Услуги по поддержке расы и домашнего насилия

 

Женщины, работающие в сфере домашнего насилия, иногда воспроизводят подчиненное положение и маргинализацию цветных женщин, принимая политику, приоритеты или стратегии расширения прав и возможностей, которые либо нивелируют, либо полностью игнорируют особые пересекающиеся потребности цветных женщин. В то время как пол, раса и класс пересекаются, создавая особый контекст, в котором цветные женщины испытывают насилие, определенные решения, сделанные «союзниками», могут воспроизводить перекрестное подчинение внутри самих стратегий сопротивления, разработанных для решения проблемы.

 

Феминистки, конечно, не могут нести единоличную ответственность за различные способы восприятия их политических усилий. Обычно от власти требуется гораздо больше, чем дано. Тем не менее, есть сайты, на которых феминистские вмешательства могут подвергаться прямой критике как маргинализация цветных женщин.

 

Эта проблема ярко иллюстрируется недоступностью служб поддержки домашнего насилия для многих женщин, не говорящих по-английски. В письме на имя заместителя комиссара Департамента социальных служб штата Нью-Йорк Диана Кампос, директор отдела социальных служб Programas de Ocupaciones y Desarrollo Economico Real, Inc. (PODER), подробно описала случай кризисной латиноамериканки. ей неоднократно отказывали в размещении в приюте, потому что она не могла доказать, что владеет английским языком. Женщина сбежала из дома со своим сыном-подростком, поверив угрозам мужа убить их обоих. Она позвонила на горячую линию по вопросам домашнего насилия, которую ведет PODER, в поисках убежища для себя и своего сына. Поскольку в большинстве приютов женщина с сыном не размещалась, они были вынуждены жить на улице два дня. Консультант горячей линии наконец смог найти агентство, которое примет и мать, и сына, но когда консультант сказал координатору приема в приюте, что женщина плохо говорит по-английски, координатор сказал ей, что они не могут взять никого, кто не владеет английским языком. Когда женщина в кризисной ситуации перезвонила и ей рассказали о «правилах» приюта, она ответила, что может понимать по-английски, если говорить с ней медленно. Как объясняет Кампос:

 

Консультант горячей линии Милдред сказала Венди, координатору приема, что женщина сказала, что она может немного общаться на английском. Венди сказала Милдред, что они не могут оказывать услуги этой женщине, потому что у них есть домашние правила, которые женщина должна согласиться соблюдать. Милдред спросила ее: «Что, если женщина согласится следовать твоим правилам? Ты все равно не возьмешь ее?» Венди ответила, что все женщины в приюте должны посещать группу поддержки, и они не смогли бы принять ее в группу, если бы она не могла общаться. Милдред упомянула серьезность дела этой женщины. Она сказала Венди, что женщина бродила по улицам ночью, пока ее муж дома, и ее дважды ограбили. Она также повторила тот факт, что этой женщине угрожает опасность быть убитой ее мужем или грабителем. Милдред сказала, что безопасность женщины является приоритетом на данном этапе и что, оказавшись в безопасном месте, можно будет получить консультацию в группе поддержки20.

 

Координатор приема повторила политику приюта, согласно которой принимаются только англоговорящие женщины, и далее заявила, что женщина должна будет сама позвонить в приют для проверки. Если бы женщина могла общаться с ними на английском, ее могли бы принять. Когда позже в тот же день женщина позвонила на горячую линию PODER, она была в таком состоянии страха, что консультант горячей линии, работавший с ней, с трудом понимал ее по-испански. Кампос напрямую вмешался в

В этот момент звоню исполнительному директору приюта. Консультант перезвонил из приюта. - Как сообщает Campos,

 

Мари [консультант] сказала мне, что они не хотели забирать женщину в приют, потому что они чувствовали, что женщина будет чувствовать себя изолированной. Я объяснил, что сын согласился переводить для своей матери во время набора. Кроме того, мы поможем им найти испаноязычного защитника женщин, подвергшихся насилию, чтобы помочь ей проконсультировать ее. Мари заявила, что использование сына было для них неприемлемым средством общения, поскольку это еще больше подвергало жертву преследованию. Кроме того, она заявила, что у них был аналогичный опыт с женщинами, которые не говорили по-английски, и что женщины в конечном итоге просто ушли, потому что они не могли ни с кем общаться. Я выразил свою крайнюю озабоченность ее безопасностью и повторил, что мы будем помогать им в предоставлении ей необходимых услуг, пока мы не разместим ее где-нибудь, где у них есть двуязычный персонал.

 

После еще нескольких звонков приют наконец согласился принять женщину. Женщина позвонила еще раз во время переговоров; однако после того, как план был составлен, женщина так и не перезвонила. Сказал Кампос: «После стольких звонков нам остается только гадать, жива ли она и здорова ли она, и хватит ли ей когда-нибудь веры в нашу способность помочь ей позвонить нам снова в следующий раз, когда она окажется в кризисной ситуации».

 

Несмотря на отчаянную нужду этой женщины, она не могла получить защиту, предоставляемую англоговорящим женщинам, из-за жесткой приверженности приюта политике исключения. Возможно, еще более тревожным, чем отсутствие у приюта двуязычных ресурсов, был отказ позволить другу или родственнику переводить для женщины. Эта история иллюстрирует абсурдность феминистского подхода, согласно которому возможность посещать группу поддержки без переводчика при распределении ресурсов более важна, чем риск причинения физического вреда на улице. Дело не в том, что образ приюта для расширения прав и возможностей пуст, а в том, что он был навязан без учета отрицательных последствий для женщин, которые не соответствовали тому типу клиентов, которого представляли администраторы убежища. Таким образом, им не удалось выполнить основной приоритет движения приютов - уберечь женщину от опасности.

 

Здесь женщина, находящаяся в кризисной ситуации, была вынуждена нести бремя отказа приюта предвидеть и обеспечивать потребности женщин, не говорящих по-английски. По словам Кампоса, «несправедливо заставлять жертв усиливать стресс, ставя их в положение, когда они вынуждены демонстрировать свое знание английского языка, чтобы получать услуги, которые легко доступны другим женщинам, подвергшимся побоям». Эту проблему нелегко отвергнуть как проблему невежества с благими намерениями. Конкретная проблема моноязычия и монистического взгляда на опыт женщин, которые подготовили почву для этой трагедии, не были новыми проблемами для Нью-Йорка. Действительно, несколько цветных женщин сообщили, что они неоднократно боролись с Коалицией штата Нью-Йорк против домашнего насилия из-за языкового исключения и других практик, маргинализирующих интересы цветных женщин.21 Тем не менее, несмотря на неоднократное лоббирование, коалиция не предприняла никаких действий для включить особые потребности небелых женщин в их центральное организационное видение.

 

Некоторые критики связывают неспособность коалиции решить эти проблемы с узким видением коалиции, которое в первую очередь стимулировало ее взаимодействие с цветными женщинами. Попытки включить цветных женщин, похоже, были чем-то запоздалым. Многие были приглашены к участию только после того, как коалиция получила от государства грант на набор цветных женщин. Однако, как сказал один «новобранец», «они на самом деле не были готовы иметь дело с нами или нашими проблемами. Они думали, что могут просто включить нас в свою организацию, не пересматривая свои убеждения о приоритетах, и что мы были бы счастливы». Даже самые формальные жесты включения не следует воспринимать как должное. Однажды, когда несколько цветных женщин присутствовали на встрече, посвященной обсуждению специальной целевой группы по цветным женщинам, группа целый день дискутировала о включении этого вопроса в повестку дня.

 

Отношения между белыми женщинами и цветными женщинами на доске от начала до конца были непростыми. Другие конфликты возникли из-за разных определений феминизма. Для

Например, правление решило нанять сотрудника-латиноамериканца для управления программами работы с латиноамериканским сообществом, но белые члены комитета по найму отклонили кандидатов, которые не признали феминистские полномочия, хотя члены комитета латиноамериканцев одобряли их. Как указывал Кампос, сравнивая латиноамериканцев с их собственными биографиями, белые члены правления не смогли распознать различные обстоятельства, при которых феминистское сознание развивается и проявляется в сообществах меньшинств. Многие из женщин, прошедших собеседование на эту должность, были признанными активистами и лидерами в своем собственном сообществе, что позволяет предположить, что эти женщины, вероятно, были знакомы с конкретной гендерной динамикой в ​​своих сообществах и, соответственно, были лучше подготовлены для проведения разъяснительной работы, чем другие кандидаты с более традиционные феминистские взгляды.

 

Коалиция распалась через несколько месяцев, когда цветные женщины вышли. Многие из этих женщин вернулись в общинные организации, предпочитая бороться из-за проблем женщин в своих общинах, а не бороться из-за расовых и классовых проблем с белыми женщинами из среднего класса. Тем не менее, как показывает случай с латинкой, которая не могла найти приюта, доминирование определенной точки зрения и набора приоритетов в сообществе приюта продолжает маргинализировать потребности цветных женщин.

 

Борьба за то, какие различия имеют значение, а какие нет, не является ни абстрактным, ни незначительным спором среди женщин. В самом деле, эти конфликты - больше, чем различие как таковое; они поднимают важнейшие вопросы власти. Проблема не только в том, что женщины, которые доминируют в движении против насилия, отличаются от цветных женщин, но и в том, что они часто имеют право определять, с помощью материальных или риторических ресурсов, будут ли вообще учтены межсекторальные различия цветных женщин. в основную формулировку политики. Таким образом, борьба за учет этих различий не является мелким или поверхностным конфликтом по поводу того, кто сядет во главе стола. В контексте насилия) иногда это смертельно серьезный вопрос, кто выживет, а кто нет.

 

Вывод

 

В этой статье интерсекциональность представлена ​​как способ обрамления различных взаимодействий расы и пола в контексте насилия в отношении цветных женщин. Я использовал интерсекциональность как способ обозначить взаимодействие расизма и патриархата в целом. Я также использовал интерсекциональность, чтобы описать расположение цветных женщин как в рамках пересекающихся систем подчинения, так и на периферии феминизма и антирасизма. Усилия по политизации насилия в отношении женщин мало что сделают для решения проблем небелых женщин, пока не будут признаны разветвления расового расслоения среди женщин. В то же время антирасистская повестка дня не будет поддержана за счет подавления реальности внутрирасового насилия в отношении цветных женщин. Результатом обеих этих маргинализации является то, что у цветных женщин нет готовых средств связать свой опыт с опытом других женщин. Это чувство изоляции усугубляет усилия по политизации гендерного насилия в цветных сообществах и позволяет сохранять смертоносное молчание, окружающее эти проблемы.

 

Я хочу предположить, что интерсекциональность предлагает способ урегулирования напряженности между утверждениями о множественной идентичности и постоянной необходимостью групповой политики. В этом отношении полезно отличать интерсекциональность от тесно связанной точки зрения антиэссенциализма, с которой цветные женщины критически относятся к белому феминизму за отсутствие цветных женщин, с одной стороны, и за то, что говорят от имени цветных женщин, с другой. Другой. Одно из толкований этой антиэссенциалистской критики - что феминизм эссенциализирует категорию «женщина» - во многом обязан постмодернистской идее о том, что категории, которые мы считаем естественными или просто репрезентативными, на самом деле социально сконструированы в лингвистической экономике различия22. Проект постмодернизма, ставящий под сомнение способы социального конструирования смысла, в целом здравомыслящий, эта критика иногда неверно истолковывает значение социальной конструкции и искажает ее политическую значимость.

Одна из версий антиэссенциализма, воплощающая то, что можно было бы назвать тезисом вульгаризированного социального построения, состоит в том, что, поскольку все категории социально сконструированы, не существует таких понятий, как, скажем, «черные» или «женщины», и поэтому в этом мало смысла. продолжать воспроизводить эти категории, организуясь вокруг них23. Даже Верховный суд участвовал в этом акте. В деле Metro Broadcasting, Inc. против FCC (I 10 S. Ct. 2997 (1990)) консерваторы суда в риторике, которая источает вульгарное конструктивистское самодовольство, заявили, что любой отказ направлен на то, чтобы усилить голоса меньшинств в эфире Волны сами по себе были основаны на расистском предположении, что цвет кожи каким-то образом связан с вероятным содержанием чьей-либо трансляции. Суд сказал:

 

Выбор Федеральной комиссии по связи использовать расовый критерий отражает взаимосвязанные понятия, согласно которым конкретная и отличная точка зрения присуща определенным расовым группам и что конкретный кандидат, в силу одной только расы или этнической принадлежности, ценится больше, чем другие кандидаты, потому что «вероятно, предоставит [что ] отличная перспектива ". Эти политики прямо приравнивают расу к убеждениям и поведению, поскольку они рассматривают расу как необходимое и достаточное условие обеспечения предпочтения.... Политика недопустимо ценит людей, потому что они предполагают, что люди думают в манере, связанной с их расой. (стр. 3037, внутренние цитаты опущены)

 

Но сказать, что такая категория, как раса или пол, является социально сконструированной, не означает, что эта категория не имеет значения в нашем мире. Напротив, большой и продолжающийся проект для подчиненных людей - и действительно, один из проектов, для которого очень помогли постмодернистские теории, - это размышление о том, как власть сгруппировалась вокруг одних категорий и направлена ​​против других. Этот проект пытается раскрыть процессы подчинения и различные способы, которыми эти процессы переживаются людьми, которые находятся в подчинении, и людьми, которые пользуются привилегиями. Таким образом, это проект, предполагающий, что категории имеют значение и последствия. Самая серьезная проблема этого проекта во многих, если не в большинстве случаев, заключается не в существовании категорий, а скорее в конкретных ценностях, связанных с ними, и в том, как эти ценности способствуют развитию и созданию социальных иерархий.

 

Это не означает, что процесс категоризации сам по себе является проявлением власти, но история намного сложнее и содержит нюансы, чем это. Во-первых, процесс категоризации - или, с точки зрения идентичности, именования - не является односторонним. Подчиненные люди могут участвовать и участвуют, иногда даже подрывая процесс именования, расширяя возможности. Достаточно подумать только об исторической подрывной деятельности категории «черные» или нынешней трансформации «квир», чтобы понять, что категоризация - это не улица с односторонним движением. Ясно, что существует неравная власть, но, тем не менее, есть некоторая степень свободы воли, которую люди могут проявлять и действительно проявляют в политике наименования. И важно отметить, что идентичность продолжает оставаться местом сопротивления для членов различных подчиненных групп. Мы все можем признать различие между утверждениями «Я черный» и утверждениями «Я человек, который оказался черным». «Я черный» берет социально навязанную идентичность и усиливает ее как якорь субъективности. «Я - черный» становится не просто заявлением о сопротивлении, но и позитивным дискурсом самоидентификации, тесно связанным с ним. праздничные высказывания вроде чернокожего националиста «Черный красив». «Я человек, который оказался Черным», с другой стороны, достигает самоидентификации, стремясь к определенной универсальности (по сути, «я - прежде всего человек») и к одновременному отказу от навязываемой категории («Черный ") как случайный, косвенный, не определяющий. Конечно, в обеих характеристиках есть правда, но они действуют по-разному, в зависимости от политического контекста. На данном этапе истории можно привести веские доводы в пользу того, что наиболее критическая стратегия сопротивления для лишенных прав и возможностей групп - это занять и защитить политику социального местоположения, а не освободить и разрушить ее.

 

Таким образом, вульгарный конструкционизм искажает возможности значимой политики идентичности, объединяя по крайней мере два отдельных, но тесно связанных проявления власти. Один из них - власть, реализуемая просто через процесс категоризации; другой - способность привести к тому, что эта категоризация будет иметь социальные и материальные последствия. В то время как первая сила способствует второму, политические последствия оспаривания одного имеют большое значение. Мы можем взглянуть на дебаты по поводу расового подчинения на протяжении всей истории и увидеть, что в каждом случае была возможность бросить вызов либо построению идентичности, либо системе подчинения, основанной на этом.

личность. Рассмотрим, например, систему сегрегации в деле Плесси против Фергюсона (163 U.S. 537, 1896). Речь шла о нескольких аспектах доминирования, включая категоризацию, признак расы и подчинение тех, кого так пометили. Плесси должен был бросить вызов по крайней мере двум целям: построению идентичности («Что такое черный?») И системе подчинения, основанной на этой идентичности («Могут ли черные и белые сидеть вместе в поезде?»). Плесси на самом деле поднял оба вопроса, оспаривая согласованность расы как категории и оспаривая подчинение тех, кого считали черными. В своем нападении на первого Плесси утверждал, что применение закона о сегрегации к нему, учитывая его статус смешанной расы, было неуместным. Суд отказался рассматривать это как атаку на согласованность расовой системы и вместо этого ответил простым воспроизведением дихотомии «черное / белое», которую оспаривал Плесси. Поскольку Плесси не был белым в силу своего небелого происхождения, он не пострадал из-за того, что с ним не обращались как с белым человеком. Как мы знаем, вызов Плесси практике разделения небелых также не увенчался успехом. Оценивая различные стратегии сопротивления сегодня, может быть полезно спросить, какое из вызовов Плесси было бы лучше всего для него - вызов согласованности системы расовой категоризации или вызов практике сегрегации?

 

Тот же вопрос может быть задан в деле Браун против Совета по образованию (397U.S. 483, 1954). Какой из двух возможных аргументов был политически более убедительным: сегрегация была неконституционной, потому что система расовой категоризации, на которой она основывалась, была бессвязной., или эта сегрегация была неконституционной, потому что она наносила вред детям, отнесенным к категории чернокожих, и, таким образом, угнетала их сообщества? Хотя некоторым это может показаться сложным вопросом, по большей части, аспект расового доминирования, который больше всего раздражал афроамериканцев, - это не расовая категоризация как таковая, а бесчисленное множество способов, которыми те из нас, кто так определил, действовали. систематически подчинялись. Что касается проблем, с которыми сталкиваются цветные женщины, то когда политика идентичности подводит нас, как это часто бывает, то не в первую очередь потому, что эта политика воспринимает как естественные определенные категории, которые социально сконструированы, а скорее потому, что описательное содержание этих категорий и повествований на которых они основаны, отдавали предпочтение одному опыту и исключали другой.

 

В этом контексте рассмотрим скандал с Кларенсом Томасом и Анитой Хилл. Во время сенатских слушаний по утверждению Кларенса Томаса в Верховном суде Анита Хилл, выдвинувшая обвинения в сексуальных домогательствах против Томаса, была риторически лишена прав, отчасти потому, что она оказалась между доминирующими интерпретациями феминизма и антирасизма. Оказавшись между конкурирующими нарративными тропами изнасилования (продвигаемого феминистками), с одной стороны, и линчеванием (продвигаемым Томасом и его сторонниками-антирасистами), с другой стороны, невозможно было определить гоночные и гендерные аспекты ее положения. Эту дилемму можно описать как следствие эссенциализирующей черноты антирасизмом и эссенциализирующей женственности феминизма. Но осознание этого не ведет нас достаточно далеко, поскольку проблема не просто лингвистическая или философская по своей природе. Он носит сугубо политический характер: нарративы гендера основаны на опыте белых женщин, принадлежащих к среднему классу, а нарративы расы основаны на опыте чернокожих мужчин. Решение состоит не только в аргументах в пользу множественности идентичностей или в оспаривании эссенциализма в целом. Вместо этого, например, в случае с Хилл, необходимо было заявить о тех важнейших аспектах ее местонахождения, которые были стерты даже многими ее защитниками, то есть заявить, какое значение имело ее отличие.

 

Если, как утверждает этот анализ, история и контекст определяют полезность политики идентичности, как тогда мы понимаем политику идентичности сегодня, особенно в свете нашего признания множественных измерений идентичности? Более конкретно, что значит утверждать, что гендерные идентичности были затемнены в антирасистских дискурсах, так же как расовые идентичности были затемнены в феминистских дискурсах? Означает ли это, что мы не можем говорить об идентичности? Или вместо этого, что любой дискурс об идентичности должен признавать, как наша идентичность конструируется через пересечение множества измерений? Для начала ответ на эти вопросы требует, чтобы мы сначала осознали, что группы организованной идентичности, в которых мы находимся, на самом деле являются коалициями или, по крайней мере, потенциальными коалициями, ожидающими своего формирования.

В контексте антирасизма, признание того, каким образом интерсекциональный опыт цветных женщин маргинализируется в преобладающих концепциях политики идентичности, не требует от нас отказа от попыток организации цветных сообществ. Скорее, интерсекциональность обеспечивает основу для переосмысления расы как коалиции между мужчинами и женщинами.

 

цвета. Например, в области ленты интерсекциональность не объясняет, почему цветные женщины должны отказаться. общий аргумент, что интересы общества требуют подавления любой конфронтации вокруг внутрирасового изнасилования. Интерсекциональность также может предоставить средства для решения других проблем маргинализации. Например, раса также может быть коалицией цветных натуралов и геев и, таким образом, служить основой для критики церквей и других культурных институтов, воспроизводящих гетеросексизм.

 

При таком переосмыслении идентичности может быть легче понять необходимость и набраться смелости, чтобы бросить вызов группам, которые, в конце концов, в каком-то смысле являются «домом» для нас, во имя тех частей нас, которые не производятся в домашних условиях. Это требует много энергии и вызывает сильное беспокойство. Самое большее, чего можно было ожидать, - это то, что мы осмелимся выступить против внутренних исключений и маргинализации, что мы сможем привлечь внимание к тому, как идентичность «группы» была сосредоточена на пересекающихся идентичностях немногих. Таким образом, признание того факта, что политика идентичности имеет место на месте пересечения категорий, кажется более плодотворным, чем оспаривание возможности вообще говорить о категориях. Осознавая интерсекциональность, мы можем лучше признать и обосновать различия между нами и обсудить средства, с помощью которых эти различия найдут свое выражение при построении групповой политики.

 

Примечания

 

Я в долгу перед огромным количеством людей, которые продвигали этот проект. За их любезную помощь в проведении моих полевых исследований для этой статьи я хочу поблагодарить Марию Бланко, Маргарет Кембрик, Джоан Крир, Эстель Чунг, Нильду Римонте и Фреда Смита. Мне пригодились комментарии Тауньи Бэнкс, Марка Баренберга, Дарси Калкинс, Эдриен Дэвис, Джины Дент, Брента Эдвардса, Пола Гевиртца, Лани Гинье, Нила Готанды, Джоэла Хэндира, Дункана Кеннеди, Генри Монагана, Элизабет Шнайдер и Кендалл Томас. Особая благодарность Гэри Пеллеру и Ричарду Ярборо. Джейн Ли, Паула Пурьер, Янси Гарридо, Юджиния Гиффорд и Лети Вольпп оказали ценную помощь в исследованиях. Я благодарен за поддержку Академического сената Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, Центра афроамериканских исследований Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, Фонда Рида и Школы права Колумбии. Более ранние версии этой статьи были представлены на семинарах по теории критических рас и на семинарах по теории права Йельского университета.

 

1. В этой статье я использую термины «черный» и «афроамериканец» как синонимы. Я пишу «черный» с заглавной буквы, потому что «чернокожие, как азиаты, латиноамериканцы и другие«меньшинства», составляют особую культурную группу и, как таковые, требуют обозначения как имени собственное». (Креншоу, 1988, стр.

 

1332 п. 2, со ссылкой на Mackinnon 1982, p. 516). Точно так же я не использую слово «белый» с большой буквы, которое не является существительным собственным, поскольку белые не составляют особую культурную группу. По той же причине я не пишу «цветные женщины» с большой буквы.

2. Для меня важно назвать перспективу, с которой строится анализ; а для меня это как черная феминистка. Более того, важно признать, что материалы, которые я использую в своем анализе, во многом основаны на исследованиях чернокожих женщин. С другой стороны, я рассматриваю свою собственную работу как часть более широких коллективных усилий феминисток всех мастей по расширению феминизма, включив в него анализ расы и других факторов, таких как класс, сексуальная ориентация и возраст. Поэтому я попытался предложить свое ощущение пробных связей между моим анализом интерсекционального опыта чернокожих женщин и интерсекциональным опытом других цветных женщин. Я подчеркиваю, что этот анализ не предназначен для ложного включения или исключения без необходимости других цветных женщин.

3. Во время моего исследования в Лос-Анджелесе, Калифорния, я посетила приют Дженесси для избитых женщин, единственный приют в западных штатах, в основном обслуживающий чернокожих женщин, и Приют для всех женщин, который в первую очередь обслуживает азиатских женщин. Я также посетил Эстель Чунг из Азиатско-Тихоокеанского юридического фонда и поговорил с представителем La Casa, приюта в преимущественно латиноамериканском сообществе Восточного Лос-Анджелеса.

 

4. Действительно, одна из приютов сообщила, что почти восемьдесят пять процентов ее клиентов вернулись к жестоким отношениям, в основном из-за трудностей с поиском работы и жилья. Афроамериканцы более изолированы, чем любая другая расовая группа, и эта сегрегация существует по классовым признакам. Недавние исследования в Вашингтоне, округ Колумбия, и его пригородах показывают, что шестьдесят четыре процента чернокожих, пытающихся снять квартиры в белых кварталах, сталкивались с дискриминацией (Thompson, 1991, D1). Если бы в этих исследованиях учитывались пол и семейный статус в уравнении, статистика могла бы быть хуже.

 

5. Расовые различия показали интересный контраст между политикой Дженесси и политикой других приютов, расположенных за пределами общины чернокожих. В отличие от некоторых других приютов в Лос-Анджелесе, Дженесси приветствовал помощь мужчин. По словам директора, политика приюта основывалась на убеждении, что, учитывая потребность афроамериканцев поддерживать здоровые отношения, чтобы вести общую борьбу против расизма, программы борьбы с насилием в афроамериканском сообществе не могут позволить себе враждебно относиться к мужчинам. Обсуждение различных потребностей черных женщин, подвергшихся побоям, см. В Richie 1985, p.40.

 

6. 8 U.S.C. + с 1186a (1988).

7. Поправки о мошенничестве в браке предусматривают, что для отмены условного статуса резидента «супруг-иностранец и супруг-иностранец (если он не умер) совместно должны подать Генеральному прокурору... ходатайство, в котором содержится просьба об отмене такого условного статуса. основание, в котором под страхом наказания за лжесвидетельство указываются факты и информация ". 8 U.S.C. + s 1186a (b) (1) (А). Поправки предусматривают отказ по усмотрению генерального прокурора, если иностранный супруг сможет продемонстрировать, что депортация приведет к крайним трудностям или что соответствующий брак был расторгнут по уважительной причине. (+ s 1186a (c) (4)). Однако условия этого отказа от лишений не обеспечили должной защиты пострадавших супругов.

8. Закон об иммиграции 1990 г., Pub. L. No. 101-649,104 Stat. 4978. Представитель Палаты представителей № 723 (i), 101-й конгресс, 2-я сессия. 78 (1990), перепечатано в 1990 году U.S.C.A.N. 6710, 6758.

 

9. Представитель HR № 723 (1), 101-я конг., 2-я сессия. 79, (1990) переиздано в 1990 г. U.S.C.A.N. 6710, 6759.

 

10. Одно исследование, проведенное среди женщин, подвергшихся побоям, «выдвинуло гипотезу о том, что, если человек является членом дискриминируемой группы меньшинств, чем меньше возможностей для получения социально-экономического статуса выше уровня бедности и чем слабее знание английского языка, тем выше его невыгодное положение». (Пейджлоу, 1981, с. 96). Семьдесят женщин из числа меньшинств, участвовавших в исследовании, «находились в двойном невыгодном положении в этом обществе, что еще сильнее связывало их со своими супругами».

11. Вряд ли можно сомневаться в том, что женщины, не умеющие общаться на английском языке, серьезно затрудняются в поисках независимости. Некоторые исключенные таким образом женщины оказались в еще более неблагоприятном положении, потому что они не были гражданами США, а некоторые находились в этой стране нелегально. Некоторым из них единственная помощь, которую мог оказать персонал приюта, заключалась в том, чтобы помочь им воссоединиться с их родными семьями (Pagelow 1981, стр. 96-97). Женщин, не говорящих по-английски, часто исключают даже из исследований женщин, подвергшихся побоям, из-за их языка и других трудностей. Исследователь уточнил статистику одного обследования, указав, что «неизвестное число женщин из групп меньшинств было исключено из этой выборки обследования из-за языковых трудностей» (Pagelow 1981, стр. 96). К com. Из-за отсутствия соответствующих услуг для цветных женщин во многих приютах были созданы специальные программы для женщин из определенных общин. Несколько примеров таких программ включают Проект по оказанию помощи жертвам в Восточном Гарлеме для латинских женщин, приют Jenessee для афроамериканок в Лос-Анджелесе, Apna Gar в Чикаго для женщин из Южной Азии и, в целом, для азиатских женщин, приют для азиатских женщин в Сан-Франциско, Центр азиатских женщин в Нью-Йорке и Центр азиатских семей тихоокеанских островов в Лос-Анджелесе. Программы с горячими линиями включают Сахи для женщин Южной Азии в

Нью-Йорк и Манави в Джерси-Сити, также для женщин из Южной Азии, а также программы для корейских женщин в Филадельфии и Чикаго.

12. Например, приют «Роза Паркс» и «Горячая линия» по оказанию помощи при изнасиловании в Комптоне, два приюта, обслуживающих афроамериканское сообщество, находятся в постоянном конфликте с источниками финансирования из-за соотношения количества долларов и часов, обслуживаемых женщинами. Интервью с Джоан Грир, исполнительным директором Rosa Parks Shelter, в Лос-Анджелесе, Калифорния (апрель 1990 г.).

13. Интервью с Джоан Грир, исполнительным директором Rosa Parks Shelter, в Лос-Анджелесе, Калифорния (апрель 1990 г.).

 

14. Большинство статистических данных о преступности классифицируются по полу или расе, но ни одна из них не классифицируется по полу и расе. Поскольку мы знаем, что большинство жертв изнасилования - женщины, расовая разбивка показывает, в лучшем случае, уровень изнасилований чернокожих женщин. Тем не менее, даже с учетом такой форы, процентные ставки для других небелых женщин собрать сложно. Хотя существует некоторая статистика по латиноамериканцам, статистика по азиатским и индейским женщинам практически отсутствует.

 

15. В этом отношении аргументы Али имеют много общего с аргументами неоконсерваторов, которые приписывают многие социальные бедствия Черной Америке распаду патриархальных семейных ценностей (см. Raspberry 1989, p. C 15; Will 1986a, p. A23; Will 1986b, p. 9). Аргумент Али имеет поразительное сходство со спорным «Отчетом Мойнихана» о семье Блэков, названным так потому, что его основным автором стал сенатор Дэниел П. Мойнихан (штат Нью-Йорк). В печально известной главе, озаглавленной «Клубок патологии», Мойнихан утверждал, что: «Негритянское сообщество было вынуждено принять матриархальную структуру, которая, поскольку она настолько не соответствует остальному американскому обществу, серьезно тормозит развитие общества. группы в целом и ложится тяжелым бременем на мужчин-негров и, как следствие, на очень многих негритянских женщин. (стр.29)

16. Источник сопротивления раскрывает интересную разницу между азиатско-американскими и афро-американскими сообществами. В афроамериканском сообществе сопротивление обычно основывается на попытках избежать подтверждения негативных стереотипов афроамериканцев как насильственных; члены некоторых азиатско-американских сообществ заботятся о том, чтобы не опорочить миф о модельном меньшинстве. Интервью с Нильдой Римонте, директором приюта для женщин, в Лос-Анджелесе, Калифорния (19 апреля I 991 г.) 17. 14 января 1991 года сенатор Джозеф Байден (округ Колумбия) внес на рассмотрение Сената закон № 15, Закон 1991 года о насилии в отношении женщин, всеобъемлющий закон, касающийся насильственных преступлений, с которыми сталкиваются женщины. С. 15, 102-й съезд, I-я сессия. (1991). Законопроект состоит из нескольких мер, направленных на создание безопасных улиц, безопасных домов и безопасных университетских городков для женщин. В частности, Раздел III законопроекта создает средства защиты гражданских прав от преступлений, связанных с насилием, мотивированных полом жертвы (+52 301). Среди выводов в поддержку законопроекта были следующие: «(1) преступления на почве пола жертвы представляют собой преступления на почве предубеждения в нарушение права жертвы на свободу от дискриминации по признаку пола» и «2) действующее законодательство [не предусматривает гражданского средство правовой защиты] за гендерные преступления, совершенные на улице или дома ". S. Rep. No. 197, 102-й Конгресс, I-я сессия. 27 (1991).