В доме матфия за явеш-гилеадом

 

13 декабря 1945

 

Глубокая лесистая долина, в которой расположен Явеш-Гилеад, звучит многократным эхо вздувшихся маленьких потоков, которые, пенясь, текут к протекающему поблизости Иордану. Тусклые сумерки и пасмурный день усиливают мрачное впечатление от леса и село, таким образом, выглядит на первый взгляд печальным и негостеприимным.

Фома, который всегда пребывает в хорошем настроении, несмотря на то, что его одежда промокла так, как если бы ее достали из стирального корыта, и он покрыт грязью с головы до ног, говорит: «Х’м! Я бы не хотел, чтобы это село мстило за себя нам из-за неприятных неожиданностей, которые им преподнес Израиль. Хорошо, пойдем и будем страдать за Господа».

Люди не убили их, это верно, но они прогнали апостолов отовсюду, называя их ворами и еще более худшими именами, а Филиппу и Матфею пришлось бежать во всю мочь, чтобы избавиться от большой собаки, которую натравил на них пастух, когда они постучали в дверь его кошары, прося убежища на ночь «хотя бы под навесом для овец».

«Что же нам теперь делать?»

«У нас нет хлеба».

«И нет денег. А без денег мы не найдем ни хлеба, ни жилья».

«Мы промокли до нитки, замерзли и голодны».

«Темнеет. Хороший у нас будет вид завтра утром, после ночи проведенной в лесу».

Семеро из Двенадцати открыто ворчат, трое явно недовольны, даже если не говорят об этом, Симон Зелот идет с опущенной головой и выражение его лица не видно. Иоанн сильно смущен и с печальным выражением лица бросает быстрые взгляды поочередно на Иисуса и на ворчунов. Иисус продолжает идти и лично стучаться в каждую дверь, или потому, что апостолы отказываются делать это, или потому что делают это со страхом. Поэтому Он терпеливо идет по маленьким улочкам, которые превратились в скользкое грязное болото, но везде встречает отказ.

Они дошли до конца села, где долина расширяется, превращаясь в пастбища равнины Трансиордании. Осталось всего несколько домов… и в каждом их ждет разочарование…

«Давайте поищем на полях. Иоанн, ты сможешь взобраться на тот вяз? С его вершины ты сможешь увидеть».

«Да, мой Господь».

«Вяз скользкий из-за дождя. Он не сможет взобраться на него и поранится. А у нас, таким образом, будет еще один раненый спутник», - ворчит Петр.

И Иисус кротко отвечает: «Тогда Я поднимусь на него».

«Ни в коем случае!» - кричат все они хором. И рыбаки кричат громче остальных, добавляя: «Если это опасно для нас, рыбаков, как Ты надеешься сделать это, если Ты никогда не взбирался на мачты или по веревкам?»

«Я собирался сделать это ради вас, чтобы найти для вас убежище. Я не возражаю, не дождь беспокоит Меня…» Какая большая печаль! Какая печаль, молящая о любви и понимании, в Его голосе!

Некоторые услышали и замолчали. Варфоломей и Матфей говорят: «Сейчас уже слишком поздно делать что-нибудь. Решение надо было принимать раньше».

«Конечно! А не руководствоваться капризом, решив уйти из Пеллы, когда уже шел дождь. Ты был упрямым и безрассудным, и теперь мы все расплачиваемся за это. Что Ты можешь сейчас сделать? Если бы наш кошелек был полон, все дома были бы открыты для нас. Но Ты!... Почему Ты не сотворишь чуда, хотя бы одного чуда для Твоих апостолов, поскольку Ты творишь чудеса даже для недостойных людей?» - говорит Иуда Искариот, жестикулируя как сумасшедший. Он так агрессивен, что остальные, хотя они более или менее согласны с ним, чувствуют, что необходимо напомнить ему об уважении к Учителю.

Иисус уже похож на Осужденного, кротко взирающего на Своих палачей. Он молчит. Это молчание, которое уже некоторое время становится все более и более частым у Иисуса, предваряет Его «великое молчание» перед Синедрионом, Пилатом и Иродом, заставляет меня чувствовать жалость к Нему. Оно напоминает мне молчаливые паузы в стонах умирающего человека, причиной которых является не смягчение болей, а вступление в преддверие смерти. Молчание Иисуса более красноречиво, чем слова, так как оно выражает всю Его печаль о недостатке любви и понимания у людей. И из-за Своей безответной кротости и низкого положения Его головы, Он выглядит так, как если бы Он уже был закован в цепи и передан человеческой ненависти.

«Почему Ты не говоришь?» - спрашивают они у Него.

«Потому что Я произнес бы слова, которые ваши сердца не поняли бы в данную минуту… Пойдем. Мы будем идти, чтобы не замерзнуть… И простите Меня…»

Он быстро поворачивается и продолжает вести группу, некоторые из членов которой жалеют Его, некоторые обвиняют, другие же возражают своим товарищам.

Иоанн медленно отстает от группы, стараясь остаться незамеченным. Затем он подходит к очень высокому дереву, тополю, я думаю, или ясеню, и, сняв свою мантию и тунику, начинает взбираться по нему, полуголый, прилагая большие усилия, пока не достигает первых ветвей, облегчающих его подъем. Теперь он взбирается на дерево быстро как кошка. Иногда он поскальзывается, но немедленно вновь концентрируется и достигает почти самой вершины. Он обозревает горизонт в последнем свете дня, который сейчас яснее здесь, на открытой равнине, чем в долине, также потому, что темные тучи поредели. Он смотрит внимательно по всем направлениям и, наконец, делает радостный жест. Стремительно соскальзывает на землю, надевает свою одежду и бежит вдогонку за группой, настигает своих товарищей, обгоняет их и вскоре оказывается рядом с Учителем Тяжело дыша, после усилий подъема и бега, он говорит: Там хижина, Господь… хижина на востоке… Но мы должны повернуть обратно… Я взобрался на дерево… Пойдем…»

«Я иду с Иоанном в эту сторону. Если вы хотите пойти с нами, то идите, в противном случае продолжайте идти, как шли, до следующей деревни у реки. Мы встретимся там», - серьезно и решительно говорит Иисус.

Промокшие под дождем, все они следуют за Ним через поля.

«Но мы идем обратно к Явешу!»

«Я не вижу каких-либо домов…», «Мне интересно, что увидел мальчик!»

«Возможно навес», «Или лачугу прокаженного».

«Мы насквозь промокнем. Эти поля подобны губкам», - ворчат апостолы.

Но за рощицей появляется не навес и не избушка прокаженного. Это хижина, низкая большая хижина, похожая на бедную кошару, крытую наполовину тростником, и с глиняными стенами, которые едва поддерживают четыре опоры из грубого камня. Изгородь из кольев окружает лачугу, а внутри ее растут овощи, с листьев которых капает вода.

Иоанн окликает хозяина. Из хижины выходит старик. «Кто это?»

«Паломники, идущие в Иерусалим. Дай нам приют во имя Божие!» - говорит Иисус.

«Конечно. Это мой долг. Но вам не повезло. У меня маленькая комната и нет кроватей».

«Это не имеет значения. У тебя, по крайней мере, будет огонь».

Человек сам подходит к воротам и открывает их. «Входите, и да пребудет с вами мир».

Они проходят через крошечный огород, входят в единственную комнату, которая одновременно является кухней и спальней. В очаге горит огонь. Здесь царят порядок и бедность и нет ни одной кухонной принадлежности сверх необходимого.

«Видите! Только сердце у меня широкое и богатое. Но если вы хотите лучшим образом использовать это… У вас есть хлеб?»

«Нет. Только горсть олив…»

«У меня не хватит хлеба на всех. Я приготовлю что-нибудь с молоком. У меня две овцы. Их мне достаточно. Я пойду подоить их. Вы не дадите мне ваши мантии? Я повешу их в кошаре, сзади. Они немного подсохнут, а завтра мы их досушим на огне».

Старик выходит, нагруженный мокрой одеждой. Все встали у огня, наслаждаясь теплом.

Старик возвращается с грубым матом, который он кладет на пол. «Снимите ваши сандалии, я отмою их от грязи и повешу, чтобы они высохли. И дам вам немного теплой воды, чтобы вы могли помыть свои ноги. Мат грубый, но он чистый и толстый. Вам на нем будет удобнее, чем на холодном полу».

Он взял котелок полный зеленоватой воды, в которой варились овощи, и выливает половину ее в таз, а другую половину в другой сосуд. Затем добавляет холодной воды и говорит: «Вот вам, пожалуйста. Это освежит вас. Помойте ноги. Вот чистая ткань».

Одновременно он хлопочет у очага. Разжигает огонь, наливает в горшок молоко и ставит его на огонь. И как только оно начинает закипать, он добавляет в него какие-то семена, которые выглядят как молотый ячмень или пшено, и размешивает кашеобразную массу.

Иисус, Который одним из первых помылся, подходит к нему: «Да вознаградит тебя Бог за твое милосердие».

«Я только возвращаю то, что получил от Него. Я был прокаженным. Я был прокаженным с тридцати семи лет до пятьдесят первого года моей жизни. Затем я исцелился. Но в деревне я обнаружил, что моя жена и родственники умерли, а мой дом разворовали. Во всяком случае, я был “прокаженным”… Поэтому я пришел сюда,. построил здесь свой дом сам и с Божьей помощью. Сначала я устроил шалаш из болотного тростника, затем построил деревянный. Затем возвел стены… Что-нибудь новое каждый год. В последний год я построил загон для овец. Я купил их, продавая маты и деревянную посуду, которую я делаю. У меня есть яблоня, груша, смоковница и виноградная лоза. Я выращиваю овощи перед домом и у меня есть небольшое ячменное поле на задворье. У меня четыре пары голубей и две овцы. В скором времени у меня будут ягнята. И я надеюсь, что в этот раз будут овечки. Я благословляю Господа и не прошу большего. А кто Ты?»

«Галилеянин. У тебя есть предубеждение против них?»

«Ничуть, хотя я иудей по происхождению. Если бы у меня были дети, я бы хотел иметь одного, такого как Ты… Теперь я отец для моих голубок… Я привык к одиночеству».

«А в праздники?»

«Я наполняю кормушки и ухожу. Я нанимаю осла. Я бегу туда, делаю то, что я должен делать, и возвращаюсь. У меня ни разу не украли и листа. Бог добрый».

«Да, как к тем, кто хорошие, так и к тем, которые не очень хороши. Но хорошие люди находятся под Его крыльями».

«Да, Исайя тоже говорит это… Он защищал меня, Он делал это».

«Но ты был прокаженным», - замечает Фома.

«И я стал нищим и остался один. Но, по благодати Божьей, вновь стал человеком и имею кров и хлеб. Иов был для меня примером в моих несчастьях. Я надеюсь заслужить благословение Божье, как и он, не в богатстве, но в благодати».

«Ты получишь ее. Ты праведник. Как тебя зовут?»

«Матфием». Он снимает с огня горшок и ставит его на стол. Добавляет масло и мед, вновь ставит его на огонь и говорит: У меня только шесть штук столовой посуды, тарелок и чаш, вы должны будете есть по очереди».

«А как же ты?»

«Хозяин, принимающий гостей, обслуживается последним. Первыми – братья, посланные Богом. Здесь это вы. Каша готова. Она будет для вас полезна». И он наливает полные черпаки горячей каши, от которой идет пар, в четыре тарелки и две чашки. В деревянных ложках нет недостатка.

Иисус советует молодым поесть.

«Нет, Ты должен поесть, Учитель», - говорит Иоанн.

«Нет. Пусть лучше Иуда наестся досыта, так чтобы он мог понять, что еда для детей есть всегда».

Иуда меняется в цвете, но ест.

«Ты раввин?»

«Да, а это Мои ученики».

«Я ходил к Крестителю, когда был в Вифаваре. Тебе известно что-нибудь о Мессии? Говорят, что Он существует, и что Иоанн указал на Него. Когда я иду в Иерусалим, я всегда надеюсь увидеть Его. Но мне это никогда не удается. Я исполняю обряд и не остаюсь там. Возможно, из-за этого я никогда не видел Его. Я в изоляции и здесь и там… Люди в Перее не хорошие. Я говорил с несколькими пастухами, которые приходят сюда пасти. Они знают Его и рассказали мне о Нем. Какие чудесные слова! Представляю, какие они прекрасные, должно быть, когда их произносит Он!...»

Иисус не открывает Себя. Сейчас Его очередь есть, и Он мирно вкушает пищу рядом с добрым стариком.

«А теперь? Что мы будем делать с постелями? Я дам вам мою постель, но она только одна… Я пойду в кошару».

«Нет, мы пойдем туда. Сена вполне достаточно для тех, кто устал».

Трапеза закончилась, и они решили лечь, чтобы на рассвете быть готовыми продолжить свой путь. Но старик настоял, чтобы Матфей, который сильно простудился, спал в его постели.

………….

 

Но на рассвете дождь льет как из ведра. Как они могут уйти в такой сильный дождь? Они послушали старика и остались. Тем временем они чистят щеткой свои одежды и сушат их, смазывают свои сандалии и остальное. Старик снова сварил на всех ячменную кашу в молоке и зарывает несколько яблок в горячий пепел. Такова их пища и они ели ее, когда услышали голос снаружи.

«Еще один паломник? Что мы будем делать?» - говорит старик. Но он встает, закутывается в грубое шерстяное водостойкое одеяло, и выходит. На кухне тепло, но нет хорошего настроения. Иисус молчит.

Старик возвращается с широко раскрытыми глазами. Он смотрит на Иисуса, а затем на остальных. Он кажется испуганным… и выглядит неуверенным и пытливым. Наконец он говорит: «Среди вас Мессия? Скажите мне, потому что люди из Пеллы ищут Его, чтобы поклоняться Ему из-за великого чуда, которое Он сотворил. Они всю ночь стучали в двери всех домов до самой реки, до самой первой деревни… Сейчас, возвращаясь назад, они подумали обо мне. Кто-то указал им на мой дом. Они снаружи, в повозках. Большая толпа!»

Иисус встает. Двенадцать говорят: «Не выходи. Если Ты сказал, что мудро избежать остановки в Пелле, то не имеет смысла показываться сейчас».

«Так и есть! О, Благословенный! Благословен Ты и Тот, Кто послал Тебя ко мне. Принимать Тебя! Ты Ребе Иисус, Который…О!» Старик стоит на коленях, а его лоб касается пола.

«Да, это Я. Но позволь Мне пойти к тем, кто искали Меня. Затем Я приду к тебе, мой хороший человек». Он высвобождает Свои лодыжки из рук старика и выходит в затопленный огород.

Вот Он! Осанна!» Люди выпрыгивают из повозок. Это мужчины и женщины, юный слепой парень, исцеленный вчера и его мать, а также женщина из Герасены. Они падают на колени, не обращая внимания на грязь и умоляют: «Вернись с нами в Пеллу».

«Нет, В Явеш, кричат другие, очевидно приехавшие из этого места. «Мы хотим Тебя! Мы сожалеем, что прогнали Тебя!» - кричат те, кто из Явеша.

«Нет, В Пеллу с нами, так как Твое чудо все еще живо там. Ты дал свет их глазам. Дай свет нашим душам».

«Я не могу. Я иду в Иерусалим. Вы найдете Меня там».

«Ты гневаешься на нас, потому что мы прогнали Тебя».

«Ты раздражен, потому что знаешь, что мы поверили клевете грешников».

Лицо Матери Марка все покрыто слезами.

«Джая, пожалуйста скажи Тому, Кто любит тебя, чтобы Он вернулся».

«Вы найдете Меня в Иерусалиме. Идите и будьте стойкими. Не будьте подобными ветрам, которые дуют по всем направлениям. До свидания».

«Нет. Пойдем. Мы похитим Тебя, если Ты не придешь».

«Вы не должны поднимать на Меня руку. Это идолопоклонство, а не вера. Вера верит, даже не видя. Она пребывает, даже если ее преследуют. Она возрастает и становится крепче даже без чудес. Я останусь с Матфием, который поверил, ничего не видя, потому что он праведник.

«Хотя бы прими наши дары: деньги и хлеб. Нам сказали, что Ты отдал все, что у Тебя было Джае и его матери. Возьми повозку. Ты можешь путешествовать в ней. Ты оставишь ее в Иерихоне, у Тимония, хозяина постоялого двора. Возьми ее. Идет дождь и он будет идти еще долго. Ты будешь укрыт и будешь путешествовать быстрее. Дай нам знак, что Ты не ненавидишь нас».

Они находятся по другую сторону изгороди, Иисус на этой стороне: они смотрят друг на друга и те, кто по другую сторону, полны возбуждения. За Иисусом находится старый Матфий, стоящий на коленях с широко раскрытым ртом, а затем апостолы, которые все стоят.

Иисус протягивает Свою руку и говорит: «Я приму ваше пожертвование для бедных. Но Я не приму повозки. Я Бедняк среди бедняков. Пожалуйста, не настаивайте. Джая, и ты, женщина, и ты из Герасы, идите сюда, чтобы Я мог дать вам особое благословение». И когда они приблизились к Нему, так как Матфий открыл калитку в изгороди, Он ласкает, благословляет и отпускает их. Затем Он благословляет всех тех, кто столпились у ворот, чтобы дать апостолам деньги и продукты и отпускает их.

Затем Он возвращается в дом…

«Почему Ты не поговорил с ними?»

«Чудо с двумя слепыми людьми и есть Моя проповедь».

«Почему Ты не принял повозку?»

«Потому что лучше путешествовать пешком». И Он обращается к Матфию: «Я хотел бы вознаградить тебя Своими благословениями. Теперь Я могу добавить немного денег, чтобы покрыть расходы, которые тебе пришлось понести…»

«Нет, Господь Иисус… Я не желаю этого, Я сделал это от всего сердца. И я делаю это сейчас, чтобы служить Господу. Господь не платит. Он не обязан платить. Я получил, а не ты! О! Этот день! Он перейдет со мной, воспоминания о нем, в следующую жизнь!»

«Ты прав! Ты найдешь свое милосердие к паломникам написанным на Небесах, так же как твою скорую и безоговорочную веру… Как только немного прояснится, Я покину тебя. Те люди могут вернуться. Они настаивают, пока они разбужены чудом, затем они становятся такими же апатичными и вялыми, какими были прежде, или даже враждебными. До сих пор Я останавливался, пытаясь обратить их. Сейчас Я иду и прохожу мимо, не останавливаясь. Я иду к Своей участи, которая подгоняет Меня. Бог и человек призывают Меня, и Я больше не могу останавливаться. Любовь и ненависть подгоняют Меня. Пусть те, кто любит Меня, следуют за Мной. Но Учитель больше не будет бегать за непослушными овцами».

«Они не любят Тебя, божественный Учитель?» - спрашивает Матфий.

«Они не понимают Меня».

«Они грешны».

«Похоть превращает их в глупцов».

Старый Матфий больше не осмеливается быть таким доверительным, как раньше. Кажется, что он стоит перед алтарем. Иисус, наоборот, поскольку Он больше не Неизвестный, менее сдержан и говорит со стариком так, как если бы он был родственником.

Так проходят часы до раннего полудня. Облака начинают рассеиваться, обещая прекращение дождя. Иисус приказывает тронуться в путь. И пока старик пошел за сухими мантиями, Он кладет несколько монет в ящик, и немного хлеба и сыра кладет в кухонный шкаф. Старик возвращается, и Иисус благословляет его. Затем Он снова выходит на дорогу, оборачиваясь вновь и вновь, чтобы посмотреть на белую голову, склонившуюся на темную изгородь.

 

Роза Иерихона

 

       14 декабря 1945

 

       Равнина на восточном берегу Иордана похожа на лагуну из-за непрекращающегося дождя, особенно там, где сейчас находятся Иисус и Его ученики. Они только что пересекли поток, стекающий из узкого ущелья в ближайших холмах, которые, кажется, формируют циклопическую дамбу, с севера на юг, вдоль Иордана, прерываемую то и дело узкими долинами, по которым неизменно текут потоки. Это выглядит, как если бы Бог расположил здесь ряд холмов, распределенных как кромка раковины огромного гребешка[7], в качестве контура широкой долины Иордана. Я бы сказала, что это несколько однообразный край раковины гребешка, так как его проекции, направления и расстояния так похожи друг на друга. Группа апостолов находится между последними двумя потоками, которые затопили свои берега и стали, таким образом, шире, особенно южный, так как он переносит с гор в Иордан впечатляющую массу шумящей бурной воды. Слышен также шум реки, особенно там, где ее естественные изгибы, которые, я бы сказала, подобны постоянным сужениям или впадениям притоков, создают препятствия для течения воды. Итак, Иисус находится между этими тремя разлившимися водными потоками, и вытащить ноги из этой трясины – не простая задача. Настроение апостолов скучнее, чем погода. И это говорит о многом. Каждый желает высказать свое собственное мнение. И все, что они говорят, неявно заключает в себе упрек, хотя и выраженный как совет. Это время высказываний подобных этим: «Я тебе говорил», или «Если бы Ты сделал то, что я советовал и т.д., которые так сильно досаждают любому, совершившему ошибку и уже подавленному из-за этого.

       Некоторые говорят: «Было бы лучше перейти через реку у Пеллы и затем идти по другому берегу, который не так плох», или «Нам надо было взять повозку! Мы желали быть умными, и поэтому…», а некоторые замечают: «Если бы мы оставались в горах, не было бы всей этой грязи!»

       Иоанн говорит: «Вы пророки прошлых событий. Кто предвидел все эти дожди?»

       «Это их время. Это надо было предвидеть», - замечает Варфоломей.

       «В прошлые годы не было перед Пасхой таких дождей. Я шел к вам и Кедрон определенно не был в паводке. А в прошлом году у нас был период засухи. Вы жалуетесь, и вы забываете, как сильно мы страдали от засухи на филистимской равнине!» - говорит Зелот.

       «Э-э! Конечно! Два мудреца заговорили, и они противоречат нам!» - иронично говорит Иуда Искариот.

«Тебе бы следовало молчать. Ты хорош только в критике. Но в нужный момент, когда нужно говорить с фарисеем или что-либо подобное, ты всегда молчишь, как если бы твой язык был связан», - гневно говорит ему Фаддей.

«Да. Он прав. Почему ты не ответил ни слова тем трем змеям в последнем селении? Ты знал, что мы были в Гискале и Меироне, что мы вели себя уважительно и что Сам Учитель пожелал пойти туда, так как Он чтит великих почивших раввинов. Но ты ничего не сказал! Ты знаешь, что Он ожидает от нас уважения к Закону и священникам. Но ты не сказал ни одного слова! Зато ты говоришь сейчас, потому что появилась возможность говорить иронически о лучших из нас и критиковать то, что делает Учитель», - настойчиво говорит Андрей, обычно терпеливый, но сегодня очень раздраженный.

«Тише вы! Иуда не прав, у него много, слишком много друзей самаритян…»

«У меня? Кто они? Назови их имена, если можешь».

«Да, мой дорогой! Все фарисеи, саддукеи и влиятельные люди, чьей дружбой ты так похваляешься, и которые, конечно, знают тебя. Они никогда не приветствуют меня. Они приветствуют тебя!»

«Ты завидуешь! Но я один из Храма, а ты – нет».

«Благодарение Богу, я рыбак. Да, и я горжусь этим».

«Такой глупый рыбак, что ты даже не смог предвидеть эту погоду».

«Нет! Я сказал: “Если новолуние Нисана влажное, то следует ожидать ливневых дождей”», - отвечает Петр.

«А-а! Я поймал тебя. И что ты скажешь, Иуда Алфеев? И ты, Андрей? Петр, наш глава, тоже критикует Учителя!»

«Я никого не критикую. Я цитировал пословицу».

«Которая является критикой и упреком для каждого, кто может понять это».

«Да… но я не думаю, что это поможет осушить землю. Сейчас мы здесь и нам придется остаться здесь. Давайте тратить наше дыхание, чтобы вытащить ноги из этой трясины», - говорит Фома.

А что же Иисус? Иисус молчит. Он идет немного впереди всех, тяжело передвигаясь в грязи и ища выступающих участков дерна,  даже если они забрызгивают их водой до половины их голеней, как если бы они были пузырями, а не кочками. Он молчит и позволяет им вести бессодержательные разговоры и вести себя в точности как люди, не более чем люди, которые от малейших неудобств раздражаются и становятся несправедливыми и нечестными.

До самой южной из рек теперь уже рукой подать, и когда Иисус видит человека, едущего верхом на муле вдоль затопленного берега, Он спрашивает у него: «Где мост?»

«Дальше вверх по реке. Я тоже пересек реку там. Следующий находится ниже, в долине, это римский мост, который уже под водой».

Все они вновь ворчат… хором. Но спешат последовать за человеком, с которым говорит Иисус.

«Но Тебе лучше следовать по горной тропе», - говорит он. И заключает: «вернешься на равнину, когда дойдешь до третьей речки после Ялок. Ты будешь тогда около брода. Но поспеши. Не останавливайся. Потому что река переполняется час от часу. Какой ужасный сезон! Сперва мороз, затем дождь. И такой сильный! Это наказанье Божье. Но оно справедливо! Когда мы не побиваем камнями хулящих Закон, Бог наказывает нас. А у нас их много! Ты галилеянин, не так ли? Значит ты будешь знать Одного из них из Назарета, Которого сейчас покидают хорошие люди, потому что Он является причиной всех злоключений. Его слова привлекают молнии! Такие наказания! Ты бы слышал, что говорят о Нем те, кто были с Ним. Фарисеи правы преследуя его. Он должно быть великий грабитель. И Он пугает людей, как если бы он был Вельзевулом. Я хотел пойти и послушать Его, потому что прежде они так высоко отзывались о Нем. Но…это были люди из Его банды, которые сказали это. Люди, без сомнения, любившие Его. Хорошие люди теперь покидают Его. И совершенно правы. Я не пойду больше, чтобы увидеть Его. И если при случае мне придется встретиться с Ним, я забросаю Его камнями, так как нашим долгом является делать это с хулителями».

«Тогда побей Меня камнями. Я Иисус из Назарета. Я не убегу от тебя, и Я не прокляну тебя. Я пришел, чтобы искупить мир пролив Мою Кровь. Вот Я. Ты можешь принести Меня в жертву, но стань праведным человеком».

Иисус говорит это раскрыв Свои руки и опустив их несколько к земле. Он говорит медленно, кротко и печально. Но если бы Он проклял человека, то не мог бы произвести на него большего впечатления; он так резко натягивает поводья, что мул сворачивает в сторону и близок к падению с берега в разлившуюся реку. Иисус хватает поводья и удерживает животное, как раз вовремя, чтобы спасти человека и мула.

Человек может только повторять: «Ты! Ты!...» и, увидев жест, который спас его, он восклицает: «Но я сказал Тебе, что побью Тебя камнями… Ты не понял?»

«А Я говорю тебе, что Я прощаю тебя, и что Я буду страдать также и за тебя, чтобы искупить тебя. Это и есть Спаситель».

Человек вновь смотрит на Него, пришпоривает своего мула и устремляется прочь… Он бежит прочь… Иисус опускает Свою голову…

Апостолы чувствуют, что нужно забыть грязь, дождь и все остальные невзгоды, чтобы утешить Его. Они окружили Его и говорят: «Не печалься! Мы не нуждаемся в бандитах. А он был именно таким. Потому что только злой человек может поверить в такую клевету и бояться Тебя».

«Но, - говорят они также, - насколько неразумен Ты, Учитель! А если бы он ранил Тебя? Зачем было говорить, что Ты Иисус из Назарета?»

«Потому что это истина… Давайте пойдем в горы, как он посоветовал. Мы потеряем день, но вы выберитесь из грязи».

«И Ты тоже», - замечают они.

«О! Эта трясина Меня не беспокоит. Трясина мертвых душ – вот что беспокоит Меня», - слезы стекают по Его лицу.

«Не плачь, Учитель. Мы ворчим, но мы любим Тебя. Если мы встретим клевещущих на Тебя, мы отомстим им».

«Вы должны прощать, как это делаю Я. Но позвольте Мне плакать. Я Человек прежде всего! И Меня печалит, когда Меня предают, от Меня отрекаются и покидают!»

«Посмотри на нас, прими нас во внимание. Нас мало, но мы хорошие. Ни один из нас не предаст Тебя и не покинет Тебя. Поверь нам, Учитель».

«Определенные вещи не могут даже быть упомянуты! Мысль о том, что мы можем предать Тебя, является оскорблением нашим душам!» - восклицает Искариот.

Но Иисус подавлен. Молчаливые слезы медленно стекают по бледным щекам Его усталого истощенного лица.

Они приблизились к горам. «Мы поднимемся вверх, или пойдем вдоль подножий? Там села на полпути вверх по холмам. Посмотри. По обе стороны реки», - показывают они Ему.

«Темнеет. Давайте попытаемся достичь села, какого-нибудь села вообще». Иуда Фаддей, у которого очень зоркие глаза, обозревает склоны гор. Он подходит к Иисусу и говорит: «В случае необходимости в горах есть расщелины. Ты видишь их там? Мы можем найти в них убежище. Это лучше, чем оставаться в грязи».

«Мы разожжем огонь», - говорит Андрей, чтобы утешить всех.

«Что? Влажной древесиной?» - иронично спрашивает Иуда Искариот.

Никто не отвечает ему. Петр шепчет: «Я благословляю Вечного Отца за то, что ни женщин, ни Марциана нет с нами».

Они переходят по очень старому мосту у подножия гор в долине и идут вдоль южного склона, по тропе мулов, к деревне. Очень быстро стемнело, так быстро, что они решили принять убежище в большой пещере, чтобы избегнуть проливного дождя. Грот использовался, вероятно, как убежище пастухами, потому что здесь есть солома, помет животных и грубый очаг.

«Это надо использовать не как постель, но для того, чтобы разжечь огонь…» - говорит Фома, указывая на грязные веточки, разбросанные по земле вместе с сухими папоротниками, ветвями можжевельника и подобными растениями. Он подталкивает их палкой ближе к очагу и, как только сделал из них кучу, поджигает их.

Дым и неприятный запах распространяются от огня вместе с запахом смолы и можжевельника. Все же тепло огня приятно и они образуют полукруг вокруг него, едят хлеб и сыр в мерцающем свете пламени.

«Мы могли бы попытаться достичь деревни», - говорит Матфей, который охрип и страдает от холода.

«Что? Пройти через такие же неприятности, как три ночи тому назад? Никто не прогонит нас отсюда. Мы будем сидеть на этих чурбанах и поддерживать огонь пока сможем. Теперь мы видим, что здесь много дерева! Посмотрите! И соломы Это овечий загон, который они используют летом или когда они кочуют. А что это здесь? Куда это ведет? Возьми горящую ветвь, Андрей, я хочу посмотреть», - говорит Петр, которым движет любопытство. Андрей подчиняется. Они проскользнули через узкую расщелину в стене грота.

«Убедитесь, что там нет никаких неприятных зверей!» - кричат остальные.

«Или прокаженных», - говорит Фаддей.

Через некоторое время послышался голос Петра: «Идите, идите сюда. Здесь гораздо лучше. Здесь чисто и сухо и есть несколько деревянных скамей и дрова. Это дворец для нас Принесите несколько горящих ветвей, чтобы мы могли сразу развести огонь».

Это, должно быть, убежище пастухов. И это грот, где некоторые спят, пока другие, которые стоят на страже, следят за овцами.  Это выемка в горе, гораздо меньшая, чем другие и, вероятно, сделанная человеком, или, по крайней мере, расширенная и укрепленная при помощи столбов, поддерживающих свод. Очень старая грубая дымовая труба изогнута в виде крюка к внешней пещере, чтобы отводить дым, который в противном случае не имел бы никакого выхода. Грубые скамьи и сено размещены у стен, в которых несколько крюков для подвешивания светильников, одежд или сумок.

«Прекрасно! Давайте разожжем большой огонь. Нам будет тепло и наши мантии просохнут. Дайте мне ваши пояса: мы соединим их вместе и повесим на них наши мантии», - говорит Петр, пока распределяет скамейки и сено. И заключает: «А теперь мы будем спать и по очереди поддерживать огонь, так чтобы у нас был свет, и было тепло. Какая благодать Божия!»

Иуда ворчит сквозь зубы, Петр гневно оборачивается: «Это царский дворец в сравнении с гротом в Вифлееме, где родился Господь. Если Он там родился, то мы можем провести ночь здесь».

«И это гораздо красивее, чем в гротах Арбелы. Там не было ничего красивого, кроме наших сердец, которые тогда были добрее», - говорит Иоанн и погружается в свои мистические воспоминания.

«И эта пещера гораздо лучше той, где Учитель оставался, чтобы подготовиться к обязанностям проповедника», - серьезно говорит Зелот, глядя на Искариота, как если бы он хотел сказать ему, чтобы он прекратил это.

Иисус заговорил последним: «И она гораздо теплее и более комфортабельная, чем та, в которой Я приносил епитимьи для тебя, Иуда Симонов, в этом месяце Тебет».

«Епитимьи для меня? Почему? В них не было необходимости!»

«В действительности вы и Я должны провести наши жизни в епитимьях для того, чтобы освободить вас от того, что обременяет вас. И все же… этого может оказаться недостаточно».

«Приговор, произнесенный спокойно, но решительно, упал как молния на ошеломленную группу… Иуда опустил голову и удалился в угол. Он не осмеливается протестовать.

«Я буду бодрствовать и присмотрю за огнем. Вы можете спать», - приказывает Иисус через некоторое время.

И вскоре после этого тяжелое дыхание усталых  двенадцати апостолов, лежащих на скамьях среди сена, смешивается с потрескиванием огня. И когда солома спадает с кого-нибудь, оставив его тело непокрытым, Иисус встает и снова накрывает его с материнской заботливостью и любовью. Он плачет, созерцая сокровенные лица Своих спящих апостолов, некоторые из которых действительно безмятежны, некоторые беспокойны. Он смотрит на Искариота, который, кажется, усмехается и в своем сне, с жестоким выражением лица и сжатыми кулаками… Он смотрит на Иоанна, спящего положив ладонь под щеку, тогда как его румяное лицо покрыто его светлыми волосами, и он выглядит безмятежно, как ребенок, спящий в колыбели. Он смотрит на честное лицо Петра, на суровое лицо Нафанаила, на рябое лицо Зелота, на аристократическое лицо Своего брата Иуды. Долгое время Он созерцает лицо Иакова Алфеева, который так похож на очень молодого Иосифа из Назарета. Улыбается, слушая монологи Фомы и Андрея, которые, как представляется, говорят об Учителе. Заботливо укрывает Матфея, который тяжело дышит, и, взяв большое количество соломы, укрывает ему ноги, предварительно согрев солому у костра. Он улыбается, услышав, как Иаков провозглашает: «Верьте в Учителя, и вы будете иметь Жизнь»… и продолжает говорить с людьми во сне. Он наклоняется, чтобы подобрать сумку, в которой Филипп держит дорогие сувениры, и осторожно кладет ее ему под голову. А в промежутках Он медитирует и молится…

……….

Первым проснулся Зелот. Он видит Иисуса у костра в приятно теплом гроте. И по почти исчезнувшей куче древесины он догадывается, что прошли многие часы. Он встает с соломенного ложа и на цыпочках приближается к Учителю. «Учитель, Ты не собираешься спать? Я посмотрю за огнем».

«Уже рассветает, Симон. Недавно Я вышел и увидел, что небо начинает светлеть».

«Почему Ты не разбудил нас? Ты слишком устал!»

«О! Симон! Мне нужно было подумать… и помолиться о столь многом», - и Он склоняет голову на грудь апостола.

Зелот, стоя рядом с Учителем, Который сидит, ласкает Его и вздыхает. Он спрашивает: «Подумать о чем, Учитель? Тебе не нужно думать, так как Ты знаешь все».

«Мне не нужно думать о том, что Мне сказать, но Я должен думать о том, что Мне нужно делать. Я безоружен против хитростей мира, потому что не обладаю нечестием мира и коварством Сатаны. И мир побеждает Меня… И Я так устал…»

«И так печален. А мы еще способствуем, чтобы Твоя печаль еще более возрастала, дорогой Учитель, Которого мы не заслуживаем. Прости меня и моих товарищей, прошу Тебя от имени всех нас».

«Я так люблю вас… Я так страдаю… Почему вы так часто не понимаете Меня?»

Их шепот разбудил Иоанна, который спал рядом. Он открывает свои голубые глаза, с удивлением смотрит вокруг, затем вспоминает, сразу встает, и подходит сзади к беседующим. Он слышит слова Иисуса: «Ваших любви и понимания было бы совершенно достаточно, чтобы вся ненависть и непонимание стали бы не более чем мелочью, которую Я мог бы с легкостью переносить… Но, напротив, вы не понимаете… И в этом состоит Моя первая мука. И самая тяжкая! Но в этом нет вашей вины… Вы люди… Вы будете сожалеть о том, что не понимали Меня, когда не сможете больше возместить Мне за это… И так как вы будете тогда искупать вашу нынешнюю поверхностность, мелочность и тупость, Я прощаю вас и говорю до времени: “Отче, прости им, потому что они не знают, что делают или о печали, которую они Мне причиняют”».

Иоанн скользнул вперед к Его коленям, он обнимает колени своего печального Иисуса и готов разразиться слезами, когда шепчет: «О! Мой Учитель!»

Зелот, на чьей груди все еще покоится голова Иисуса, склоняется, чтобы поцеловать Его волосы и говорит: «И все же мы так сильно любим Тебя! Но мы ожидаем в Тебе способность защитить Себя и нас и победить. Нас приводит в уныние, когда мы видим, что Ты человек, находящийся в подчинении у людей, подверженный превратностям погоды, страданиям, нечестию, потребностям жизни… Мы глупы. Но это так. Насколько мы понимаем, Ты Царь, Триумфатор, Бог. Нам недостает понимания Твоего высочайшего самоотвержения ради нас. Потому что только Ты способен любить. Мы же – нет…»