Отдел Б. Щитки-подвески с удлинёнными наконечниками.

Тип 3 (3 экз.) С овально-вытянутым отверстием и с фестончатым завершением наконечника (табл. 4, рис. 8- 5, 6, 10). Все экземпляры обнаружены в погребениях с конём на Алтае и выполнены из серебра. Один из них позолочен. Встречен он в паре с типом 1 (Курай IV-1/2).

Тип 4 (1 экз.). С округлым отверстием и кеглевидным завершением наконечника (табл. 4, рис. 8- 8). Настоящий экземпляр выполнен из кости и найден в погребении Кокэль 6 около правого локтя человека. Аналогичной формы костяной блок для чумбура обнаружен в сильно грабленном погребении Даг-Аразы II-6 (рис. 16).

Тип 5 (2 экз.). Округлое отверстие и прямой наконечник (табл. 4, рис. 8- 7). Оба экземпляра обнаружены при поясах у погребённых в Туве. Выполнены они из различного материала: один из кости, другой — бронзовый. Причём оба экземпляра почти идентичны по форме. Однако отличия их усматриваются в длине наконечника (костяной короче) и в диаметре отверстия (у костяного больше диаметр). Точно такая же форма зафиксирована у блока для чумбура в погребении МТ 58-Х (рис. 50- 15). Аналогичная подвеска из меди встречена в Орловском могильнике IX-X вв. в Казахстане (Степи Евразии.., 1981, с. 132, рис. 15).

 

Результаты исследований показали, что металлические лировидные подвески, входящие в поясную гарнитуру древних тюрков, как правило, находят себе аналогии среди подвесок, обнаруженных в памятниках IX-X вв. Однако это не означает, что они не могли появиться ранее. На наш взгляд, они служат как бы преемственной формой от блоков для чумбуров, сохранив на некоторое время и форму, и материал, из которого они изготовлены (кость). Кроме того, судя по размерам, можно предположить, что в первоначальной стадии использования их как щитков-подвесок в поясной гарнитуре подвешивались даже сами блоки для чумбура. Подвесные бляхи такой преемственной формы и в новой функциональной значимости могли бытовать уже в VIII в. — в тот период, к которому ряд исследователей относят существование лировидных подвесок. В IX-X вв. они получают наибольшее развитие, совершенствуется форма и изготовляются они из металла. Отметим также и то, что встречаются они в поясных наборах с определёнными типами накладных блях на поясе. Как правило, это выделенные нами накладные бляхи типов 1, 3, 4, 5, которые присутствуют в одном комплекте поясной гарнитуры (табл. 4).

 

В связи с вышеизложенным можно считать присутствие в поясной гарнитуре такой детали, как лировидная подвеска, одним из датирующих признаков. Относительно назначения этих подвесок Л.А. Евтюхова (1952, с. 109) высказывала предположение, что они

(37/38)

использовались для подвешивания мешочков и сабель. Однако, на наш взгляд, для подвешивания мешочков и сабель использовались подвесные ремешки с пряжками, а лировидные подвески служили скорее всего отличительным (ранговым) знаком социального статуса погребённого. Возможно, такие подвески могли быть воинским знаком, определяющим род деятельности в войске, либо служили отличительным знаком содержателя большого табуна, одним словом, знатного в древнетюркском обществе человека. Не случайно изображение таких подвесок можно встретить на каменных изваяниях знатных воинов (рис. 5) либо князей в росписях Кочо (рис. 4).

 

Поясные сумочки (табл. 5, рис. 24). К поясной гарнитуре, встречаемой в древнетюркских погребениях человека с конём, относятся сумочки (мешочки). Как правило, они подвешивались к поясу и служили для ношения кресала, огнива, трута, амулетов, украшений и других необходимых предметов.

 

В силу плохой сохранности находки таких сумочек довольно редки. Удалось зафиксировать лишь 24 экземпляра. Изготовлялись сумочки из кожи, меха, войлока, шёлка. Содержимое их разнообразно (табл. 5, гр. 7). Так, в погребении Кокэль 22 в сумке находились железные нож и шило, деревянная лопаточка, детский зуб (Вайнштейн, 1966а, с. 302). В сумочке из погребения Монгун-Тайга XXVI обнаружены зеркало, гребень, стрела и платок (Грач А.Д., 1960б, с. 22-25). Содержимое мешочка из погребения Даг-Аразы V-1 также представляет интерес. При вскрытии в нем обнаружены китайская монета и четыре маленьких камня (размером до 1 см), завёрнутых в шёлковую тряпочку, которая была завязана на четыре узла. Среди этих камней два халцедона: один окисленный медный колчедан с плёнками медной зелени, второй представляет собой известковое стяжение. Кроме того, отдельно в мешочке находился ещё один камень побольше — размером 2,0х3,0 см. Это либо натёчное пещерное образование, либо природный минерал. В мешочке обнаружен ещё обожжённый деревянный предмет размером 4,0х2,0 см, обмотанный тонким кожаным ремешком. Все эти миниатюрные вещи явно носили ритуальный характер (Овчинникова, 1982, с. 213-214).

 

В погребениях тюрков-тугю иногда находилось сразу два таких мешочка (МТ 57-XXXV; Грач А.Д., 1960б, с. 32), а порой и три: в богатом алтайском кургане Курай IV-1/2 найден шёлковый мешочек с вложенными в него ещё двумя (Киселёв, 1949, с. 305).

 

В некоторых случаях вместе с сумочками в могилах обнаружены либо деревянные приборы для добывания огня (рис. 24- 3, 4), либо прикреплённое с внешней стороны сумочки железное огниво в виде ажурной пластины с застёжкой (табл. 5, гр. 9). При этом сохранность самих сумочек порой чрезвычайно плохая. По мнению В.П. Левашевой находки кресал не были конструктивно связаны с сумками (Левашева, 1952, рис. 5- 36). Однако известно и другое мнение. В частности,

(38/39)

Л.Р. Кызласов считает, что связь огнива с подвесной сумочкой существовала ещё с таштыкской эпохи, с IV-V вв. н.э., и характерно такое явление для памятников Хакасско-Минусинской котловины (Кызласов Л.Р., 1960, с. 104-105, 131).

 

Со временем функции огнива при сумочке, на наш взгляд, расширяются. Это происходит в VIII-X вв., когда огниво приспособляли в качестве застёжки, которая одновременно являлась и украшением сумочки, так как порой имела прорезные рисунки. При всем этом они сохраняли свою основную функцию предмета для добывания огня. Такой обычай украшать сумки фигурными железными накладками-кресалами с пряжечками в качестве застёжки у тюрков-тугю, возможно, был перенят от согдийцев, которые, как известно, пользовались ими в VIII в. Именно такие накладки на сумочки обнаружены в погребениях человека с конём на Алтае в могильниках Туяхта, Узунтал, Ак-Кообы, Бар-Бургазы (рис. 24- 1, 2, 5 и др.). Интересная накладка-кресало найдена в Туве в погребении человека со шкурой барана — Аргалыкты I-11 (Трифонов, 1966). Она имеет прорезной рисунок с изображением трёх пар животных. Изображение животных на подобных накладках имело, очевидно, символическое значение. Наличие таких накладок-кресал характерно и для сумочек на древнехакасских поясах (Кызласов Л.Р., 1969, с. 104), обнаруженных в погребениях IX-X вв. Среди случайных находок у с. Бея имеется кресало, хранящееся в Минусинском музее (инв. №8007). Оно похоже на накладку-кресало из погребения могильника Бар-Бургазы. Так, находки кресал, используемых в качестве накладных застёжек на подвесных сумочках при поясе, позволяют предполагать, что бытовали они у древних жителей Саяно-Алтая в VIII-X вв.

 

Изображение сумочек, подвешенных к поясам, отмечено на каменных изваяниях Южной Сибири (Евтюхова, 1952, с. 107; Грач А.Д., 1961, с. 197). Во всех случаях они показаны с правой стороны. Вообще традиция иметь при себе сумочку, мешочек на поясе была сохранена алтайскими охотниками. Подобные сумки, сделанные из кожи, наблюдал Л.П. Потапов, изучая быт современных алтайцев (Потапов, 1953). Алтайское название этих сумочек — капторга. Более древний термин зафиксирован Вильгельмом Рубруком у кыпчаков в XIII в., которые называли мешки «каптаргак» — хаптаргак (Грач А.Д., 1961, с. 66). Именно такой термин для этой детали пояса саяно-алтайцев используют исследователи сегодня. Однако в словарях и энциклопедиях определение подвесных сумочек под таким названием найти не удалось. В словаре В. Даля «капторга» обозначает «застёжку железную старую» (Даль, 1956, т. 2, с. 88). Пожалуй, в пользу такого толкования могут служить застёжки-кресала. В употреблении алтайцев это название — «капторга» — могло перейти с застёжки на сумочки, к которым они прикреплялись. Подмена термина в обозначении подвесной сумочки от пояса современными исследовате-

(39/40)

лями, на наш взгляд, неудачна. Видимо, не все сумочки следует именовать каптаргаками, а только те, у которых присутствуют в качестве застёжки накладные ажурные кресала. Именно эта деталь в поясном наборе помогает в уточнении датировки погребения и в определении социальной принадлежности умершего.

 

Описанные выше категории: пряжки, накладные бляхи, ременные наконечники, лировидные подвески, сумочки — являются составными частями набора древнетюркского пояса. К сожалению, в полном комплекте зафиксировать их при раскопках удаётся чрезвычайно редко. И всё же данные, которыми мы располагаем, помогут представить внешний вид ряда наборных поясов древних тюрков Саяно-Алтая VI-X вв.

 

Пояса в наборе (табл. 6, рис. 25 [ 1-8, 9-17 ]) обнаружены в 46 погребениях с конём, что составило всего лишь 24% от общего числа изученных погребений в Саяно-Алтае. Учитывалось обязательное присутствие трёх элементов пояса: пряжка, набор накладок и наконечник.

 

За основу выделения типов поясов мы взяли состав накладок в наборе, так как именно их количество и форма, что неоднократно отмечалось исследователями, являются отличительными знаками в определении общественного положения умершего.

 

Тип 1 (табл. 6, рис. 25- 16, 17). На основном ремне присутствуют круглые по форме накладные бляхи типа 11б. В этот тип вошли пояса из погребений алтайского могильника Кудыргэ, которые принято считать наиболее ранними, появившимися в употреблении в конце VI-VII в. (Гаврилова, 1965). Однако, как показывают исследования последних лет, развитие их шло параллельно с поясами VIII-IX вв. (Амброз, 1971, с. 126).

Тип 2 (табл. 6, рис. 25- 14, 15). С полуовальными накладными бляхами типа 3а. Такие пояса существовали на протяжении VII-VIII вв. с некоторыми вариациями (Киселёв, 1951, с. 537; Могильников, 1981, с. 128, рис. 12, 18).

Тип 3 (табл. 6, рис. 25- 11, 12). Пояса имеют на основном ремне накладные бляхи подквадратной формы типов 1а и 1б, а также несколько экземпляров лунниц. Все пояса, объединённые в этот тип по наличию и сочетанию однотипных накладок и подвесок, встречаются на протяжении VIII-IX вв. Согласно проведённой типологии деталей от поясов, начало их существования можно отнести ко 2-й половине VIII в., а наибольшее распространение они получают в IX в. — это подтверждается присутствием на данных поясах лировидных подвесок.

Тип 4 (табл. 6, рис. 25- 9). Пояса с наличием на ремне двух типов накладных блях: 1а — подквадратные и 3а — полуовальные. Диапазон существования их во времени довольно широк: с конца VII до Х в. (Кызласов Л.Р., 1960; Савинов, 1982, с. 117).

Тип 5 (табл. 6). Сложносоставные. На основном ремне, кроме накладных бляшек типов 1а и 3а, присутствуют овальные бляшки типа 17. Все экземпляры накладных блях выполнены из железа. Такие поясные наборы обнаружены пока только в Туве в погребениях IX-X вв.

Тип 6 (табл. 6, рис. 25- 6-8). Сложносоставные. Кроме накладных блях типа 1 и 3, на основном ремне находятся лунницы, расположенные «на боку». По оформлению пояса они близки поясным наборам типа 3. Учитывая наличие на поясах этого типа подвесных щитковых блях, а также сумочек с пряжкой-кресалом, можно заключить, что ими пользовались не ранее 2-й половины VIII в. Это совпадает с датой, предложенной В.А. Могильниковым, — VIII-IX вв. (Степи Евразии..., 1981, с. 128, рис. 23- 15). Все наборы этого типа встречены в памятниках на Алтае.

(40/41)

Тип 7 (табл. 6, рис. 25- 2-4). Пояса, на основном ремне которых располагаются «фестончатые» накладные бляхи типа 6. Их иногда именуют как бляхи-оправы портальной формы (Савинов, 1982, с. 116). Погребения, в которых встречены пояса данного набора, отнесены исследователями к VIII-IX вв. (Кызласов Л.Р., 1979, с. 141; Овчинникова, 1982, с. 217; Савинов, 1982, с. 109-110 и др.).

Тип 8 (табл. 6, рис. 25- 1). Пояс с бронзовыми накладными бляхами типов 1а и 9. Настоящий экземпляр в схеме В.А. Могильникова отнесен к IX-X вв. (Степи Евразии..., 1981, с. 128, рис. 23- 30). В пользу этой даты свидетельствуют и кольца-распределители ремней.

Тип 9 (табл. 6, рис. 25- 5). Пояс представлен фрагментом ремня с семью золотыми накладными бляхами типа 12 и пряжкой типа 3. Аналогии этому поясу пока найти не удалось, но по инвентарю, в погребении которого он был найден, его относят ко 2-й половине VIII-IX в. (Грач А.Д., 1960а, с. 124).

Тип 10. Особую форму имели детали поясного набора из погребения Даттык-Чарык-Аксы I-3 (табл. 6). Его бронзовые с позолотой накладки (тип 2 и 11) имели зооморфную орнаментацию (раскопки Ю.И. Трифонова, 1975). Этот пояс не местного производства. Судя по аналогиям орнаментальных мотивов, его можно отнести к IX-X вв., имеющиеся при поясе распределители ремней сближают настоящий тип с предшествующим.

 

Кроме описанных нами типов поясных наборов, существуют оставшиеся в ряде погребений человека с конём детали поясной гарнитуры, трудноопределимые в силу либо плохой сохранности (коррозии металла — могильник Аймырлыг I), либо индивидуальности форм и местонахождения (Туяхта I). Поэтому включение их в нашу типологическую схему поясных наборов условно.

 

В соответствии с предложенной выше типологией наборных поясов древних тюрков (тугю) Саяно-Алтая представляется возможность распределить их в следующем хронологическом диапазоне существования.

 

К наиболее ранним, к началу VII в., можно отнести поясные наборы 1-го типа — кудыргинские (рис. 25- 16, 17), которые встречены пока лишь в Горном Алтае. Это привело исследователей, ссылающихся при этом на аналогии в Венгрии (Гаврилова, 1965, с. 105), к предположению об их привозном характере. Однако подобный по оформлению пояс встречен на Южном Урале в Кушнаренковском могильнике с монетой 531-628 гг. (Генинг, 1979, табл. О, рис. 70-77). Позже, в VII-VIII вв., получают распространение пояса типа 2, которыми опоясывались древние тюрки, погребённые как в Туве, так и на Алтае. Именно в этот период на западе — в Прикамье и Удмуртии — намечается смена типов поясов.

 

Учитывая, что в Средней Азии смена поясов, подобных неволинским, салтовским, произошла скорее всего на рубеже 3-й и 4-й четвертей VIII в., можно предполагать, что интенсивно процесс смены наборных поясов в Саяно-Алтае происходил не ранее последней трети VIII — начала IX в.

 

Именно в этот период получают широкое распространение пояса, выделенные нами в типы 3, 4, 6, 9. Наборные пояса типа 6 характерны в основном для Горного Алтая (табл. 6). 7-й тип наборных

(41/42)

поясов датируется VIII-X вв. Большая часть таких поясов обнаружена в Туве (табл. 6, гр. 1).

 

Наиболее поздними поясными наборами являются пояса типов 5, 8, 10, датируемые IX-X вв. Все памятники, в которых обнаружены детали поясных наборов этих типов, так же как и 9-го типа, известны в Туве (табл. 6).

 

Кроме погребений, в которых обнаружены пояса в полной гарнитуре, отмечены еще 67 погребений с остатками поясов или отдельными деталями от набора, причем 7 из них — погребения-кенотафы. Большая часть деталей наборного пояса встречена в погребениях с конем в Туве (в 34-х) и на Алтае (в 24-х). В Хакасии детали пояса встречены в 7 погребениях, в Монголии — в 2-х. Во всех этих районах прослеживается общность форм поясных деталей, за исключением кудыргинских. Это ещё раз подтверждает, что кудыргинские пояса инородны для Саяно-Алтая.

 

Наборный пояс был принадлежностью мужского и юношеского костюма и лишь в одном случае сопровождал женское захоронение (Катанда II-5). Причём остатков ремня в погребении не зафиксировано. Кроме того, скелет умершего антропологами не определялся. В детских погребениях, как правило, наборные пояса не встречаются, но обязательно на его месте — поясная пряжка. Исключение составляет детское погребение МТ 57-XXXVI, что, однако, сомнительно: длина пояса не соответствует детским размерам. Всё же наборный пояс всегда был и остаётся принадлежностью взрослого воина, непременным атрибутом костюма кочевника, своеобразным «паспортом» и свидетельством его места в дружинной иерархии (Ковалевская, 1970, с. 144).

 

Мода на пояса разошлась по всей территории Евразии среди кочевых и даже среди осёдлых народов, но, несмотря на столь широкое распространение, выделяется несколько локальных вариантов различных типов поясов и несколько центров их производства, одним из которых была Сибирь (Плетнёва, 1967, с. 161). Наборные пояса Южной Сибири как свидетельство места воина в дружинной иерархии были известны ещё у хуннов. Естественно, ранние пояса несколько отличались от древнетюркских. Но системная традиция получила своё отражение. Прежде всего это проявилось в форме накладных бляшек на пояса, которые совпадали с древнетюркскими бляхами типа 1а. В хуннскую эпоху в поясную гарнитуру входили подквадратные бляхи с прорезью, только были они больше в размерах и изготовлялись из дерева. Об этом, в частности, свидетельствуют находки наборных поясов из могильников Горного Алтая (Кубарев, 1987, с. 80). Позже наборные пояса были переняты китайцами, которые строго следили «за тем, чтобы количество поясных украшений отражало военную или административную иерархию» (Руденко, 1962, с. 44-47). В.Б. Ковалевская отмечает, что наборный пояс делался

(42/43)

по заказу (для крупных военачальников или дружинников), мастер мыслил его как сложную систему символов с определённой смысловой нагрузкой (Ковалевская, 1970, с. 144).

 

Дошедшие до нас тюркские наборные пояса имеют различное количество накладок, отличающихся по форме и сочетанию типов. По-видимому, как и в салтовских поясах (Плетнёва, 1967, с. 160), количество накладок каждого типа, а также их взаимосочетание, материал, орнаментация и структура пояса отражали общественное положение воина. Сама накладная бляха на поясе служила геральдическим знаком, который выдавался за заслуги в ратном деле. О том, что определённая форма накладки свидетельствовала о продвижении воина по лестнице военно-иерархической организации, говорит руническая надпись с каменной стелы: «Так как у вас было счастье («вам везло») [памятник вам] водрузили. На поясе лунообразную пряжку мы устроили» (перевод Малова, 1952, с. 95).

 

Кроме того, общее количество поясных накладок служило отличительным знаком для тюркского воина: чем выше было его положение в военной иерархии — тем большее количество накладок украшало его пояс. Это подтверждает также руническая надпись: «Моя геройская доблесть. Мой пояс с 42 (чиновными) пряжками-украшениями» (перевод Малова, 1952, с. 93). Особое значение при определении места кочевника в военной организации придавалось лировидным подвескам. Они являлись отличительным знаком для тюрков в VIII-IX вв.

 

Наибольшее распространение имели пояса из бронзы. Но и посеребрённые пояса не были редкостью среди рядовых воинов.

 

В некоторых погребениях Алтая (Курай, Туяхта, Узунтал) и Тувы (Кара-Чоога, Ак-Туруг, Кара-Тал и др.) обнаружены пояса знатных воинов. Их отличает обилие накладок, наконечников, подвесок. Изготавливались они из драгоценных металлов — золота и серебра, богато декорировались. О знатности воина говорит и остальной инвентарь, найденный в могилах, а также наличие костяков двух и даже трёх коней рядом с погребёнными. Иногда на поясе содержалось прямое указание на то, что он принадлежит знатному воину, как, например, надпись орхонским шрифтом на наконечнике пояса из погребения Курай IV 1/2: «Хозяина (господина) Ак-Кюна кушак» (перевод Киселёва, 1951, с. 536). Обычно такой воин носил не один пояс. Это хорошо отражено и на пенджикентских фресках: здесь знатные всадники изображены в тяжёлом вооружении, имеют по два наборных пояса, узкое изогнутое налучье со спущенными луками, подвешенный на двух ремнях колчан. Меч подвешивался наклонно на двух ремнях, кинжал — параллельно поясу (Распопова, 1965). Итак, кроме «боевого» пояса, надевавшегося поверх одежды, имелся ещё один или два пояса, входивших в состав костюма. Об этом свидетельствуют находки нескольких поясных пряжек у одного погребён-

(43/44)

ного и остатки длинных кожаных ремней, не имеющих накладок (Курай IV-2, MT 57-XXXVI; Аймырлыг I VIII-52 и др.).

 

Таким образом, наборные пояса древних тюрков выполняли несколько функций: во-первых, использовались в качестве собственно пояса, сдерживающего одежду; во-вторых, как знак воинского отличия или общественного положения и, в третьих, как деталь верхней одежды в качестве украшения. В последнем случае пояса украшались орнаментированными деталями и несли определенную эстетическую и семантическую нагрузку. Орнаментировались чаще всего золотые и серебряные пряжки и накладки. На тюркских поясах мы видим три типа орнаментации: геометрическую, растительную и зооморфную. Примером геометрического орнамента может служить ременный наконечник из Кудыргэ: рисунок состоит из трёх ромбиков с кружками внутри (рис. 23- 21).

 

Использовали мастера и зооморфный рисунок (Кудыргэ, Узунтал, Кара-Чоога, Даттыг-Чарыг-Аксы), изображая грифонов, львов, ланей. Интересно в этом плане суждение С.И. Вайнштейна относительно двух рыб, обнаруженных на накладках пояса из Кара-Чоога. Он предлагает рассматривать их как модификацию одного из буддийских символов — «пары рыб» — проникшего через восточноазиатское искусство к древним тюркам и означающего многодетность (Вайнштейн, 1972, с. 63).

 

Чаще всего для декорировки поясов использовался орнамент с растительными мотивами. Так украшены золотые накладки и пряжки из погребения Туяхта 3. На накладках дано условное обозначение листьев и цветка растения. В орнаменте пряжки можно наблюдать стилизованное изображение граната. Подобный рисунок есть на китайских зеркалах Танской династии VIII-IX вв. (Лубо-Лесниченко, 1975, с. 75).

 

По-видимому, в оформлении этого пояса отразились связи тюрков с соседями из Китая. Влиянием традиций, по всей вероятности, объясняется и орнаментация пряжки из погребения Кара-Тал I-3/2. В центре поля щитка изображены два цветка. Точно такое же изображение есть на китайском зеркале, найденном в Минусинской котловине (Лубо-Лесниченко, 1975, с. 88). Вероятно, это стилизованное изображение цветка лотоса — священного буддийского символа.

 

Все эти образцы орнаментации свидетельствуют о высоком художественном мастерстве и вкусе древнетюркских мастеров.

Украшения.

 

Состав мужских и женских древнетюркских украшений сохраняет традиции хуннов. Встреченные в погребениях сравнительно немногочисленны, и поэтому выяснить их особенности полностью пока

(44/45)

не удаётся. Очевидно, что независимо от пола погребённого в могиле можно встретить различного вида украшения. Среди них серьги, бусы, реже кольца, подвески, пуговицы, браслеты.

 

Серьги (табл. 7, рис. 9, 10, 26), обнаруженные в погребениях человека с конём по одному или двум экземплярам, по конструкции отличаются, но не настолько, чтобы не было возможности объединить их в определённые группы. Всего исследовалось 52 экземпляра серёг.

 

Предложенная нами классификация серёг включает методы, использованные В.Б. Деопик (1963, с. 131) для аланских украшений, с некоторыми изменениями. На наш взгляд, деление вещей по материалу нецелесообразно, так как в итоге мы получаем ряд типов серёг, различия между которыми состоят не в деталях формы, а только в самом материале. За основу выделения отдела берется общий контур серёг, тип выделяется по форме подвески и в некоторых случаях разбивается на подтипы, в основе которых — особенности оформления кольца серьги и некоторых деталей в конструкции.

Рис. 9. Бронзовая серьга из погребения ДА III-10.

Отдел 1. Серьги с удлинённой подвеской.

Тип 1 (табл. 7, рис. 26- 1). Серьги со шпеньком вверху и подвеской в форме тоненького стержня, заканчивающегося бусиной. Подобные формы серёг этого типа встречены в погребениях ранних болгар на Волге в IX в. (Степи Евразии..., 1981, с. 167, рис. 46) и в памятниках салтово-маяцкой культуры — IX в. (Там же, с. 150, рис. 98- 139-141).

Тип 2 (табл. 7, рис. 26- 2-7, 12) представлен серьгами, на кольце которых расположен вверху шпенёк для шарика или бусины, а внизу — полая подвеска-раструб со стержнем внутри, на которой подвешивалась бусина. Условно выделены подтипы с сохранившейся бусиной на конце стерженька — «а» и без неё — «б». Погребения, в которых обнаружены серьги настоящего типа, датированы исследователями VII-VIII вв. (Гаврилова, 1965, с. 64; Савинов, 1982, с. 113), за исключением погребения Узунтал VI-1, относящегося к VIII-IX вв. (Савинов, 1982, с. 117).

Аналогии типу 2 прослеживаются в Верхнесалтовском могильнике. Н.Я. Мерперт (1951, с. 24), анализируя генезис салтовской культуры, относит такие серьги к комплексу вещей, бытовавших во второй половине VIII-IX вв. Близка этой дате и серьга из Дмитровского могильника. С.А. Плетнёва относит её к концу VIII — первой половине IX в. (1967, с. 123). Бронзовые серьги из аланского могильника Чми также датируются VIII-IX вв. (Деопик, 1963, с. 94). В могильнике Старая Преображенка IX-X вв. обнаружена подобная бронзовая серьга (Степи Евразии..., 1981, 135, рис. 87, 88). Таким образом, настоящий тип серёг бытовал в период со 2-й половины VIII до IX в.

Тип 3 (табл. 7, рис. 26- 8-11). Серьги с подвеской в форме стерженька, опоясанного зернью в виде колечек. Как правило, эти колечки представляют собой соединение шести маленьких литых шариков. Такие колечки нанизаны на стержень и плотно примыкают друг к другу. По наличию шпенька для бусины вверху основного кольца серьги данный тип разделён на подтипы: «а» — со шпеньком наверху и «б» — без него. Принимая предложение Л.А. Евтюховой, которая опиралась на аналогии подобного типа серьгам в склепах на Кавказе, обнаруженных вместе с арабскими монетами

(45/46)

855-891 гг., их можно датировать 2-й половиной VIII-IX в. (Евтюхова, 1957, с. 208). Подтверждают эту дату и более близкие аналогии — в Прикамье (Голдина, 1970, табл. 34, рис. 10, 17) и в Восточном Казахстане — Зевакино (Степи Евразии.., 1981, с. 133, рис. 92).