Глава четырнадцатая головоломка

Это похмелье точно убьет меня.

В записях о причине моей смерти будет указано — похмелье. Потому что это похмелье не просто похмелье. Это реально жестко. Жестоко. Чувствую себя просто отвратительно.

— Вот. Выпей это. — Роуз протягивает мне две маленькие белые таблетки, и я бросаю их в рот, даже не спросив, что это.

Она не из тех людей, кто держит в сумочке случайные таблетки без опознавательных надписей, так что я знаю, что хуже уже не будет. Выпив стакан воды, который Роуз протянула мне, чтобы запить их, чувствую, как мои рвотные рефлексы снова оживают. Один раз меня уже вырвало. На самом деле мне не очень хотелось делать это снова. Застонав, откидываюсь обратно на подушку, положив тыльную сторону ладони на лоб, как какая-то средневековая девица в беде, и Эми хихикает себе под нос. Я приоткрываю одно веко.

— Над чем ты хихикаешь, маленький монстр?

Эми хихикает, уткнувшись лицом в матрас рядом со мной. Она растянулась на животе рядом со мной, одетая в огромную футболку Ронана, которая тянется по полу, когда она идет.

— Над тобой, — сообщает она мне. — Ты издаешь смешные звуки.

Она имеет в виду мои стоны. Каждые несколько секунд я чувствую необходимость стонать так громко и так протяженно, как только могу.

— Я плохо себя чувствую. Мне позволено издавать смешные звуки.

— Она слишком много выпила, — добавляет Коннор.

Медленно, крошечными шагами, Коннор возвращался к жизни после смерти Ронана. Он все еще очень хорошо играет роль сердитого маленького мальчика, но сейчас он уже действительно отвечает, когда с ним заговариваешь. И сегодня утром Коннор добровольно последовал за Эми в мою комнату и устроился в кресле у окна с книгой в руке. Роуз зашла, чтобы вернуть несколько салатниц, которые одолжила ей из дома для вечеринки, и обнаружила, что я с несчастным видом пытаюсь приготовить детям завтрак. Уложив меня обратно в постель, она накормила детей и принесла мне немного тостов, хотя я к ним и не притронулась. Меня тошнит от одного только запаха.

— Папа тоже иногда слишком много пил, — говорит Эми.

— Он бегал в парке, — добавляет Коннор. — Он говорил, что это помогает ему почувствовать себя лучше.

Перспектива идти куда угодно, не говоря уже о беге, вызывает новый приступ тошноты.

— Думаю, что просто подожду здесь, пока комната не перестанет вращаться, если вы, ребята, не возражаете.

Эми треплет меня по волосам липкой рукой.

— Хочешь блинчиков? Блины всегда поднимают мне настроение.

— Не думаю, что на этот раз блины помогут, маленький монстр. — Эми выглядит испуганной, как будто она не может представить себе реальность, где это могло бы быть правдой. Роуз, с другой стороны, выглядит так, будто очень сочувствует мне. Тянусь и беру ее за руку. — Спасибо. Ты выпила в два раза больше меня, и я понятия не имею, как ты сейчас себя чувствуешь, но я очень благодарна.

— Всегда пожалуйста. Из-за паршивой погоды и коротких дней мы все здесь профессиональные пьяницы. Останься здесь слишком долго, и твоя алкогольная переносимость взлетит до небес, поверь мне. — Роуз сжимает мою руку и улыбается. — Ладно, вы двое. Давайте дадим Офелии часок поспать и пойдем посмотрим, не найдется ли в шкафчиках какой-нибудь классной игры. Как вам?

Эми визжит от восторга. Коннор молчит, но встает со стула, прижимая книгу к груди, и покорно следует за Роуз, когда та выходит из комнаты. Он останавливается в дверях, оглянувшись на меня через плечо.

— Еще папа пил кофе с сырым яйцом. Он всегда говорил, что это помогает.

Этого совета было почти достаточно, чтобы броситься в ванную, зажав рот рукой, но вместо этого я улыбнулась и поблагодарила его. Совсем недавно он сказал бы что-нибудь язвительное и наслаждался тем, что я чувствую себя дерьмово. Совсем недавно перенаправление его гнева с Ронана на меня и на всех вокруг него было механизмом преодоления. Доктор Филдинг сказал, что нужно подождать, и в течение последнего месяца были дни, когда я думала, что он никогда не смягчится по отношению ко мне, но постепенно, медленно, казалось, что Коннор может снова подпустить к себе других людей.

Сна ни в одном глазу. Пытаюсь устроиться поудобнее в постели, но все бесполезно. Чувствую себя так, словно мои кости застряли в суставах, а кожу всю покалывает. Кручусь с бока на бок, путаюсь в простынях, как мне кажется, до смешного долго, а затем сдаюсь и тянусь к тумбочке — за дневником Магды.

И снова желание прочесть его слишком заманчиво. Если бы я просто сдалась и прочитала записи в дневнике, у меня была бы прямая линия в прошлое. Я бы точно знала, что произошло между Ронаном, Салли и Магдой, и наконец-то поняла бы почему.

И все же...

Это просто неправильно.

Наконец, засыпаю, держа дневник в руках. Час спустя Эми визжит от восторга внизу, разбудив меня от смутных, неприятных снов, и чувство вины начинает накатывать на меня волнами. Я самый дерьмовый опекун на свете. Если бы Шерил узнала, что я напилась, пока о Конноре и Эми заботилась няня, она бы немедленно отправила их на материк.

Все, такого больше не повториться. Теперь они моя ответственность. Возможно, я не смогу заботиться о них дольше шести месяцев и не смогу убедить их дядю позаботиться о них позже, но я обязана заботиться о них должным образом, пока они еще мои подопечные. Больше никакого алкоголя. Больше не буду лежать в постели и зализывать раны.

Откидываю одеяло и одеваюсь, все время пытаясь стряхнуть с себя головоломку, которой был Салли Флетчер. Он загадка, на которую я не могу позволить себе тратить больше времени. Или, по крайней мере, сейчас. Однако, когда сбегаю вниз по лестнице, чувствуя себя немного лучше, чем когда проснулась, его лицо все еще в моих мыслях.

Сбежать от него кажется невозможным.

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Посейдон

Говорят, что трагедии всегда приходят троицей. Я никогда не верила в судьбу или деяния Бога, но когда просыпаюсь позже той ночью от крика Коннора, хриплого, испуганного крика, эхом разносящегося по дому, словно выстрел, в ужасе вскакиваю с постели и бегу. Cловно ждала чего-то ужасного, и теперь, когда это происходит, поражена силой еще одной катастрофы и готова к удару. Бегу по коридору в его комнату, мысленно прикидывая, что буду делать, если он заболел или получил какую-нибудь травму. Внизу у меня уже была приготовлена «дорожная сумка» с предметами первой необходимости. Бензобак «Лендровера» полон. Я знаю дорогу к крошечному Медицинскому Центру Козуэй, как свои пять пальцев.

Врываюсь в комнату Коннора и бросаюсь к его кровати, но его там нет.

— Смотри! — Он стоит у окна в одних пижамных штанах, узкая грудная клетка обнажена и выставлена напоказ. Его цветная полосатая шапка отсутствует на голове — вероятно, впервые я вижу его без нее с тех пор, как умер Ронан.

— Что случилось? Ты ранен? Коннор, скажи мне, что случилось! Где болит? — Провожу руками по его телу, ища какое-то повреждение и кровь.

— Я в порядке. В порядке. Смотри, вон там! Видишь? — Он протягивает мне свой потертый, старый бинокль, подталкивая меня ближе к окну, прижимая ладонь к стеклу. — Там. В темноте. Там есть свет. В воде люди.

Снаружи темным-темно. Как он мог что-то там увидеть, остается загадкой. Я беру бинокль и смотрю в него, щурясь в темноту. Ничего. Я ничего не вижу.

— Нет, не здесь. — Коннор хватает меня за руку и поворачивает влево, нетерпеливо пыхтя. — Мы должны что-то сделать. Им нужна помощь!

И снова ничего. А потом... свет. Слабое мерцание желтого света где-то в море. Четыре мили? Три? Невозможно судить о расстоянии без системы координат и без дневного света.

— Это всего лишь нефтяной танкер, Коннор. Может быть, круизный лайнер? Пойдем, я уложу тебя обратно в постель.

— Нет, посмотри еще раз. Смотри внимательнее. Это лодка. Тонущая лодка.

Вздохнув, делаю, как он просит. Мальчик ни за что не ляжет в постель, пока я не улажу это дело раз и навсегда. Может быть, ему привиделась трагедия. Он так долго смотрит в этот бинокль каждый день, что неудивительно, что ему видятся всякие кошмары, происходящие там, на воде.

— Ладно, Коннор. Я ничего не вижу. Я действительно…

Замираю, глядя в даль. Как раз там, где он говорил, из воды показывается нос корабля. Сейчас мои глаза привыкли к темноте, и с каждой секундой я вижу все больше и больше.

Свет — это огонь.

Его отражение сияет над водой, очерчивая силуэты огромных волн — волн, высотой вероятно с дом. Каждый раз, когда вода поднимается, я могу видеть…

В голове пусто.

Просто нет никакого реального способа понять то, что я вижу. Люди. Люди в воде. Корабль гораздо ближе, чем мне показалось вначале. Не четыре мили. Даже не три. Он находился не более чем в шестистах-семистах футах от берега.

— Боже. Мы должны позвать кого-нибудь. — Не раздумывая, подхватываю Коннора и сажаю его себе на бедро. Он слишком большой, чтобы нести его далеко, но я могу добраться до комнаты Эми. Она все еще спит и едва проснулась, когда поднимаю ее с матраса. — Все в порядке, милая. Все нормально. Мы собираемся немного прокатиться. Ш-ш-ш... засыпай.

Забираю их обоих с собой в свою комнату, где оставила свой сотовый телефон поверх дневника Магды.

— Кому ты собираешься звонить? — спрашивает Коннор, писклявым от тревоги голосом.

— В девять один один, приятель. Я просто позвоню девять один один.

Коннор забирает у меня бинокль и бросается в другой конец комнаты, распахивая французские двери на балкон. Как только она открывается, я слышу, как снаружи, словно раненый зверь, завывает ветер.

— Девять один один, что у вас случилось? — Монотонный голос, доносящийся в моем мобильном телефоне, пугает меня.

Это уже второй раз, когда мне приходится звонить в службу спасения. Никогда в жизни мне не приходилось звонить в lевять один один, а с тех пор, как я ступила на этот остров, мне пришлось сделать это дважды.

— Корабль потерпел крушение. У берегов Козуэй. Люди в воде. Похоже, там какой-то пожар.

— Козуэй, мэм? Остров Козуэй?

— Да.

— Аварийно-спасательные службы уже отправлены на поврежденный корабль, мэм. Береговая охрана уже в пути.

— Как скоро они доберутся сюда? Все выглядит очень плохо. Не знаю, сколько времени у них осталось до того, как лодка пойдет ко дну. — Мои слова сливаются воедино. Чудо, что она вообще может понять, что я говорю.

— С минуты на минуту, мэм. Сохраняйте спокойствие. Если вам потребуется дополнительная помощь, пожалуйста, немедленно перезвоните.

— Спасибо. — Я вешаю трубку, не зная, что делать дальше. Кладу все еще спящую Эми на свою кровать и иду искать Коннора на балконе.

— Они утонут, — взволновано говорит он, протягивая мне бинокль. — Волны слишком большие. — Коннор дрожит так сильно, что все его тело вибрирует. — Мы должны что-то сделать.

Ветер рвется вглубь острова со стороны воды, ударяясь о скалы под домом и устремляясь вверх, унося с собой слова Коннора. Едва слышу, что он говорит, но ему очень страшно. Я отчетливо вижу страх в его глазах.

— Хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Пойдем внутрь.

Коннор следует за мной, помогая мне, навалившись всем телом на французскую дверь, когда я пытаюсь ее закрыть.

— Иди к шкафу в коридоре. Возьми все одеяла, которые можешь найти, и неси их вниз к входной двери. Ты сможешь это сделать, Коннор?

Он кивает, ждет секунду, моргает и выбегает из комнаты. Я подхватываю Эми вместе с одеялом с кровати и бегу за ним по коридору. Через секунду уже достаю из комода в его комнате теплый свитер для Коннора и мчусь вниз по лестнице вслед за ним.

— Вот, надень это. Найди свои туфли. Принеси и Эми тоже.

— Хорошо.

Он бросается искать свои ботинки, а я бегу на кухню, все еще держа Эми изо всех сил.

Фонарик.

Аптечка из шкафчика над плитой.

Батончики мюсли.

Бутылка виски.

Складываю все эти вещи в сумку и вешаю ее на плечо, затем встречаюсь с Коннором у входной двери. Через несколько мгновений мы уже мчимся по подъездной дорожке в «Лендровере», Эми спит на заднем сиденье, Коннор прижимает бинокль к окну впереди. Свитер, который я нашла для него, слишком велик, как будто человек, который купил его для него, выбирал наугад на три размера больше. Манжеты свисают с его рук, а подол закрывает колени.

— Ты видишь береговую охрану? — спрашиваю я его.

— Нет. Свет погас.

Это плохой знак. Если корабль действительно загорелся, огонь не исчез бы сам по себе. Он погас бы только в том случае, если бы корабль затонул, а это самое худшее, что могло случиться. В зависимости от размера лодки и того, как далеко люди успели отплыть от нее, прежде чем она пошла ко дну, она утянет за собой все, что плавает на поверхности.

Часы на приборной панели «Лендровера» показывают 2:48. Почти три часа ночи. Остров должен был бы спать, но когда я мчусь по узким извилистым дорогам к пристани, в домах, мимо которых мы проезжаем, один за другим вспыхивали огни. Слухи распространялись. На пристани уже собралась небольшая толпа людей, в одних халатах и тапочках, в то время как другие успели надеть джинсы, рубашки и пальто, прежде чем выскочить за дверь.

«Скорая помощь», которая выглядит так, будто видела лучшие дни, припаркована на пирсе, красные и синие огни мерцают в ночи, и парень, которого я раньше не видела, расхаживает взад и вперед рядом с ней, опустив голову против ветра, разговаривая по мобильному телефону, который прижат к его уху.

— Останься в машине, пожалуйста, — говорю я Коннору.

— Но, Офелия! — Он выглядит встревоженным.

— Я серьезно. Оставайся в машине и следи, чтобы Эми не проснулась. Ты можешь сделать это для меня, пожалуйста? Ты можешь присмотреть за своей сестрой?

С минуту он молчит, открыв рот, но потом медленно кивает.

— Ты же скоро вернешься, да?

Коннор расстроен не из-за того, что пропускает действо. Он просто не хочет, чтобы я оставляла его одного.

— Я скоро вернусь, обещаю. Меня не будет всего пять минут, хорошо? Видишь здесь часы? Сейчас два пятьдесят восемь? Я вернусь до того, как они покажут три часа три минуты, клянусь.

— Тогда ладно.

Выхожу из машины, захлопнул дверцу и нажимаю на кнопку замка. Оглядев толпу, замечаю Майкла, парня, с которым познакомилась на вечеринке у Роуз, разговаривающего с другим парнем, который выглядит так, будто мог быть его братом. Увидев меня, Майкл махает рукой, приглашая подойти.

— Это «Посейдон», — кричит он. — Барахтается уже целый час. Из ниоткуда налетела буря. Несколько кораблей разбиты о береговую линию. Выше по течению поврежден танкер. Спасители сейчас там пытаются предотвратить утечку.

— А как насчет этих парней?

— Они собираются добраться до них, — говорит Майкл. — Но я уверен, что к тому времени будет уже слишком поздно.

Качаю головой, пытаясь понять, о чем он говорит.

— Значит, танкер имеет преимущество? Сколько людей на другом корабле?

Майкл пожимает плечами. Второй мужчина, примерно на фут выше Майкла, с седой бородой, плотнее запахивает куртку.

— Обычно танкеры в наши дни не так сильно укомплектованы персоналом. Все автоматизировано. Всем управляют компьютеры. Двадцать. Максимум тридцать.

— А на «Посейдоне»?

— Еще меньше. Это просто рыбацкое судно. Пятнадцать парней?

— Значит, береговая охрана имеет дело с кораблем, на борту которого больше душ. — В этом есть смысл. И тот факт, что трюм танкера, вероятно, был полон нефти, стоившей невообразимую сумму денег и способную вызвать стихийное бедствие, если ее не сдержать, не вызывает никаких сомнений. И все же это преступление, что людей оставляли тонуть. — Что же нам делать?

— Отсюда мы ничего не сможем сделать. Лодка Джерри не приспособлена для такой погоды. Другие лодки на острове еще меньше, чем его. Крошечное рыбацкое суденышко на три человека.

Майкл сжимает в правой руке связку ключей, зубья металла врезаются в его пальцы.

— Черт. — Он оборачивается, блуждая взглядом по лицам других встревоженных людей на причале. — Это безумие. Мы знаем этих людей там. Должен же быть какой-то способ добраться до них?

Однако, похоже, никакого решения не приходило в голову ни ему, ни его другу.

— Слушай, у меня дети в машине. Ты можешь дать мне знать, если я могу чем-нибудь помочь? — Указываю в сторону «Лендровера», где вижу бледное, взволнованное лицо Коннора над приборной доской.

Майкл обреченно вздыхает.

— Да, конечно. Думаю, что мы все застрянем здесь, как идиоты, со связанными за спиной руками, но я дам тебе знать.

— Спасибо.

Возвращаюсь в машину, Эми храпит, а Коннор сидит на краешке сиденья, подтянув колени к подбородку и натянув свитер на ноги, так что они совсем исчезли.

— И что они сказали? Кто-нибудь их спасет? — взволновано спрашивает он.

— Да, приятель. Береговая охрана уже в пути. Они скоро будут. — Эту ложь трудно произнести, так как она очень большая.

Никто не поможет бедолагам в воде. Никто не поможет, пока не станет слишком поздно. Жителям Козуэй остается лишь наблюдать, как умирают их друзья и близкие, а позже извлекать из воды тела, а не выживших.

 

***

Прошло несколько часов. Коннор заснул против своей воли, все еще сжимая бинокль в руке, а Эми продолжает храпеть. Я не смогла бы уснуть, даже если бы захотела. Появились еще люди с фонариками. Затем пришло еще больше людей, неся морские каяки и что-то похожее на деревянные каноэ. Парочка из них попыталась спрыгнуть в бурлящий океан, но каждый раз, когда кто-то пытался это сделать, их отбрасывало на берег волнами. В четыре, а может, чуть позже, солнце начало подниматься из-за горизонта, бросая на берег зловещий серый свет. Даже из машины я видела, как устало и безнадежно выглядели все вокруг, лица напряжены, лбы нахмурены так, что появились глубокие морщины.

Коннор укрыт одним из одеял, которые он принес из шкафа в коридоре; Эми уютно устроилась под моим одеялом. Странно, но мне не холодно, хотя при каждом выдохе изо рта валят клубы тумана, а руки посинели.

Я обдумываю варианты: поехать домой или остаться, когда стук в окно чуть не лишает меня жизни. Глядя в лобовое стекло, прямо перед собой, на море, я не заметила ни Майкла, приближающегося к машине, ни большой обжигающе горячей фляги, которую он нес в руках. Опускаю стекло, изо всех сил стараясь найти для него улыбку.

— Кофе, — говорит он, как будто это был какой-то секретный пароль. — Подумал, что тебе это может понадобиться.

— Спасибо.

Он со вздохом протягивает мне фляжку через окно.

— Другой корабль, танкер? Затонул час назад. Им удалось вытащить из воды только двоих парней.

— Боже.

— Да, — Мы оба на мгновение замолкаем. А потом он продолжает. — Знаешь, это бесит. Если бы они не отправились спасать танкер, если бы вместо этого пришли сюда…

— Бессмысленно делать предположения, Майкл. — Впрочем, он прав. Может быть, если бы содержимое танкера не было столь ценным, береговая охрана сначала отправилась спасать людей к «Посейдону». Но крупные нефтяные компании имеют огромное влияние на правительство. Владеют половиной правительства. Одно слово в ухо нужному человеку, и все имеющиеся ресурсы можно легко направить на безнадежное дело, а не на перспективное.

— Море немного успокоилось. Надеемся, что скоро сможем добраться туда на небольших лодках. А до тех пор нам остается просто сидеть здесь и ждать. Может, тебе лучше вернуться домой. В любом случае, что бы ни случилось, люди там погибли. При таком сильном течении и с волнами, обрушивающимися на берег, тела скоро начнут прибивать к берегу. Дети... — бормочет он себе под нос.

— Ты прав. Нужно отвезти их домой. Я просто чувствую себя такой... бесполезной.

Майкл не может смотреть мне прямо в глаза.

— Ты, я и все остальные, стоящие на этом причале, Офелия. Но то, что ты пришла, очень много значит. Для жителей острова. Спасибо.

— Конечно. Я не могла…

Меня прерывает громкий рев двигателя, разрывающего воздух. Из-за небольшого возвышения позади причала показывается черный грузовик, направлявшийся к берегу. Кажется, я знаю эту машину, и стон Майкла подтверждает личность водителя.

— Салли. Просто отлично. — Майкл хлопает ладонью по боку «Лендровера». — Я лучше пойду и попробую остановить его, чтобы он не наделал глупостей, — говорит он. Однако, судя по голосу, он не слишком уверен в успехе своей задачи. — Увидимся позже, Офелия.

Очевидно, Майкл ожидает, что я уеду и заберу детей домой, но не двигаюсь. Наблюдаю, как грузовик Салли скатился вниз по склону и затормозил, подняв в воздух брызги песка и крошечных камешков из-под шин. Мужчина выбрался из машины еще до того, как она полностью остановилась, с растрепанными волосами, дикими глазами, все в нем кажется диким, когда он спешит к «Скорой помощи», которая все еще припаркована на пирсе. Салли переходит на бег.

— О, черт. — Майкл бежит ему на перерез, но не похоже, что у него получится его остановить.

Вылезаю из машины, закрываю и запираю ее за собой, радуясь, что оба ребенка спят, и направляюсь к пирсу. Салли добирается до машины «Скорой помощи» на несколько секунд раньше Майкла, распахивает водительскую дверцу и вытаскивает парня, который разговаривал по телефону, на деревянный настил. Я слышу крики Салли задолго до того, как добираюсь до них.

— Гребаный мудак! Ты должен был позвонить мне. Ты должен был, бл*дь...

Он перестает кричать и бьет парня кулаком в лицо. У парня, скорчившегося на земле, нет ни единого шанса. Салли наносит ему еще три сокрушительных удара по лицу одной рукой, вцепившись в рубашку парня другой. Парень уже обмяк к тому времени, когда Майкл врезается в Салли, повалив его на землю.

— Отвали от меня, Майкл. Отвали. Бл*дь. От. Меня... — Салли перекатывается, хватает рукой Майкла за шею, обхватив ногами его талию и сцепив их в лодыжках. Он сжимает горло, и Майкл, все еще изо всех сил стараясь прижать Салли к земле, начинает багроветь.

— Господи, Салли. Отпусти его! — Не ожидала, что мой голос будет иметь хоть малейшее значение для бывшего солдата, пытающегося задушить Майкла на пирсе, но в тот момент, когда я выкрикнула его имя, Салли замер, его хватка ослабла. Лежа на спине, тяжело дыша, он смотрит на меня так, словно мое присутствие было для него полной неожиданностью. Шок написан на его лице. Майкл высвобождается из хватки Салли и, пошатываясь, поднимается на ноги, ворча себе под нос.

— Ты гребаный мудак, Флетчер, — хрипит он, сплевывая на палубу. — Настоящий гребаный мудак.

— Да, — соглашается Салли, все еще задыхаясь и все еще глядя на меня. — Я знаю.

Мужчина быстро поднимается на ноги, отряхиваясь. Парень из «Скорой помощи», которого Салли только что вырубил, даже не шевелится.

— Какого черта ты это сделал? — рявкаю я, указывая на него. — Что значит, он должен был тебе позвонить?

— Я доброволец береговой охраны, — рычит Салли. — Я должен быть там, спасать их.

— У тебя нет лодки, Салли. Как ты можешь быть гребаным добровольцем береговой охраной без гребаной лодки? — Лицо Майкла все еще красное. Нахмурившись, он вытирает рот тыльной стороной ладони.

Салли только качает головой, свирепо глядя на собеседника, а затем направляется обратно к своему грузовику.

Майкл, похоже, воспринимает это как дурной знак.

— Ты же не серьезно, Салли. Чертов безумец. Ты не можешь выйти на эту воду на проклятом «Зодиаке». Она не сможет справиться с волнами. Ты утонешь вместе с ними, если попытаешься.

— Тогда я умру на воде вместе с ними, не так ли? По крайней мере, я могу сказать, что пытался.

— Ты больше не в армии, Флетчер. У тебя нет команды парней, чтобы провернуть это. То, что ты направляешься туда, не благородно и не достойно восхищения. Это безрассудно.

— Иди домой, Майкл.

— Будь благоразумен, Салли.

Люди, собравшиеся на пристани, не следуют за Майклом и Салли, как я. Они стоят как вкопанные, наблюдая за разворачивающейся сценой со смесью ужаса и интриги на лицах. Теперь среди них я вижу Роберта Линнемана, на голову выше всех остальных, обнимающего за плечи женщину гораздо ниже ростом и гораздо полнее, стоящую рядом с ним — вероятно, его жену. Линнеман направляется к грузовику Салли, встретив его там.

— Что вы намерены делать, мистер Флетчер?

— Я собираюсь пойти туда и вытащить этих парней из воды. Если вам это не нравится, предлагаю убраться с дороги и позволить мне делать то, что я должен делать.

— Чем я могу помочь?

Должно быть, я ослышалась. Линнеман? Мистер Роберт Линнеман? Похожий на журавля, несгибаемый, суровый человек, который занимался делами Ронана, предлагает помочь Салли с тем, что уже звучало, как ужасный план, который вряд ли сработает. Понятия не имею, что такое «Зодиак», но на Майкла он точно не произвел впечатления.

Салли открывает заднюю створку своего грузовика и быстро вытаскивает из кузова металлическую раму.

— Лучшее, что вы можете сделать, Мистер Линнеман — это помочь всем успокоиться и обезопасить себя на пляже.

— При всем моем уважении, Салли, ты один человек, и это не похоже на работу только для одного человека. Мой шурин, Рэй, на «Посейдоне», и я намерен сделать все возможное, чтобы он как можно скорее вернулся на сушу.

Салли прекращает свое занятие и наконец оценивающе смотрит на Линнемана.

— Ладно. Но если окажетесь за бортом, это на вашей совести. Понятно?

— Понятно.

— Тогда помогите мне надуть эту штуку и опустить ее в воду. — Салли начинает распутывать огромный сверток серого материала, похожего на резину, раскладывая его на песке.

Наконец-то я понимаю, что он делает, и какое судно он собирается вывести в неспокойный океан, и мой желудок скручивается в узел.

— Салли? Салли, ты сошел с ума. — Не мне указывать ему, что делать. На самом деле мне должно быть все равно, но не могу держать язык за зубами. Я бы сделала то же самое для любого другого, если бы думала, что он собирается рисковать своей жизнью в самоубийственной попытке. По крайней мере, попыталась бы его отговорить.

Салли вытаскивает из кузова своего грузовика что-то похожее на маленький генератор и кладет его на песок.

— Салли, пожалуйста, остановись на секунду и подумай…

Мужчина хватает шнур, прикрепленный к генератору, и резко дергает, подняв руку высоко над головой, и существо с ревом оживает, рыча, заглушая мои слова. Салли смотрит на меня с вызовом и безумием в глазах, призывая меня помешать ему. Не то чтобы я могла силой положить конец его безумному плану — парень намного выше меня и гораздо мускулистее. У Майкла четко выраженная мускулатура, и даже его попытка свалить Салли на землю была довольно нелепой — Салли даже не запыхался.

— Мистер Линнеман, пожалуйста… — Поворачиваюсь к другому мужчине, надеясь, что он поймет меня, но Линнеман беспомощно пожимает плечами.

— Это, наверное, самый безрассудный поступок в моей жизни, Офелия, я знаю, но иногда приходится рисковать всем перед лицом неопределенных обстоятельств. От нас зависит жизнь людей.

Я едва могу расслышать его из-за рева ветра и задыхающегося, кашляющего, дребезжащего генератора, но вижу, что он принял решение, и не было никакого смысла пытаться отговорить его. Краем глаза замечаю, как его жена шмыгает носом в носовой платок, прислонившись к плечу другой женщины средних лет в пальто, которая пыталась ее утешить.

— Посмотри на это с другой стороны, Лэнг. Если эта штука перевернется, и я умру, дети Ронана наконец-то получат дом. Ты сможешь остаться там и жить с ними вечно. Это повод для радости, верно? — усмехается Салли.

— Ты совершенно прав. Почему бы тебе не сделать нам всем одолжение и не броситься за борт, — огрызаюсь я. — Мне все равно. Как и всем на этом острове, если уж на то пошло.

Салли громко расхохотался.

— Вот это по-нашему.

Он крепит шланг из серой резины к маленькому черному насосу у своих ног, и резина начинает быстро надуваться, расширяясь и становясь все больше и больше, пока предметы перед ним не превращаются из причудливых незнакомых форм в темноте, в небольшие надувные лодки, связанные друг с другом.

— Она не выдержит, — слышу я чей-то голос позади себя. — Их накроет первой же волной.

— Высокомерный ублюдок. Почему он никогда не слушает?

— Кто-то должен позвонить в полицию.

— Эти Флетчеры словно ищут смерти. Это у них в крови.

Стоя так близко к генератору, Салли никак не может их услышать. Он, кажется, даже не замечает, что они там. Мужчина работает быстро, хватая и связывая, вытаскивая лишние веревки из своего грузовика. Затем вытаскивает из машины большую металлическую подставку и крепит ее к носу лодки, которую собрал менее чем за пять минут, закрепив на носу большую лампу дальнего света.

— Хорошо, Линнеман. Давай погрузим ее в воду. — Двое мужчин подхватывают лодку с помощью пластиковой ленты, прикрепленной к борту судна, и спешат спустить ее на воду. — Подъем! — кричит Салли. — Тащим на глубину!

В этом есть смысл. Волны все еще высокие, и все еще бурные. Если они попытаются отогнать лодку от берега, их снова и снова будет отбрасывать назад. Подняв лодку над водой и положив ее на плечи, Салли и Линнеман поднимают ее и тащат в воду, пока волны разбивалась о берег, угрожают отбросить их назад вглубь острова. Вскоре они уже по плечи в воде, миновали прилив, опускают лодку на воду. Салли запрыгивает в лодку и протягивает руку, чтобы помочь Линнеману сесть вслед за ним.

— Будь осторожен! — кричит жена Линнемана. А затем, шепчетю — Господи, пожалуйста, будь осторожен. Не думаю, что смогу на это смотреть.

Салли опускает маленький мотор лодки в воду и заводит его. Не могу решить, был ли тот факт, что он завелся немедленно, обнадеживающим, или было бы лучше, если бы эта штука отказала и оставила их сидеть там на поверхности воды.

Салли действует машинально. Эффективно. Бесстрашно. Решительно. Он ни разу не посмотрел назад, на берег. Они отдаляются от берега, лодка подпрыгивает на воде, как камень, брошенный по поверхности воды, каждый раз, когда попадает в бурную воду.

Бегу обратно к машине так быстро, как только могу — дети все еще спят, слава богу. Хватаю старый бинокль Коннора и мчусь обратно к берегу с колотящимся сердцем в груди, лихорадочно всматриваюсь в линзы, чтобы найти Салли и Линнемана, но все, что могу видеть: бушующее, сердитое, серое море и бурлящее, сердитое, серое небо.

Прошло десять минут. Пятнадцать. Двадцать.

Никаких признаков лодки. В воде никого не видно. Майкл и его друг помогают парню из «Скорой помощи», который наконец-то очнулся и вытирает порезы на лице из медицинской сумки, стоявшей у его ног. Страх и тошнота скручивается внутри меня, как змея, и я снова иду вниз по пирсу, считая ступеньки, стараясь не паниковать.

— Насколько там глубоко? — спрашиваю я. — Они не так уж далеко отсюда. Почему никто из них до сих пор не смог доплыть до берега?

Майкл открыл было рот, но тут же закрывает его, явно расстроенный. Вздыхает.

— Все не так просто, Офелия.

— Там очень глубоко, — говорит парень, промывая порезы. — Весь остров — это вулкан. Земля уходит прямо под воду. Скалы спускаются на сотни футов. А как далеко вы можете плыть, мисс?

— Даже не знаю. Точно больше шестисот футов.

— В открытой воде? В шторм? В такой мороз? В темноте? Я так не думаю.

Это довольно быстро заставляет меня замолчать. Он прав. Может быть, в бассейне я смогла бы проплыть шестьсот футов. Даже больше. Но с такими условиями, как были там…

— Если бы люди попали в воду, они, вероятно, попытались бы доплыть до берега, но им бы это никогда не удалось. Вода слишком бурная, но что еще важнее — ледяная. В такой воде можно продержаться всего несколько минут. — Кем бы ни был этот парень, его поведение было отвратительным. Он едва взглянул на меня, когда говорил, сердито прикладывая ватный диск к губе. Мужчина примерно моего возраста, под тридцать, и его Бостонский акцент говорит мне, что он не местный.

Майкл кладет руку мне на плечо, предупреждая взглядом: наверное, это не очень хорошая идея для тебя быть здесь прямо сейчас. Если бы обстоятельства были другими, то возможно бы послушала его, но я истощена. А поиски Салли и Линнемана куда более насущная задача. Прохожу мимо мужчин, направляясь до конца пирса, задерживая дыхание так долго, как только могу, как будто это могло как-то помочь успокоиться.

Смотрю в бинокль, вглядываясь в море, и жду. Серое, белое и черное тянется, кажется, бесконечно. Наконец я вижу, как что-то движется по воде. Лодка? Нет, камень. Нет, наверняка... это лодка, несущаяся вглубь острова. Сначала не могу разглядеть, сколько людей на борту. А затем могу различить очертания одного человека. Только одного. Лодка слишком далеко, чтобы понять, кто это: Линнеман, Салли или кто-то еще. Бегу со всех ног на пляж, с грохотом проносясь по пирсу мимо Майкла и двух других парней.

Лодка быстро приближается. Замедляет ход, приближаясь к берегу, но все еще движется очень быстро. Прорезая волны, почти вылетает прямо из воды, ударяясь о землю. Линнеман первым перелетает борта лодки.

— Быстро. Вытаскивайте их, — кричит он.

Руки повсюду. Тела толкаются и пихаются. Ледяная вода пропитывает мои ботинки, ноги мгновенно покалывает от боли. Вода доходит мне до колен, а потом и до пояса.

— Офелия, вернись. Мы справимся. Пожалуйста! — Майкл толкает меня обратно на берег. Я спотыкаюсь и падаю в воду. Чьи-то руки помогают мне подняться, а затем тела поднимают над бортом лодки.

Обледеневшие.

Промокшие.

Безжизненные.

— Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание? — кричит Линнеман. — Кто-нибудь, начинайте проверять пульс.

Потом появляется Салли.

Он весь мокрый, волосы прилипли к голове, тяжело дышит, тонкая белая футболка прилипла к его телу, задравшись сзади, обнажая две длинные кровавые царапины и пятно красной кожи. Он перелезает через борт лодки, а затем каким-то образом ухитряется поднять еще одного человека позади себя, перекинув его через плечо, как мешок с мокрым цементом. Увидев меня, он бежит по воде в мою сторону.

— Не стой без дела, Лэнг. Давай. Соберись. — Схватив меня за руку свободной рукой, он начинает вытаскивать меня из воды за собой.

Я спотыкаюсь и падаю, едва поспевая за ним, но вот уже вся мокрая стою на коленях в песке, а Салли берет мои руки и кладет их на безжизненного человека, которого положил передо мной.

— Вот так, — говорит он. — Соедини руки вместе и нажимай. Вверх-вниз, вверх-вниз. Не останавливайся, пока я не вернусь.

Продолжаю нажимать своими переплетенными руками вверх и вниз на груди парня, как он показывал мне, ошеломленная, не в силах произнести ни слова, а Салли бежит назад тем же путем, которым мы пришли. На нем нет башмаков, ноги босые. Он снял их в лодке? Или потерял в океане? На моей руке кровь. Кровь на песке рядом со мной, там, где он только что стоял.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Продолжаю нажимать, не смея остановиться. Рев мотора лодки снова оживает, и когда я поворачиваюсь, оглянувшись через плечо, Салли и Линнеман уже снова подняли лодку на плечи, направляясь назад в океан.

— Они ведь вернуться? — Я оглядываюсь вокруг, ища кого-нибудь, кто объяснил бы мне, что, черт возьми, происходит, но люди на пляже отчаянно бегут к машинам, неся одеяла, неся тела, делая искусственное дыхание, как и я, и никто меня не слышит.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Раз, два, три, четыре.

Смотрю в лицо лежащего передо мной человека. Его губы посинели, приоткрылись, обнажив белые зубы. Кожа испещрена морщинками. На вид, ему лет шестьдесят с лишним. Может семьдесят. Сколько бурь он пережил в этих водах? Сколько раз он чуть было не расставался с жизнью, но возвращал ее обратно?

Я впадаю в транс. Продолжаю давить вверх и вниз грудь незнакомца, пока мои руки не начинают гореть и болеть, и чувствую, что не могу продолжать еще мгновение, но затем продолжаю еще немного.

Приехала еще одна «Скорая помощь», а потом раздается звук, похожий на барабанный бой, на биение моего сердца, стук лопастей по воздуху, и все смотрят вверх с облегчением. Вертолет «Скорой помощи», ярко-красный с белым, спускается с небес, как разгневанный Архангел. Санитары выскакивают из вертолета, перекинув сумки через плечо, и рассыпаются по пляжу.