Априорные формы разума (идеи)

Итак, наше сознание, согласно Канту, - это некая упорядочивающая активность: воспринятое в формах пространства и времени осмысливается рассудком, согласно логическим категориям, присущим человеческому мышлению. И этот синтез картины мира должен быть завершен разумом. Формы, a priori присущие человеческому разуму, Кант называет «идеями».

Цель разума – структурировать картину универсума до конца, «собрать» всю получаемую на опыте информацию в три самых крупных единства, какие только можно помыслить. Ими, по Канту, являются:

- идея единства всего, существующего вне меня («идея объективного единства») – идея мира вообще;

– идея единства всего, что во мне («идея субъективного единства») – идея души (или простого мыслящего существа);

- идея единства, которое, по мысли Канта, охватывает и объединяет и то, и другое единство – идея Бога.

Но проблема разума состоит в том, что, стремясь достроить картину универсума до конца (стремясь завершить познание мира), разум выходит за пределы своих возможностей (то есть, за пределы возможного опыта). Кант по этому принципу и выделяет две различные человеческие способности, – рассудок и разум: разум он определяет как рассудок, выходящий за пределы возможного опыта.

Идеи – это всего лишь идеи, конструкты нашего сознания, объектов, соответствующих этим идеям, на опыте нам не дано (и дано быть не может).

1. Возьмем мир. Мир в целом, – пишет Кант, – на опыте не встречается. Чтобы мир вообще стал для меня объектом, феноменом, я должен был бы выскочить за его пределы и взглянуть на него со стороны, как бы глазами Бога. А так, на опыте, нам дан не мир как целое, а некая уходящая в бесконечность последовательность феноменов. И, поскольку мир не является возможным предметом опыта, пытаясь утверждать о нем нечто, как о мире в целом, разум неизбежно впадает в противоречия (антиномии).

 

2. Точно так же душа, согласно Канту, не может стать объектом точного знания, поскольку не является предметом возможного опыта. Я сам как сущность себе не дан, я смотрю на себя не с некой абсолютной точки зрения. Я дан себе как определенная последовательность мыслей, чувств (феноменов внутренней жизни). И это, данное на опыте относительное единство, может не соответствовать тому, что я есть на самом деле. Тем более на основании опыта я не могу сказать, что такое человек вообще, что такое человеческая душа, какими она обладает свойствами.

3. Что касается третьей идеи, Кант разбирает различные виды доказательств существования Бога и все их опровергает. Например, космологическое. Это доказательство приводит, например, Вольтер: он пишет, что взглянув на мир, на физическую природу, мы увидим в ней закономерность и целесообразность. Следовательно, с высокой степенью вероятности можно заключить, что если природа ведет себя разумно, - то ей присущ некий Высший Интеллект (который мы и называем Богом). Кантовское опровержение этого доказательства уже ясно из сказанного ранее: упорядоченность данной нам на опыте природы вовсе не указывает на ее мудрого Творца, потому, что этот порядок обусловлен природой человеческого сознания.

Или онтологическое. Это доказательство было сформулировано Ансельмом Кентерберийским в XI веке, позднее повторено Декартом. Его суть: если мы мыслим Бога, то мы мыслим совершеннейшее из всех возможных существ, но если бы такое Существо не существовало (было бы только вымышленным), то оно не было бы совершеннейшим. Контраргумент Канта: если мы заключаем, что сущность, обладающая всеми мыслимыми совершенствами с необходимостью должна существовать, то мы это заключаем по законам нашей логики, а вещи как таковые вовсе не обязаны следовать законам этой (человеческой) логики.

Впрочем, ясно, что эти кантовские доказательства невозможности доказательств являются в то же время и доказательствами невозможности доказательств обратного (а именно, что Бога не существует).

 

Итак, идеи разума отсылают к объектам, которые не могли бы быть даны на опыте и поэтому идеи – это лишь конструкты, которые никогда не будут вполне наполнены конкретным опытным содержанием. Бог, душа и мир в целом находятся за пределами возможного познания. Но разум не может не пытаться познать, по крайней мере, мир (в ходе этих попыток он задействует и содержание двух других идей).

Кант называет свою работу «Критика чистого разума», потому что разум, по его мнению, нуждается в критике, в указании на его возможности и на пределы этих возможностей.

Разум, не подвергший себя такой «критике», неправильно относится к идеям. Это (неправильное) использование идей Кант называет «конститутивным»: разум может убедить себя в том, что он уже в общих чертах знает, что такое мир, что такое человек и что такое Бог, и, исходя из этого, полагаемого достигнутым знания, выстраивать «детали» (подстраивать под содержание идей всю вновь получаемую на опыте информацию). В таком случае идеи играют роль как бы основания конструкции. Такой разум Кант называет «извращенным»: он кладет в основание то, что в итоге должен был бы найти.

Для разума, не подвергшего себя критике, идеи оказываются ловушками, в которые он вновь и вновь попадает, впадая в догматический «сон».

Но идеи могут играть и позитивную роль, если разум относится к ним как к регулятивам. Ученый, полагающий, что законы мирозданья ему уже известны, ничего нового не откроет. Но он не может не предполагать и не искать в мироздании эти самые законы. Предполагая и ища в мире законы, он как раз и руководствуется идеей мира в целом как регулятивом, идея мира как упорядоченного целого в этом случае направляет его поиск (но не более того).

К идеям, согласно Канту, разум должен относиться не как к познанному, а как к вечному искомому; они должны, подобно маякам на горизонте, издалека направлять субъекта, познающего мир на основании опыта (в частности ученого-исследователя).

Аналогично Кант говорит и об идее Бога. У нас нет ни малейших оснований утверждать, что Бог существует; исследователь, изучающий мир, должен подходить к нему так, как если бы ему было все равно, сотворен ли он Богом или существует сам по себе. И в то же время - как бы предполагая разумного и благого творца этого мира, не потому, что он знает что-то по этому поводу, а потому, что идея Бога привносит с собой идею целесообразности всего существующего. Ученый, изучающий то или иное явление (например, живой организм), ожидает найти не только закономерность, но и целесообразность в его организации. И на этом пути он ничего не потеряет, даже если увидит целесообразность там, где наличествует лишь простая связь. Так, по крайней мере, полагает Кант.

В принципе, по Канту, познание мира – это бесконечная задача, которая никогда не будет (не может быть) решена. Разум, познающий мир на основании опыта, никогда не закончит своей картины. Он, скорее, терпит поражение. Он обречен находиться в ситуации постоянной и безнадежной борьбы с еще-не-познанным (которого, безусловно, всегда больше).

 

Этика Канта.

По сути дела, философия Канта состоит из двух частей: он говорит о двух возможных применениях человеческого разума. До сих пор говорилось о первом: о разуме теоретическом или спекулятивном. Это разум, познающий мир на основании опыта.

Но есть второе, уж точно не менее важное, применение человеческого разума: помимо того, что человек – существо, интересующееся устройством мироздания, он также есть существо поступающее, принимающее те или иные жизненно важные решения, заключающее, что такое добро, а что зло, как ему действовать в той или иной жизненной ситуации. Разум, направленный на решение таких вопросов, Кант называет практическим разумом.

Кант посвящает этому (второму) применению человеческого разума другую свою работу «Критику практического разума». Итак, здесь мы найдем этику Канта. Если в первой «Критике…» Кант стремится ответить на вопрос «как возможно строгое естествознание?», то здесь он начинает с вопроса «как возможна мораль?».

Все мы – люди – являемся моральными существами, то есть мы оцениваем определенный род поступков (своих и чужих) с точки зрения «хорошо» или «плохо». Делая это, мы тем самым предполагаем, что человек, совершавший эти поступки, был свободен (что у него был выбор). Если бы человек не мог поступить иначе, мораль была бы не нужна. Моральное измерение нашего существование предполагает наличие выбора. В противном случае, нужно было бы просто сказать, что это существо (человек) поступает согласно своей природе и иного ему не дано.

Итак, Кант говорит о том, что условием возможности морали является свобода. Откуда человек знает, что он свободен? Бесполезно было бы пытаться доказать, что свобода существует или же что ее не существует. Свобода – это не феномен, пишет Кант, не вещь, о которой мы узнаем из опыта. Мы ее просто мыслим (это «ноумен», вещь для ума): если мы исходим в своих поступках из того, что мы свободны, – мы свободны. Этого, по Канту, достаточно.

Теперь следующий вопрос: как примирить свободу и необходимость? Ученый, занимаясь познанием мира, предполагает, что все в нем связано по закону причины и следствия: следствие вытекает из причины с необходимостью. Если все в мире связано такого рода связью, то место свободе не остается.

Многие представители естествознания и в наше время склонны считать, что на самом деле никакой свободы выбора не существует. Однако Кант с этим не согласен. И он считает, что его система открывает возможность примирить принцип свободы и принцип необходимости: наука имеет дело с явлениями, для явлений всегда действует закон причинности. А когда мы мыслим свободу, когда мы мыслим категориями «хорошо» – «плохо», когда мы мыслим о должном и правильном, – в этом случае мы выходим за пределы мира явлений.

По мысли Канта, практический разум (в отличие от теоретического) способен выйти за пределы опыта, соприкоснуться в каком-то смысле с порядком сущностей («вещей в себе»). Человек знает, что такое добро, знает, как правильно поступить, и это знание не почерпнуто им из опыта.

Причем это знает любой человек, разума самого посредственного обывателя вполне достаточно, чтобы разобраться в таких вещах. В этом знании есть что-то интуитивное, но Кант ни за что не будет связывать этическое начало в человеке с чувством. Он назовет эту способность «разумом», «практическим разумом» [«практический» он потому, что связан с деятельностью, с поступками а не с созерцанием мира].

И этот разум должен быть (и может быть) чист.

Чист от чего?

От любой обусловленности опытом, фактически данным положением вещей, какой-либо прагматикой.

Разум человека, решающего как ему правильно (то есть морально) поступить в той или иной жизненной ситуации должен абстрагироваться:

а) от соображений собственной выгоды, вообще от каких-либо своих индивидуальных интересов;

б) от собственных эмоций, предпочтений, вообще от чувств [скажем, по Канту, помогать своим ближним из любви или сострадания – это не морально; это, конечно, очень хорошо, но еще не морально, потому что всех полюбить мы не сможем, по крайней мере, это нельзя предписать в качестве долженствования];

в) благо большинства (или благо общества в целом) также не является, по Канту, подлинно моральным мотивом. Практический разум способен понять, как д о лжно и как правильно поступить человеку в данной ситуации. И вот этой вот идеей должного (правильного) единственно и нужно руководствоваться.

Кант полагает, что моральный закон может быть дан человеческому разуму только в виде некой «пустой» формы, «заполнять» которую ему надлежит самостоятельно: человеку не нужно в содержательном плане указывать, что он должен делать, а чего ему следует избегать, у человека есть разум и он способен понять это сам. Ему лишь нужно указать на некую общую форму, структуру, которую имеет это долженствование.

Эту форму – морального закона, как он может быть предписан человеческому разуму [точнее, как человеческий разум его предписывает самому себе] – Кант называет «категорическим императивом».

Вот одна из его формулировок: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства».

«Максима» означает «субъективное устремление». Закон гласит: поступай так, чтобы то, к чему ты стремишься, то, что ты собираешься сделать твоим жизненным правилом могло бы (в принципе) стать всеобщим законодательством: это можно было бы предписать всем людям в качестве закона и такое предписание было бы правильным, разумным [основанное на твоих действиях законодательство было бы, на твой взгляд, наилучшим].

Кант убежден, что каждый человек, подумав, придет к тем же самым выводам, что и любой другой. Это касается и общих принципов морали и их применения в конкретных ситуациях. Моральный закон, с одной стороны, покоится, по Канту, на индивиде, на его самостоятельном размышлении, с другой стороны, он универсален [не предполагает бесконечного количества вариаций, не предполагает, что у каждого получится свое «добро» и «зло»].

Другая формулировка категорического императива: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству». – Человек для себя, прежде всего, представляет абсолютную ценность и безусловную цель (все прочие цели, которых он достигает или не достигает своими поступками относительны). И поэтому он должен относиться к бытию любого другого человека также как к бесконечной ценности и цели.

Если говорить лично об Иммануиле Канте, то его нужно определить как религиозного философа а кантовская этику – как христианскую этику. Но мы достаточно легко можем себе представить атеистический вариант кантианской этики. И понятно, почему: Кант не ссылается ни на какой авторитет, кроме авторитета разума, и не принимает никакой иной аксиомы, кроме данности человеку его свободы.

Теперь – конкретнее о религиозной составляющей кантовской этики.