Дональд винникотт и его вклад в психоанализ детей.

 

 

Винникотт полагает, что эмоциональное развитие ребенка начинается задолго до рождения. Поэтому травматические переживания, связанные с рождением, можно предотвратить эмоциональной подготовкой плода. Мла­денец может воспринимать рождение как результат своих собственных усилий.

После рождения ребенок крайне зависим от окружающего мира и прежде все­го от матери. Поэтому, по мнению Винникотта, новорожденного невозможно опи­сывать отдельно от матери. «Вполне или достаточно хорошая» мать в первые недели после рождения ребенка находится в особом состоянии, которое Винникотт назвал первичной материнской озабоченностью (primary maternal preoccupation). Оно постепенно развивается в период беременности и продолжается еще несколько недель после родов, представляя собой состояние чрезмерной — чуть ли не болезненной, шизоидной — восприимчивости, к которому мать должна быть спо­собной, чтобы создать ребенку условия, в которых сумеют проявиться его собствен­ные тенденции развития и первые импульсы его личной эмоциональной жизни.

Мать не только соматически создает ребенка в своем теле. Своей материнской опекой — благодаря функции заботы, как это называл Винникотт, — она делает воз­можным становление Самости своего младенца. Главным в переживании младенца является ощущение им зависимости от материнской заботы. Но именно это пере­живание и обеспечивает возможность освобождения от зависимости в направлении независимости, доступ к сфере иллюзий и переходных объектов.

Во многих работах Винникотт отмечал, что младенец не только требует от мате­ринской груди удовлетворения своих инстинктивных потребностей, но также имеет по отношению к ней «грабительские» представления. Удовлетворение оральных вле­чений может восприниматься даже как совращейие и нанести травму, если одно­временно не удовлетворяются функции Я младенца и повреждается то, что впослед­ствии будет оберегаться как Самость и ядро личности. После орального удовлетворения младенец может испытывать чувство, что его обманули, поскольку его каннибальские намерения были укрощены, так сказать, с помощью успокоительного средства, то есть кормления. Достаточно хорошая мать не только обладает способностью производить молоко, но id позволяет своему изголодавшемуся младенцу набрасываться на нее.

Однако достаточно хорошая мать испытывает по отношению, к алчным напад­кам младенца не только благосклонные чувства. Если Фрейд отстаивал мнение, буд­то мать при определенных условиях испытывает к своему ребенку лишь любовь, то Винникотт полагает, что мать с самого начала испытывает к младенцу также и ненависть. Однако она может выдерживать это чувство ненависти к ребенку, не действуя в соответствии с ним. Для матери особенно важно то, что она способ­на позволить ребенку плохо с ней обращаться и, соответственно этому, ненавидеть его, но не способна обращаться против ребенка. Она может рассчитывать на воз­награждение, которое она получит или не получит позже.

Рассуждения об истоках агрессии представлены у Винникотта во многих рабо­тах, и мы не раз еще убедимся, какое большое значение он придает агрессивным им­пульсам в раннем развитии ребенка. Его представления очень близки идеям Мелани Кляйн, хотя он и отвергает существование влечения к смерти с самого начала жиз­ни. В работе «Агрессия и ее отношение к эмоцио­нальному развитию» Винникотт особенно подробно рассматрива­ет эту проблему. Согласно его теоретическим представлениям о наиболее ранних эмоциях и состояниях, существует агрессия, предшествующая любой интеграции Я. Она является частью примитивного выражения любви и подобна первичной под­вижности, спонтанности и импульсивности. Истоками деструктивного элемента является примитивный импульс любви (импульс Оно), хотя младенец не имеет цели разрушать, поскольку этот импульс переживается до стадии беспокойства. Цель этого импульса Оно — уничтожение, однако она является лишь чем-то временным, по­скольку приходится на первую теоретическую стадию безучастности и беспощадно­сти зародыша и младенца. Маленькое существо не способно осознать тот факт, что то, что он уничтожает в момент возбуждения, и то, что он ценит в период спокой­ствия, — это одно и то же. К его возбужденной любви относится также воображае­мое нападение на мать. При этом агрессия первоначально не является реакцией на фрустрацию; она первична, имеет собственные корни, хотя, согласно Винникотту, в примитивном импульсе любви всегда можно обнаружить также и реактивную агрессию, поскольку полного удовлетворения Оно практически не бывает.

Подвижность зародыша и младенца, по мнению Винникотта, является наиболее ранней формой выражения агрессии. Она тождественна жизненной активности тка­ней, спонтанным движениям, тенденции к росту и индивидуальному развитию, жиз­ненной энергии в целом. Еще до первого кормления, в то время, когда организация Я еще не является зрелой, ребенок обладает богатым опытом, связанным с пережива­нием подвижности. Любая подвижность направлена вовне и наталкивается на сопро­тивление. В таком случае подвижность превращается в агрессию. Одновременно агрессивная составляющая ведет к первому знакомству с миром не-Я и ранней орга­низации Я. Это, однако, не является однократным процессом, подобным запечатлению. Я и не-Я постоянно должны открываться заново. Это, однако, означает, что только агрессивный элемент позволяет ребенку воспринимать себя в качестве индивида и на­чать индивидуальное существование.

Согласно этим рассуждениям, чувство реальности связано с истоками агрессии. И наоборот, эротические переживания, в которых элемент подвижности выражен очень слабо, чувство реальности не усиливают. Агрессивный импульс только тогда приносит переживание удовлетворения, когда наталкивается на сопротивление. В этом случае он оказывается более реальным, чем эротическое переживание, по­скольку ему присуще чувство реальности. Из этого следует, что младенец нуждается во внешнем, а не просто в удовлетворяющем объекте.

Агрессия зависит от силы сопротивления, с которым сталкивается первичная под­вижность. Другими словами, сопротивление влияет на превращение жизненной энергии в потенциал агрессии. Слишком сильное сопротивление ведет к осложне­ниям, то есть делает существование индивида невозможным. Оно не допускает ин­дивидуальных переживаний, первичных агрессивных импульсов и ведет к наруше­ниям и вторжениям окружающих людей и соответствующим реакциям младенца на такое вторжение. В таком случае младенцу кажется, что его подвижность и агрессивные возможности проистекают не из его собственной импульсивности, тенден­ции к росту и индивидуальному развитию и не из жизненной энергии, а являются лишь реакциями на вторжения окружающих людей, и в конечном счете он начина­ет испытывать потребность в таких вторжениях и преследованиях, которые позво­ляют ему чувствовать себя реальным.

Вторжения в этом случае пробивают защиту. Они не включаются в чувство все­могущества младенца и не ощущаются как проекции. Происходит отход к состоя­нию покоя. Однако в крайних случаях для индивидуального переживания покоя уже не остается места. Возникает состояние первичного нарциссизма, в котором инди­вид испытывает огромный страх перед матерью-ведьмой и/или крайнюю тоску по матери-фее.

Тем самым теряется агрессия и вместе с ней жизнеспособность, то есть способ­ность устанавливать отношения с объектами. Любовь лишается некоторых ценных агрессивных компонентов, и тем более, эксплозивной становится ненависть. Слияния агрессивных и эротических компонентов не происходит. Младенец совращается к эротическим переживаниям. Однако отдельно от эротического переживания, ко­торое никогда не ощущается как реальное, существует чисто агрессивное, реактив­ное переживание, связанное с переживанием сильнейшего сопротивления.

От матери зависит, проявит ли она понимание к индивидуальной форме жизни младенца, примет ли его беспомощную зависимость, пойдет ли навстречу его стрем­лению к алчному присвоению. Винникотт основное внимание обращает на личное выражение, на спонтанные жесты, первичную подвижность, значение которой он по­стоянно подчеркивает. Если со стороны матери не будет достаточно хорошего пони­мания этих личных форм жизни, если функция материнской заботы не осущест­вляется, то находят свое выражение экзистенциальные страхи, которые хотя и присутствуют всегда в скрытом виде, однако обычно сдерживаются благодаря ма­теринской опеке. Фрустрация матерью в это время переживается не как фрустра­ция, а как угроза существованию Самости, как страх уничтожения.

Для развития собственной линии жизни младенцу нужно, чтобы было как мож­но меньше помех извне и реакций на эти помехи. Винникотт говорит о вторжениях или вмешательствах со стороны окружения и ответ­ных реакциях ребенка. При этом особенно важны реакции на вторжения, посколь­ку они, как мы уже отмечали выше, препятствуют индивидуальному развитию.

В результате ребенок становится неспособным сформировать личность по образ­цу «континуума непрерывного бытия». Континуум линии бытия распадается, и по­является чувство бессмысленности. Если нет никаких личных переживаний, то на­рушается и способность желать. Снижается способность к созданию иллюзий, предшествующая способности создавать переходный объект, и становится невозмож­ным формирование истинной Самости. В результате возникает ностальгическая тоска по заботливой руке матери или материнскому телу или ее про­тивоположность, а именно страх перед женщиной, страх перед первой абсолютной зависимостью.

Крайняя степень реакции на вторжения, по мнению Винникотта, вызывает в этом раннем возрасте страх уничтожения. Это очень реальный, примитивный страх, предшествующий всем остальным страхам и содержащий в своем описании слово «смерть».

Здесь мы должны более подробно остановиться на рассуждениях Винникотта об истинной и ложной Самости. Идея центральной, или истин­ной, Самости возникла в качестве оппозиции понятию ложной Самости. На самой ранней стадии истинная Самость представляет собой теоретически предполагае­мую позицию, из которой появляются подвижность, позднее превращающаяся в агрессию, спонтанные жесты и личные идеи. Центральная Самость — это инфан­тильное всемогущество, жизненная энергия, создающая на свой лад и в своем соб­ственном ритме личную психическую реальность и личную схему тела. Только ис­тинная Самость может быть творческой и чувствовать себя реальной. Ложная Самость, наоборот, порождает чувство нереальности и ничтожества. Истинная Самость возникает из жизнеспособности телесных функ­ций и по своей сути является первичной и активной. Она возникает, как только появляется какая-либо психическая организация индивида, и при повреждениях извне сохраняет чувство всемогущества и чувство непрерывного бытия.

Возникновение истинной Самости вновь возвращает нас к роли матери. Мать должна откликнуться на чувство всемогущества у младенца и в известной мере спо­собствовать его проявлению. Только благодаря этому начинает пробуждаться к жиз­ни истинная Самость. Если мать пытается отвечать на любое столкновение с чувством всемогущества младенца, младенец может начать осознавать иллюзию всемогущего творения и контроля, а также тот факт, что он фантазирует и играет. Благодаря это­му он может в конечном счете установить настоящие отношения с материнскими объектами. Тем самым закладывается также основа символообразования.

Если матери не удается приспособиться к ранним потребностям ребенка, то и не происходит катексиса внешних объектов, и младенец остается изолирован­ным. Винникотт пишет, что можно было бы ожидать физичес­кой смерти ребенка, но он выживает, только живет неправильно. Он принуждает­ся к ложному существованию, к покорности, что можно наблюдать уже на самых ранних стадиях. В таком случае покорная ложная Самость реагирует на требова­ния окружения, выстраивая ложную систему отношений с целью уберечь и защи­тить истинную Самость. Ложная Самость должна создать условия, которые позво­лят истинной Самости выжить и избежать уничтожения.

Если младенец зависит от реальной матери и ее способностей, то, по мнению Винникотта, с самого начала жизни существует нечто, что можно обозначить как Я. Вначале мать, с ее почти полным приспособлением к ребенку, позволяет ему иметь иллюзию, будто грудь и мать являются частью ребенка. Мать находится под магичес­ким контролем ребенка. Однако, по Винникотгу, это еще не означает односторонних отношений, как это предполагается в концепции нарциссизма. Он отвергает нарциссический характер объектных отношений, поскольку этому про­тиворечит понятие зависимости. Ребенок ощущает — еще до того, как он осознает что-либо вне самого себя, — зависимость и связь с матерью. Пер­вичный нарциссизм представляет собой, по мнению Винникотта, состояние покоя, в котором отсутствует всякая личная импульсивность и в котором ни один индивид не может развиваться.

Вначале материнский объект полностью определяется чувством всемогущества и субъективными переживаниями ребенка. Только всемогущий контроль обеспечи­вает постепенное приближение к реальности и ведет к объективному восприятию объектов. В своей последней книге «Игра и реальность» Винникотт еще более детально останавливается на этом важном переходе от субъек­тивного объекта к объективному и отделяет отношения с объектом от использова­ния объекта

С установлением объектных отношений объект впервые приобретает значение. Однако объектные отношения остаются исключительно опытом субъекта. На этой стадии объект представляет собой пучок проекций и не принадлежит к восприни­маемой реальности. Младенец еще не воспринимает грудь как отдельный феномен. Он, так сказать, сосет сам по себе, грудь относится к сфере его всемогущего контроля. Тем не менее, благодаря объектному катексису, происходит расширение эмоциональной сферы, а механизмы проекции и идентификации, перемещающие часть Само­сти в объект, раздвигают границы Я.

Использование объекта предполагает наличие объектных отношений, и оно при­вносит новые аспекты, связанные с сущностью и устойчивостью объекта. На стадии использования объекта объект обязательно обладает самостоятельным существова­нием. В этом и состоит основное различие между отношением и использованием. Младенец черпает силы из «источника не-Я», от которого он зависит.

По мнению Винникотта, переход от объектных отношений к использованию объекта является, пожалуй, одним из наиболее сложных процессов в развитии чело­века. Речь идет о том, что субъект воспринимает объект в качестве внешнего фено­мена, а не как нечто спроецированное. Теперь он должен поместить объект вне сферы своею всемогущества, то есть, в конечном счете признать его как автономное суще­ство, обладающее собственными правами. В этой фазе, согласно Винникотту, коре­нятся самые тяжелые в смысле последствий формы неправильного развития.

Шаг в развитии от отношения к объекту к его использованию столь значим и дра­матичен потому, что с течением времени субъект должен разрушить объект. Эти идеи прозвучали уже в ранних публикациях Винникотта, хотя оконча­тельно разработаны они были только в 1971 году. В этом процессе субъект не разру­шает субъективный объект. «Беспредметные» страхи и угроза уничтожения могут воспрепятствовать возникновению субъективного объекта, равно как и объектных отношений, только в том случае, если на самом раннем этапе развития отсутствует поддерживающая функция внешней среды. Процесс деструкции объекта только тогда приобретает центральное значение, когда объект воспринимается объективно, развивает автономию и относится к переживаемой реальности. Общеизвестно, что человек может реагировать на реальность гневом и деструктивными импульса­ми. Однако важно подчеркнуть, что субъект разрушает объект не только потому, что объект находится вне сферы его всемогущего контроля. Теория Винникотта утверждает нечто большее и предлагает новый подход к проблеме происхождения агрессии. Он считает, что объект может оказаться вне сферы всемогущего контроля субъекта только через разрушение. Деструкция, по его мнению, играет крайне важ­ную роль в возникновении реальности.

Однако воображаемое разрушение ни к чему не приводит. Только тогда, когда объект пережил это разрушение субъектом, субъект может пользоваться объектом. Поскольку объект выживает, субъект может начать жизнь в мире объектов. Это пси­хическое событие тесно связано с поведением матери. Она — первый человек, кото­рый проводит ребенка через это первое соприкосновение с деструкцией. Она и есть тот объект, который подвергается нападению и должен быть разрушен. Часто быва­ет, что мать реагирует обидой и не сдерживает своей ненависти, когда ребенок при­чиняет ей боль. Поэтому в этой важной сфере опыта все зависит от того, окажется ли мать способна выжить, что, по Винникотту, в этом контексте означает «не мстить». «Способность все снова и снова подвергаться разрушению делает доступной реаль­ность выживающего объекта, усиливает эмоциональные связи и обеспечивает кон­стантность объекта И только после этого объект может использоваться».