Глава девятая, в которой мушкетеры и гвардейцы кардинала сходятся в финальном поединке

 

Победа и поражение

 

16 июня Анатолию Чубайсу исполняется 41 год. В этот же день проходит первый тур президентских выборов. Но Ельцин звонит Чубайсу – поздравить. Тот удивлен, что президент помнит о нем в такой важный день. Вечером, еще до появления результатов, в «Президент‑отеле» немного празднуют день рождения – и дарят Чубайсу большую плюшевую обезьяну.

Для многих россиян тот день оборачивается трагедией. В Англии идет чемпионат Европы по футболу. Первый групповой матч с участием российской сборной в Ливерпуле сыгран 11 июня – Россия уступила Италии 1:2. 16 июня в Манчестере – второй и решающий матч, против сборной Германии. Россия проигрывает 0:3. Два гола забивает Юрген Клинсманн, один – Маттиас Заммер. Россия лишается возможности выйти из группы, а Германия попадает в плей‑офф. Через две недели именно эта команда одержит победу в чемпионате Европы.

Но в «Президент‑отеле» не смотрят футбол. В штабе до упора не знают, каким будет результат первого тура. На всякий случай они пишут три варианта утренней речи Ельцина: первый – на случай серьезного проигрыша Зюганову, второй – при незначительном отставании от Зюганова, а третий – если у Ельцина будет небольшое преимущество. «Мы не предполагали, что случится четвертый вариант – большой выигрыш у Зюганова», – говорит он.

 

День рождения Чубайса празднуют (слева направо): Сергей Шахрай, Борис Березовский, Татьяна Дьяченко, Владимир Гусинский, Виктор Илюшин, Василий Шахновский, Сергей Зверев, Михаил Лесин, Игорь Малашенко, Александр Ослон, Дмитрий Рюриков (стоят), Анатолий Чубайс и Александр Батанов (сидят)

Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»

 

В итоге Ельцин выигрывает с небольшим отрывом. У него 35,28 %, а у Зюганова 32,03 %. На третьем месте – Александр Лебедь, у него 14,52 % – это намного больше, чем ожидали социологи. А значит, ставка на Лебедя и вложения в его кампанию оправдались.

Ельцин проигрывает в «красном поясе», особенно крупно на Кавказе: в Северной Осетии у Зюганова 63 %, в Дагестане – 63,2 %. В то же время на родине в Свердловской области и в Москве у Ельцина больше 60 %.

В 7 утра Ельцин встречается с аналитической группой, а уже в 3 часа дня – с Лебедем, чтобы предложить ему место в своей команде. Лебедь должен стать секретарем Совбеза с особыми полномочиями – куратором всех силовиков.

 

Переворот Грачева

 

Одно из первых условий Лебедя – уволить министра обороны Грачева, его давнего знакомого, еще с военного училища, и давнего же неприятеля.

Еще в 1970‑е лейтенант Грачев командовал ротой курсантов Рязанского военного училища, одним из которых был Лебедь. В августе 1973‑го лейтенант Лебедь принял взвод курсантов в роте Грачева. В 1980‑е в Афганистане Лебедь был командиром батальона в полку Грачева. Потом командующий ВДВ Грачев взял комдива Лебедя к себе в заместители. Но затем, когда Лебедь командовал 14‑й армией в Приднестровье, они публично поссорились.

Весной 1995 года Грачев подписал директиву о реорганизации 14‑й армии, Лебедь заявил о губительности таких реформ и подал рапорт об отставке – полагая, что его не примут. Но Грачев отреагировал так: «Он хочет заниматься политикой, написал рапорт – ну, будь здоров». Теперь настала очередь Лебедя мстить.

 

Борис Ельцин назначает Александра Лебедя секретарем Совбеза 18 июня 1996 года

Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»

 

Грачев – один из самых непопулярных министров в стране. Его считают, во многом заслуженно, одним из основных виновников начала чеченской войны. А еще к нему приклеилась кличка Паша‑Мерседес, придуманная газетой «Московский комсомолец», в 1994 году обвинившей Грачева в том, что он за казенный счет приобрел себе несколько немецких машин. Автор разоблачительных публикаций о Министерстве обороны журналист Дмитрий Холодов был убит на рабочем месте, а Грачев сохранил министерское кресло – и это еще сильнее ухудшило имидж министра.

Считается, что Грачев неприкасаемый, потому что он друг президента. Они иногда выпивают вместе – и не без последствий. К примеру, именно в компании Грачева Ельцин отдыхал в берлинском отеле в ночь на 31 августа 1994‑го во время своего визита в Германию, а на следующий день дирижировал оркестром и пел «Калинку‑малинку» на мероприятии по случаю завершения вывода Западной группы войск из Германии[15].

И теперь Лебедь требует уволить Грачева. Это последняя капля. Либеральная интеллигенция давно уже требует отставки Грачева, считая его главным виновником войны в Чечне. К тому же Коржаков давно уже приносит Ельцину справки о том, что Грачев нелоялен, – будто бы он «снюхался с коммунистами», позволял Зюганову выступать в военных частях, допускал в армии коммунистическую агитацию.

Дождавшись объявления о собственном назначении секретарем Совбеза, Лебедь предпринимает неожиданный шаг. Он хочет избавиться не только от Грачева, но и от всего его окружения разом и не допустить, чтобы новым министром стал грачевский ставленник. Поэтому Лебедь объявляет, что разоблачил заговор лояльных отставному министру генералов, которые собирались устроить едва ли не переворот. Лебедь даже называет его ГКЧП‑3 – очевидно, ставя происходящее в один ряд с путчем 1991 года и противостоянием между Ельциным и Верховным советом в 1993‑м.

Ситуация неловкая. Всем ясно, что никакого переворота Грачев не планировал, и непонятно, зачем Лебедь так неуклюже расправляется с собственными недругами. «Это глупость какая‑то. Да не мог он такого сказать», – с характерной прямотой комментирует слова Лебедя премьер‑министр Черномырдин. Члены штаба хватаются за голову – слишком несуразным выглядит первое программное заявление генерала, которой их усилиями вышел на третье место в первом туре и теперь уже стал большим начальником.

 

Переворот Коржакова

 

У Коржакова спешное назначение Лебедя, очевидно, вызывает крайнее раздражение. До сих пор единственным куратором силовиков был он, теперь же ему придется бороться с человеком, с которым они недавно спорили на кухне: «Побеждает тот, кто первым выстрелит». – «Нет, побеждает тот, кто первым попадет».

У Коржакова давно копится обида на тех людей, которые вдруг стали оказывать влияние на президента, – он всерьез ревнует. После первого тура генерал Рогозин докладывает ему, что терпеть усиление либералов больше нельзя – надо переходить к решительным действиям. И отвечать на интриги Березовского. Глава службы безопасности сообщает Ельцину, что его сотрудники обнаружили факты хищений средств из избирательного фонда. Президент отвечает: «Покажите мне доказательства». Коржаков обещает, что доказательства будут. Ельцин, конечно же, не имеет ни малейшего представления о том, как финансируется его кампания, сколько она стоит и откуда берутся деньги. А Коржаков знает схему досконально. Он в курсе, что помимо крупных банков, переводящих средства на нужды кампании, есть и такие, которые просто снабжают штаб кэшем.

Спустя 25 лет руководитель Национального резервного банка (НРБ) Александр Лебедев рассказывает, что у него была договоренность с замминистра финансов Андреем Вавиловым.

В марте 1996 года Минфин выпускает облигации внутреннего валютного займа. 30 % этих облигаций покупает банк Лебедева в среднем за 20 % от номинала – и платит Минфину 190 миллионов долларов. К концу мая рыночная стоимость облигаций повышается, весь пакет НРБ стоит уже 266 миллионов долларов и банк легко зарабатывает за месяц 76 миллионов.

По словам Лебедева, примерно половину этих денег банк отдает на выборы. Сотрудник банка регулярно возит наличные в Белый дом: здание правительства надежно охраняется, поэтому используется Национальным резервным банком как хранилище кассы кампании. Примерно раз в неделю автомобиль «Волга» уезжает из НРБ в Белый дом с миллионом долларов в багажнике, а иногда и с более крупной суммой. По словам Лебедева, перевозка кэша началась в апреле и продолжается весь май и июнь. Всего, по его предварительным подсчетам, НРБ отгрузил около 30 миллионов долларов. 18 июня первый тур позади, пора планировать мероприятия в преддверии второго. По словам Лебедева, его просят на следующий день отправить в Белый дом на срочные нужды кампании больше, чем обычно.

В тот момент, когда Александр Лебедь разоблачает выдуманный им путч, а Александр Коржаков вскрывает выдуманное им хищение, банкир Александр Лебедев поручает своему сотруднику Борису Лаврову отвезти деньги в Дом правительства.

 

Король в Кремле

 

18 июня вечером около Кремля заметное оживление. Бориса Ельцина в Кремле нет – он давно дома и уже лег спать. Из Кремля одна за другой выезжают дорогие машины, в которых сидят крупные бизнесмены, чиновники и поп‑звезды. А в Кремле в это время остается одинокий человек, он плачет. Он говорит, что это худший день в его жизни. Этот человек – Дэвид Боуи.

Вообще, Боуи – давний любитель России. Он дважды приезжал в Советский Союз в 1970‑е: в первый раз путешествовал по Транссибу, в другой раз, обманув КГБ, вышел из поезда, следовавшего из Цюриха в Хельсинки, и сутки гулял по Москве. Английские газеты успели написать, что Дэвид Боуи пропал без вести в СССР.

В этот раз Боуи приезжает в Москву 16 июня, в день первого тура. Ему предлагают принять участия в ток‑шоу про выборы, но он отказывается. На пресс‑конференции, по словам журналистов, он ведет себя как король – далекий, холодный и надменный. Следующие два дня он сидит в своем президентском люксе в отеле и отказывается выходить. Он чувствует, что в Москве заболел, и ни с кем не хочет общаться, кроме своей костюмерши.

В день концерта в Кремлевский дворец съездов подтягивается и политическая, и музыкальная элита – тут и пресс‑секретарь президента Сергей Медведев, и певец Евгений Осин, который танцевал с Ельциным в Ростове неделю назад, и группа «Любэ», находящаяся на пике славы благодаря «Батяне‑комбату», и многие видные бизнесмены, и бандиты.

Боуи пытается завести публику – но у него ничего не получается. Русская элита не танцует и вообще почти не шевелится. Галерка в восторге, а первые ряды сидят неподвижно. К тем, кто пытается танцевать, сразу подбегают сотрудники ФСО, чтобы сидели смирно. Привычного для Боуи танцевального партера вообще нет.

Кремлевский дворец съездов – это, конечно, сложная концертная площадка. Он построен в 1961 году для проведения партийных съездов на месте старой Оружейной палаты. А еще раньше здесь же находился дворец царя Бориса Годунова. Дэвид Боуи вышел на сцену, где до него выступали Никита Хрущев, Леонид Брежнев и последующие советские лидеры. Зрители на концерте ведут себя тоже по‑советски – многие не знают, кто такой Боуи и что за сумбур вместо музыки он исполняет.

«Это худшая аудитория в моей жизни!» – будет кричать певец после выступления. ВГТРК планирует показать концерт в эфире, но Боуи категорически против. И обещает, что никогда больше не поедет выступать в Москву.

 

Заклинивший пистолет

 

В этот вечер Борис Федоров, недавно еще глава Национального фонда спорта, а теперь просто освобожденный из СИЗО подозреваемый в перевозке наркотиков, не идет в Кремль. Он ужинает в китайском ресторане на Арбате. Вместе с ним его 20‑летняя подруга Наталья, которой он недавно купил квартиру. Около полуночи они выходят из ресторана и пешком идут к ней домой. Это недалеко – перейти Новый Арбат и свернуть в Мерзляковский переулок. Дом номер пятнадцать, где живет Наталья, элитный, среди ее соседей – министр внутренних дел Анатолий Куликов. Борис и Наталья уже подходят к подъезду, когда слышат сзади голос незнакомца. Федоров оборачивается и видит человека с пистолетом. Тот стреляет ему в живот. Пуля проходит насквозь и попадает девушке в бедро. Убийца стреляет второй раз, но пистолет заклинивает. Убийца швыряет его на асфальт, достает нож и бросается с ним на Федорова. Он успевает ударить четыре раза, прежде чем на крики Федорова и его спутницы из подъезда и соседнего магазина выбегают люди. Убийца скрывается на поджидающем его за углом автомобиле «Жигули».

Федорова и его девушку увозят в Институт Склифосовского – несмотря на огромную кровопотерю, бывший глава НФС жив.

Утром 19 июня Александр Коржаков и Валентин Юмашев едут играть в теннис. Игра прерывается, толком не начавшись, – Юмашев оступается, падает, с трудом встает и больше не может наступить на ногу. Позже он узнает, что у него надрыв ахилла, – а сейчас он едет домой и целый день лежит.

Преемник Федорова на посту главы Национального фонда спорта Валерий Стрелецкий в этот момент по заданию Коржакова руководит подготовкой облавы в Белом доме.

 

Деньги в «Волге»

 

19 июня вечером сотрудник НРБ Борис Лавров, как обычно, приезжает на служебной «Волге» в Белый дом – в багажнике деньги. Он привычно поднимается в кабинет замминистра финансов Германа Кузнецова и кладет деньги всейф.

Вскоре в здание правительства приезжает Сергей Лисовский, руководитель кампании «Голосуй или проиграешь» – за деньгами для продолжения концертного тура, его сопровождает помощник Чубайса Аркадий Евстафьев. Они поднимаются в кабинет Кузнецова, берут из сейфа полмиллиона долларов в коробке из‑под обычной бумаги для принтера, еще 38 850 долларов в конверте – и оставляют Лаврову расписку на 500 тысяч долларов. На коробке написано название фирмы – производителя бумаги – Xerox. Поэтому во всех сообщениях в СМИ эта коробка превратится в «коробку из‑под ксерокса».

На выходе Лисовского и Евстафьева встречают сотрудники Службы безопасности президента. У Лисовского спрашивают, что в коробке. Он говорит, что понятия не имеет. Евстафьев тоже идет в отказ. Тогда их провожают обратно в кабинет Кузнецова.

Сотрудник НРБ Лавров сидит в кабинете. К нему возвращаются Лисовский, Евстафьев и сотрудники службы безопасности, которых он отлично знает. За последние месяцы они виделись многократно – все в курсе, кто чем занят. Они начинают задавать Лаврову вопросы, и тот подробно рассказывает: привез деньги, положил их в сейф, а потом отдал помощнику Чубайса Евстафьеву, взял расписку.

Всех задержанных допрашивают. Евстафьев говорит, что ему плохо, и требует врача. Никто вне Белого дома о происходящем еще не знает, большинство россиян в это время смотрят футбол. Сборная России проводит последний матч на чемпионате Европы – против сборной Чехии, по ходу проигрывает 0:2, потом забивает три мяча, но не удерживает преимущество – игра заканчивается вничью 3:3. Чехи выходят в плей‑офф, а сборная России собирает чемоданы.

Самое загадочное – это судьба денег. По словам Лебедева, в сейфе находилось больше пяти миллионов – и все они пропали. По версии Коржакова, исчезли два миллиона. Лавров помнит только о полумиллионе, отданном под расписку. Чубайс утверждает, что не пропало ничего – иначе он бы заметил.

 

Вечер в клубе

 

Валя Юмашев почти весь день 19 июня лежит дома с надорванной связкой и пьет обезболивающее.

Березовский, Гусинский, Зверев, Малашенко и Чубайс собираются на ужин в «клубе» Березовского, как тот его называет, или в Доме приемов ЛогоВАЗа на Новокузнецкой, 40.

Василий Шахновский не идет с ними ужинать – он не пьет, поэтому, чтобы расслабиться, предпочитает ходить в казино. Этим вечером Шахновский оставляет телефон дома – он уже тогда один из редких пока обладателей мобильного, и отправляется играть.

Около 8 вечера Березовскому звонит Игорь Шабдурасулов, чиновник из правительства, глава департамента культуры и информации: «Скажи, пожалуйста, ты ничего не слышал по поводу Лисовского?» – спрашивает он. «А что такое?» – отвечает вопросом Березовский. «Мне Миша позвонил, Лесин. Что вроде как у него есть какой‑то слух, что Лисовского арестовали». – «Нет. Ничего не слышал…»[16]

Собравшиеся начинают выяснять подробности. Подтверждения найти пока не удается, но худшие опасения такие: Коржаков пошел в атаку. Он и его окружение просчитали, что в союзе с Лебедем Ельцин наверняка победит – и это станет триумфом Чубайса и его команды. Сосковцу такое развитие событий грозит увольнением, а для Коржакова и Барсукова означает работу в подчинении у своих врагов. Видимо, звезды подсказали Рогозину, что надо действовать немедленно – лучше нанести упреждающий удар по соперникам.

По словам Чубайса, Березовский вскоре сообщает своим товарищам: служба безопасности засекла вокруг Дома приемов ЛогоВАЗа машины спецслужб, а на соседних домах – снайперов. Возможно, говорит Березовский, Коржаков попытается арестовать и их.

«Я не видел ни какого‑то усиления, ни войск Коржакова. Всю информацию я получал от Березы, – рассказывает Чубайс. – Береза говорил про снайперов и, по‑моему, БТРы. Было ли это правдой или не было? Я не знаю. Можно было выйти и проверить, но у меня как‑то не было желания».

Через десять лет начальник службы безопасности Березовского Сергей Соколов будет рассказывать, что никаких снайперов и БТРов не было – будто бы это все выдумал сам Березовский. Хозяин ЛогоВАЗа просто дает Соколову команду усилить охрану. Якобы вокруг здания встает несколько людей с помповыми ружьями, и сидящие в ЛогоВАЗе считают, что это и есть наступающие бойцы Коржакова. «И он и я прекрасно понимали, что никто арестовывать нас не собирается. Это был элементарный спектакль, – уверяет Соколов. – Боря мгновенно просчитал, что для него это выигрышная ситуация, шанс нахлобучить, наконец, Коржакова. Березовский понимал: если он отдаст выборы Коржакову, то так и останется навсегда просто Борей, часами просиживающим в коржаковской приемной. Это была битва не за Ельцина, а за доступ к нему».

 

Анатолий Чубайс (слева), Владимир Гусинский и Игорь Малашенко

Личный архив Евгения Киселева

 

«Ситуация‑то блестящая, – так воспроизводит слова Березовского начальник его охраны, – Если мы сейчас ее разрулим, то точно сможем победить».

«Это неправда, – говорит дочь президента спустя 25 лет. – Березовский был реально напуган. У всех было ощущение, что их вот‑вот арестуют».

Чубайс сразу говорит, что ответ должен быть максимально жестким – надо добиваться увольнения Коржакова и Барсукова. Они перешли черту, а значит, дальше терпеть их нельзя. «Либо мы их уничтожаем к утру, либо они нас уничтожат всех вместе, даже с Борисом Николаевичем. Середины нет», – так сейчас Чубайс вспоминает свои размышления в тот момент.

Позже Березовский так опишет ход мыслей в ту ночь: «Обдумывая, как поступить, мы впервые для себя сформулировали идею: мы всегда проиграем спецслужбам, если будем действовать тайно. Но как только мы перейдем в плоскость открытого противостояния, ситуация изменится, на свету они работать не могут. Во всяком случае те спецслужбы, которые создавались советской властью. А Коржаков – все же прямое наследие КГБ».

Малашенко предлагает немедленно перевести конфликт в публичную плоскость. Коржаков полагает, что получил убийственный компромат на Чубайса и его команду. Однако если предать информацию огласке, то она уже не будет компроматом.

 

Таня в деле

 

Дочь Ельцина сидит в «Президент‑отеле» и переживает. Она еще ничего не знает об аресте Лисовского, зато уже слышала про покушение на Бориса Федорова. Она помнит, как несколько дней назад этот человек говорил, что опасается мести со стороны Коржакова, – а теперь в него выстрелили, а потом изрезали ножом. Она смотрит вечерние новости на НТВ, и там сообщают, что покушение на Федорова может быть связано с предвыборной кампанией.

В этот момент ей звонит Березовский: «Тань, у нас такая информация есть… Что Лисовского арестовали». «Да вы что!» – не может поверить она. «Тань, дело принимает совсем другой оборот. Мы сейчас подтягиваем сюда камеры НТВ. Сюда также едет Бадри… Мы сейчас подтягиваем камеры на всякий случай, чтобы было понятно, что будет происходить».

«Где? Куда подтягиваете?» – никак не может сориентироваться Таня.

«Ну, сюда, где мы сейчас находимся. В клуб. Давай сделаем так. Если это точно – про арест, то я постараюсь, если будет работать еще связь, тебе позвонить», – отвечает Березовский. Он очевидно нагнетает.

«Мне это все сильно не нравится. А не провоцирует кто‑нибудь вас?» – спрашивает Таня.

«Провоцировать могут только Александр Васильевич и Михаил Иванович, больше никто. Других мы не знаем», – говорит Березовский.

«Ну, они», – соглашается Таня.

«Они? А что мы должны ждать, пока всех, что ли, арестуют? Как вы считаете, Тань?» – явно заводится Березовский.

Затем он передает трубку Гусинскому и тот тоже говорит о том, что все боятся ареста: «Танечка, вы не расстраивайтесь. Пока ситуация очень напряженная… Сейчас будем выяснять. Здесь, вообще, море левых машин стоит снаружи, поэтому все достаточно нервничают…»

Трубку берет Малашенко. «Может, это все провокация? Может, вас толкают на обострение?» – спрашивает дочь президента.

«Где обострение? – немного грубо спрашивает Малашенко. – В Чечне?»

Трубку снова берет Березовский: «Танюш, я думаю, что подъезжать… Я не знаю, нужно или нет. Давайте мы все‑таки выясним до конца все это. Пока я просто сообщаю ту информацию, которой владеем мы. Ну, и на всякий случай мы подтягиваем сюда СМИ, чтобы, если что‑то будет происходить, это уже было все как у взрослых. Но, конечно, никакой истерики, ничего не будет, если будет опровергнут слух, что Лисовский арестован. Но если они действительно его арестовали… Больше ждать совершенно нечего».

«Борис Абрамович, ну я вас умоляю», – говорит Таня. – «Тань, ты не волнуйся, никаких действий опрометчивых не будет».

Таня выезжает домой.

 

«Гусяра – молодец. Не зассал»

 

После разговора с Таней приходит подтверждение: да, все верно, Лисовский и Евстафьев задержаны в Белом доме. Зверев немедленно срывается из ЛогоВАЗа и уезжает к себе в офис в СЭВ на Новый Арбат – избавляться от документов. По его словам, он уже второй раз уничтожает бумаги – аналитику, справки, сценарии и тексты, которые, как тогда казалось, могли счесть компрометирующими. Первый раз он это делал во время операции «Мордой в снег». По дороге Зверев предупреждает о ситуации своих коллег. Глеб Павловский, например, понимает, что ночевать дома слишком опасно – могут забрать. Поэтому на всякий случай он решает туда не ездить.

Таню уговаривают разбудить отца. Она пока не осмеливается. В 10 часов вечера по пути домой Таня звонит Барсукову и требует немедленно освободить Лисовского и Евстафьева. Коржаков, по его воспоминаниям, в этот момент сидит с Барсуковым в президентском клубе на улице Косыгина. Директор ФСБ после ее звонка начинает нервничать, но Коржаков его успокаивает: «Миша, не волнуйся. Мы пока никому ничего не говорили, доложим завтра президенту, и пусть он сам решает, как поступить».

Пока Чубайс, Березовский и Гусинский обсуждают, что именно говорить по телевизору, Малашенко звонит главному ведущему НТВ Евгению Киселеву и просит предупредить сотрудников, чтобы не разъезжались, – возможно, нужно будет выйти в эфир: «Мы должны быть готовы прервать программы экстренным сообщением».

Киселев признается спустя 25 лет, что к моменту звонка он уже был дома и выпил два стакана виски. «Я по тону понимаю: объяснять Малашенко, что я чуть‑чуть не в форме, совершенно бесполезно, – рассказывает Киселев. – Вспомнил, что надо делать, чтобы быстрее протрезветь. А сделать надо страшную вещь – разломить ампулу нашатыря и выпить его с водой. Гадость страшная, но ты трезвый почти мгновенно». Киселев едет в Останкино. Малашенко мчится туда же и придумывает, как сформулировать экстренную новость, – диктует Киселеву, тот редактирует.

«Малашенко объяснил мне на пальцах, – вспоминает Киселев, – что это игра ва‑банк, потому что, условно говоря, Коржаков и компания пытаются сейчас раскрутить громкий скандал и рассказать Ельцину завтра о том, что они разоблачили банду преступников, которая присваивала, прикарманивала деньги, предназначенные на его предвыборную кампанию. И это ближайшие люди Чубайса. "Мы же вас предупреждали, с кем вы имеете дело". И Коржаков может просить все, вплоть до санкций на задержание, на арест. И будет опять, с высокой долей вероятности, проталкивать идею какой‑нибудь чрезвычайки. Вплоть до отмены второго тура выборов».

Более того, Малашенко придумывает объявить все произошедшее попыткой государственного переворота. Использовать прием, который только что применил Лебедь, обвинивший своих противников в некоем заговоре. Теперь можно воспользоваться его терминологией и объявить зачинщиками этого несуществующего заговора Коржакова и Барсукова, а Лебедя привлечь на свою сторону.

«Неожиданная для меня конструкция, не очень логичная, но на тот момент гениальная», – рассказывает Чубайс. «Игорь, переворот где?» – так вспоминает он свой диалог с Малашенко. «Вы что, не понимаете? Сейчас сделаем, включайте телевизор», – смеется гендиректор НТВ.

Чубайс звонит в Белый дом своему бывшему подчиненному, главе Госкомимущества Альфреду Коху: «Ну, что‑нибудь удалось разведать?»

«Да похвастаться нечем… Но вроде они еще здесь, в Белом доме», – так передает свой ответ Кох в книге «Ящик водки».

«В Белом доме, говоришь? Это важно. Значит, торговаться будут. Это хорошо. Ну, смотрите телевизор. Сейчас мы начнем отвечать. Нам уже терять нечего», – обещает Чубайс.

«А какой канал смотреть‑то?»

«НТВ, экстренный выпуск. Сейчас Киселев выступит», – анонсирует Чубайс.

«А что не ОРТ?» – иронизирует Кох.

«Ну, тут сложности. Березе, видите ли, неудобно Коржакова иметь по каналу, который тот ему дал».

«Ишь как неказисто. И РТР по этой же причине?» – смеется Кох.

«Ну, вроде того. Государственный канал. Неудобно. А вдруг не мы победим. Отвечай потом».

«Ясно. В общем, все как обычно. А Гусяра – молодец. Не зассал».

«А ему тоже, как и нам, до фени. Его все равно, если что, Коржаков приморит. Ты же знаешь, они давнишние друзья», – иронизирует Чубайс.

«Ну, хоть повеселитесь напоследок. Уж не подкачайте. Ждем серьезную развлекуху», – язвит Кох.

В Останкино, по словам Константина Эрнста, в это время ждут едва ли не штурма: «Мы забаррикадировались – были готовы к тому, что приедут люди брать под контроль телеграф – телефон – вокзалы».

 

Разбудить папу

 

Около полуночи Таня снова звонит Коржакову. Он в это время вместе с Барсуковым подъезжает к дому на Осенней улице в Крылатском – там квартиры семьи Ельцина, а также Юмашева, Коржакова и Барсукова.

«Передай своему Березовскому, – говорит он, – что я его указаний выполнять не намерен. Пусть успокоится, утром разберемся».

«Тогда я вынуждена разбудить папу», – отвечает Таня.

«Если ты папу разбудишь, то это будет самый плохой поступок в твоей жизни. Ты же знаешь, как мы бережем его сон, он для нас священный, а ты из‑за пустяка хочешь папу беспокоить».

«Я разбудила папу, – вспоминает Таня, – и рассказала ему, что произошло, что все это грозит срывом избирательной кампании, что Коржаков ведь сам отвечал за финансы и был обязан контролировать их, а теперь такую провокацию устроил».

Коржаков и Барсуков подъезжают к дому. Время – начало первого. Вдруг звонит Ельцин. «Что там у вас произошло?» – так передает его слова Коржаков.

«Борис Николаевич, я вас прошу, утро вечера мудренее, отдыхайте. Мы разбираемся, информация от нас в прессу не попадет. Завтра мы вам обо всем доложим».

«Ну ладно, давайте отложим до завтра», – говорит президент.

Коржаков подвозит Барсукова на Осеннюю и сам едет к себе на дачу. А Таня направляется в Дом приемов ЛогоВАЗа. Сидящие там уже основательно накрутили себя, и многие всерьез опасаются, что Коржаков начнет штурмовать здание и всех арестовывать. Приезд Тани их очень подбадривает. «Я понимаю, что, пока я там, вряд ли Коржаков на что‑то решится», – объясняет она. «Очень мужественный поступок, – говорит Чубайс. – Она могла спокойно сидеть дома и ждать, пока папа проснется. А она все бросила и приехала».

Одновременно с Таней приезжает еще несколько сочувствующих: например, нижегородский губернатор Борис Немцов и ведущий ВГТРК Николай Сванидзе. «Ноги сами принесли», – вспоминает он.

Поскольку президент снова уснул, в Доме приемов ЛогоВАЗа одни готовятся к эфиру, а другие ищут потенциальных союзников – в первую очередь надо, чтобы генерал Лебедь выступил на стороне тех, кто его взрастил и вывел на третье место в первом туре. Но дозвониться до Лебедя не получается. Подключают Таню, а она поднимает на ноги свою маму Наину Иосифовну. Первая леди присоединяется к поискам, но по мобильному секретарь Совбеза не отвечает. «Он что, в лесу, что ли, ночует?» – раздраженно спрашивает Таня.

 

Младшая дочь президента Татьяна Дьяченко, старшая дочь Елена Окулова и жена Наина Ельцина в июле 1996 года

Личный архив Сергея Зверева

 

«Я квартирного его не знаю. У него, наверное, и нет квартиры», – рассеянно отвечает Наина Ельцина.

«Ну как это так, если надо с ним связаться! Такого не может быть! Мам, тебе не кажется странным, что спецкоммутатор не может найти секретаря Совета безопасности?!» – сердится Таня. Мама советует ей связаться с Барсуковым.

«Мама, это бесполезно, понимаешь? – говорит Таня. – У папы единственная возможность, чтобы выиграть выборы, – это уволить их обоих. Мам, ты понимаешь?! И на самом деле это и для страны будет лучше, потому что так невозможно. Я на этих выборах насмотрелась. Решает все один только человек, так нельзя. Еще ладно бы был какой‑то супер. Ну ужасно это. Ты понимаешь?! Мам, у папы выход только один!.. Значит, постарайся его убедить в этом, и ничего страшного в этом нет…»

«Ну я же не могу», – оправдывается Наина Иосифовна.

«Почему?»

«Он ругается».

Таня вновь начинает упрашивать: «Мама! Другого выхода у него нет. Ему там уже накрутили вот на этих ребят… Я кампанией этой занимаюсь не два дня и не неделю даже. Я все это вижу на протяжении месяца. Да как Барсуков смел мне такое говорить: "Вы что, хотите быть причастны к этому делу?" Запугивание прямое…»

Таня просит маму позвать к телефону своего мужа, Леонида Дьяченко: «Леш, папа заснул?»

«Да. У него приступ».

«Значит, Леш, когда утром папа придет в себя…» – начинает инструктировать Таня.

«Я буду ждать этого момента, я спать не буду», – с готовностью отвечает муж.

«Значит, ты жди этот момент. И нужно сказать, что это будет лучше и для него, и для страны, если он уволит обоих. И ничего страшного в этом нет… Скажи, пожалуйста, папе и все, что ты думаешь, и про того, и про другого, и про Шамиля. Вот они где!»

«Они меня грохнут!» – отвечает Танин муж.

«Леш, я тебя прошу. У папы это единственный выход, иначе кампанию мы проигрываем… Устали все от этих людей, они правят страной, а не он…»

«Валюшку отстранили?»

«Не знаю, Валюшка выехать не может», – говорит Таня.

 

Переворот Киселева

 

В 1:20 на НТВ выходит экстренный выпуск программы «Сегодня». Евгений Киселев говорит, что «была предпринята акция, которая является первым шагом в осуществлении сценария по отмене второго тура президентских выборов» и которая грозит «свертыванием демократии». Свое трагическое включение Киселев заканчивает фразой: «Похоже, страна находится на грани политической катастрофы».

Реакция аудитории разная. Кто‑то в восторге от величия замысла.

«В голове: "Какой переворот? Что он несет?" – описывает свои эмоции Альфред Кох. – Боже мой, какая чушь! А потом мысль: все правильно. Содержание не имеет значения. Главное – жути нагнать. Эти Шопенгауэры в погонах должны услышать то, что они ни в коем случае не предполагали услышать. То, что они заговорщики, станет для них новостью. Такого хода они не просчитывали. Теперь они должны быть в состоянии ступора. Они ведь как думали? Что повяжут этих коробейников. И Чубайс приползет на брюхе их спасать, все сдаст и тихо отвалит. Вот и славненько, вот и чудненько. Катись колбаской… Уноси ноги, пока жив… Скотина. Или все‑таки посадить? Или так… А тут на тебе: где "на брюхе"? Нет "на брюхе"! Где "все сдаст"? Нет "все сдаст"! Что‑то мы не так рассчитали… Что теперь делать?»

Часть аудитории испытывает ужас от того, до чего докатилась российская журналистика.

«Я, конечно, узнала о случившемся не по телевизору, а по телефону – от Миши Леонтьева, кажется. Он рвал на себе волосы, – вспоминает журналистка Татьяна Малкина. – А потом мы все смотрели эту злосчастную передачу Киселева про неудавшийся переворот, и прямо было неловко. Даже для Киселева и НТВ это было, по‑моему, чересчур. Это очевидная непристойность. И еще хуже, что она имела прямое отношение к тому, что делали мы сами, – только это было еще омерзительнее. Мы‑то помогали Ельцину с чистым сердцем, потому что он наш мужик, наш кандидат. Но все же мы прикидывались приличными журналистами и держали марку с разной степенью успешности».

Наина Ельцина тоже смотрит телевизор. Она в шоке и немедленно звонит дочери: «Не могли потерпеть до утра? Вы что там, выяснили все? Зачем сразу давать такое сообщение по телеканалам? Народ на ушах стоит! Какой переворот! Мало ли, задержали до выяснения. Зачем такую шумиху поднимать по телевидению?»

«Мама, это единственная защита, – объясняет Таня. – Другого варианта нет. Как еще найти на людей какую‑то управу, ну чтоб они хоть чуть‑чуть испугались… Ты понимаешь – другого выхода нет! Выход только один».

«Таня, это же, наоборот, нагнетает обстановку, – причитает Наина Ельцина. – Папа отвернется, и все отвернутся. Ну, до выяснения, до утра можно же подождать, зачем сразу… Нельзя людям такое сообщать».

«Вот для народа, для народа это как раз очень хорошо, – настаивает Таня. – И папа после этого должен их снять. Это единственный для папы путь победить на выборах, потому что вся страна уже устала жить под властью Александра Васильевича».

«Папа их убирать не будет…»

«Тогда папа не выиграет выборы, мама».

«Просто такие вещи по телевидению нельзя заявлять. Это смех. Ну вот завтра их отпустят, и что?.. Завтра кто‑то будет отвечать за это. Тот же Березовский. Барсуков не будет отвечать. Он мне уже сказал, чтоб я ему не звонила больше до утра. Ты Барсукова не убедишь ни в чем, и папу не убедишь», – волнуется жена президента.

«По крайней мере, я папе скажу все, что я думаю».

«Он тебя слушать не будет».

«Мам, а чего тогда затевать? – выходит из себя Таня. – Тогда все. Тогда даже очень хорошо, что не изберут, потому что это действительно стране не нужно. Ты просто не понимаешь всю глубину проблемы. Это сейчас единственный выход. И не надо говорить, что я попала под чье‑то влияние или еще что‑то. Нет. Мамочка, поверь, сделано все, чтобы отгородить папу от этого. Но другого выхода… не говорить нельзя. Потому что эти люди…»

«Таня, ты пойми, что отгораживать нечего. Его невозможно отгородить ни от кого, это одно целое», – объясняет дочери Наина Ельцина.

«Мам, а то, что сейчас происходит, как называется? Никто же работать не будет на этой кампании больше. Это же прямое запугивание. Ты понимаешь, что творится? Ты мне скажи, папа спит?»

«Да».

«Я просто боюсь, выдержит ли он все это. А потом они, конечно, почву подготовили. Конечно, они капали долго. Какие тут все гады те, кто занимается выборной кампанией».

«Я одного не понимаю: они хотят, чтобы Зюганов, что ли, был?» – недоумевает мама.

«Они хотят сами править! – отвечает дочь. – Папу отстраняют, силовой какой‑нибудь вариант, и привет».

«А как отстранить папу, если второй тур сейчас должен быть?»