Из записей штурмана головина

 

«– Неужели вам не рассказывали, кто вас спас, – спросил американец, – и не назвали имени?..

– Пароход «Президент». Штурман Ирвинг...

– Стоп. Достаточно. Штурман Фред Ирвинг – это я!

И через минуту мы, как старые друзья, хлопали друг друга по спине. Вечером, когда мы возвращались в Панаму, всю дорогу Ирвинг твердил:

– Мистер Головин, вы принесли мне счастье!

– Помилуйте, – протестовал я, – скорее я вам обязан...

– Молчите! – с горячностью отвечал американец. – Вы принесли мне счастье.

И я услышал следующий рассказ о «счастье» Фреда Ирвинга.

– Штурман, молчать, – шутя скомандовал он, начиная рассказывать. – Перед вами капитан. Капитан «Юпитера», грузового парохода в семнадцать тысяч тонн водоизмещением. Да, да, вы принесли мне счастье. В тот день, когда «Президент» выгрузил вас в Гонолулу и без признаков жизни сдал в морской госпиталь, я, как драгоценный амулет, спрятал в каюте снятый с вас спасательный пояс. Надо мною смеялись, называли суеверным. Но про себя я думал: чем такой пояс хуже веревки повешенного? И что же? Я оказался прав. Не позже чем через месяц ваш пояс принес мне счастье. Молчать! Не возражать! Говорит капитан. Газеты Сан‑Франциско напечатали мои радиограммы о сенсационной находке в океане, поместили мой портрет, и... газету прочел друг моего покойного отца мистер Голдинг. Он меня помнил ребенком, ему шестьдесят восемь лет, и он стоит двенадцать миллионов долларов. Мистер Голдинг – директор акционерного общества пароходной компании «Новая Англия». Мог ли я знать, что человек, который держал меня на коленях, сейчас – один из властителей судеб бедных моряков?! Мистер Голдинг прочел про меня, узнал, где я нахожусь, и по возвращении в Сан‑Франциско вызвал меня к себе. Шесть лет я бесцельно хранил истершийся капитанский диплом. Мистер Голдинг сказал одно слово, и меня назначили капитаном «Юпитера». Отныне, покуда мистер Голдинг жив, я могу не заботиться о своей судьбе.

Так без умолку всю дорогу болтал добродушный американец. По приезде в Панаму я на ночь снял номер в отеле «Ричмонд». Ирвинг сообщил мне, что его пароход стоит в Панаме и завтра вечером отбывает в Сан‑Франциско. Какая удача! Не задумываясь, я принял предложение Ирвинга плыть с ним на его «Юпитере». Мы протелефонировали в Колон, чтобы к утру мне доставили чемодан с «Гайаваты».

На следующий день, в девятом часу утра, я брился, когда в дверь номера постучался коридорный бой.

– В вестибюле, – сообщил он, – вас ожидает господин... Он просит принять его. Что ответить?

Думая, что это Ирвинг, я попросил немедленно провести его в номер. Послышались шаги. Я обернулся. Но это был не Ирвинг!»

 

В комнату Головина вошел японец в белом костюме. С низким поклоном пришедший извинился за ранний визит и предложил штурману, не стесняясь, продолжать свой туалет. Большим желтым шелковым платком гость вытер скуластое лицо, без приглашения сел за стол и бесцеремонно, с наглой пытливостью принялся разглядывать Головина. «Вероятно, местный комиссионер», – подумал штурман.

– Чем обязан? – извинившись в свою очередь и спеша закончить бритье, спросил моряк. – Чем могу служить?

– Не беспокойтесь, я задержу вас не более чем на пять минут, – предупредил гость. – Можете продолжать бритье. Я корреспондент Ассошиэйтед Пресс. Я хочу узнать у вас некоторые детали вашего чудесного спасения и счастливой встречи с мистером Ирвингом.

– Откуда вам это известно? – удивился Головин. – Я только вчера приехал в Панаму.

– О да, вы еще не читали газет. В сегодняшней «Америкен» напечатан превосходный рассказ Ирвинга о вашей замечательной встрече. Итак, начнем. – И, точно не замечая недоумения штурмана, корреспондент вынул блокнот. – Расскажите, в каком состоянии вас нашел «Президент», а главное, что произошло с вами в последние дни перед тем, как пароход подобрал вас в океане. Припомните мельчайшие подробности – это очень, очень интересно.

– Вряд ли, – сдержанно заявил Головин, – моя личность представляет интерес для прессы. Должен признаться, мне непонятен поступок Ирвинга. Правда, я мало знаком с американскими обычаями, но я сочту более уместным воздержаться от интервью.

– Напрасно, сэр. Вы должны считаться с нашими традициями. Поверьте, я не знаю человека в Америке, который бы отказался от рекламы.

– Тем более, – категорически возразил Головин, – что я не нахожу смысла...

– Помилуйте, что тут дурного? – с гримасой пожал плечами журналист. – Все уже опубликовано, и я прошу лишь подробностей последних дней перед спасением. Верно ли то, что вы после того на некоторое время лишились памяти?

– Да, это правда, – надеясь таким образом прекратить разговор, ответил Головин. – Но, как видите, меня вылечили...

– И память восстановилась? – встрепенувшись, ухватился за последнюю фразу корреспондент. – Вы все вспомнили?

– Память вернулась...

– Однако что же все‑таки было с вами накануне спасения?

– Стоит ли повторять, что я отказываюсь давать интервью? Надеюсь, вы поймете, как тяжело...

Но журналист, пропустив мимо ушей намек штурмана, со странным и даже некоторым нервным беспокойством перебил:

– Какие все‑таки воспоминания сохранились у вас в памяти?

– Повторяю, – возмущенно заявил Головин, – меня поражает ваша настойчивость...

– Но я тоже позволю себе упрекнуть вас в нелюбезности. О, мы, кажется, начинаем ссориться, – пробуя принять шутливый тон, улыбнулся корреспондент. – Продолжим же нашу беседу. Шлюпка попала в Тихий океан. Не встречали ли вы каких‑либо островов? Может быть, вам встретился, к примеру... необитаемый остров? Право, нет ничего интересней приключений моряка с погибшего корабля.

– Как вам известно, – сохраняя выдержку, объявил Головин, – меня подобрал «Президент», и больше никаких подробностей я сообщить вам не могу.

– Не можете или не хотите?

– Я хочу поскорей выйти на воздух; кроме того, в городе у меня назначена встреча. Продолжая разговаривать с вами, я рискую опоздать.

– Еще одну секунду!

С этими словами журналист, раньше чем Головин мог ему воспрепятствовать, вынул из кармана миниатюрный фотоаппарат, щелкнул затвором и так же быстро удалился.

Раздосадованный штурман хотел было нагнать его, но в дверь опять постучали. Высокий американец с массивной тростью под мышкой появился в номере.

– Разрешите представиться, – протянул он визитную карточку. – Я – корреспондент телеграфного агентства Ассошиэйтед Пресс.

– Происходит какое‑то недоразумение, – прочитав визитную карточку, поразился Головин. – Только что от меня вышел корреспондент Ассошиэйтед Пресс.

– Прискорбная ошибка, мистер Головин. В Панаме я единственный корреспондент нашего телеграфного агентства. Это был самозванец. Скажите по крайней мере – как выглядел обманувший вас авантюрист?

Узнав от Головина приметы и наружность незнакомца, журналист гневно поморщился:

– Могу вас заверить – на службе нашего агентства состоят одни лишь американцы. Но, может быть, вы сомневаетесь и в моей личности? Прошу вас, – и американец предъявил Головину удостоверение главной редакции агентства.

– Как угодно расценивайте мой отказ, – решительно сказал Головин, – но я не могу с вами беседовать.

– Не смею настаивать, – откланялся американец. – Мне нужно было всего десять строк...

 

НОЧЬЮ НА «ЮПИТЕРЕ»

(ИЗ ЗАПИСЕЙ ШТУРМАНА ГОЛОВИНА)

 

«В пять часов вечера я перебрался на «Юпитер», а в восемь пароход дал последний гудок, и мы вышли в Тихий океан.

В два часа ночи мы спустились в капитанскую каюту. Чувствуя в Ирвинге искреннего друга, я решил открыться ему и до рассвета рассказывал о «Крепости синего солнца».

Но, закончив рассказ, я раскаялся в поспешной откровенности. Ирвинг нахмурился, и непонятно было, какое впечатление произвел на него рассказ.

– Скажите честно, без обиняков, – потребовал я, – считаете ли вы действительностью то, что я рассказал вам, или принимаете это за фантазию? Я жду, капитан.

И мигом лицо Ирвинга преобразилось. О, мог ли я предполагать, что произойдет в результате нашей беседы и на что способен этот американец!..»