Иван Иванович Горбунов-Посадов.

ПАМЯТИ НАРОДНОГО УЧИТЕЛЯ

ЕВДОКИМА НИКИТИЧА ДРОЖЖИНА,
ЗАМУЧЕННОГО В 1895 ГОДУ

 

На далёком острожном кладбище

В безымянной могиле глухой

Спит, замученный властью кровавой,

Человечества светлый герой.

 

Меж убийц и воров он схоронен,

В безымянной могиле зарыт.

Но душа его светлой звездою

Над могильною тьмою горит.

 

Он был призван. Но твёрдо он власти,

Весь пылая душевным огнём,

Заявил: "Я не буду убийцей.

Я не стану солдатом-рабом!

 

Никогда не прольют эти руки

Человеческой крови родной.

Никогда в эти руки оружье

Не вложить вам кровавой рукой.

 

И ничем вы не сломите духа

Исповедника братства людей —

Всею силой, всей пыткой и мукой

Ваших тюрем, штыков и цепей!"

 

Где великим убийцам народы

Лижут ноги, как светлым богам,

Там героев любви и свободы

На убой предают палачам.

 

И с тех пор его жизнь стала мукой,

Бесконечным распятьем одним.

Он был бит, и поруган, и заперт

За решёткой по тюрьмам глухим.

 

И, средь ада военных острогов.

Средь солдатских засеченных тел.

Средь солдатских затравленных жизней,

Он, как факел пылавший, сгорел.

 

И в недуге был брошен смертельном,

Он, страдалец за свет и любовь,

На камнях, как собака, темничных,

И из горла текла его кровь.

 

Эта кровь за любовь пролитая,

За великое братство людей,

Из далекой острожной могилы

Светит силой нам дивной своей.

 

И зовет эта сила страданья,

Сила жертвы великой его

Человечество вольной душою

Цепи рабства порвать своего.

 

О, не даром страдал он. Настанет

Час сознанья, и сломят штыки

Миллионы очнувшихся братьев

По лицу всей свободной земли.

 

И исчезнет солдатская доля

И позорное званье солдат —

Этих диких убийц поневоле.

Человек станет друг лишь и брат.

 

И когда ночь безумья и рабства

Дрогнет в мире, тонущем в крови,

Перед тенью апостола братства

Мир преклонит колени свои.

 

А пока, на острожном кладбище,

В безымянной могиле немой

Спит, народу слепому неведом,

Человечества лучший герой.

 

(Горбунов-Посадов И.И. Песни братства и свободы. Том 1. 1882 – 1913. http://az.lib.ru/g/gorbunowposadow_i_i/text_0020.shtml )

__________________

__________

Шесть.

«НЕ УБИЙ»

С татья 1900 г. с характерным библейским заглавием «Не убий» имеет с проанализированным нами выше письмом Толстого имп. Александру III важное сближение: она посвящена критике суеверия насилия, суеверия «оправданного» убийства, и не в правительственных «верхах», а в народных массах. Тому самому суеверию, которое и по сей день определяет чувства и поступки сторонников политических переворотов или казней посредством самосуда. Если Александра II приговорили к смерти «народовольцы», то в стихийных протестах против «недостаточно суровых» наказаний, публичных призывах к расправам как с рядовыми гражданами, так и с членами и прислужниками правительства — выражается убогое, ветхое манихейство церковно-православной, то есть лже христианской, России: желание хоть умозрительно «материализовать» зло, объективно выражающееся в несправедливостях, настоящих и мнимых, со стороны представителей власти, в мучающих страхах и пр. — в личностях конкретных людей (изобличённых «преступников»), и, уничтожив их изъятием ли из общественной жизни (тюрьма, сумасшедший дом) или физическим уничтожением посредством смертной казни — тем избавиться от примитивных животных страхов и иллюзорно разрешить общественные проблемы, истинные, коренные причины которых были и остаются в религиозном безверии, в недоверии людей Богу, в неуступании Ему, Его воле, неслиянии своей воли с волей Бога, известной по евангелиям и по учениям святых людей, народных учителей и пророков.

Статья «Не убий» была написана Толстым в 1900 г. Она явилась непосредственным откликом Льва Николаевича на совершённое 29 июля 1900 г. анархистом Гаэтаном Бресси (Бреши, 1869 - 1901) убийство итальянского короля Умберто (Гумберта) I (1844 - 1900), на совести которого были, как минимум, вполне «традиционные» для итальянцев проигранные сражения, колониальные авантюры, союзничество с Бисмарком, обнищание народа и вооружённые расправы с бастующими рабочими.

 

Гаэтан Бресси и сцена ликвидации короля Умберто

 

Для нас в этой давней истории интересно лишь то, кто кровопиец Умберто был похоронен в римском Пантеоне, в его честь названы больница, галерея искусств, ряд улиц… А Бресси, пытавшийся освободить итальянский народ от зла, которое он связывал с политикой короля – погиб через несколько месяцев в каторжной тюрьме при невыясненных обстоятельствах (документы расследования утрачены).

 

Но есть у статьи Льва Николаевича и очень актуальная для нас история: за её распространение добрые, нравственные, христиански-верующие люди с активной общественно-гражданской позицией подвергались репрессиям: обыскам, арестам, судилищам, тюремным заключениям, пыткам и прочим мерзостям, весьма похожим на то мракобесие, что творится в современной (2020 г.) путинской России. Аресту и заключению в тюрьму издателя статьи Николая Евгеньевича Фельтена (1884 – 1940) Толстой посвятил в 1907 году статью «Не убий никого», в которой повторил общие свои выводы о коренных, религиозных причинах всплеска общественного насилия и религиозных же путях его обуздания.

И надо отдать должное имперским цензорам. Они, вполне вероятно, поняли, что статья Толстого – не очередная беззубая проповедь по поводу ветхозаветной заповеди. Они разглядели истинную опасность статьи в отношении неправого, нехристианского устройства общественной жизни в России и всём лжехристианском мире. А вот советские литературоведы – или ослепли, или, что вероятнее, просто боялись, пиша про «Не убий», развивать эту тему... Так наверстаем же их упущение!

У лешаков обер-прокуратора фарисейского синода г-на Победоносцева, отлучивших в 1901-м от своей церкви Льва, исповедника Христова, были на него свежие обиды отнюдь не за одно «Воскресение», как принято думать. Чутких «духовных» цензоров должны были привести в ужас хотя бы уже эпиграфы, выбранные Львом Николаевичем для статьи «Не убий». Библейские:

 

1) Не убий (Исход XX, 13).

2) Ученик не бывает выше своего учителя, но и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его (Лк. VI, 40).

3)...Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф. XXVI, 52).

4) И так во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф. VII, 12).

 

Что же привело в ужас великорусских прислужников Ирода, Пилата, Каиафы и сатаны диавола?

А то, что эти эпиграфы именно в той последовательности, в какой даны Толстым, считываются как единый связный текст, как одна идейная «матрица», мотивирующая человека на актуализацию в своей повседневной жизни Христова идеала совершенства, на стремление к его посильному осуществлению. «Дети Бога, будьте совершенны, как совершен Отец ваш». И – нечего противопоставить попам! Отрицать можно слова Толстого, доказавшего в «Соединении и переводе четырёх евангелий», что Христос говорит о сыновстве Богу и посланничестве в мире как работника Отцу – всякого человека. Но что возразить «священным», как они сами признают, текстам, словам Христа – того, кого они считают самим Богом?

А считывается смысл эпиграфов примерно так:

«Не убивай, не касайся в земной жизни ни меча, ни иных адаптированных специально для убийства орудий. Ибо сам Христос отнял меч у ученика, запретил кровь. А ты – Христов и Божий. Идеал твой – стать как Отец. Посильная в земной жизни степень его достижения – стать таким сознательным сыном и работником Отца Бога, как убитый поклонниками меча и «традиций» Иисус. Да и нерасчёт тебе быть поклонником меча, противиться насилием, ибо этим поддерживаешь и усиливаешь то зло, которое может погубить и погубит и тебя. Ведь даже греша ты не желаешь себе за грех кары? Значит – предоставь её Богу, а сам не смей карать другого, даже грешника».

Это – революционные слова. В смысле той истинной революции, о которой писал Лев Николаевич в закрытой уже более столетия от массового читателя статье «О значении русской революции». Смена жизнепониманий. Смягчение нравов во всех отношениях людей с миром и друг с другом. Уничтожение всех обманов церковных и научных, оправдывающих насилие всех уровней – начиная от самого злостного и опасного, правительственного системно организованного принуждения к повиновению.

Первобытные гады атавистической животной агрессивности человека «разумного», жажды власти и доминирования, стяжания, делёжки трофеев и территорий – все лишатся своих ложных, маскирующих облачений, все окажутся ослеплёнными, парализованными светом христианского жизнепонимания. И невозможны станут ни правительства, ни войска, ни иные правительственные или антиправительственные бандиты, бандыри и бандюки: в том числе и те «анархисты»-террористы, которые совершили убийство в Италии. При этом даже худшие, самые порочные – не погибнут, а только подчинятся общественному мнению, просветлённому светом Божьего учения о разумной жизни разумного сына Его.

Но это при христианском жизнепонимании, для которого уже не действителен закон «око за око и зуб за зуб»… Мир церковных обрядоверов-лжехристиан России, Европы, Америки – знает, но не принимает его, тем думая уйти совершенно из-под действия Божьих законов. Но ведь они имманентны всей природе и самого человека и Божьего мира, и не могут не совершаться на судьбе и отдельных людей, и обществ. Просто работа их проявляется уже не благом, а закономерным злом для таких людей и обществ.

К примеру, «власть имущие» не могут не погибать и даже не имеют права – пред Высшей справедливостью – протестовать против своего уничтожения рабами и прислужниками того же низшего, общественно-государственного, а не Божьего, жизнепонимания, оправдывающего убийство, какое исповедуют сами. Это возвращаются на их седеющие - лысеющие черепушки их же грехи, не признанные и нераскаянные ими. Ибо, как справедливо отмечает Лев Николаевич, даже «самые добрые из убитых королей, как Александр II или Гумберт, были виновниками, участниками и сообщниками, — не говоря уже о домашних казнях, — убийства десятков тысяч людей, погибших на полях сражений» (34, 200).

Это не об одних «королях», но на самом деле — обо всех греховодниках при деньгах и власти: и императорах, и президентах, и патриархах и папах римских и о всех их прислужниках, включая мельчайших «шестёрок», таких, как полицаи или учителя казённых школ – обо всех, кто когда-либо оправдывал системное, организованное насилие того или иного правительства, государства, участвовал в нём, выгодно пользовался им… На примере последних лет: Украина и Сирия, коррупция под «крышей», рост нищеты и пенсионного возраста — более чем достаточный материал для смертного приговора не только режиму Путина, всей его воровской нефтегазовой и чекистской кодле, но и всем их подпевалам из числа рептильных попов или журналюг. Среди коих, кстати сказать, гваздаются, как видные член ы партии «Единая Россия» и недостойные потомки Льва – Пётр и Владимир Толстые…

Но «необходимость» их именно физического уничтожения представляется только таким же, как они, носителям антихристова жизнепонимания, находящимся по иную сторону политических баррикад: сволочи либеральной, левацкой, националистической, анархической и под. Для христианина же (а всякая неиспорченная душа человека христианка от начала) – очевиден другой путь.

«Прорваться» к этой очевидности массам, однако, нелегко. Ибо провоцируют на убийство, бунт, ложную (насильническую) «революцию» своих единомышленников во антихристе — сами короли, императоры, президенты, сами толстосумы эксплуататоры, сами брехливые попы и очковые интеллигенты, самоуверенные, чующие поддержку воровского режима «силовики» всех мастей… Опять же – это невежественное пускание ими против самих себя тех Божьих законов жизни, которые могли бы служить ихнему и общему благу. Их гордыня, их особость, которую они приписали себе – противостоят учению Христа, определяющему как необходимое смирение, отказ от влечения к любому доминированию в социуме, к любому стяжанию материальных и статусных «благ» для себя и «своих», от всякой организации насилия. Превознесение своих ничтожнейших пред Богом достоинств ведёт их к соблазну устроительства для себя особой позиции в обществе: позиции авторитетных в глазах безбожников распорядителей жизнями и судьбами других людей. Такая самоуверенная поза обеспечивается всегда ложью и насилием, но почти никогда — истинным знанием. И представитель «элиты» поступает не по Божьей истине, а так, как подсказывают ему атавистические животные поведенческие детерминации в его собственных мозгах, «традиции» следования тем же зоологическим детерминациям «великих» и ужасных правителей и толстосумов прошлого, а также полуневежественным, суеверным, а иногда заведомо лукавым и лживым советам обладателей лишь немного лучших мозгов: дипломированных платных шлюх, разных «консультантов» и «экспертов», учёных и не очень…

Как результат – колёсики-то и шестерни общественной машины проворачиваются, но… кровь повседневно на них, ибо, прокручиваясь, они ранят и губят живые жизни. Льются слёзы и кровь людей, а сама «элита» и её субэлитарные приблуды на господачках – образно выражаясь, собирают на свои седомудые бошки горящие головешки, готовят себе то падение, первым предвестием которого явилась их гордость, убеждённость в своей общественной значимости, их внутреннее, для самих себя, согласие, ради денег и карьеры вертеть судьбами других людей.

Уже тем готовят они себе злую погибель (и не одной души, а и тела — от убийц), что, пребывая в позиции авторитетных общественных вожаков, развращают своим примером множество простецов (детей и малодумающих людей), а часть из них — прямо учат и готовят к убийству в войске, будучи слепо уверены в том, что временно обманутый, подкупленный или принужденный ими к военной службе человек уж навсегда пребудет, со своими навыками казённого убийцы, — именно их доверчивым и преданным военным или полицейским рабом.

Гибель «элит» и прислужников эксплуататорского, насильнического и лживого строя носит не социально-обусловленный, а сакральный характер: оправдана не мирскими толками, а судом Божьим. Все же мирские толки в пользу насильственной борьбы с насилием – та же ложь либероидной или революционаристской сволочи, как и ложь единомысленной ей в антихристе сволочи правительственной, церковной, интеллигентской, как «корпоративные» суеверия полицейщины и военщины… Как безумно и бессмысленно казнить обычных преступников – так бессмысленны и злобезумны все политические убийства, бунты, майданы, революции, вся парламентская и околопарламентская демагогия т.н. «оппозиции», прикрывающая одно желание её деятелей: примкнуть к рядам народных захребётников и кровопускателей…  

Уже потому глупо убийство королей и императоров, иронически замечает Лев Николаевич, что они «давно уже устроили для себя такой же порядок, как в магазинных ружьях: как только выскочит одна пуля, другая мгновенно становится на её место. Le roi est mort, vive le roi!» (34, 202).

А на «освободившиеся» места садятся «достойнейшие» предшественников, в смысле безнравственности, наследники — их убийцы, воспитанные в общественном суеверии оправданного насилия. И зло насильнического строя не побеждается, а увеличивается уже их насилием.

Истина в том, что зло не имеет воплощения в людях – президентах или императорах. Нет в мире «виноватых», нет «преступных злодеев»! Есть или порочные, социально слабые, грешные, заблуждающиеся люди, или – те же греховодники, но окрепшие во грехе, получая поддержку и одобрение таких же заблуждающихся и одержимых фобиями, соблазнами и грехами людей. Социальный заказ мотивирует их не на раскаяние, а на институционализацию своих поведенческих программ и их рационализацию как социально приемлемых и даже обязательных, необходимых, истинных. Зло социальное, констатирует Толстой, не от людей таких или этаких, а – «от такого устройства общества, при котором все люди так связаны между собой, что все находятся во власти нескольких людей, или, чаще, одного человека, который или которые так развращены этим своим противоестественным положением над судьбою и жизнью миллионов людей, что всегда находятся в болезненном состоянии, всегда в большей или меньшей степени одержимы манией grandiosa, которая незаметна в них только вследствие их исключительного положения» (34, 202).

 

Российский политический режим сам провоцирует сынов противления на грех: глупо дразнит их самим своим скрепообразующим и традиционным имперским «стилем» взаимоотношения власти и граждан, неотделимым от недоверия и неуважения к ним. Но что делать людям, не поддающимся такой провокации и не желающих опустить дубину народного протестного движения на головы даже таких существ, как Иоанн Грозный, Бонапарт, Николай II Кровавый, не менее кровавый упырь "товарищ" Сталин или бывый "товарищ" Чекистская Моль Обыкновенная, он же Вовочка Путин? Как ИМ исполнять волю Отца?

А опять же в начале всего — покаяние и смирение: надо осознать свою долю вины в торжествующей неправде. Толстой ведь подсказывает в статье: «поддерживает теперешнее устройство обществ эгоизм людей, продающих свою свободу и честь за свои маленькие материальные выгоды» (34, 204). Надо «перестать поддерживать то устройство обществ», которое выводит наверх самых порочных людей. Не поддерживать ни поступками (напр., на выборах), ни словами.

 
Достаточно вычистить из своих мозгов (и помочь в этом ближним!) все своекорыстные мотивации поддержания строя эксплуатации и насилия, прикрываемые ложью казённо-патриотической, научной и религиозной, — и обрушится весь этот мерзкий «конус», о котором пишет Толстой в статье, т.е. вся иерархия государственного строя, всё это разбойное гнездо, сцепление лжей и зла. И не надо бояться разрушения «родного» гнезда разбойников – если сам ты сын Отца, а не разбойник и не раб ихнего гнезда! Новый мир уже готов, царство Бога внутри нас есть, взбудить его в мир — дело освобождённых от правительств, от насилия работников Божьего дела в мире.

«Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12: 32).

А работников дела Божия в мире будет только прибывать: очнутся от развращения легитимностью, от околдования самолюбием, богатством и властью те люди, которые ведут сейчас себя к погибели от рук единоверцев в сатане. И не нужно будет убивать их!

«Народы, сами жертвуя своим человеческим достоинством для своих выгод, производят этих людей, которые не могут делать ничего другого, как то, что они делают, а потом сердятся на них за их глупые и злые поступки. Убивать этих людей, всё равно, что избаловать детей, а потом сечь их» (34, 205). Чингис-Хан, Гитлер, Сталин, Путин – только невежественные и испорченные дети пред Божьей правдой! Как же не пожалеть их, не полюбить даже?

Что же нужно делать повседневно – вчера, сегодня, завтра? Удерживать и развивать в себе открытое нам Богом, Иисусом и Львом жизнепонимание сынов Отца. Крушить орудием слова фундамент мирских неправд: символы, ценности и смыслы современного нам строя. Очунать губящих себя грехом гордости, собственности, власти людей: разъяснять им, что они душегубы своей души и человекоубийцы, и, «главное, не позволять им убивать людей, отказываться убивать по их приказанию» (Там же. Курсив наш. - Р.А.). Это приблизит дело разрушения разбойничьих гнёзд – Англии, Америки, Италии, России, Украины, Китая, Израиля и любых других.

 

  Толстой завершает статью так:

 

  «Если люди ещё не поступают так, то происходит это только от того гипноза, в котором правительства из чувства самосохранения старательно держат их. А потому содействовать тому, чтобы люди перестали убивать и королей, и друг друга, можно не убийствами — убийства, напротив, усиливают гипноз, а пробуждением от него» (Там же).

Это качественно иная деятельность, нежели приговаривание политиков к узилищу или к смерти и попытки привести эти приговоры в исполнение. Несознательные исполняют суд Божий над всеми ими, казня политических «врагов», но и сами попутно погибая нравственно и физически от своего зла в погоне за химерами социального переустройства насилием. Сознательные дети Бога – отменяют «око за око, зуб за зуб», примат в повседневности атавистической животности человека, рационализируемой кощунством на Бога церковных лжеучений и враньём казённо-дипломированных интеллигентов. Те, кто пребудут до конца с Богом, Иисусом и Львом – приведут мир к победе над неправдою и смертью.

 

 

___________________

_______________

Семь.

«НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ!»

Бесцензурное швейцарское издание статьи. 1908 г.

Нелегальное издание статьи Л.Н. Толстого «Не могу молчать!». Тула. 1908 г.

Д а отметит труды твои отдохновение,

И попробуй смаковать безвкусное.

Hy а гнев — большой или малый,

Ежедневный ли, редкий ли, —

Привечай добродетелью.

Ты берись за работу тяжкую,

Да берись, пока она лёгонька.

Ты верши-то дела великие,

Да берись за них, пока махоньки.

Много на свете горюшка...

Пока лихом не стало, уйми его,

Много на свете забот...

Ты пекись о них,

Пока кручинушкой не обернулися.

Безыскусен, великого не свершая,

Обретает величие сердца Премудрый.

Лёгкий путь выбирая,

Внушаем мы мало доверия

И в погоне за пустяками

Часто будем скорбеть.

Трудный путь выбирая, Премудрый

Тяготы не ощутит…

(Из «Дао-дэ-Цзин» Лао-Цзы,

в поэтическом переложении Raimond В. Blakney,

любительский перевод).

   Э ти поэтические строки в эпиграфе следующей главы нашего монографического исследования не случайны. В западном мире и в гибельно, ошибочно и безвозвратно прильнувшей, присосавшейся к нему культурно России Лао-Цзы — один из популярнейших авторов, представляющий литературу т.н. «эзотерической» мысли, т.е. альтернативной тем догмам «исторических» религий, которые веками отравляли и заблуждали сознание западного человека, равно и — дополняющей знание точное, научное, но слишком неполное, не успевающее уже помочь обречённной евро-американской цивилизации.

Толстой знакомился с Лао-Цзы в начале 1880-х гг. по книгам именно европейских переводчиков, но искренно попытался отыскать в «Дао-дэ-Цзин» сокровенные христианские смыслы. Попытку следует признать унизительно провальной: у Льва Николаевича отсутствовали не только специфические знания по восточной философской традиции и мышлению, но хотя бы и достаточные системные знания по философии европейской. (Недостаточное до 1900-х гг. внимание к «позднему» Фихте, например, стало чудовищной катастрофой в его многолетних попытках богопознания и определения высших смыслов жизни человека и человечества.)

В 1900-х гг. в книгу «Мысли мудрых людей на каждый день» и в «Круг чтения» Толстой включил немало мыслей Лао-Цзы, большинство — в сильно изменённом виде, в редакции, долженствовавшей подчеркнуть смыслы учения китайского мудреца, сопрягаемые с теми, которые выразились в первоначальном учении Христа и маркируют для Толстого принадлежность автора к мыслителям высшего, всемирного, божеского жизнепонимания — общего с Христом. Вынесенная в эпиграф цитата из «Дао-дэ-Цзин» в книге «Мысли мудрых людей…» приводится в таком кратком и упрощённом виде:

«Отвечайте добротою на ненависть. Рассматривайте трудность, когда она ещё легка. Обращайтесь с большою вещью, когда она ещё мала. Самые трудные предприятия мира возникают, когда они легки. Самые великие предприятия возникают, когда они ещё малы» (40, 141).

Адекватность первоисточнику толстовских переложений и упрощений — не тема нашей работы. Независимо от их спорности, значимость для всего мира, всего человечества этой древней мудрости — несомненна. Как несомненно и то, что сакрально, слепо почитаемые, паразитирующие на этой суеверной слепоте, халтурные правительства России и Европы во все времена предпочитали грубо нарушать в своей деятельности управления страной эту несложную в осмыслении и исполнении максиму, не последовать ей, и, доведя ту или иную общественную проблему до стадии уже трудной и очень трудной, часто неочевидной разрешимости — предпочитали «разрешать» такую проблему посредством «разрубания гордиева узла», то есть законодательно оформленными принуждениями запретами, санкциями на полицейское или военное принуждение, на политические репрессии… и, конечно, на смертные казни. В стране дураков России с этим было всегда особенно легко: ограниченные умы редко видят решения жизненных задач, альтернативные примитивным и подлым (напр., скандальный ор, драка или подкуп, взятки), а оттого инициативы о применении смертной казни по сей день находят и будут находить в России массовую поддержку.

 

Толстой не мог видеть проблемы в том же свете: не только из-за хорошо известной идеализации им «народа» вообще, но и по причине политической пассивности, неучастия в общественном мнении большинства населения Российской Империи. Но к тем, городским по преимуществу жителям, которые брались решать проблемы народа, он обратился в 1901 г. с особенным обращением к «Царю и его помощникам». Смысл этого обращения — как раз в призыве отложить наивное манихейство отлавливания в общественной толпе козлищ и «ракá», «назначения виноватых», и поступить в соответствии с древней мудростью даосов: решить явившие себя в России проблемы, не дожидаясь их усугубления и вспышки гнева и насилия со стороны распропагандированных революционной пропагандой простецов.

   Работа над обращением началась в марте 1900 г. в связи со студенческими беспорядками в ряде российских городов, когда правительство приняло решение об отдаче в солдаты 183 студентов Киевского университета и о наказаниях других участников беспорядков.

  Основной, коренной причиной случившегося Толстой называет ошибочный, продолжающийся 20 лет, с момента убийства народовольцами «освободителя» Александра II, курс правительства на контрреформы, на усиление самодержавной деспотии, противоречащий чаяниям народа:

«Так что виноваты не злые, беспокойные люди, а правительство, не хотящее видеть ничего, кроме своего спокойствия в настоящую минуту. Дело не в том, чтобы вам сейчас защищаться от врагов, желающих вам зла, — никто не желает вам зла, — а в том, чтобы, увидав причину недовольства общества, устранить её» (34, 240).

  Центральное место в обращении занимает предлагаемая Толстым программа неотложных мер по обузданию «революционной ситуации». Первым её пунктом оказывается требование об уравнении крестьянства в правах с другими сословиями, для чего необходимы:

· - уничтожение института земских начальников;

· - отмена особых правил, регулирующих отношения рабочих с нанимателями;

· - отмена всех повинностей и свобода передвижения;

· - ликвидация круговой поруки и выкупных платежей;

- уничтожение телесных наказаний для крестьян (Там же. С. 241).

  Далее Толстой предлагает немедленно отменить введённые 29 июля 1899 года «Временные правила», предусматривавшие наказания за беспорядки и неповиновение властям (Там же. С. 241 - 242).

  Писатель, бывший, как известно, и опытным педагогом — не только теоретиком, но и практиком, — требует, как давно назревшей меры, обеспечения равного доступа всех граждан, без различия национальности и вероисповедания, к образованию, воспитанию и преподаванию, в том числе – к открытию частных школ и обучению в них (Там же. С. 242).

Наконец, программу неотложных мер дополняет и не менее значимое требование уничтожения всех стеснений религиозной свободы (Там же. С. 243).

В этом — предложенная Толстым альтернатива греху полицейского произвола, репрессий и палачества, которым грешит и современная нам Россия, современный воровской и лживый режим кодлы Чекистской Моли Обнулившейся г-на бывого тов. Путина:

«Таковы самые скромные и легко исполнимые желания, как мы думаем, огромного большинства русского общества. Применение этих мер несомненно успокоит общество и избавит его от тех страшных страданий и (то, что хуже страданий) преступлений, которые неизбежно совершатся с обеих сторон, если правительство будет заботиться только о подавлении волнений, оставляя нетронутыми их причины» (Там же).

   26 марта 1901 г. обращение Толстого было направлено Николаю II, великим князьям и министрам. Ответа не последовало. Опубликованная в «Листках свободного слова», выпускавшихся «командой» В.Г. Черткова в Лондоне, статья – обращение Толстого получила широчайшее распространение в рукописных списках и гектографированных изданиях, выпускавшихся революционерами. Последний факт тем печальнее и ужаснее, что Л. Н. Толстой, обращаясь к «Царю и его помощникам», преследовал цель помочь именно правительству, а не революционерам в их деятельности. Но с его-то, правительства, стороны взаимности понимания и диалога не явилось.

Царское правительство упустило последнюю возможность не усугублять своей ссоры с Толстым (= общественно активной Россией). Уже современный нам автор справедливо констатирует по поводу реакции «царя и его помощников» на предложения Толстого по поводу свободы вероисповедания: «Бесперспективность предложений Л. Н. Толстого объяснялась не только нежеланием властей идти на реформирование тех или иных институтов, но, прежде всего, тем, что проведение глобальной церковной реформы вывело бы реформаторов на проблему “свободы совести”. А это, в свою очередь, стало бы смертным приговором для «православного государства», ибо православие являлось не только нравственным, но и идеологическим основанием империи» (Фирсов С.Л. Церковно-юридические и социально-психологические аспекты «отлучения» Льва Николаевича Толстого (К истории проблемы) // Яснополянский сборник-2008. Тула, 2008. С. 373. (Выделения наши. - Р.А.).

Проще говоря: завравшись — и трудно, и стыдно уже перестать врать, покаяться во вранье (особенно в религиозной лжи церковного учения) и признать Божью правду-Истину, перекликающуюся не только с древней всечеловеческой мудростью, но и с новейшими знаниями психологии и общественных наук.

 

* * * * *

 

Правительство дождавшись-таки «на свою голову» т.н. Первой российской революции 1905 – 1907 гг., пошло в этих условиях на реформы, но… не в силах «затормозить» вала насилия — тут же показало весь традиционализм мышления, все беспомощность и халтурство свои — откликнувшись массовыми репрессиями и применением в возрастающих масштабах смертной казни. Для Толстого-публициста пришла пора не предупреждений, а слов праведного гнева, которыми должна была быть ошельмована глухота и дурость распорядителей огромной страны.

С наибольшей интенсивностью и силой критика насилия смертных казней зазвучала в публицистике Л.Н. Толстого именно в период правительственных репрессий, последовавших за первой российской революцией. Теперь это была критика христианского безверия в России и нравственного облика власть имущих. К голосу Толстого в эти годы присоединились Репин, Горький, Короленко, Серафимович, Блок, Брюсов, Л. Андреев и другие – каждый, разумеется, со своих идейно-творческих позиций.

В чём специфика лично-авторской позиций именно Льва Николаевича — мы постарались выше показать: это невозможность смолчать, не высказать публично свою позицию в тех условиях члена общественной «элиты» (сволочь денежная, сволочь власть имущая и в особенности дрянь городская интеллигентская — это главные по сей день в России пользователи «услуг» правительственных насильников, убийц и палачей), в которых вынужден был, к многолетнему своему огорчению, продолжать жить и творить великий Толстой. Его мучало и то, что не трогали его самого, репрессируя его единомышленников и друзей, и параллельно каждый день «обличая» его в письмах и публично, с антихристовых позиций, в том, что он «создаёт мучеников»; и то, что всякий лукавец (одержимый лукавым безбожник) мог во всякий момент «уличить» его в пользовании системным насилием полицаев, судилищ, тюрем, палачей…

 

 
10 мая 1908 г. Толстой прочитал в «Русских ведомостях», а 11 мая – в газете «Русь», повергшее его в шок известие о массовой казни в Херсоне крестьян, обвинённых в «разбойном нападении» на усадьбу землевладельца в Елисаветградском уезде. А 13 мая пришло ещё одно страшное известие. Из беседы с московским адвокатом Муравьёвым писатель узнал о расстреле в Екатеринославе 17 узников, пытавшихся вырваться из переполненной тюрьмы. Особенно поразила Толстого та подробность, что при казнях присутствуют священники.

Толстой продиктовал в фонограф, подарок Эдисона: «Нет, это невозможно! Нельзя так жить!.. Нельзя так жить!.. Нельзя и нельзя. Каждый день столько смертных приговоров, столько казней. Нынче 5, завтра 7, нынче 20 мужиков повешено, двадцать смертей... А в Думе продолжаются разговоры о Финляндии, о приезде королей, и всем кажется, что это так и должно быть». Толстой от волнения не мог дальше говорить; а 12 мая записал в Дневнике: «Вчера мне было особенно мучительно тяжело от известия о 20 повешенных крестьянах. Я начал диктовать в фонограф, но не мог продолжать».

А 13 мая Толстой, неожиданно для самого себя, набросал вчерне, в довольно резком тоне, публицистический манифест «Не могу молчать», воззвание к общественному мнению. В первом наброске статьи были названы имена многих политиков: Милюкова, Гучкова, Щегловитова, Столыпина, Николая Романова и др. Давая в черновике статьи волю чувству гнева и негодования, и торопясь в более спокойном тоне, убрав имена, переписать и окончить её, писатель рассчитывал на её немедленное и могучее воздействие на русское и мировое общественное мнение.

 

«Не могу молчать» — быть может, самое знаменитое по сей день публицистическое выступление Л. Н. Толстого, называемое также «манифестом» писателя против смертных казней и их извечных оправданий необходимостью «общественного спокойствия» и «блага».
В начале статьи Толстой выдаёт свою горечь, свою боль, своё волнение, потрясение совершаемыми государством преступлениями казней. Известия о казнях — каждый день, в каждой из читавшихся писателем и публицистом газет:

«И это в каждой газете. И это продолжается не неделю, не месяц, не год, а годы. И происходит это в России, в той России, в которой народ считает всякого преступника несчастным и в которой до самого последнего  времени по закону не было смертной казни.

Помню, как гордился я этим когда-то перед европейцами, и вот второй, третий год неперестающие казни, казни, казни» (37, 83).

 

В этой статье звучит голос не одного только публициста философа и христианского проповедника, но и художника, писателя, прибегающего, для эмоционального заражения читателя, ради понимания читателем всего ужаса того, что совершается в России, к приёму красочного и эмоционального описания, достойного лучших страниц авторов «Пармской обители», «Отверженных» и русских «Войны и мира» и «Воскресения»:

«Нынче, 9 мая, что-то ужасное. […] Двенадцать человек из тех самых людей, трудами которых мы живём, тех самых, которых