Глава пятая, в которой кардинал ришелье хочет разом решить все проблемы короля, Но мушкетеры встают на его пути

 

Назад в СССР

 

Победа на думских выборах в декабре 1995 года полностью поменяла настроение членов коммунистической партии. Сначала коммунисты выбирают своего спикера Думы – это бывший главный редактор газеты «Правда» Геннадий Селезнев. Первоначально планируется, что парламент должен возглавить один из самых авторитетных коммунистов Валентин Купцов, тот самый, который едва не стал лидером КПРФ. Но Геннадий Зюганов сообщает, что провел переговоры с Кремлем и ему якобы сказали, что Ельцин не потерпит спикера Купцова, поэтому надо подобрать другого кандидата. На самом деле такого требования не было, просто Зюганов не допустил возвышения сильного соперника. Если бы Купцов стал спикером, он мог бы впоследствии отобрать у Зюганова лидерство в партии.

В феврале, вскоре после Давоса, компартия вступает в предвыборную гонку – Зюганова официально выдвигают в президенты. В середине марта коммунисты находят отличный повод заставить всю страну себя обсуждать.

Пятью годами раньше, в 1991 году, в Советском Союзе прошел референдум: граждан спрашивали, хотят ли они сохранения СССР. Референдум проводился только в девяти из пятнадцати республик СССР: организовать голосование согласились Азербайджан, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан и Украина. 76 % голосовавших высказались за Союз. Шесть советских республик – Армения, Грузия, Латвия, Литва, Молдавия и Эстония – бойкотировали референдум. Но всего через полгода, в августе 1991‑го, ситуация радикально поменялась. Даже те союзные республики, которые раньше были готовы вести переговоры о реформировании СССР, теперь захотели независимости.

В августе, в течение недели после попытки государственного переворота ГКЧП, декларации о независимости приняли Азербайджан, Белоруссия, Киргизия, Молдавия, Узбекистан и Украина. В сентябре СССР признал отделение трех прибалтийских республик, которые провозгласили независимость еще в 1990 году. Осенью о независимости объявили Армения, Таджикистан и Туркмения. К октябрю 1991‑го только две союзные республики не высказали намерения покинуть Союз: Россия и Казахстан.

Распад завершили три главных действия: 1 декабря состоялся украинский референдум, на котором большинство высказалось за независимость. 8 декабря главы трех республик, стоявших у истоков СССР, – России, Белоруссии и Украины – Борис Ельцин, Станислав Шушкевич и Леонид Кравчук в Беловежской пуще подписали соглашение, признающее, что Советский Союз больше не существует. 12 декабря Верховный совет России ратифицировал Беловежские соглашения и денонсировал договор 1922 года о создании СССР.

Спустя четыре года, в декабре 1995‑го, коммунисты пошли на выборы с обещанием восстановить Советский Союз и получили большинство в Госдуме. 15 марта 1996‑го в связи с пятилетием мартовского референдума 1991 года о сохранении СССР они думским большинством принимают два постановления. Одно подтверждает юридическую силу референдума 1991 года. Второе отменяет Беловежские соглашения.

В целом ситуация абсурдная: в результате этих постановлений Россия перестает существовать, а вместе с ней и четырнадцать соседних государств, бывших республик СССР. Да и сама Дума оказывается нелегитимной. Правда, с точки зрения коммунистов, это эффектный ход: за три месяца до выборов президента Дума напоминает избирателям, что Борис Ельцин совершил преступление – развалил Советский Союз.

Все ждут, что ответит президент: ходят слухи, что он может распустить Думу. Поначалу Ельцин реагирует спокойно. В Кремле заявляют, что не надо переживать, ничего серьезного не произошло, Дума пошутила. «Пусть коммунисты не пугаются и пусть Зюганов на БТР на работу не ездит», – говорит Ельцин журналистам, отвечая на вопрос, какой будет реакция властей.

Добавляет абсурда лидер думской фракции ЛДПР Владимир Жириновский. Он проводит пресс‑конференцию, на которой обещает, что, как только будет избран президентом, начнет добиваться восстановления Византийской империи.

Весь день 15 марта всем и правда кажется, что кризис обернется конфузом и скоро забудется. Борис Ельцин уезжает в Завидово. Там президент продолжает повторять Коржакову свою фразу, произнесенную накануне, после думского голосования: «Это можно рассматривать как попытку ликвидировать нашу государственность».

В Завидове Коржаков обсуждает с президентом, что абсурдное решение Думы – это отличный повод распустить ее. Если Дума нарушает закон, то значит, ее надо разогнать. Если коммунистическое большинство в Думе ставит под угрозу государственность, то значит, компартию надо запретить. А проводить президентские выборы в такой ситуации вообще нельзя, их следует отложить. Не отменить, а именно отложить года на два. Двух лет будет достаточно, чтобы довести реформы до конца и подготовить достойного преемника, так что через два года Ельцину уже не придется баллотироваться.

Коржаков уже не первый месяц твердит, что выборы можно бы перенести, – а тут такой прекрасный повод. И главное – никогда еще Ельцин не был так близок к согласию с ним.

Все в этом решении Ельцину нравится. Ему не придется тратить силы на предвыборную кампанию. Ему не придется переизбираться еще на четыре года. Наконец, Ельцин любит разом избавляться от застарелых проблем. «Чего греха таить: я всегда был склонен к простым решениям, – так передан ход мыслей Ельцина в его книге «Президентский марафон». – Всегда мне казалось, что разрубить гордиев узел легче, чем распутывать его годами. Я почувствовал: ждать результата выборов в июне нельзя… Действовать надо сейчас!»

«Срочно летим обратно в Москву», – командует он Коржакову. Рано утром в субботу 16 марта они садятся в вертолет и улетают из Завидова – разгонять Думу.

Все это время помощники Ельцина вырабатывают план действий: их предложение – подключить Совет федерации и Конституционный суд, которые заставят депутатов дезавуировать собственные постановления. Есть два варианта, как это сделать: первый – обратиться в Совет федерации с письмом, второй – неформально попросить его председателя Егора Строева и уступить инициативу самим сенаторам, так им будет приятнее и все пройдет быстрее.

О том, что у Ельцина в голове уже созрел третий вариант, помощники пока еще не подозревают.

 

Вы получите указ

 

В воскресенье 17 марта, в половине восьмого утра, Коржаков звонит министру внутренних дел Анатолию Куликову и просит его к 11 часам приехать в Кремль к Ельцину. Куликов еще не знает, зачем его вызвали, но, ожидая в приемной, замечает лежащий на столе у секретаря график встреч президента на это утро: министр юстиции, потом генеральный прокурор, следом глава МВД, затем директор ФСБ и, наконец, глава Конституционного суда.

Вскоре из кабинета президента пулей выскакивает и убегает прочь генпрокурор Юрий Скуратов. Куликов заходит. Вот как он описывает дальнейшие события в своих воспоминаниях «Тяжелые звезды».

«Я решил распустить Государственную думу, – без прелюдий начинает Ельцин. – Она превысила свои полномочия. Я больше не намерен терпеть этого. Нужно запретить Коммунистическую партию, перенести выборы». И еще он несколько раз повторяет: «Мне нужно два года, мне нужно два года».

Ельцин не спрашивает мнения министра, а просто сообщает ему: «Во второй половине дня вы получите указ».

«Борис Николаевич, вы верховный главнокомандующий, вправе принимать решения, – отвечает Куликов. – Но, если вы не возражаете, я бы к 17 часам доложил вам некоторые свои предложения». Ельцин соглашается.

Куликов выходит из кабинета Ельцина, но в президентской приемной его просят подняться к Коржакову. К Ельцину тем временем заходит директор ФСБ Михаил Барсуков. Он ближайший друг Коржакова, по его лицу видно, что он заранее знает тему разговора с президентом.

 

Борис Ельцин и министр внутренних дел Анатолий Куликов

Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»

 

По дороге к Коржакову глава МВД размышляет о том, как будут развиваться события дальше. Он, естественно, помнит, что случилось два с половиной года назад – в октябре 1993‑го.

Если в момент распада СССР в 1991‑м президент Ельцин и Верховный совет России были заодно, то уже через два года, в 1993‑м, между ними начался серьезный конфликт. Парламент блокировал практически все действия правительства, председатель Верховного совета Руслан Хасбулатов крайне оскорбительно отзывался о президенте и его окружении. Наибольший скандал вызвала фраза спикера парламента, сказанная в интервью итальянской газете La Repubblica о том, что он относится к членам правительства, «ко всяким шахраям, как к червям». Вместе с Верховным советом против Ельцина боролся и его бывший напарник по выборам вице‑президент Александр Руцкой. Он рассказывал об «11 чемоданах компромата» на членов ельцинского правительства, обвиняя Гайдара, Черномырдина, Чубайса и самого Ельцина в коррупции.

Противостояние тянулось весь 1993 год. В апреле прошел референдум о доверии Ельцину и его противникам – народным депутатам. Телевизионная реклама советовала избирателям отвечать на вопросы в бюллетене «Да – Да – Нет – Да» – под таким названием он и вошел в историю. В итоге Ельцин выиграл: больше 50 % избирателей проголосовали именно «Да – Да – Нет – Да», то есть поддержали президента и высказались за роспуск парламента. Но Ельцин не стал торопиться с разгоном своих противников – и к осени кризис обострился максимально.

21 сентября 1993 года президент подписывает указ № 1400 – «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации». Этим указом он распускает Верховный Совет, приостанавливает действие старой советской Конституции и Конституционного суда, назначает на 12 декабря выборы нового парламента и референдум по новой Конституции. Обо всем этом Ельцин записывает телеобращение. Услышав его, даже операторы приходят в ужас. А Ельцин добивает их шуткой: «Давайте сфотографируемся на прощание. Если не получится, то вместе и сидеть будем».

В 23 часа 21 сентября 1993 года Белый дом, здание, в котором заседал Верховный совет, окружают сотрудники милиции. Ельцин приказывает отключить в парламенте телефон, электричество, а потом и воду.

В тот же вечер Конституционный суд признает указ Ельцина незаконным. А ночью Верховный совет голосует за импичмент Ельцина и объявляет новым главой государства вице‑президента Александра Руцкого. Верховный совет назначает собственных министра обороны и министра внутренних дел, но армия и милиция сохраняют верность Ельцину. Депутаты начинают собирать собственное вооруженное ополчение, которое готовится защищать Белый дом от штурма. Десять дней идут переговоры. Парламентарии все это время живут в осажденном темном и холодном здании. 1 октября переговоры завершаются провалом. 3 октября один из членов парламента, бывший соперник Ельцина на президентских выборах 1991 года генерал Альберт Макашов по поручению Руцкого собирает отряд вооруженных добровольцев, прорывает милицейское оцепление и идет на штурм мэрии – здания‑книжки на Новом Арбате напротив Белого дома. Мэрию захватывают быстро. Оттуда Макашов и его сторонники отправляются на штурм «Останкино», чтобы взять под свой контроль телевидение. Многочасовой бой около телецентра заканчивается поражением отряда Макашова. Спецподразделения милиции удерживают «Останкино». Гибнет 46 человек.

Телевидение прерывает вещание из «Останкино», и только второй канал продолжает работу из резервной студии на Шаболовке. Всю ночь идет прямой эфир: политики, журналисты и деятели культуры призывают поддержать Ельцина в его борьбе против Верховного совета. Самую страстную речь произносит актриса Лия Ахеджакова, самым неожиданным становится появление поп‑звезды Натальи Ветлицкой – ее не приглашали, она сама приехала в студию после вечеринки. От имени власти выступает вице‑премьер Егор Гайдар, он призывает «тех, кто готов поддержать в эту трудную в минуту российскую демократию, собраться у здания мэрии на Тверской – чтобы не дать сделать из нашей страны на десятилетия огромный концентрационный лагерь».

Борис Ельцин, по словам помощников, пытается сам выступить с заявлением, но его не пускают Виктор Илюшин и пресс‑секретарь Вячеслав Костиков. Они видят, что президент пьян. По воспоминаниям Костикова, Ельцин настаивает, но позже поддается уговорам. Валентин Юмашев уверяет, что провел всю ночь в кабинете президента и такого не было: Ельцин не собирался ехать на телевидение и в 3 часа лег спать.

По словам министра обороны Павла Грачева, около трех часов ночи 4 октября Ельцин и Коржаков приезжают в министерство и требуют «взять этих ребят в Белом доме». «Борис Николаевич, письменное распоряжение или указ – и я готов на все», – отвечает Грачев. «Какой письменный приказ? – возмущается Коржаков. – Я знал, что они начнут тоже трусить!» «Будет вам письменный приказ», – свирепеет Ельцин.

В пять утра (немного протрезвев, по оценке Грачева) Ельцин приказывает взять Белый дом. «Я предлагаю пугнуть их, – отвечает нетрезвый министр обороны. – Я выведу танк на прямую наводку и инертными пиздану несколько раз. Они сами разбегутся кто куда… Снайперы тоже убегут после этих снарядов, а там, в подвалах, мы их разыщем», – так вспоминает свои слова Грачев. Ельцин дает добро.

Под утро президент вводит в стране чрезвычайное положение. На мосту около гостиницы «Украина», напротив Белого дома, появляются танки. По словам Грачева, он лично инструктирует наводчика: бить по окнам кабинета Хасбулатова (но танки стреляют по верхним этажам). Всего производят 12 выстрелов, используют болванки, но в здании все равно начинается пожар. Сразу после этого командующий внутренними войсками Анатолий Куликов отдает приказ идти на штурм. Белый дом сдается. Мятежных депутатов арестовывает лично глава президентской охраны Александр Коржаков.

Всего за две недели противостояния во время штурма мэрии и «Останкино» и в перестрелках у Белого дома погибли до 200 человек. Ни один депутат не пострадал.

Успешный штурм Белого дома помог карьере Куликова – через два года он стал министром внутренних дел. А теперь идет по кремлевским кабинетам к Коржакову обсуждать разгон уже нового парламента, избранного по новой, ельцинской Конституции.

Обстрелянный и сгоревший Белый дом после ремонта Ельцин отдал правительству. Государственная дума переместилась сначала в бывший СЭВ, «книжку» на Новом Арбате, а потом в здание на Охотном ряду. А значит, все может получиться еще страшнее: танки на Манежной, бои у Большого театра.

Чтобы избежать повторения 1993 года, надо не позволить депутатам засесть в Думе – тогда не придется ее штурмовать. Надо распространить информацию о том, что Дума якобы заминирована, в воскресенье там наверняка никого нет, а если кто и есть, то нетрудно будет их быстро эвакуировать и взять здание под охрану милиции. С этими мыслями Куликов приходит к Коржакову. Там уже сидят Олег Сосковец, генпрокурор Юрий Скуратов и начальник ФСО Юрий Крапивин; потом присоединяется и Михаил Барсуков. Коржаков наливает всем по рюмке коньяку. По словам Куликова, Коржаков и Сосковец как‑то слишком возбуждены встречей с президентом – будто бы немного переигрывают.

Глава МВД рассказывает коллегам о своем плане «заминировать» Думу и едет в министерство давать указания подчиненным.

В воспоминаниях Куликов иронизирует над собой: ему как человеку военному после получения приказа в первую очередь приходят в голову не вопросы «зачем?» и «почему?», а вопрос «как?».

Коржаков об этом моменте вспоминает совсем другое: хорошо, говорит он, что уроки 1993 года учли, из танков по Думе стрелять уже не придется. «После 1993‑го мы специально заказали на заводе "Нону" – это не танк, а пушка на колесном ходу. Чтобы не надо было больше асфальт перекладывать после танков и чтобы народ не пугать», – рассказывает сейчас Коржаков.

План Куликова реализуется довольно быстро. К середине дня 17 марта 1996‑го Дума оцеплена. Сотрудников аппарата, которые находятся в здании, эвакуируют. О произошедшем немедленно сообщают лидеру коммунистов Геннадию Зюганову и другим депутатам. Всем ясно, что президент решил распустить Думу. Но первые мысли депутатов не об этом, а о том, что будет с вещами, которые лежат в сейфах. Там же у всех деньги, а у некоторых – еще и компрометирующие документы. «ФСО наверняка вскроет сейфы и все заберет», – вспоминает свои опасения советник Зюганова депутат Алексей Подберезкин. Все мучительно думают, как бы попасть на рабочее место и вывезти ценные вещи, пока их не нашла ФСО.

Депутаты отправляют в Думу вице‑спикера Артура Чилингарова. Он приходит на Охотный ряд и долго пытается пройти внутрь. Ему демонстрируют, что в здании милиционеры с собаками ищут бомбу.

Коммунисты понимают, что вот‑вот последует указ о роспуске Думы. Депутаты ждут арестов и, по словам Подберезкина, обмениваются советами срочно уезжать из дома и не ночевать по месту прописки, потому что «сейчас две недели будут всех валить и мочить». Депутаты рассказывают друг другу, что перед пятничным голосованием Коржаков звонил кому‑то из лидеров коммунистов и предупреждал: «Имейте в виду, вас могут не просто распустить – вас могут еще и интернировать».

 

Мятеж в МВД

 

После Куликова к президенту заходят его помощники: Юрий Батурин, Виктор Илюшин, Михаил Краснов и Георгий Сатаров. Ельцин ставит задачи: срочно подготовить обращение к нации и текст указа о роспуске Думы, запрете КПРФ и переносе президентских выборов на два года. «Выполняйте», – говорит он, не спрашивая их мнения.

Ошарашенные, помощники выходят. Не подчиниться президенту они не могут, но и подчиняться не хотят. Они собираются в небольшом зале рядом с приемной президента – чай, кофе, колбаса докторская, сыр советский, сыр российский, блокноты, ручки. «Мы сразу решаем, что делаем две бумажки, – рассказывает Сатаров, – одна – текст указа, а вторая – объяснение, почему его нельзя подписывать». Указ пишут юристы, записку с объяснением – Сатаров.

Тем временем министр внутренних дел Куликов начинает сомневаться: мало ли чем все обернется. Министр понимает, что Ельцин с Коржаковым совершают государственный переворот. Совсем недавно, в августе 1991‑го, нечто похожее делали силовики из окружения Михаила Горбачева, назвавшие себя ГКЧП: они тоже распустили все избранные органы власти и ввели в центр Москвы танки. У руля они продержались меньше трех дней, потом их всех арестовали и отправили в СИЗО «Матросская тишина». Всех, кроме одного – министра внутренних дел Бориса Пуго. Предшественник Куликова и в тот момент его начальник, когда его пришли арестовывать, пустил себе пулю в лоб только потому, что беспрекословно выполнял приказы начальства.

Анатолий Куликов, конечно, не может об этом не думать. Как не может не думать о том, что мало кто из его предшественников заканчивал хорошо. Троих расстреляли, двое застрелились сами, еще трое «впали в мятеж».

Куликов звонит посоветоваться такому же бедолаге, как и он сам, – генеральному прокурору Скуратову. Куликова назначили министром семь месяцев назад, в июле 1995‑го. А Скуратова – и того позже, в октябре. Они оба новички, значит, лучше остальных поймут друг друга. Они договариваются встретиться и зовут третьего – главу Конституционного суда Владимира Туманова. Он в своей должности всего год и, как и Скуратов с Куликовым, не принадлежит ни к одной группировке во власти: ни к либералам, ни к коржаковцам.

Встретившись, они понимают, что Ельцин всех троих развел. Например, Куликову он говорил, что и Скуратов, и Туманов – за роспуск Думы, как и остальные, более опытные силовики. А Скуратова и Туманова он, в свою очередь, уверял, что роспуск Думы поддерживает Куликов. Соответственно, каждый из троих думал одинаково: «Ну, раз все за, то и я тоже».

Туманов подтверждает Куликову и Скуратову, что решение Ельцина противоречит Конституции. Тогда министр внутренних дел предлагает в 17:00 поехать к президенту и втроем поговорить с ним. В одиночку спорить с Ельциным, конечно, страшно.

Они приезжают в Кремль, но их держат в приемной. К президенту только что вошли помощники, которые готовили по его распоряжению текст указа.

На указе сверху лежит записка – так, чтобы Ельцин сразу ее прочитал. «Правовых оснований жесткого варианта практически нет, – сообщает записка, – оба постановления Думы должны быть отменены Конституционным судом… Кризиса нет. Дума просто сама себя высекла». Постановления Думы – это «заранее спланированное провоцирование президента на силовые действия». Коммунисты, мол, испугались роста президентского рейтинга, поэтому ждут, что он жестко отреагирует.

Подготовленный указ о роспуске Думы, признают помощники, содержит все признаки государственного переворота. Дальше описаны мрачные последствия указа: коммунисты смогут объявить всеобщую забастовку, начнутся вооруженные столкновения на улицах, а некоторые подразделения МВД выйдут из подчинения президенту: «Нависает угроза гражданской войны».

Однако осторожные помощники все же не просят Ельцина отказаться от собственного плана, они просто предлагают подождать. Идея такова: сейчас, в воскресенье 17 марта, президент пишет письмо в Совет федерации, в понедельник сенаторы его обсуждают, во вторник принимают заявление о том, что Дума нарушила Конституцию и в сложившейся ситуации невозможно проводить выборы президента. И только после этого, по просьбе Совета федерации, президент может спокойно распустить Думу, объявить КПРФ вне закона и отложить президентские выборы на два года.

Ельцин недоволен. «А где текст указа? В 1993 году вдвоем справились. Тогда такой группы не было», – сердится он и отправляет помощников работать дальше.

На выходе помощники встречают Куликова, Скуратова и Туманова. Обе группы смотрят друг на друга с максимальным недоверием.

Глава МВД, генпрокурор и глава Конституционного суда заходят к президенту. «Борис Николаевич, работа по выполнению вашего решения идет. Но мы считаем его ошибочным», – начинает Куликов.

Президент рассержен – для начала тем, что вместо одного Куликова приехали трое – налицо сговор?

«Но вы же утром мне ничего не сказали», – цедит он сквозь зубы.

«Я ничего и не мог вам сказать. Так вот, наше предложение заключается в том, что этого делать нельзя. Я готов объяснить почему».

«Министр, я вами недоволен! – сердится Ельцин. – Указ последует. Идите! Готовьтесь и выполняйте!»

«Борис Николаевич, а вы не хотели бы созвать Совет безопасности, чтобы обсудить эту ситуацию?» – не отступает Куликов. «Хватит, уже насоветовался! – взрывается Ельцин. – Никакого Совета я собирать не намерен».

Все свободны. Куликов, Скуратов и Туманов идут к помощникам президента, и те показывают свою записку. Глава МВД в ответ демонстрирует тезисы, которые они с генпрокурором и главой Конституционного суда подготовили, чтобы убедить президента отказаться от своей задумки. Записки совпадают почти дословно.

Куликов в воспоминаниях пересказывает свою пламенную речь, которую он будто бы произнес перед президентскими помощниками: «Не вздумайте готовить этот указ! Смотрите! – говорит он, показывая рукой в окно, за которым видна заполненная людьми Красная площадь. – Сегодня тут гуляют люди… А завтра, когда этот указ будет подписан, – здесь будут жечь костры! И не только на Красной площади, а по всей стране… Сил для того, чтобы удержать ситуацию под контролем, у нас нет. Это путь к гражданской войне! Поэтому я категорически против. Мы сказали об этом президенту, и я вас прошу этот указ не готовить. Лично я его выполнять не буду. Я лучше рапорт напишу и уйду!» (Помощники такой речи не припоминают.)

В этот момент на столе у Илюшина звонит телефон. Это председатель правительства Черномырдин. Илюшин и Куликов просят премьера повлиять на Ельцина и убедить его, что распускать Думу нельзя.

Из Кремля Куликов снова едет в министерство. Там он собирает коллегию и с рюмкой в руке произносит еще одну прочувствованную речь: «Не знаю, может быть, в эту минуту уже решается вопрос о моей отставке. Я к этому готов, и вы должны знать, что я свою точку зрения не изменю. Разделяете вы ее или нет – это ваше дело…» Неожиданно все члены коллегии МВД говорят, что согласны с министром и выступают против разгона Думы. «Могу ли я сослаться на наше общее коллегиальное решение?» – спрашивает Куликов. «Да, можете ссылаться, – говорят генералы. – На всех до единого!»

Вечером Куликов звонит министру обороны Павлу Грачеву, чтобы выяснить, поддерживает ли тот решение Ельцина о роспуске Думы. Выясняется, что Грачев вообще не в курсе – президент не вызывал его в Кремль, а только позвонил с одним вопросом: «Ты Куликова поддержишь при случае?» «Конечно, поддержу. Мы с ним друзья» ответил министр обороны.

 

«Жигули» у ворот

 

Пока помощники в Кремле работают над указом, Березовский звонит Чубайсу, чтобы рассказать последние новости. Чубайс уже считает себя де‑факто руководителем предвыборной кампании, строит планы на ближайшие месяцы – и вдруг осознает, что никаких выборов в ближайшие годы не будет, раз Ельцин распускает Думу.

Чубайс звонит Тане – она в Кремле. Он немедленно выезжает к ней в Кремль, расспрашивает дочь президента и сидящего у нее Юмашева о том, что произошло. Они в шоке: катастрофа. Кажется, все потеряно. «Есть ли кто‑то, кто против?» – спрашивает он. «Куликов, Черномырдин», – перечисляет Таня. «Готов ли указ?» – «Помощники пишут».

Чубайс сломя голову бежит к помощникам: «Ребята! Кто тут пишет указ? Будете отвечать, независимо от того, ставили свою визу или нет. Надо всем писать заявление об уходе! Это ведь политическая гибель президента!»

Помощники рассказывают ему о записке президенту, объясняющей, почему разгонять Думу нельзя. «Разорвал и выбросил?» – спрашивает Чубайс. Помощники кивают. Еще раз встретиться с президентом тем вечером помощникам не удается, у него сидит Коржаков.

В 20:00 им говорят, что Ельцин уехал из Кремля и распорядился, чтобы к 23:00 Илюшин привез ему на дачу готовый указ.

Помощники решают отвезти Ельцину вот такой текст: «Указ не получился, потому что правовых обоснований нет… В случае принятия указа нависает угроза гражданской войны». Все расписываются: Батурин, Илюшин, Краснов, Сатаров, Пихоя, Шахрай.

В 22:50 Илюшин звонит на дачу Ельцину, ему говорят, что президент уже уснул. И первый помощник решает отложить поездку к Ельцину до утра.

Больше этой ночью почти никто не спит, потому что неясно, что будет дальше. Если наутро Ельцин подпишет указ, то предвыборная кампания закончится, в Москву введут войска, все планы рухнут.

Не спит и политконсультант Ситников, которому генерал Рогозин поручил провести психосемантическое исследование электората. Он заканчивает свои подсчеты. Ситников изучает, чего хотят избиратели, каковы их основные требования к кандидатам, какие политики этим требованиям удовлетворяют и как в эти требования можно вписаться.

Согласно схеме Ситникова получается, что Ельцин и Зюганов не конкуренты, у них совершенно разная аудитория. Для того чтобы Ельцин победил, надо создать Зюганову конкурента, который бы отнял у него избирателей. Но конкурент должен быть не слишком силен, чтобы не было риска, что он сам победит. В расчетах Ситникова четко сформулировано, какими качествами должен обладать этот кандидат. К примеру, он должен быть националистом и поддерживать идею «восстановления сильного, сплоченного влиятельного государства», но при этом быть скорее сторонником рыночной экономики, нежели социализма.

Описание утра 18 марта 1996 года в изложении Ситникова напоминает голливудский блокбастер. Ситников заканчивает распечатывать 600 страниц исследования, садится в свой Nissan и из Солнцева, где живет, едет в Кремль. Он уверяет, что видел на МКАДе войска, готовые войти в город. По дороге Ситников понимает, что опаздывает, поэтому мчит на красный свет, обгоняя по встречке, а за ним гонятся гаишники с мигалками. Но у них «Жигули», а у него Nissan, поэтому гаишники не могут его догнать. Ситников доезжает до Спасских ворот, бросает машину и забегает в Кремль, успевая прямо перед совещанием у Ельцина перехватить главу администрации президента Егорова. «Ну что, можно победить?» – спрашивает Егоров. «Можно!» – кричит Ситников и протягивает ему 600 страниц распечатки.

 

Трое Куликовых

 

В 5:45 Ельцин возвращается в Кремль. Илюшин уже ждет его там и протягивает вчерашнюю записку. «Кто подписал?» – мрачно спрашивает президент. Илюшин перечисляет фамилии.

В 6:00 в кабинете Ельцина начинается решающее совещание. Помимо Илюшина, приезжают Барсуков, Егоров, Коржаков, Сосковец, Черномырдин и сразу трое Куликовых. Министр внутренних дел Анатолий Куликов стоит в приемной и не может поверить своим глазам. Помимо него, на совещание к президенту заходят его однофамилец начальник ГУВД Москвы Николай Куликов и другой однофамилец начальник ГУВД Московской области Александр Куликов. Самое странное, что ни один из них не был накануне в министерстве и никто не предупредил своего начальника, что Ельцин вызвал их к себе к шести утра.

 

Анатолий Куликов (слева), Виктор Черномырдин и Борис Ельцин на совещании в Кремле

Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина»

 

Все видят, что Ельцин очень зол, даже не здоровается. По воспоминаниям как Коржакова, так и самого Ельцина, выступает Черномырдин – он против разгона Думы.

Потом слово хочет взять министр внутренних дел, но Ельцин не дает ему сказать. Он спрашивает двух других Куликовых. Однофамильцы министра докладывают, что Москва и область готовы к спецоперации, правда, людей не хватает. Потом все же высказывается глава МВД. Свое выступление он пересказывает в воспоминаниях. Он говорит, что коммунистов привлекать к ответственности не за что, а уход в подполье создаст им образ гонимых властью, так что они станут более сильными и популярными у молодежи. А еще, напоминает Куликов, компартия в половине регионов России контролирует местную законодательную власть, и она выведет народ на улицы.

Ельцин перебивает Куликова: «Вы как себя здесь ведете? Что вы мне не даете слова сказать?! Это вы там, у себя, совещания проводите как хотите, а здесь вы находитесь у меня в кабинете!» Но потом президент успокаивается, и министр продолжает: это не только его мнение, но также мнение его заместителей.

«Они у вас что, все коммунисты?»

«Нет, не коммунисты. Просто это похоже на авантюру. Последствия не просчитаны. Разгон Думы – антиконституционный акт. А сегодняшняя Конституция – это ваша, Борис Николаевич, Конституция… Президент России – объединитель нации, а вам, Борис Николаевич, навязывают войну. Даже непонятно, кто дает такие советы! Вот мы говорим о том, чтобы запретить компартию, привлечь ее руководство к ответственности… А где ЦК этой партии, кто скажет?»

Директор ФСБ Барсуков немедленно откликается, смотрит в свои бумаги и зачитывает: «ЦК КПРФ – Охотный ряд, дом 1…» «Но это же адрес Госдумы!» Выясняется, что никто не знает, где находится ЦК КПРФ.

Куликов уверен, что на столе перед Ельциным лежит указ о его отставке, и ждет, что президент вот‑вот перевернет бумагу и подпишет ее. Но Ельцин тянет и пока не увольняет главу МВД. Опросив всех присутствующих, он приходит к выводу, что большинство – за роспуск Думы. Барсуков, Егоров и Коржаков не высказываются. Илюшин, Куликов и Черномырдин – против. «Да, их нужно разогнать, – цитирует Куликов президента в своих воспоминаниях. – Мне нужны два этих года. Указ готов к подписанию. Проблему решим, наверно, поэтапно… Идите. Ждите команды». Решение принято, все свободны.

После этого совещания к Ельцину заходит дочь Таня и уговаривает его принять Чубайса. Ельцин долго отказывается. В итоге он соглашается, но сначала встречается с Черномырдиным. У них случается самый жесткий разговор в их жизни, как позднее говорил сам премьер. Чубайс вспоминает, что он ждет в приемной, когда Черномырдин вылетает из кабинета Ельцина весь красный. Его трясет, будто он целый час кричал на президента. «Все ему сказал. Давай, теперь ты иди», – напутствует премьер своего бывшего зама. Чубайс заходит следом.

«Если вы сейчас это сделаете – мы все от вас отвернемся! Все 150 миллионов! Мы шли за вами как за человеком, который верит в выборы, в демократию. Даже несмотря на октябрь 1993 года, несмотря на Чечню, мы все равно за вами идем. Но если вы сейчас это сделаете, если вы на нас плюнете, то мы плюнем на вас!» – так Чубайс пересказывает свои слова. Он почти орет на Ельцина полчаса. «Так нельзя, конечно, орать на президента», – говорит сейчас Чубайс.

Ельцин слушает его, сжав зубы.

«А вы Анатолий Борисович, тоже совершили немало ошибок в ходе приватизации. Вы свободны», – ворчит он в ответ в конце.

Пресс‑секретарь Ельцина Сергей Медведев слушает этот разговор, стоя в приемной – дверь открыта. По его словам, Чубайс не только грозит Ельцину, но и льстит ему: «Вы сможете победить, Борис Николаевич. Ваш ресурс еще не исчерпан». «Как политику‑победителю Ельцину эти слова очень импонируют», – говорит Медведев.

Чубайс уходит.

Ельцин больше не вернется к вопросу о роспуске Думы. Депутатам этим же утром откроют вход в здание на Охотном ряду.

 

Гипноз Березовского

 

На следующий день, 19 марта, в Кремле собирается новое заседание – впервые к президенту приглашают представителей крупного бизнеса. Для них это еще серьезное событие – совсем скоро их будут называть олигархами, но в начале 1996 года большая часть из них еще не имеет опыта встреч с президентом.

Открывает встречу Борис Березовский. «Борис Николаевич, – говорит он, проникновенно глядя президенту в глаза, – знаете, что нас привело к вам сегодня? Нас привел страх. Да, страх. Мы боимся, потому что мы не знаем, как повернется ситуация. Коммунисты нас окружают, а вас предает ваше собственное окружение…» – так пересказывает его речь Владимир Потанин. По его словам, кажется, что Березовский гипнотизирует президента. Слово «страх» он произносит раз шесть. Общий смысл его речи: надо вести современную выборную кампанию, не советскую, а именно современную.

Потом слово берет Чубайс. Он рассказывает, что положение президента очень тяжелое, вся статистика, которой его снабжает Служба безопасности президента, недостоверна, на самом деле его рейтинг намного ниже и у коммунистов есть реальные шансы победить.

«Мы считаем, что все идет очень плохо, рейтинги ужасные, после поездок снижаются, а не растут», – так пересказывает свои слова Чубайс.

Ельцин не верит – и резко прерывает Чубайса: говорит, что у него неверные данные, на самом деле рейтинг растет. На подмогу приходит Гусинский, который тоже настаивает, что, согласно текущим соцопросам, нужно приложить огромные усилия для того, чтобы переломить ситуацию.

Потом слово берет Потанин. «Борис Николаевич, я должен сказать, что меня не страх сюда привел, а просто желание жить в современном мире, не возвращаться обратно в советское прошлое, – говорит он. Березовский смотрит на него неодобрительно. – Может, это от дурости, – продолжает он. – Я пока просто непуганый, поэтому у меня страха нет».

Ельцин продолжает хмуриться. Ему совсем не нравятся слова банкиров про низкий рейтинг и реальные шансы коммунистов. «Анатолий Борисович, я вам признателен за вашу позицию», – говорит на прощание Ельцин.

Выходят от Ельцина все в самом плохом настроении – кажется, что убедить его не удалось.

По словам пресс‑секретаря Медведева, Ельцин во время встречи еще не осознает, кто эти люди: «Ну, заработали много денег, ездят на шестисотых "Мерседесах", с охраной, летают на самолетах. Но, в принципе, он не воспринимал их пока всерьез. И все, что они ему сказали, было для него достаточно неожиданно».