того как в них пробуждается политический интерес и они принимают живое участие в политической жизни;

2) избирательная система должна быть устроена так, чтобы перевес имела мыслящая и образованная часть общества.

 

Это достигается различными комбинациями: установлением ценза, выбором по разрядам, умноженным правом голоса, представительством меньшинства и т. п.

 

 Политическое искусство законодателя состоит в том, чтоб установить систему, отвечающую настоящему состоянию общества и примиряющую все наличные интересы.

 

Но кроме избирательной системы важно фактическое направление выборов.

 

Всякое правительство, естественно, старается получить большинство, на которое бы оно могло опираться.

 

Если оно остается безучастным, а оппозиции предоставляется полная свобода действий, оно всегда будет побито.

 

 Но здесь возникает вопрос: до какой степени оно вправе употреблять государственные средства для борьбы с оппозицией, то есть для партийных целей?

Способы действия правительства при направлении выборов могут быть двоякого рода:

 1) произвольное распределение округов;

 2) давление на выборы посредством администрации.

 

Первое должно быть безусловно осуждено. Искусственная перекройка округов внушает недоверие к закону, бросает тень на правительство и подрывает авторитет представительного собрания. Округи должны определяться законом на основании естественной группировки местностей и союзов, а не произвольными распоряжениями власти.

 

Но и второе допустимо, лишь пока оно не переходит пределов юридически и нравственно дозволенного. Не только насилие и обман, но и всякое обещание выгод, что составляет косвенную форму подкупа, должны быть строго осуждены.

 

 Ничто так не возвышает нравственного авторитета собрания, а вместе и опирающегося на него правительства, как чистота выборов. Только этим укореняется в народе доверие к закону и власти.

 

 

Наоборот, там, где правительство может, действуя на выборы, всегда получить покорное большинство, представительство перестает быть выражением страны; оно становится зеркалом администрации.

 

При таких условиях конституционное правление обращается в призрак. Этим уничтожается доверие не только к собранно, но и к администрации, которая, вместо беспристрастного ведения общественных дел, становится чистым орудием партии.

 

 Так доселе происходяи выборы в Испании. Там правительство заранее определяет, сколько мест оно желает предоставить той или другой фракции оппозиции, и палата всегда выходит такая, какая ему нужна.

 

 При таком порядке все завесит от умеренности и благоразумия монарха.

 

Если он внимательно прислушивается к голосу общества и вверяет управление той или другой партии по основательном соображении всех наличных условий и обстоятельств, конституционные формы могут поддерживаться более или менее долгое время и приносить свою долю пользы.

 

 Но доверия к создаваемому правительством собранию все-таки нельзя иметь; нравственным авторитетом оно не может пользоваться.

 

 Если же монарх, вместо того чтоб играть роль беспристрастного судьи, сам становится на сторону одной партии, что составляет весьма обыкновенное явление, то оппозиции совершенно уже преграждается всякий доступ к правление, и тогда нападки ее обращаются не на одних министров, но и на поддерживающего их монарха.

 

 Через это сам конституционный порядок теряет настоящую почву; он становится поприщем безысходной борьбы.

 

 И меньшинство в палате, и оппозиционная журналистика направлены единственно к возбуждению народных страстей. Долго такие отношения существовать не могут. Либо призрак свободы исчезает, либо покоящаяся на нем власть претерпевает крушение.

 

 

В этом отношении парламентское правление имеет значительные преимущества перед односторонним действием королевской власти.

 

Опираясь на крепко организованную партию, оно может предоставить ей избирательную борьбу. Администрация остается в стороне, сохраняя нейтральное положение.

 

 Тогда выборы происходят совершенно свободно и результат их не оспаривается никем. Он является непререкаемым приговором общественного мнения. Так именно происходят выборы в Англии.

 

Но для того, чтобы оппозиция могла бороться с правительством при сколько-нибудь равных шансах, нужны известные условия:

 1) свобода печати и собраний;

 2) местное управление, более или менее независимое от центральной власти.

 

Последнее условие тем важнее, чем более избирательное право распространяется на низшие классы, которые всегда более подчиняются давлению власти, нежели люди, обеспеченные в своем материальном положении.

 

Во Франции во времена Реставрации все местное управление находилось в руках правительства; а между тем, при высоком цензе, последние представительные палаты при Карле Х, несмотря на распуска и на все усилия правительства, носили резко оппозиционный характер.

 

 Напротив, во времена Второй империи, при всеобщем праве голоса, хотя существовали выборные местные советы, правительство всегда получало покорные ему палаты.

 

 Это доказывает ту важную истину, что люди с независимым и обеспеченным положением служат самою твердою опорой всякого либерального порядка.

 

 Они не являются всегда послушными орудиями власти; но не для того установляется конституционная монархия.

 

Цель ее заключается в том, чтобы правительство находило в независимых слоях общества и опору и сдержку.

 

 Массы могут служить ему несравненно более покорным орудием; но они же служат и орудием демагогов.

 

Только при свободных выборах может развиваться и способность общества к правлению. Тут могут быть разные степени.

 

 

Способность может ограничиваться полезным содействием или же возвышаться до руководства делами, что именно и выражается в парламентском правлении.

 

Первое определяется степенью политической зрелости народа, второе также свойствами и отношениями партий.

 

В одной из предыдущих глав*(76) были указаны признаки, по которым можно судить о политической зрелости общества и о способности его пользоваться политическими правами:

 

 Состояние политической литературы,

 ведение местных дел,

 сравнение правительственных органов с общественными могут служить мерилом подготовки общества к политической деятельности.

 

 Но важнейшим соображением служит здесь самое строение общества.

 

Как было замечено выше, каждый гражданский порядок имеет соответствующий ему порядок политический.

 

 При сословном строе рознь общественных элементов служит главным препятствием к совокупному действию.

 

 Указанная Штейном польза сословных собраний часто перевешивается их невыгодами.

 

 В особенности освобождение низших классов от тяготеющих над ними стеснений встречает неодолимые затруднения, когда для этого требуется согласие привилегированных лиц.

 

Преобразование сословного порядка в общегражданский совершается обыкновенно действием сверху.

 

Но когда этот шаг сделан, когда привилегии отменены, когда исчезло крепостное право, изъятие от податей и повинностей, преимущества по службе и все граждане одинаково подчинены общим законам, тогда главные невыгодные стороны представительных собраний отпадают и остается приносимая ими польза:

 

 

живое участие общества в делах государства,

 знакомство правительства с местными нуждами,

 всестороннее обсуждение вопросов, выделка людей,

  политическое воспитание как правительства, так и народа.

 

 Можно сказать, что водворение общегражданского порядка есть вместе признание зрелости общества.

 

Водворяя общую свободу, правительство тем самым объявляет, что народ вышел из пеленок и не нуждается в опеке.

 

Вместе с тем частные привилегии заменяются общими правами. Без такой замены преобразование сословного строя в общегражданский было бы шагом не вперед, а назад на пути гражданского развития.

 

Нельзя, однако, ожидать, что общество, внезапно призванное к участию в делах государства, сразу окажется способным к исполнению своего назначения.

 

 Способность развивается упражнением; политическая зрелость приобретается опытом. Ее никогда не достигнет народ, исключенный из политической жизни.

 

Журнальные толки, без всякого влияния на решения и без всякой ответственности, не в состоянии заменить практического занятия общественными делами.

 

 Отрешенные от настоящей политической жизни, они, скорее, способны дать общественной мысли отвлеченно теоретическое направление или поддерживать бесплодное раздражение.

 

 Постоянное же занятие ограниченным кругом мелочных местных дел, без всякой связи с общими вопросами, порождает рутину. Живой интерес исчезает, и общество погружается в равнодушие.

 

 Вывести его из этого состояния может только настоящее приобщение к политической жизни.

 

Этим расширяется кругозор, поднимается общественный дух, вызываются высшие способности человека; одним словом, только тут есть настоящая почва для политического воспитания.

Еще более времени нужно для образования прочно организованных партий, способных управлять государством.

 

 Партии создаются историей. При всяком переломе народной жизни, даже при всяком движении вперед, общество разделяется внутри себя: в нем борются защитники старого и приверженцы нового порядка.

 

 К этому присоединяется различие интересов, местностей и народностей.

 

Но для того, чтобы это разногласие направлений могло сплотиться в прочные политические группы, нужен долговременный опыт политической жизни, необходима привычка действовать сообща ввиду практических целей.

 

 Из шатких и раздробленных элементов общественного мнения правительства организовать невозможно. Это будет лишь мимолетное построение.

 

В одной из следующих книг мы подробно рассмотрим различные виды партий, их организацию и их способы действия.

 

 В приложении к конституционной монархии достаточно указать на то, что если соглашение различных элементов и умеренность в способах действия составляют в ней основные требования, то владычество умеренных партий, консервативной и либеральной, можно признать в ней нормальным явлением.

 

 Самый радикализм, приобщаясь к власти, становится умереннее, ибо он начинает понимать ее требования. Парламентское правление служит воспитательным средством для народа; этим поднимается его политическая способность.

 

Нередко радикализм господствует в обществе именно потому, что он исключается из правления. Чтобы ввести его в пределы умеренности, нужно дать ему власть в руки.

 

Во всяком случае, высшая политическая способность принадлежит верхним, образованным классам общества, тем, которые в состоянии мыслить о государственных делах и достаточно обеспечены в материальном отношении, чтобы посвящать себя политической жизни не в виде доходного ремесла, а из живого участия к судьбам отечества.

 

Первое место в этом отношении бесспорно принадлежит политической аристократии, там, где она умела сохранить свое государственное положение, а не превратилась в придворную знать.

 

 Поэтому те партии имеют наиболее веса и прочности, которые организовались под руководством аристократии. Таковы партии в Англии. И виги и тори были сначала аристократическими партиями, которые, однако, всегда опирались на те или другие элементы в стране.

 

Но и зажиточные и образованные средние классы, приобщаясь к политической жизни, могут приобрести высокую меру политической способности и выставлять из среди себя замечательных государственных людей.

 

Конституционная история Англии и Франции доказывает это вполне. Всего ниже политическая способность демократии. Наименее образованные классы, очевидно, менее всего способны судить о государственных делах, а тем паче ими руководить. Вследствие этого расширение выборного права неизбежно ведет к понижению политической способности партий.

 

 Появление демократии на политическом поприще искажает конституционный порядок. Этим в значительной степени объясняется весьма распространенное ныне разочарование в конституционных учреждениях.

 

Однако и демократия, приобщаясь к политической жизни, мало-помалу приобретает политический опыт.

 

И для нее это служит воспитательным средством. Высокой политической способности она никогда не достигнет, но она научается уже тому, что для правильного ведения государственных дел нужно подчиниться руководству высших классов; иначе конституционному порядку грозит падение.

 

Какова бы, однако, ни была борьба партий, главные опоры государственной силы, войско и бюрократия, должны оставаться от нее в стороне.

 

Войску обыкновенно даже воспрещается подача голосов при выборах. Партийная борьба разрушает необходимую в нем дисциплину. Войско не рассуждает, а повинуется.

 

 Однако для конституционного порядка тут может быть опасность. Военная сила, безусловно подчиняющаяся королю, может быть употреблена как орудие для ниспровержения законного порядка.

 

Маколей приписывал развитие свободных учреждений в Англии именно тому, что у королей не было постоянного войска. Но это было возможно лишь при изолированном положении Англии.

 

Там, где постоянное войско необходимо для внешней защиты, приходится прибегать к другим гарантиям.

 

 В Общем Государственном Праве (стр. 428) обсуждался уже вопрос о допустимости военной присяги не только королю, но и основному закону.

 

Юридическая точка зрения не разрешает, однако, вопроса. Все зависит от духа, господствующего в войске. Если оно предано королю и презирает парламент, оно все-таки останется послушным орудием в руках первого.

 

В этом отношении весьма важное значение имеет военное устройство.

 

Чем войско стоит ближе к народу и теснее с ним связано, чем большее число граждан несет воинскую повинность и чем короче сроки службы, тем более дух войска отражает в себе дух самого народа.

 

 Если народ дорожит конституцией и противится ее нарушению, войско будет с ним заодно. Власть не решится употребить его для подавления восстания в пользу законного порядка.

 

 Последнее не есть уже дело партии, а обязанность каждого гражданина.

 

Точно так же и бюрократия должна оставаться в стороне от борьбы партий; иначе она не может сохранить своего беспристрастного положения и должна будет меняться при каждой смене правительства.

Однако чиновникам невозможно воспретить подачу голоса по личному убежденно.

 

Тут не требуется такая дисциплина, как в армии. Посвящая себя государственной службе, чиновник не перестает быть гражданином, а голос нельзя подавать против совести.

 

 Но служащим может быть запрещено участие в политической агитации. Это - ограничение, которое налагается на них служебными обязанностями.

 

Служащий не может оставаться агентом правительства и действовать ему наперекор. Если же воспрещается действие в одну сторону, то оно должно быть воспрещено и в другую.

 

Лично за себя служащий может подавать голос как ему угодно, но официально он сохраняет нейтральное положение. При парламентском правлении, где часто сменяются партии, оно вдвойне необходимо.

 

 Но именно поэтому давление правительства на выборы посредством чиновничества не может быть оправдано. Бюрократия, управляющая совокупными интересами народа, должна стоять в стороне от общественной борьбы; только этим обеспечивается правильное течение дел.

 

Поэтому здесь более нежели где-либо важны законы, строго определяющие порядок службы и ограждающие служащих от произвольных смещений, как это установлено в Германии. О судебной власти и говорить нечего.

 

Полная ее независимость составляет первое требование конституционного порядка.

 

Таким образом, вся политика конституционной монархии должна быть направлена к тому, чтоб установить согласное действие независимых друг от друга властей.

 

 Если эта цель не достигается, учреждениям грозит опасность. При невозможности соглашения является для каждой власти поползновение преступить предел своего права, а как скоро этот шаг сделан, так законный порядок подорван и настает господство силы, которого последствий невозможно предвидеть.

 

Главная опасность угрожает со стороны монарха, ибо правительственная сила, военная и административная, находится у него в руках. Среди народа, который привык к повиновению и не дорожит свободою, правительственные перевороты совершаются легко.

 

 Так уничтожена была испанская конституция при воцарении Фердинанда VII и Ганноверская при воцарении герцога Кумберландского, в 1837 году.

 

 Напротив, там, где народ дорожит политическими правами, нарушения основного закона королевскою властью вызывают революции. Так произошли обе английские революции, низвергшие Карла I и Якова II, а также французская революция 1830 года.

 

В малых и даже средних государствах монархическая власть производит иногда государственные перевороты с помощью чужестранного войска.

 

Так, при господстве Священного союза были уничтожены либеральные конституции в Неаполе, в Пиэмонте, в Испании.

 

 Но при нынешнем состоянии Европы, когда все великие державы, исключая Россию, приняли начала политической свободы, такой поддержки ожидать неоткуда.

 

Личная политика короля может извратить конституционный порядок и не прибегая к насилию.

 

Правительство может путем давления на выборы и расточением всяких льгот получить всегда послушное большинство; если при этом оно бережет выгоды правящего класса, конституционный порядок может официально держаться, потерявши всякие корни в народном сознании.

 

Так было во Франции при Людовике-Филиппе. Этот хитрый монарх употреблял весь свой замечательный ум на мелкие интриги, воображая, что все политическое искусство заключается в том, чтоб оседлать министров и закулисною стряпней приобрести достаточное большинство голосов в палате.

 

Всякие широкие взгляды были ему чужды; недоверие к народу было полное. Малейшее расширение избирательного права казалось ему опасным; к общественному голосу он питал глубочайшее презрение.

 Его ослепление в отношении к настоящему состоянию общества доходило до невероятных размеров.

 

 Накануне Февральской революции он, указывая своему адъютанту на Бурбонский дворец, где заседала палата депутатов, говорил: "Вы видите это здание: там много шуму; но это буря в стакане воды".

 

 А на следующий день возбужденная этим шумом народная волна унесла и его самого, и конституцию, на которую он опирался.

 

Но и без всякой вины со стороны короля конституционная монархия может быть ниспровергнута народным или военным восстанием. Это мы видели в недавнее время в Бразилии.

 

 Казалось, тут соединялось все, что могло обеспечить народу мирное и правильное развитие. Просвещенный и добродетельный монарх мог быть только умерителем страстей, а никак не помехою каким бы то ни было народным стремлениям.

 

 Среди буйной анархии и междоусобий южноамериканских республик Бразилия представляла отрадное явление. Но именно это соседство было заразительно.

 

 Конституционная монархия требует самоограничения не только властей, но и граждан.

 

 Она не дает простора необузданным честолюбиям. Поэтому она не приходится народу, который предпочитает анархическое своеволие разумному порядку.

 

 

 Если она при таких условиях падает, то это происходит оттого, что народ, не умеющий поддержать умеренное правление, его не стоит.

 

Столь же мало приходится она, с другой стороны, народам, погруженным в апатическую покорность своей судьбе, каковы теократические племена Востока.

 

Конституционная монархия требует личной и общественной самодеятельности, которая в них отсутствует.

 

 Вследствие этого попытка водворить конституционные учреждения в Турции могла быть только мимолетным явлением.

 

Она слишком противоречила духу религии, укоренившимся преданиям восточного деспотизма и привычкам народа, для которого раболепное повиновение составляет закон бытия.

 

Из восточных народов только Япония, как уже было указано выше, представляет замечательное исключение. Оно объясняется тем, что теократическая власть микадо была доведена почти до ничтожества, а господствующий феодализм давал независимое положение и князьям и вассалам.

 

 Но до какой степени этот новый порядок может считаться прочным, пока еще невозможно сказать. История покажет, насколько учреждения, выработанные самыми просвещенными народами Европы, могут приходиться (применяться в) азиатской стране.

 

 

III. Народничество. В рамках этого течения общественной мысли традиционно выделяют три основных направления:

1) революционное народничество;

2) либеральное народничество и

3) революционное неонародничество.

 

1) Революционное народничество. Это идейное течение русской общественной мысли переживало в тот период серьезную трансформацию, поскольку народовольческая доктрина, которая господствовала в русском освободительном движении в пореформенный период, после убийства императора Александра II постепенно начинает сходить на нет. Хотя на протяжении всех 1880;1890-х гг. народовольцы упорно предпринимали попытки восстановления своей организации.

 

В частности, в 1883–1884 гг. «Народную волю» пытались восстановить П.Ф. Якубович и Г.А. Лопатин, в 1886;1887 гг. существовала террористическая фракция партии «Народной воли» во главе с П.В. Шевыревым и А.И. Ульяновым, которые были казнены за попытку покушения на Александра III, в 1891–1901 гг. в Париже работала группа старых народовольцев, которую возглавлял П.Л. Лавров.

 

 

2) В этот период на смену революционному народничеству приходит либеральное народничество, признанными лидерами которого становятся Николай Константинович Михайловский, Василий Павлович Воронцов, Николай Францевич Даниельсон, Сергей Николаевич Кривенко  и Сергей Николаевич Южаков. И хотя внутри либерального народничества шла постоянная борьба между «западником» Н.К. Михайловским и «почвенниками» В.П. Воронцовым, С.Н. Южаковым и С.Н. Кривенко, все они по-прежнему считали своими главными противниками либералов, отвергали капитализм как прогрессивный общественный строй и истово верили в особую миссию русской поземельной общины, призванной стать основной ячейкой будущего социалистического общества.

 

 Ряд либеральных народников, прежде всего, С.Н. Кривенко и                                  С.Н. Южаков, полностью отвергая террор и политическую деятельность как средство достижения своих целей, стали родоначальниками так называемой теории «малых дел», т. е. каждодневной черновой работы по повышению культурного и материального уровня рабочего люда и крестьянства.

 

3 Теория крестьянского социализма, главными идеологами и проводниками которой оставались либеральные народники, на рубеже веков станет базой для возникновения революционного неонародничества во главе с Виктором Михайловичем Черновым, и становления их первых нелегальных политических организаций: бернского «Союза русских социалистов-революционеров» (1893), киевской «Группы социалистов-революционеров» (1894), саратовского «Союза социалистов-революционеров» (1895), «Южной партии эсеров» (1899), «Аграрно-социалистической лиги» (1899) и ряда других подпольных организаций.

 

IV. Анархисты. В рамках этого течения обычно выделяют два направления:

1) «революционный» анархизм и

2) «мирный», или «ненасильственный» анархизм.

1) Видным представителем первого направления был князь Петр Алексеевич Кропоткин, который вслед за основоположником русского анархизма Михаилом Александровичем Бакуниным продолжал отстаивать идею уничтожения государства и любой эксплуатации, как главного условия общественного прогресса.

 

 По мнению П.А. Кропоткина, государство, как причина всех общественных бед, может быть устранено только в ходе социальной революции. Социалистическое общество в представлении революционных анархистов должно было стать свободной федерацией трудовых коллективов, общин и областей, объединенных сознательной общностью идей, самодисциплины и порядка.

 

Позднее в рамках этого направления оформятся четыре основных течения:

а) анархо-коммунистов (П.А. Кропоткин), которые делали особый акцент на активизации народного революционного движения,

б) анархо-синдикалистов (Я.И. Кирилловский, В.А. Поссе), пытавшихся соединить идеи анархизма с кооперативным движением,

в) анархо-индивидуалистов (С.М. Городецкий, А.А. Боровой), выступавших с позиций абсолютной свободы личности,

 

г) «безначальцев» (С.М. Романов, Н.И. Махно), которые исповедовали идеи террора, тотальной экспроприации и полного нигилизма всего и вся.

 

4 Идеологом другого направления в анархизме был великий русский писатель и философ граф Лев Николаевич Толстой.

 

 В основу своей идейной доктрины он положил религиозные принципы ранних христиан и русских духоборов, которые проповедовали идеи равенства, ненасилия и полного самоотречения личности ради достижения духовного идеала бытия.

 

На базе этих постулатов раннего христианства и духоборства он создает свое знаменитое «учение о непротивлении злу насилием», и как следствие этого, приходит к идеям анархизма, отвергая любые формы религиозного, духовного, экономического и политического насилия.

 

V. Социал-демократы (марксисты). Идейной основой этого течения общественной мысли в России стало учение известного немецкого экономиста и социолога Карла Маркса, который в своем знаменитом труде «Капитал» (1867) наиболее полно обосновал знаменитую теорию гибели капитализма в результате собственных неразрешимых противоречий и пролетарской (социалистической) революции. В рамках этого направления традиционно выделяют два основных течения:

 

1) Легальные марксисты (Петр Бернгардович Струве, Николай Александрович Бердяев, Семен Людвигович Франк, Сергей Николаевич Булгаков) и экономисты (Михаил Иванович                                             Туган-Барановский, Елена Дмитриевна Кускова), которые, разделяя основные положения и оценки марксистского учения о капитализме, подобно идеологу европейского ревизионизма Эдуарду Бернштейну отвергали неизбежность социалистической революции и идею государства диктатуры пролетариата, как необходимого условия построения социализма.

2) Революционные марксисты, в рамках которого существовали два крыла:

 

а) умеренные марксисты (Георгий Валентинович Плеханов, Павел Борисович Аксельрод, Лев Григорьевич Дейч, Вера Ивановна Засулич), которые, разделяя основные положения марксистской доктрины, считали социалистическую перспективу для России делом отдаленного будущего, поскольку здесь не существует объективных экономических и социальных предпосылок для пролетарской революции и строительства основ социалистического общества;

 

б) радикальные марксисты, признанным идеологом и вождем которых был Владимир Ильич Ульянов (Ленин), утверждавший, что социалистическая революция в России возможна в обозримой исторической перспективе, поскольку она является самым слабым и уязвимым звеном мировой капиталистической системы.

 

В последней четверти XIX в. начинают возникать и первые марксистские кружки и организации, среди которых наибольшую известность получили «Южнорусский союз рабочих» (1875;1876) во главе с Е.О. Заславским; «Северно-русский рабочий союз» (1878;1879), организаторами которого стали В.П. Обнорский и С.Н. Халтурин; женевская группа «Освобождение труда» (1883;1903), созданная                            Г.В. Плехановым, П.А. Аксельродом, П.Б. Дейч и  В.И. Засулич; петербургская «Партия русских социал-демократов» (1884), возникшая под руководством Д.Н. Благоева; «Товарищество санкт-петербургских мастеровых» (1885;1888), которое возглавлял П.В. Точисский; «Петербургское социал-демократическое общество» (1889;1992) под руководством М.И. Бруснева; «Московский рабочий союз» (1894;1895), лидерами которого были М.Н. Лядов и А.Н. Винокуров, и «Петербургский союз борьбы за освобождение рабочего класса»

 

(1895;1896), вождями которого стали В.И. Ульянов (Ленин) и                                 Ю.О. Цедербаум (Мартов).

 

Итак подводя итог развитию Русской общественной мысле в конце 19 века отметим формирование процесс формирования либеральной идеи в Российской Империи.

 

1.1861-1868 годы Б.Н.Чичерин читает лекции по курсу государственной науки в МГУ.

2. 1884-1885 годы происходит Третья Парламенская Реформа в Великобритании в Результате чего в Великобритании возникает новая форма правления конституционная монархия.

3. с 1894 по 1898 годы в Российской Империи издается трехтомник                     Б.Н. Чичерина Курс Государственной науки. В третьем томе своего сочинения Курс государственной науке вышедшем в 1898 году Чичерин говорит о том что считает Смешанную монархию (Конституционную монархию образца Великобритании лучшей формой правления).

 

В 1879 году С.М. Соловьев закнчивает свой двадцать девятый том по истории и умирает. Таким образом под юридическую платформу                            Б.Н. Чичерина подводится историческое обоснование. А в 19885 в Великобритании еще и практическое воплощение.

 

Итак Если говорить совсем кратко то политический идеал чичерина это для России следующее:

1. Сильный Царь Конституционный Монарх Который может при необходимости распустить и парламент и Правительство.

2.  Двухпалатный парламент (по образцу английского.

2.1. Верхняя палата парламента аристократы все члены верхней палаты назначаются исключительно Царем.

2.2. Нижняя палата парламента в Нижней палате Парламента: у нас

2.2.1. Купцы Первой и второй гильдии (крупнейшие промышленники.

2.2.2.  Представители верхушки органов государственного общественного управления (местного самоуправления).

3. Правительство.

3.1. Сильные Правоохранительные органы за любое неповиновение закону следует немедленное наказание прапорциональное степени вины вплоть до смертной казни.

3.2. Сильная Армия.

 

3.3. Все органы государственной власти какие есть функционируют в штатном режиме.

 

Важный момент восемьдесят процентов населения в выборах не участвуют поскольку не проходят образовательный ценз а также имущественный и нравственный цензы.  

 

 При этом он делает оговорку говоря о том что не знает подойдет ли Конституционная Монархия для стран восточного типа и России это по его мнению покажет время.

 

При этом в своей записке для Александра третьего от 10 марта 1881 года он предлагает в ближайшие тридцать лет ничего в России не трогать и выражаясь современным языком закрутить гайки. Единственное что он считает возможным из либеральных мер в России это введение представителей земств (местного самоуправления в государственный совет.

 Поскольку современные либералы часто путаются с марксистами коммунистами то нужно отметить коммунистов (марксистов) ненавидел люто и считал необходимым их уничтожение в российской империи а также необходимым введение запрета на проникновение их учения в Российскую Империю а то что проникло он считал необходимым искоренить.

В этой связи да и не только в этой приведем полный текст Записки Чичерина Александру Третьему от десятого марта. 1881 года  задачи нового царствования.

 

 

Задачи нового царствования

 

Страшной катастрофой завершилось одно из величайших царствований в русской истории. Монарх, который осуществил заветные мечты лучших русских людей, который дал свободу двадцати миллионам крестьян, установил независимый и гласный суд, даровал земству самоуправление, снял цензуру с печатного слова, этот монарх, благодетель своего народа, пал от руки злодеев, преследовавших его в течение нескольких лет и наконец достигших своей цели.

 

Такая трагическая судьба не может не произвести потрясающего действия на всякого, в ком не помутилась мысль и в ком не иссякло человеческое чувство.

 

Но еще более политический мыслитель смущается при виде того наследия, которое этот благодушный государь, сеятель свободы на русской земле, оставляет своему преемнику. Казалось бы, что совершенные преобразования должны были поднять русскую жизнь на новую высоту, дать крылья слишком долго скованному народному духу. А между тем в действительности произошло не то.

 

 Вместо подъема мы видим упадок и умственный, и нравственный, и отчасти материальный. Вместо нового благотворного порядка везде ощущается разлад. Повсюду неудовольствие, повсюду недоумение. Правительство не доверяет обществу, общество не доверяет правительству. Нигде нет ни ясной мысли, ни руководящей воли.

 

 Россия представляет какой-то хаос, среди которого решимость проявляют одни разрушительные элементы, которые с неслыханной дерзостью проводят свои замыслы, угрожая гибелью не только правительству, но и всему общественному строю.

 

Последнее злодеяние переполнило меру; оно показало, что мы должны ежеминутно трепетать за самые священные основы народной жизни.

В чем же заключаются причины зла, и где найти против него лекарство?

 

 Многие приписывают печальное состояние русского общества тем реакционным стремлениям, которые в последнюю половину прошедшего царствования получили перевес в правительственных сферах и которые повели будто бы к искажению преобразований.

 

 

 Такой упрек обличает только крайне поверхностный взгляд на вещи. Нет сомнения, что можно подвергнуть критике многие из мер, принятых в последние годы русским правительством; еще более можно критиковать способ действия и выбор людей.