Угасание династии Капетингов

 

«История рассказывает нам, что король Франции Филипп, по прозвищу Красивый, помимо красавицы дочери Изабеллы, что была выдана за короля Англии, имел еще троих сыновей. Эти три сына были очень красивы. Старший, Людовик, король Наварры, при жизни отца был прозван Сварливым. Второго звали Филипп Большой или Длинный, а третьего - Карлом. Все они, по праву законного наследования, один за другим, были королями после смерти своего отца Филиппа, и не оставили от своих браков наследников мужского пола». (Рис. 1.). После событий сообщенных в хронике Жана Фруассара начинается длительный военно-политический конфликт между Английским и Французским королевствами в XIV— XV вв., также известный как Столетняя война.

Большинство ученых и историков до сих пор склонны придерживаться ложного мнения о том, что Столетняя война была развязана с вступлением на престол династии Валуа, а Эдуард III Плантагенет в силу прав, полученных от матери (Рис.1.), стал претендовать на корону Франции. В результате продолжительный конфликт, столкнувший две монархии, как в основе, так и в развитии приобретает черты по сути династической распри.

Однако смена династий могла лишь послужить толчком к началу войны, но никак не причиной, главной же из которой является именно спорный вопрос владений Аквитанью и Фландрией (Рис.3.). Ведь именно потому, что Филиппу Валуа, как и его предшественникам не удалось успокоить своего аквитанского вассала, доведя дело до разрыва и последующую конфискацию Гиени(Рис.3.) в мае 1337 г., французский король и дал повод к войне. В ответ же на конфискацию своего фьефа оскорбленный вассал выдвигает претензию на корону Франции, тем самым показывая, что право на его стороне. При этом легко оставит династические амбиции, как только Валуа, побежденные на поле боя, дадут ему территориальные компенсации и гарантии суверенитета в Аквитании, которые сделают Плантагенета равным королю Франции, а не вассалом последнего.

5 июня 1316 г. после короткого царствования преждевременно умирает старший сын Филиппа Красивого, Людовик X, никакое наследственное право не позволяло однозначно указать того, кому достанется корона Франции. В том, что она должна передаваться по наследству, ни у кого сомнений не было. За время своего правления династия Капетингов (987-1328), уже успела утвердить принцип наследования, по которому при жизни король избирал своего соправителя и короновал старшего сына, который впоследствии и наследовал трон, уже не обращаясь к баронам. Но по уникальному в истории счастливому стечению обстоятельств каждый король от Гуго Капета до Филиппа Красивого, всегда, в каждом поколении, оставлял одного или нескольких сыновей, способных ему наследовать.

Мужское наследование стало фактом, закон как таковой не существовал, не было прецедента, который бы позволил четко сформулировать правило. Сами короли постоянно уклонялись от этого простого дела – определить указом, кому в будущем достанется их наследие.

Людовик X стал первым королём не оставившим наследника мужского пола.

От первой жены, Маргариты Бургундской, трагически исчезнувшей после безобразного скандала в 1314 г., у него была дочь Жанна, в 1316 г. еще несовершеннолетняя; однако ее легитимность могла быть оспорена из-за провинности собственной матери. Вторая жена, Клеменция Венгерская, была беременной, когда овдовела раньше времени. Если она родит сына, младенец станет королем – в этом никто не сомневался. Если это будет дочь, невозможно предвидеть, какое мнение в конечном счете одержит верх. В ожидании родов было решено установить регентство которое было поручено возглавить Филиппу, графу Пуатевинскому, родному брату Людовика X (Рис.1.), он захватил пост регента обоих королевств, Франции и Наварры, наследие его покойного брата от отца и матери.

13 ноября 1316 г. королева произвела на свет сына Иоанна I Посмертного, который так и не удостоился стать королем; через 5 дней Иоанн умер.

9 января 1317 г. Филипп V организовал свою коронацию в Реймсе, т.е. потребовал корону и поочередно преодолел все препятствия на пути к трону. Но большинство из светских пэров – герцоги Бретонский, Гиенский, Бургундский и граф Фландрский – воздержались от появления на традиционной церемонии, словно лишь скрепя сердце приняли свершившийся факт.

Чтобы укрепить свою очевидно шаткую власть и свою сомнительную легитимность, новый король потребовал ее одобрения со стороны собрания нотаблей, созванного в Париже на ближайшее Сретение (2 февраля). Прелаты и бароны, к которым добавились буржуа крупнейших городов и доктора Парижского университета, не могли, естественно, выступить против коронованного короля и вскоре они заявили лишь что «женщина не наследует королевскую власть во Франции».

Как откровенно неблагодарный дядя, Филипп ожесточенно оспаривал у своей племянницы Жанны наследство, которое должно было ей достаться от ее бабки Жанны Шампанской, а именно королевство Наварру и графства Шампань и Бри. Он, правда, признал за ней Наварру; но в ожидании ее совершеннолетия – ей было только семь лет – забрал себе и сохранил на все царствование титул короля Наваррского и управление пиренейским королевством; что касается Шампани, ее он придержал, обещая территориальные или денежные компенсации. Вся эта борьба велась только между Жанной и ее дядей Филиппом; ни разу в нее не вмешались другие возможные претенденты, чьи права в данном случае были бы очень слабыми.

Конечно, Королевский совет Англии собрался было предъявить возможные права королевы Изабеллы, сестры Людовика X и Филиппа V; но дальше он не пошел, и Эдуард II(Рис.2.) признал нового короля, извинившись, что не может присутствовать на его коронации.

2 января 1322 г. Филипп V Длинный умер, в свою очередь оставив только четырех дочерей от своей жены Жанны, дочери графа Бургундского, а его младший брат Карл Маршский, грубо отстранил всех своих племянниц и стал королем Карлом IV Красивым (Рис.1.). Похоже, на этот раз никто не протестовал.

Во вторник, 1 февраля 1328 г., последний французский король из династии Капетингов, Карл IV, скоропостижно скончался в своем Венсенском замке недалеко от Парижа после болезни, приковавшей его к постели на минувшее Рождество. Он был женат трижды: сначала на Бланке Бургундской, с которой развелся, заточив ее в монастырь, после скандала, о котором мы уже упоминали; потом на Марии Люксембургской, оставившей ему малолетнюю дочь, и наконец на своей двоюродной сестре Жанне д'Эврё, которая также была беременна в момент, когда преждевременная смерть короля сделала ее вдовой.

Через одиннадцать с половиной лет вновь возникла ситуация, идентичная той, что позволила Филиппу V стать регентом, а потом и королем. На этот раз на регентство могли претендовать три кандидата. Прежде всего молодой Филипп д'Эврё, в пользу которого говорили три обстоятельства: он был двоюродным братом трех последних королей и сыном Людовика д'Эврё, младшего и единокровного брата Филиппа Красивого; потом он был женат на Жанне Французской, дочери Людовика X, которую уже одиннадцать лет не подпускали к трону; и наконец, он был шурином последнего короля и, следовательно, естественным советчиком своей сестры Жанны и официальным опекуном ребенка, которого она вынашивала. Но из-за юного возраста, политической неопытности и бесцветного, как у отца, характера он не сумел ни настоять на своих правах, ни провести свою кандидатуру.

Далее можно было думать об английском короле Эдуарде III, ближайшем кровном родственнике последних суверенов – сыне их сестры Изабеллы (Рис.1.). Но он был далеко и не мог вовремя предъявить своих прав, также был молод, и к тому же можно ли было всерьез думать о том, чтобы доверить регентство над Французским королевством юноше семнадцати лет, который на своем английском острове беспрекословно сносил опеку своей матери. Оставался Филипп Валуа, его права как двоюродного брата покойных суверенов имели первенство над правами Филиппа д'Эврё; на него падал отблеск престижа отца – Карла Валуа, о котором скажут, что он был «сыном короля, братом короля, дядей трех королей и отцом короля, но никогда королем», и который до самой смерти в декабре 1325 г. оказывал весомое влияние на политику племянников.

Конечно, этот кандидат хотя и был человеком бывалым – ему было почти тридцать пять лет, – но еще не показал, на что способен. Сначала он стал графом Мена – этот апанаж (часть наследственных земельных владений или денежное содержание, которые передавались некоронованным членам королевской семьи) достался ему в наследство от матери, а потом, после 1326 г. – графом Анжуйским и Валуа. Однако единственная его экспедиция – в Италию, куда он направился на помощь ломбардским городам, восставшим против Висконти (правящая династия в Милане в 1277-1447), – имела не очень славный исход: рыцарственный принц просто-напросто пошел на то, чтобы купить успешное, но позорное отступление. Впрочем, сурово к нему не отнеслись: ведь собрание баронов, куда на сей раз не пригласили ни представителей городов, ни докторов университета, доверило сыну Карла Валуа регентство над королевством Францией, а сверх того и над королевством Наваррой, на которую он не имел никаких прав.

1 апреля 1328 г., королева Жанна д'Эврё разродилась дочерью. Даже речи не было о том, чтобы оставить корону младенцу, потому что в аналогичных обстоятельствах уже последовательно отстранили сначала дочь Людовика X, а потом дочерей Филиппа V. Но из бывших кандидатов в регенты двое теперь могли претендовать на трон с видимостью полного права и бороться за власть в королевстве как мужчины – наследники Капетингов. Как племянник последних королей и их родственник в Эдуард III Плантагенет был ближе к ним, чем граф Валуа, всего только двоюродный брат. В пользу Филиппа можно было привести довод, что он был родственником полностью по мужской линии, а в линии Плантагенета была одна женщина – его мать Изабелла Французская. Будучи отстранена от наследования одновременно с племянницами по причине своего пола, королева Англии не могла передать сыну права, которыми не смогла воспользоваться сама. Это возникающая вновь и вновь правовая проблема так и не сможет найти разрешения.

На следующий день после родов Жанны д'Эврё регент созвал в Венсеннском замке собрание баронов. В том, что все выступили за графа Филиппа Валуа, определяющую роль сыграли скорее не столько юридические аргументы, выдвинутые защитниками обоих вариантов, сколько оппортунистические соображения. Филипп уже как два месяца, к общему удовлетворению, обладал реальной властью; в качестве регента он лично председательствовал на заседаниях этого большого расширенного совета, который должен был назначить суверена.

В отличие от него, Эдуард III был не то чтобы иностранцем, но Плантагенетом, то есть королем Англии и непокорным вассалом, находящимся в постоянном конфликте с сюзереном, вассалом, чьи слишком частые «мятежи» за последние тридцать лет дважды вынуждали сюзерена конфисковать аквитанский фьеф, что вызвало два вооруженных конфликта. Последняя из этих войн, недавно угасшая, еще была жива у всех в памяти. В 1325 г. Эдуарда видели при французском дворе, которого за собой вечно таскала за собой его мать Изабелла; особое отвращение вызывали манеры этой злой и бесстыдной женщины, ее склонность к злословию, откровенность ее связи с Роджером Мортимером первым графом Марч; здесь помнили, что Карл IV изгнал ее от двора.

Поскольку она все еще была известна как всесильная правительница Англии, французские бароны опасались, как бы через своего сына Изабелла не завоевала власть со своей иностранной кликой над Парижем.

Как и собрание в феврале 1317 г., апрельское собрание 1328 г. скорее создало закон, чем нашло подходящий. Но если в 1317 г. в грубом отстранении дочери Людовика X многие увидели несправедливость, противную обычаю, то вердикт 1328 г., оказавший предпочтение графу Валуа перед слишком юным и слишком далеким королем Англии, был принят в Французском королевстве беспрекословно. Это было логическим следствием двух прецедентов, созданных Филиппом V и Карлом IV. На престол возводили принца не то чтобы очень популярного, но по крайней мере известного при дворе и пользовавшегося симпатиями знати.

Новое царствование начиналось при самых счастливых предзнаменованиях, объединив значительные силы королевства с ресурсами Анжу и Валуа. Внутри страны не возникло никакого противодействия; можно было не опасаться никакой серьезной угрозы и извне, поскольку разочарованию молодого Эдуарда III как обойденного претендента не давали свободно выплеснуться внутренние проблемы Англии. Смена династии произошла без загвоздок; на коронацию Филиппа съехались все вассалы, чтобы принести оммаж. Теперь, не беспокоясь за будущее, он мог силой ликвидировать права дочерей последних королей к выгоде для себя. Конфликт обеих династий, который, как бы там ни было, предварялся восшествием династии Валуа на престол, еще не казался близким.