Рихард Рудзитис Елене и Николаю Рерих. Дорогие, родные Елена Ивановна и Николай Константинович.

12-15. V. 1936

Дорогие, родные Елена Ивановна и Николай Константинович!

Хочу Вам поведать по порядку всё, что случилось и что мы пережили в Обществе за последние дни. В эти два месяца было немало боли. Ведь обстоятельства и сознание членов, казалось, всё усложнялись, и неизвестно было, как всё это развязать. Притом, казалось, многое происходило не так, как было бы лучше, прекраснее.

Так не хотелось бы больше возвращаться к этому, ибо стыдно за все наши мелочные переживания в такое столь исключительное время, когда все наши мечты и помыслы должны бы быть вовлечены в созидание будущего, притом чувствую, что теперь вновь приближается к нам волна гармонии. Но знаю, что Вы должны знать обо всём происшедшем. Карл Иванович мне рассказал, что и он написал Вам обстоятельное письмо, это поможет Вам лучше понять правду.

Как Вы знаете, нам по статутам предстояли перевыборы Карла Ивановича и других членов правления. Мы обращались к К.И. несколько раз, прося его сообщить, намеревается ли он впредь более активно сотрудничать с нами. Притом мы сделали также намёки, что при теперешнем настроении членов за него могут проголосовать на предстоящем собрании. В последний раз мы собрались у него в день перед выборами (Валковский, Буцен, Клизовский и я), чтобы сердечно поговорить обо всём предстоящем. К.И. произнёс весьма длительную речь, где освещал все свои несогласия с членами и пр. Потом, к сожалению, начался его спор с Валковским. К.И. сильно упрекал Валковского в том, будто бы тот действовал самолично, не приглашал в комиссию также других членов. Но комиссия, в им предложенном виде, существовала лишь теоретически, так как председатель комиссии Фрейман отказывался от активной деятельности в ней, хотя остался руководителем старшей группы. Все дела обыкновенно обсуждались и решались в старшей группе, которую посещали все старшие члены и которая и представляла комитет в истинном смысле этого слова. Я потом, со своей стороны, заметил, что у нас действовал тот, кто обладал способностью и даром слова. Таким был Валковский, и члены были ему весьма благодарны за то, что он поддерживал бодрый огонь духа в Обществе и служил больше других, в то время как все его ответственные водители покинули поле брани (также и m-me Иогансон, товарищ председателя, не являлась). Потом переговорили и по другим вопросам, но К.И. конкретного ответа и совета не давал. Но можно было понять, что он как бы соглашается с предстоящим. Мы шли к К.И. всё же в надежде на какой-то счастливый синтез. Я лично даже до последнего момента надеялся на это.

Инициатива по созванию собрания была главным образом в руках Валковского, как секретаря Общества. Он действовал, сознавая, что за ним стоит всё большинство членов. К.И. притом питал не особенную благосклонность к Валковскому. Не знаю, что именно дало импульс к инциденту, который произошёл на общем собрании 28 апреля, и о чём К.И., должно быть, Вам уже писал.

Когда члены уже собрались в Обществе и мы с Валковским и Буценом находились в библиотечной комнате, к нам зашёл возбуждённый К.И. и строго произнёс: «Собрание на сегодня созвано незаконно. Я прошу назначить новое собрание на 10 мая. А то я обращусь...» Сейчас же начался острый спор. Валковский понял, что К.И. грозит полицией. Понятно изумление всех нас, привыкших ставить выше других законов закон Духовной Иерархии. Оказалось, что, по статутам, собрание может быть созвано или председателем [правления], или его членом (совместно с правлением), или же ревизионной комиссией и т. д. В данном случае собрание созвали лишь три члена (из 5, m-me Иогансон отказывалась). Конечно, официально эта ошибка нашего секретаря могла бы пройти, если бы К.И. сам не протестовал. Конечно, формально он был прав, и потому решили отложить собрание и в следующий раз придерживаться всех мельчайших формальностей. Мы просили К.И. самого сообщить членам об отложении собрания. Но лишь только К.И. вошёл в зал и сообщил об этом, как среди активных членов (было 20 из 28, присутствовали также [некоторые] из младших групп) пронеслась буря возмущения. Даже пара самых спокойных, которых я ещё не видал взволнованными, потеряли самообладание. Не хочу повторять здесь всё это, самое грустное, но истинно нахлынула волна хаоса в нашу святыню. Я тогда понял, что то, чего мы опасались и о чём нас предостерегали, отчасти и случилось. Так жаль было, что я не предвидел этого и не задержал и что спор перенёсся в зал. В ответ на некоторые упреки К.И. стал открыто обвинять членов правления, что они действовали за его спиною, выносили преждевременные решения и пр. Конечно, так как К.И. давно прекратил посещать нас и отзывался плохо о членах [Общества] и правлении, то члены правления в конце концов привыкли действовать самостоятельно. Далее, как я уже писал, к К.И. я уже несколько раз обращался с предупреждениями. Наконец, все эти больные вопросы о перевыборах мы обсуждали также и в старшей группе и надеялись, что К.И. придёт, но он не являлся. Худшее, что именно на упрёки К.И. никто не успел ответить, и всё это привело в смущение некоторых младших членов, которые во всю эту историю не были посвящены. Но было и потом трудно им разъяснить, так как мы не хотели агитировать против Карла Ивановича. Весь этот инцидент был истинно испытанием для некоторых членов, которые потом сами сознались, что они на собрании показали совсем неподобающий пример. Трудно было понять мотивы К.И., ибо «насильно мил не будешь». Он мне потом рассказывал и, должно быть, и Вам писал, что он не лично за себя заступался, но за то, что Общество погрешило против самого понятия председателя. Но можно было бы и раньше предупредить...

Выбрали в президиум собрания Буцена, который вёл корректно. Необходимо было запротоколировать об отложении собрания, для того чтобы мы имели право созвать новое собрание на 10 мая, так как по статутам годовое собрание должно быть созвано до 1 мая.

Когда К.И. вышел из зала, стихии успокоились. К.И. согласился назначить заседание правления на 1 мая, а собрание на 10 мая. Заседание правления прошло дружественно. Мы попросили прийти также m-me Иогансон.

Два вечера перед собранием я провёл у К.И. и побеседовал с ним по душам. Он, между прочим, высказал и пару ценных мыслей о нашем Обществе. Но отношение его к членам, к сожалению, осталось прежним. Многих членов он всё ещё считает больными, т. е. во власти «психоза». Я ему сказал: конечно, многое нельзя оправдать. Но ведь эти «психозы» лишь по отношению к тебе лично, но не к Обществу или к Учению, или даже к другим членам. Значит, причина лишь в тебе, и твоё право и обязанность, как водителя, по возможности уладить всё. Но всё же я думал, как нужен был бы широкий ум К.И. для Общества, и он снова мог бы участвовать в правлении, если бы он сердечно захотел, если бы у него было бы больше духа смирения. Но я убедился, именно после рокового 28 апреля, что при вхождении К.И. в правление распри в Обществе будут неминуемы. Хотя и грустно, но для гармонии Общества в настоящее время, может быть, всё же лучше, чтобы К.И. на время ушёл. Ибо не можете представить, как некоторые члены, люди в другом отношении даже устремлённые, смотрят на Карла Ивановича. В свою очередь, у Карла Ивановича, как он мне высказывался, была мысль об исключении некоторых из них...

Наконец, наступило 10 мая. После открытия собрания и выбора президиума (Буцена) К.И. удалился. По статутам, нужно было переизбрать К.И. и m-me Мисинь, состоявших в правлении три года, далее перевыбору подлежала и m-me Иогансон, которая сама отказалась. Далее переизбирать нужно было также кандидатов в правление Залькална и m-me Кезберг-Клодт, которая проживает в Германии. Не подлежали перевыборам лишь Валковский и я. Для того чтобы правление нельзя было упрекнуть в партийности, правление предложило самим членам назвать кандидатов. Были предложены Г.Лукин, Буцен, К.Стуре (Валковским), Клизовский и Мисинь. После закрытого голосования оказалось, что от присутствующих активных членов (из 30 присутствовали 23, прочие проживали в провинции и пр.) получили голоса: Лукин и Буцен по 18, Мисинь – 16, Клизовский – 10, Стуре – 7. Значит, в правление вошли: Буцен, Лукин и г-жа Мисинь. В кандидаты (где снова был предложен и Стуре) были выбраны: Клизовский и вайчулё-нис. Так всё пошло демократическим путём. Конечно, если раньше сговорились бы, то можно было бы несколько изменить результат, но было предоставлено каждому действовать по своей совести. После собрания произошло заседание вновь избранного правления, где спешно были распределены должности следующим образом: я – председатель, Валковский – товарищ председателя, Лукин – секретарь, Буцен – библиотекарь и ведающий издательским фондом. Конечно, Валковский, у которого большой навык, и впредь будет выполнять часть дел секретаря. Да, Гаральд Феликсович Лукин ещё так малоопытен в делах Общества, но мы всё же верим, что его быстрый рост оправдает наши надежды. Заведование библиотекой уже раньше было передано одному из младших членов, проживающему в Обществе, – Абрамовичу. Изданием книг, понятно, по-прежнему буду заведовать я.

Сознаю, какое испытание для меня то, что меня выбрали председателем. По причинам, которые Вы знаете, я думал, не могу ли я принести больше пользы Обществу, если я буду отдаваться лишь литературному труду и через него и Учению. Но, при теперешнем осложнении всего положения и при отказе Валковского, для меня, в конце концов, и не было другого выхода. Нужно признаться также, что я никогда не согласился бы, если бы Валковский и Буцен не дали бы слово быть моими фаронами[80]. Сотрудничать с ними сердечно и радостно. Сознаю всю ответственность, потому и место председателя я считаю лишь формально-юридической необходимостью, пока не явится широко культурный, огненный заместитель Феликса Денисовича. Всеми духовными вопросами Общества будет ведать, как и до сих пор, группа старших членов. Валковский, как и прежде, будет руководить собраниями членов по четвергам, и ему будут помогать Буцен и Клизовский. Эти собрания носят интимный характер, так как почти все члены, которые не принадлежали к группам Учения, по тем или другим причинам или ушли из Общества, или были исключены.

Когда я смотрел на портрет Феликса Денисовича, я размышлял, не беспокоится, не страдает ли он по-прежнему за нас, там, в мире дальнем?

Когда думаю о К.И., посылаю мысль – пусть он простит нас. Ведь не может же Общество существовать, если в нём нет согласия. Искренне надеюсь, что К.И. не совсем уйдёт от сотрудничества с нами. Искру радости даёт мне мысль, что К.И. примирился со своим теперешним положением и относится не без благожелания к новому правлению, как я мог судить по упомянутому разговору с ним.

В четверг, 14 мая, вечер прошёл в прочувствованных речах Валковского и Буцена, где они приветствовали выборы председателя. Я так благодарен им за дружбу и любовь, хотя и не чувствую себя достойным этого. Моя супруга прочла мою исповедь (по-латышски и по-русски), где я признался, что считаю звание председателя в настоящее время лишь формальностью, но что истинным водителем Общества будет группа старших членов, и высказал желание: пусть выявление того самого лучшего и сокровенного, что во всех нас, будет нашим общим водителем; я также приглашал всех членов поддерживать нас и помогать нам, не порицанием, но дружественной опорой, сотрудничеством и любовью. Ведь наша цель – община, духовное сотрудничество. Ведь наше Учение – практическое кооперативное преобразование жизни. Ведь наша задача – осуществить во всех наших отношениях культурность в самом чутком, духозвучащем и широком смысле этого слова.

У нас планов и помыслов немало, лишь было бы побольше сотрудников провести эти планы в жизнь. Мы можем широко расцвести только тогда, когда каждый член придёт нам на помощь своими лучшими способностями и устремлениями.

Я сказал Вам всю исповедь моего сердца.

Молю Великого Владыку дать мне силу на новом пути.

Шлю Вам наши чистые и сердечные мысли.

Преклоняясь в сердечной преданности,

Ваш Р.Рудзитис

Сердечное спасибо за Ваше письмо от 24 апреля.

_______