Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Закон и благодать: этика долга и этика дара
В Евангелии разница между Ветхим и Новым Заветом определяется через понятия закона и благодати: Закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа (Ин. 1: 17). Различение закона и благодати развивается в посланиях апостола Павла. Ветхозаветная этика была построена на законе, а значит, на долге и справедливости: человек должен исполнять данный Богом закон, Бог взвесит и измерит соблюдение заповедей, после чего каждый получит справедливое воздаяние: праведник – спасение, грешник – осуждение. Новый Завет во Христе радикально меняет наши отношения с Богом. Их основанием становится уже не закон, а благодать, то есть дар и милость. Иисус говорит: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5: 48). Таким образом, мерой исполнения нравственного закона, дающей право на вступление в Царство, становится божественное совершенство – а это, очевидно, выше человеческих сил. Поэтому новозаветная этика строится на понятии благодати: спасение – не результат наших трудов, а дар Господа, проявление Его милости. По справедливости никто из нас не заработал спасения, мы получаем его только по любви Божьей, только даром: Благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился (Еф. 2: 8–9). Не следует думать, что благодать отбрасывает закон и ведет к беззаконию. Только тот, кого коснулась благодать, способен возлюбить Закон Божий и с радостью прилагать усилия к его исполнению. И наоборот, как сказал лютеранский праведник Дитрих Бонхеффер[69], «лишь тогда, когда возьмешь на себя бремя Закона, можно позволить себе говорить о божественной милости»[70]. Закон и благодать связаны, и все‑таки жизнь, в которой доминирует закон, и та, где господствует благодать, являют две разные картины мира. Если в основании нашего миропонимания лежит закон, мы начинаем смотреть на мир как на место адекватного обмена, как на рынок. Если же мы признаем главным принципом мироустройства благодать и стараемся жить в соответствии с ней, то мир предстает как сообщество праздника, как пир. Рынок – место равных возможностей: там все доступно, ты на все имеешь право, если можешь за это заплатить, но ничто не достанется тебе просто так, даром. Даже если к товару прилагается «подарок», мы понимаем, что это маркетинговый ход, цель которого – приобрести покупателя, а вовсе не сделать лично для нас что‑то хорошее. Стратегии рынка просты и понятны, но они связаны, как показал отец Александр Шмеман, с «игрой на понижение»[71], «инфляцией»[72], «мелочностью»[73]. На рынке есть справедливость, но зато все разменивается на мелкие, исчислимые вещи.
Маша – молодая мать и студентка последнего курса. Ее мама – тоже еще сравнительно молодая работающая женщина. Они живут недалеко друг от друга. Маше нужно освободить вечер для работы над дипломом, и она просит маму забрать внука из садика и погулять с ним. Мама отвечает: «Хорошо, но тогда ты покормишь меня ужином». Другой пример: семья садиться за стол, а хлеба нет. Мать просит одиннадцатилетнего Петю сбегать за хлебом в булочную. Он соглашается: «Да, схожу, но только можно я на сдачу куплю мороженое?»
На первый взгляд, в этих историях все правильно: если бабушка тратит время на прогулку с малышом, будет честно, если она не станет заниматься приготовлением ужина. Если сын откликается на просьбу матери, пусть она тоже пойдет ему навстречу и даст денег на мороженое. Все справедливо, но как‑то мелочно, уныло, и встает грустный вопрос: а если мне нечего будет тебе дать, будешь ли ты любить меня, помогать мне? Мы вовсе не утверждаем, что справедливость – это плохо. В ней, без сомнения, есть своя правда. В некоторых сферах жизни необходимы договоры, правила и адекватный обмен, иначе деловые, коммерческие и трудовые связи разрушатся. Рыночная модель сама по себе неплоха, но вряд ли следует распространять ее на все области жизни. Для межличностных отношений разрушительно стремиться к справедливости и постоянно подсчитывать, кто из нас кому что должен. Лучше смотреть на мир как на дом пира, на человечество – как на сообщество приглашенных, где каждому предложен особый дар и для каждого предусмотрено свое место. Хозяин дома не обязан звать гостей, он делает это по своему желанию, сам определяет, как их принимать и куда усаживать, поэтому равных возможностей на пиру не существует и никаких прав, за которые можно бороться, у гостей нет.
Тем не менее между нами, присутствующими на пиру жизни, существует особое равенство: мы все удостоены приглашения, нас «призвали всеблагие как собеседников на пир»[74], говоря словами Тютчева, каждый из нас – «высоких зрелищ зритель», «допущенный в совет» божественный, призванный к участию в мире. Однако формы этого участия не нами определяются: может, я хотел, подобно другому русскому поэту, быть Председателем земного шара, а Господь судил мне стать скромным работником архива или кондуктором трамвая. Даже если хозяин дома бесконечно расположен к гостю и приготовил для него прекрасное место, от приглашенного ожидается вежливость, учтивость и скромность по отношению к хозяину и другим гостям, поскольку он занимает это место не по справедливости, а по милости. Быть гостем в доме – качественно иная ситуация, чем прийти на рынок с деньгами, за которые имеешь право приобрести товары и услуги. В этом, пожалуй, и состоит главная причина привлекательности рыночного мировоззрения: в глубине души нам свойственно сомневаться в том, что мы достойны приглашения на пир. Мы похожи на Буратино в своей надежде насобирать много золотых и уж тогда прикупить и азбуку, и куртку для папы Карло, и много других вещей, которые позволят нам наконец начать ценить себя и стать счастливыми. Нас пугает избирательность и иерархичность, присущая пиршественной картине мира: а вдруг нас посадят на самую плохонькую табуретку где‑нибудь у самого выхода? Другое дело рынок, где места в зале продаются… Но если мы думаем, что в мире есть плохие и хорошие места, мы тем самым изменяем Евангелию. «Бог вочеловечился, чтобы человек обожился», – говорят отцы Церкви[75]. С момента Боговоплощения очевидно, что мир выстроен вертикально и открыт в небо в каждой своей точке. Христианство предполагает, что судьба каждого человека вне зависимости от того, каково его положение в обществе, может развертываться как история отношений с Богом, а это означает, что личность абсолютно ценна и не имеет нужды вступать в отношения адекватного обмена, чтобы обрести свою относительную ценность на мировом рынке. Одна из книг Жана Ванье так и называется – «Каждый человек – священная история»[76]. На рынке актуальна этика долга, а на пиру – этика дара. Этика долга предполагает, что за подобное надо платить подобным: за добро – добром, за зло – злом. Именно здесь корень обиды и вины. Мы обижаемся, потому что предполагаем, что нам что‑то должны: уважение, заботу, внимание… Мы чувствуем вину, потому что уверены, что мы что‑то должны: соответствовать ожиданиям окружающих, выполнять их просьбы, быть высоконравственными… Система долгов сильно усложняет нашу жизнь и вносит в нее колоссальную несвободу. Другое дело, когда мы что‑то даем не в долг, а в дар и воспринимаем любое даяние не как должное, а как подарок. Если мы даем в дар, то у нас нет должников, потому что дар существует без всяких условий, и тогда нам не на кого обижаться и некого обвинять. Если мы воспринимаем жесты других людей как подарки, то мы ничего не требуем от других и ни к чему их не обязываем. Отношения дара создают свободу, ведут к душевному миру и открывают возможность личностного роста.
У Чехова есть рассказ «Нищий». К адвокату Скворцову приходит оборванный нетрезвый человек и пытается обманом выпросить у него деньги. Скворцов обличает лгуна, стыдит его и предлагает не попрошайничать, а поработать – расколоть дрова для кухни. Нищий соглашается и поступает в распоряжение кухарки Ольги. Кухарка с сердитым видом и ворчаньем уводит пьянчужку на двор. Через некоторое время она возвращается и докладывает хозяину, что дрова расколоты. Попрошайка получает деньги и разрешение прийти еще раз поработать. Он появляется время от времени у адвоката, выполняет простую работу по хозяйству и мало‑помалу возвращает себе человеческий облик настолько, что Скворцов даже решает узнать его имя (зовут его Лушков) и пристраивает его на скромную канцелярскую должность. Через два года они случайно встречаются у кассы театра, бывший нищий теперь уже выглядит вполне достойно. Довольный собой Скворцов напоминает Лушкову, как он наставил его на истинный путь. Лушков на это отвечает: «Да, я вам благодарен, но спасли меня все‑таки не вы, а ваша кухарка Ольга, добрая благородная женщина». Выясняется, что ни одного полена он во дворе Скворцова не расколол, это Ольга ругала его ругательски, плакала о его безобразии и колола за него дрова, что и пробудило совесть в пропащем человеке.
Чехов с большим тактом, без морализаторства показывает превосходство дара над долгом. Когда Скворцов (неслучайно Чехов делает его присяжным поверенным, юристом, человеком закона) вразумляет Лушкова, он прибегает к аргументам разума и справедливости, но не они возвращают к жизни беднягу, а милость Ольги, которая делает за него всю работу, да еще и оплакивает его несчастную жизнь. Почему же нам трудно принять освобождающую и умиротворяющую этику дара? Вероятно, дело в том, что этика долга нам привычнее, она соответствует знакомому нам ходу обыденной жизни, тогда как дар – божественная реальность. Справедливость и милость, долг и дар противостоят друг другу, как логика мира сего и закон Царства Небесного: «Не говори, что Бог справедлив. Он не справедлив – он милосерд», – сказал Исаак Сирин[77].
|
|||||||
Последнее изменение этой страницы: 2022-09-03; просмотров: 34; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.117.81.240 (0.007 с.) |