Посттравматическое стрессовое расстройство

Посттравматическое стрессовое расстройство – диагноз, который ставится многим жертвам насилия. Впервые он был применен для описания многообразных психических реакций, которые наблюдались у солдат, вернувшихся с войны. Те же симптомы характерны для людей, переживших психологическую травму, например для детей, подвергшихся дурному обращению.

Жизнь в таких условиях сродни войне: жертва должна постоянно быть настороже, пытаясь защититься от очередного нападения. Поэтому тело приводится в состояние перманентного напряжения, как физического, так и психического. Могут появляться такие симптомы, как кошмары, репереживания или повторные переживания, ощущение пустоты, бессонница. Человек избегает ситуаций, которые напоминают о травмирующем опыте, или переживает сильный стресс при попадании в такие ситуации.

Если в детстве человек подвергся сексуальному насилию, то, будучи взрослым, он может испытать посттравматический стресс. Порой стресс проявляется лишь спустя многие годы после посягательств. Этому может способствовать новое травмирующее переживание: женщина, в детстве подвергавшаяся сексуальным домогательствам, воспринимает беременность и роды как травму, начинает вспоминать перенесенное в юном возрасте.

Люди, страдающие от посттравматического стрессового расстройства, нередко вновь и вновь переживают травмирующее событие, плохо концентрируются, становятся раздражительными. Многие замыкаются в себе. Большинство испытывает сильнейший дискомфорт при напоминании о пережитом, даже на уровне ассоциаций.

Посттравматическое стрессовое расстройство лечится при помощи терапевтических бесед. Симптомы могут с годами усиливаться, если травма не будет переработана тем или иным образом. Польза психотерапии

Существует множество различных форм психотерапии, которые могут помочь жертвам психологического или физического насилия справиться с его последствиями. Разрушительные отношения в детстве и/или во взрослом возрасте приводят к развитию депрессии и тревожности. Жертвы думают о себе негативно, чувствуют собственную неполноценность и игнорируют свои положительные качества и сильные стороны.

Когнитивную терапию нередко выделяют как эффективный метод преодоления депрессии. В частности, она заключается в изменении нега­тивного стереотипа мышления и поведения. На практике используется сочетание различных подходов, причем многие психологи, работающие с людьми, подвергшимися психологическому или физическому насилию, считают, что отношение к терапевту важнее, чем то, какой метод применяется в терапии.

Если вы страдаете от низкой самооценки, побывав в разрушительных отношениях в детстве или во взрослом возрасте, то для вас важно найти терапевта, понимающего реакции жертвы насилия. Терапевт должен подтвердить, что проблемы вовсе не у вас, а у агрессора. Некоторые психотерапевты не обладают достаточными знаниями о расстройствах личности или не придают им должного значения. В таком случае они едва ли поймут, насколько важно, чтобы вы прервали отношения с деструктивным человеком, потому что он не изменится.

Если, начав терапию у психолога, психиатра или другого специалиста, вы почувствовали, что с вами обходятся не должным образом, – поменяйте терапевта. Вы должны чувствовать взаимное расположение. Правда, многие жертвы крайне ранимы и нередко неправильно толкуют слова или действия психотерапевта. Они также могут реагировать негативно, если им требуется много работать над собой, хотя порой именно это необходимо для освобождения из психологического плена. Это может стать проблемой для терапевта.

Некоторые терапевты ведут себя более отстранено, чем другие, производя впечатление пассивных и не поддерживающих пациента. Однако тому, кто живет в отношениях, разрушающих здоровье, могут потребоваться конкретные рекомендации, помогающие превратить новое мышление в действие и изменить поведение. Таким образом, можно сказать, что терапевтические беседы являются весьма полезными, но нет никакой гарантии, что удастся сразу же, с первого раза найти специалиста, подходящего именно вам. Разумным было бы поспрашивать, поговорить с теми, кто был в подобной ситуации и может порекомендовать психотерапевта. Обычно в государственных учреждениях не называют конкретных специалистов, однако можно получить хороший совет на форумах в Интернете, в кризисных центрах или по телефонам доверия. Также существуют телефонные каталоги, в которых можно найти перечень терапевтов. Посещение психологов, работающих в социальных службах, может быть не дорогостоящим или же вообще бесплатным, однако, возможно, что начать терапию придется не сразу, поскольку вы будете внесены в список ожидающих. Травма‑фокусированная поведенческая психотерапия для детей

Дети не могут защитить себя так, как взрослые. Дети, пережившие посягательства, в дальнейшем могут страдать от серьезных психологических проблем, и, кроме того, некоторые из них начинают сами практиковать насилие во взрослом возрасте. Поэтому многие специа­листы занимаются разработкой эффективных методов психотерапии, направленных на детей. Американские психотерапевты Джудит Коэн и Энтони П. Маннарино разработали метод под названием «травма‑­фокусированная поведенческая психотерапия», считающийся особенно эффективным в работе с детьми, пережившими посягательства. Мы немного расскажем об этом методе, чтобы иллюстрировать один из способов терапевтической беседы.

Метод ориентирован прежде всего на получение следующих результатов:

Научить ребенка справляться и контролировать свои симптомы (реакции).

Помочь ребенку высказаться, облечь в слова произошедшее, даже самое плохое и «стыдное», тайны, которые он носил в себе.

Привлечь родителей, или того из родителей, кто не совершал посягательств и будет в дальнейшем заботиться о ребенке. Родителям помогают создать для ребенка атмосферу надежности и безопасности.

 

Ребенок учится выражать себя, для него создают расслабляющую атмосферу, чтобы он сумел поделиться своей историей с психотерапевтом и родителями. Психотерапевт сначала выстраивает доверительные отношения с ребенком и только после этого начинает работать над тем, чтобы узнать от ребенка, что с ним произошло. Именно это отличает данный метод от традиционной психотерапии, при которой рассказ о травмирующем событии не является первостепенной задачей.

Известно, что дети могут тратить много сил на то, чтобы скрывать произошедшее посягательство, особенно если оно носило сексуальный характер. Случившееся настолько ужасно, что дети оказываются не в состоянии говорить об этом, чувствуют вину и собственную ответственность за то, что с ними произошло. С помощью психотерапевта они учатся облекать в слова события и переживания, что делает их менее опасными и травмирующими. Слушая рассказ ребенка, терапевт может узнать о повторяющихся, деструктивных стереотипах мышления, которые имеют отношение к травме, например: «Если бы я не сделал того‑то, то ничего бы не произошло». Психотерапевт работает над тем, чтобы мысли ребенка, скажем, о его вине и ответственности, обрели иную направленность. Также важно давать ребенку объективную информацию. Например, он может почувствовать облегчение, узнав о том, что его мысли и чувства являются вполне нормальными и многие другие дети так же переживают травмирующие события.

Опыт Коэн и Маннарино свидетельствует о том, что насилие в семье – самый сложный для работы тип травмы, особенно если ребенок вынужден продолжать общение с агрессором. «К сожалению, правовая система не всегда принимает во внимание тот факт, что переживание насилия наносит ребенку серьезнейший вред. Отец, который дурно обращается с матерью на глазах у ребенка, считается плохим мужем, но нормальным отцом, и даже может получить главное право опеки. Это плохо, но психотерапевтам приходится учитывать эти обстоятельства. Насилие в семье тяжело переживается потому, что дети любят своих родителей, даже несмотря на то что те совершают насилие», – говорит Энтони Маннарино (интервью интернет‑изданию Dagbladet. 14.09.2007 г.).

По опыту психотерапевтам известно, что родители в целом недооценивают воздействия на ребенка скрытого домашнего насилия. Поэтому важной задачей психотерапии является помощь родителям в осознании этого факта. Если отец или отчим совершает насилие над ребенком, мать зачастую не верит в то, что это правда. (В случае если насилие совершается матерью, отец также проявляет недоверие.) Маннарино считает, что в таких ситуациях необходимо пойти навстречу матери и продемонстрировать понимание того, насколько ей тяжело принять такую реальность. Цель работы заключается в том, чтобы мать смогла защитить ребенка, помочь ему справиться с проблемами и жить дальше. Если родители приходят на терапию со своими детьми, они, как правило, мотивированы на результат. Однако можно добиться хороших результатов и не привлекая к терапии родителей, уверен Маннарино.

Специалисты государственного центра исследования насилия и посттравматического стресса в Осло проявили большой интерес к американской методике и организовали обучающий курс для норвежских психотерапевтов. Теперь она используется в различных детско‑юношеских психиатрических поликлиниках.

 

 

   Глава 4          ВОЙНА ЗА ДЕТЕЙ

После разрыва отношений с психопатическим супругом или супругой следует  период мучительных тяжб за право проживания с детьми и общения  с ними. Как в такой ситуации оградить детей от тяжелых  переживаний? Когда один из родителей угрожает другому и использует детей  для обострения конфликта, то и жертвы, и профильные государственные инстанции  сталкиваются с серьезными проблемами.

 

В большинстве случаев пары сами договариваются о том, как они в дальнейшем будут взаимодействовать со своими детьми. Все проходят процедуру обязательной медиации, целью которой, в частности, является достижение соглашения о месте жительства ребенка и порядке общения с ним. Однако в некоторых ситуациях достичь договоренности бывает крайне сложно. В 10% случаев пары не приходят к согласию по этому вопросу. Тогда они обращаются в суд.

Многие приходят к совместному решению сразу, принимая условия, предложенные судьей, то есть заключают мировое соглашение.

В 5% случаев конфликт, связанный с ответственностью за детей, заканчивается судебным разбирательством. Около половины из них разрешается в ходе слушаний добровольным регулированием. Остальные дела находятся в производстве до вынесения судом окончательного решения.

Как правило, в такие трудноразрешимые конфликты вовлечены родители, имеющие расстройство личности. Порой обе конфликтующие стороны настроены воинственно, но чаще всего имеет место дисбаланс сил – властный отец, годами унижавший мать, или манипулирующая мать, державшая всю семью под своим жестким контролем, не желают уступать своих прав.

Когда такие отношения заканчиваются разрывом, начинается борьба за детей. Одна сторона требует совместного проживания с ребенком, другая выступает против этого, считая, что ребенку это не пойдет на пользу. Также могут возникать споры о порядке общения с детьми. Рассмотрим ситуацию на примере Сири и Отто.

 

Сири жила одна со своей восьмилетней дочерью Элиной. Она встретила Отто – внимательного и чуткого человека, который к тому же сразу нашел общий язык с ее дочкой. Спустя полгода Отто переехал к Сири. Вскоре она забеременела. Отто это не понравилось. Он считал, что они к этому еще не готовы, и настаивал на аборте. Но Сири хотела оставить ребенка.

После рождения Монса Отто мало‑помалу стал меняться. Он уже не был тем добродушным человеком, которого она полюбила. Теперь он был недоволен всем, что делает Сири, в частности, он считал ее плохой матерью. По его мнению, она совершенно неправильно воспитывала Элину. Кроме того, он все время критиковал девочку.

Когда Монсу исполнилось полгода, Сири не выдержала и попросила Отто съехать. В ответ он заявил: «Я тебя уничтожу: у тебя не будет ни денег, ни детей».

После разрыва для Сири наступили тяжелые времена: запугивания по телефону, травля и ссоры по поводу того, как и когда забирать и привозить Монса. Со временем все немного успокоилось, у Сири появился новый возлюбленный, ей стало легче.

Однако в один прекрасный день она получила письмо от адвоката Отто и повестку – ее вызывали на встречу с посредником. Отто хотел забрать Монса. Сири в этом случае получала право на общение с сыном. Ее как будто парализовало. Она вспомнила угрозы Отто и до смерти испугалась. Значит, он говорил серьезно.

Ее сердце сжималось, когда она читала бумаги, присланные адвокатом Отто. Из текста следовало, что причиной пере­смотра опеки было психическое состояние Сири. За несколько лет до этого, после разрыва с отцом Элины, Сири проходила лечение у психиатра, поскольку тогда ее мучила тревога и мысли о самоубийстве.

На встрече с посредником Отто заявил, что состояние Сири нестабильное и она не может исполнять родительские обязанности. Сири воспротивилась намерению отобрать у нее Монса и аргументировала свою позицию тем, что в этом возрасте ребенку лучше быть с ма­терью. Монсу на тот момент было полтора года.

Вскоре Сири получила повестку в суд. Экспертом по делу была назначена женщина. Сири дала свое согласие на то, чтобы та связалась с лечившим ее психиатром. Она хотела проявить волю к сотрудничеству. Эксперт серьезно отнеслась к диагнозу, который был поставлен Сири после разрыва с первым мужем. Негативное отношение Сири к Отто она истолковала как проявление все тех же проблем с психикой. В своем заключении, представленном в суде, она утверждала, что у Сири серьезные личностные проблемы, поэтому проживание с матерью может неблагоприятно сказаться на развитии Монса. Об Отто как об отце эксперт говорила только хорошее.

Судья положился на экспертное мнение и решил, что Монс должен жить с отцом. Мальчика забирали у матери и сестры и передавали в новую семью отца. Сири получила право на периодические встречи с сыном.

Сири жила в маленьком городке и боялась того, что люди начнут сплетничать о ней, как о несостоятельной матери. Она опасалась того, что Отто или кто‑нибудь еще заявит на нее в органы опеки, и тогда она лишится еще и Элины. Она начала сомневаться в себе как в матери, впала в депрессию и вновь стала задумываться о само­убийстве.

Получив помощь и поддержку от близких людей, Сири потихоньку оправилась от потери Монса и обратилась к другому адвокату. Она обжаловала решение суда, и для его пересмотра был назначен новый эксперт, мужчина. Он совершенно иначе оценил родительскую компетентность Сири. К делу были привлечены новые свидетели. Поддержка и понимание окружающих придавали Сири сил. Теперь она увидела, какую игру ведет Отто. Когда дело было передано в окружной суд, она чувствовала себя уверенно и была полна решимости. Суд постановил, что Монс должен вернуться к матери. Мальчик на тот момент уже год жил у отца.

Отто не любил проигрывать. Он направил апелляцию в Верховный суд, но безрезультатно. Однако он не сдался и неоднократно говорил Сири, что не успокоится, пока ее не раздавит. Всякий раз он затевает ссоры, когда забирает или привозит Монса, регулярно пишет жалобы на Сири в органы опеки.

Сири задается вопросом, когда же закончится эта война против нее, в которой Монс используется как оружие. Справедливости никто не гарантирует

Нет никаких гарантий того, что дело об определении места жительства ребенка будет решено разумно или справедливо. Это демонстрирует пример Сири, проигравшей дело в районном суде. Нет никаких гарантий того, что судья или назначенный эксперт, на чье мнение полагаются судьи, разберется в ситуации или обратит внимание на тревожные сигналы.

Существует множество примеров, подтверждающих, что людям, имеющим психопатические черты, нередко удается убедить экспертов в своей родительской состоятельности. Такие личности умеют отвести внимание окружающих от самих себя и направить его на негативные поступки, поведение, психическое здоровье и другие особенности противоборствующей стороны. Если противоборствующая сторона сломлена физически или психологически, находится в социальной изоляции и не уверена в собственных силах, ей нелегко произвести благоприятное впечатление на специалистов, экспертов и судей. Многие ведут себя негативно, что может восприниматься окружающими как нежелание сотрудничать. Жертва не умеет говорить о себе как о «безупречном и сильном» человеке так же хорошо, как это делает психопатическая личность. Серьезной проблемой для жертвы может стать то, что она зачастую не может доказать собственные утверждения.

Подвергаясь психологическому насилию, человек постепенно соглашается с тем, в чем его уверяет агрессор, и начинает сомневаться в себе. Эти душевное смятение и беспокойство могут быть использованы против жертвы. Семейные психотерапевты порой сталкиваются с родителями, настолько психологически подавленными тяжелыми отношениями с супругом (супругой), что их способность заботиться о ребенке бывает сильно снижена.

Многие жертвы также подвергаются критике и обвиняются в эскалации конфликта, если пробуют объяснить властям, что против них в суде выступает личность, имеющая психопатические черты. Поэтому мы рекомендуем: никогда не апеллируйте в суде к диагнозам, да еще неподтвержденным! Это редко производит положительный эффект. Гово­рите о действиях и событиях, а также о собственных чувствах. Собирайте доказательства, привлекайте свидетелей

Исход дела в суде решают не только компетентность экспертов и судей, их проницательность и опыт, но и предоставленные доказательства. Зачастую непросто доказать, что мать манипулирует и своим поведением наносит вред ребенку, и хотя этот факт озвучивается на заседаниях, на сказанное могут не обратить должного внимания.

Разрушительному поведению, выражающемуся в форме физического насилия, придается бóльшее значение, чем психологическому насилию. То же относится и к алкогольной зависимости. Если у матери или отца есть проблемы с алкоголем и к делу привлекались органы опеки, эксперт и судья едва ли сочтут, что ребенку следует жить с таким родителем. Однако множество примеров свидетельствует о том, что доказать факты пренебрежения родительскими обязанностями и психологического насилия над ребенком бывает непросто. К психологическому насилию в целом не относятся с должной серьезностью, несмотря на то что оно может нанести ребенку колоссальный вред. Поэтому, если существует конфликт по поводу определения места жительства ребенка, очень важно собирать доказательную базу, привлекать свидетелей, которые могут подтвердить высказывания, события, действия, в которых проявляется психологическое насилие.

Если с ребенком работал психолог, логичным будет привлечь его в качестве свидетеля. То же относится к учителям, воспитателям и другим лицам, регулярно взаимодействующим с ребенком. Родительская несостоятельность

Люди, имеющие психопатические черты, несостоятельны как родители. Это отчетливо демонстрируют истории Сольвейг, Сигрид и Ивара, которые приведены в первой главе. Отсутствие способности к эмпатии, непредсказуемость и незрелость взрослого вызывают в ребенке беспокойство и смятение. Психопатическая личность, которая плохо обращается со взрослым партнером, вряд ли имеет хорошие отношения с ребенком – это все та же личность, вне зависимости от того, с кем она вступает во взаимодействие. Такие люди могут относиться к каждому из собственных детей по‑своему, один становится любимчиком, другой попадает в вечную опалу, однако и для ребенка‑фаворита агрессоры не станут хорошими родителями.

Если в семье один взрослый несостоятелен как родитель, то от другого требуется умение вести себя зрело. Важно, чтобы он принимал ребенка таким, какой он есть, поддерживал его, был предсказуемым – надежным, последовательным в своих словах и действиях. Также важно, чтобы мать или отец умели разделить чувства и переживания ребенка, иначе он начнет их скрывать и замкнется в себе.

Это нелегко, особенно если мать или отец сами измучены настолько, что, возможно, страдают от тревоги или депрессии. Родители, поглощенные конфликтом, подчас способны фокусироваться только на противнике, теряя из виду ребенка. Главное – отомстить

Такие войны могут тянуться годами, разгораясь с подачи агрессивной стороны. Многим ответчикам приходится ходить на слушания десятки раз. Это тяжело как с психологической, так и с финансовой точки зрения, поэтому такая ситуация не может не сказаться на способности родителей заботиться о ребенке.

Нередко адвокат воинствующей стороны активно включается в игру, суть которой – вылить на противника максимально возможный объем грязи. Например, бывший муж одной женщины нашел ее дневник, в котором она писала о своем отчаянии и душевном состоянии. Он вырвал некоторые страницы и сделал копии, а адвокат использовал эти записи против женщины на суде.

Случается, что непосредственно перед судом одна из сторон заявляет на другую в органы опеки. Бывает, что уже после вынесения решения одна из сторон не успокаивается. Мать, имеющая алкогольную зависимость, продолжала создавать проблемы бывшему мужу, который получил право проживания с их сыном. Она звонила в органы опеки и заявляла, что отец оставил ребенка одного, он не может о нем позаботиться. «Если я не могу жить с нашим мальчиком, то и он в любом случае не может. Тогда лучше уж пусть он живет в детском доме», – говорила она. Ее целью прежде всего была месть.

Нередко такие родители манипулируют детьми. Ребенка, находящегося в том возрасте, когда его мнение учитывается судом при принятии решения, уговаривают переехать к родителю, у которого нет права опеки. Отец, ранее не проявлявший интерес к жизни сына, вдруг становится «суперпапой»: он организует для сына увлекательные прогулки, покупает ему новые гаджеты, спортивное снаряжение и т.п., чтобы привлечь на свою сторону.

Неприятные сцены при встрече и проводах ребенка к другому родителю также не являются редкостью. Чтобы защититься, многие ограничивают контакты с противоположной стороной, насколько это возможно, осуществляя всякое общение только в письменной форме или через адвоката. В некоторых случаях «передачу» ребенка производят в детском саду или в школе, иногда при посредничестве третьего лица.

Стремление одного родителя сделать все возможное, чтобы скомпрометировать и сломить другого – того, с кем у ребенка также существует близкий контакт, – плохо согласуется с желанием сделать все для того, чтобы ребенку было лучше. Опыт одного посредника

Процедура медиации (или посредничества) подвергалась критике в связи с тем, что этот метод рассчитан на урегулирование конфликтов между равнозначными сторонами. По мнению экспертов, медиация не должна применяться в ситуациях, когда имеет место дисбаланс сил. То есть в случаях, когда в делах об определении места жительства ребенка один из родителей имеет выраженные психопатические черты. Существует множество примеров того, что обстоятельный и самоуверенный родитель, имеющий психопатические черты, выходил с процедуры медиации победителем, в то время как жертва, пребывающая в душевном смятении, была просто не услышана.

Адвокат и психолог Грета Нурхелле долгое время работала в сфере медиации по разрешению семейных конфликтов. Она также является авторизованным государственным медиатором и дает частные консультации.

«Не все проблемы можно решить при помощи медиации. Но если есть конфликт, то можно использовать различные подходы. Например, в ситуации, когда одна из сторон не в состоянии находиться в одной комнате с другой. Тогда медиацию можно проводить раздельно, так, чтобы стороны не встречались друг с другом», – говорит Нурхелле. Она неоднократно проводила полностью и частично раздельную медиацию, находя приемлемое для обеих сторон решение.

Как показывает ее опыт, вести переговоры с манипулятором непросто, но, используя юмор и апеллируя к лучшим сторонам его натуры, можно прийти к согласию. Она объяснят таким клиентам, на что он или она могут рассчитывать в данном деле, рассказывает о прецедентах. Таким образом, она уговаривает клиента согласиться с тем решением, которое сэкономит его деньги и избавит от множества проб­лем. Ее стратегия – не угрожать и не противодействовать непростому клиенту, поскольку это лишь осложнит ситуацию. Скорее, Грета Нурхелле пытается создать атмосферу, проникнутую уважением и достоинством. Если клиент увидит преимущества предложенной альтернативы, то прийти к соглашению бывает проще.

Нурхелле считает манипуляцию сознательно искаженным представлением или толкованием реальности, при котором манипулятор знает, что говорит неправду (Nordhelle, 2007). По ее мнению, психопат отличается от обычного манипулятора тем, что верит в ту реальность, которую описывает. Ее опыт свидетельствует, что с манипулятором можно договориться, но все осложняется, когда человек верит в то, что он прав. Также Нурхелле сталкивалась с людьми, совмещающими в себе черты психопата и манипулятора (Nordhelle, Mekling II, 2007).

«В делах об определении места жительства ребенка, в которых одной из сторон выступает личность, имеющая не столь выраженные психопатические черты, можно прийти к согласию, – частичные уступки помогают сбить воинственный настрой такого человека. Если же мне приходилось сталкиваться с ярко выраженным психопатом, то добиться соглашения путем медиации, к сожалению, было невозможно. В такой ситуации дело как можно скорее следует передать судье», – говорит Нурхелле.

 

Учиться держать удар

Нурхелле также много работает со «слабой» стороной в войне родителей за ребенка, оказывая консультационную поддержку (Nordhelle, 2007). Женщина, которую годами критиковал и угнетал муж, может иметь крайне низкую самооценку, и в ситуации конфликта, связанного с детьми, чувствовать себя беспомощно. Если ей угрожали, она испытывает страх и ощущает свое бессилие. Тогда необходимо повышать ее самооценку, чтобы она справлялась с собственной жизнью, детьми и конфликтом. Однако многие находятся в душевном смятении, поэтому для этой цели им необходима профессиональная помощь. «Важно, чтобы тот, кто постоянно подвергается обману и манипуляциям, мог разглядеть в этом закономерность и узнать ее в высказываниях и поступках агрессора. Понимание придает сил. Она или он должны учиться реагировать головой, интеллектом, а не эмоциями», – говорит Нурхелле.

Приведем пример. Муж говорит: «Господи, ты опять позволила ребенку сделать все по‑своему. Ей‑богу, ты – безответственная мать». Она чувствует прилив адреналина, возмущается и начинает оправдываться, что‑то объяснять и т.д. Тогда она делает то, чего он и добивался, – попадает в его ловушку.

Надо начать с того, чтобы выбраться из ловушки. Она должна изменить стереотип поведения в подобных ситуациях, осознать, что происходит. Нельзя показывать ему своих эмоций. Она не должна оправдываться или вступать в перебранку. Вместо этого ей следует проигнорировать выпад. Коротко ответить «как скажешь» и продолжить разговор по существу или сказать: «Я должна идти, мне надо успеть к зубному», например. Главное – не попадаться в ловушку, не втягиваться в спор, который он так хочет затеять. Увернитесь!

Такая стратегия не дает ему повода продолжить препирательства, и это поможет жертве справиться с ситуацией. Жертва будет чувствовать, что с каждым разом ей это удается все лучше и лучше.

Но что, если ее новая реакция настолько выбьет его из колеи, что он разозлится еще больше? Это возможно, и в такой ситуации потребуются выдержка и хладнокровие. Опыт Нурхелле свидетельствует о том, что со временем повышенная агрессия убывает.

Однако если муж прибегает к физическому насилию, есть основания быть настороже. Возможно, в этом случае женщине вообще не стоит вступать в диалог. Тогда ей необходимо обсудить с кем‑либо способы защиты. Если есть доказательства того, что муж подвергает физическому насилию детей, не следует предоставлять ему возможностей общаться с ними один на один. При помощи медиации можно договориться о том, что общение будет происходить под наблюдением, или же добиться этого в суде.

«Умение справляться со своими эмоциями приходит не сразу», – говорит Нурхелле. Однако многие агрессоры видят, что высказывания, прежде порождавшие бурю эмоций, больше не вызывают автоматической реакции, что жертвы держат ее под контролем. Жертвы учатся быть наблюдателями и больше не дают играть собой. Вас могут возмущать слова агрессора, но лучше поделитесь своим возмущением с кем‑нибудь другим. В таких ситуациях нужен «противовес» – тот, кто поймет и поддержит.