христианство и христианство,

Церковь и церковь.

 

И з идеи ложности теперешних церквей, паразитирующих на образе Христа, предании о его жизни и извращённом учении следует логически предположение об истинной Церкви, которую имел в виду создать Иисус: сообществе людей одного религиозного (христианского) понимания жизни, содержание жизни которых – служение Богу, т.е. задачам собственного совершенствования в Любви, Единении и Познании мира и самих себя.

 

(6.) НАШЕ ЖИЗНЕПОНИМАНИЕ

 

А вот теперь пришла пора вспомнить о понятии понятий, несчастливо омонимичном в русском языке церковной лжи, церковному «христианству»: о христианстве как передовом жизнепонимании. Но мы начали с анализа концепта жизнепонимание, как чрезвычайно значимого для нашей темы, весь наш очерк, и, дабы не повторяться, отсылаем читателя к памяти или к Введению нашего исследования.

* * * * *

 

Раскрытие концепта «религиозное жизнепонимание» позволяет нам объяснить читателю и все предшествующие, отличные от ортодоксальных, дефиниции и рассуждения по поводу главных понятий и христианской, и всякой веры. Очевидно, что при всемирном (божеском) жизнепонимании — содержательно меняются для человека и все смыслы ключевых понятий религиозной веры.

Вернёмся теперь к понятию № 1: к самой вере. Нам предстоит анализ наиболее значимого аспекта последовательно-догматического, церковного мировоззрения: т. н. «страха Божия» — то есть состоянию психики человека в отношении неких сакральных представлений и переживаний.

 

Что такое «страх Божий» и возможен ли он для свободного (не связанного лживыми догматами церквей) христианина – не идолопоклонника, а человека христианского жизнепонимания?

Низшее жизнепонимание, как было сказано в начале, характеризует поведение, например, ребёнка. В современной тяжко-православнутой подпутинской России воскрес, к несчастью специфический тип «традиционной» семьи, глава которой, фанатичный(-ая) обрядовер(-ка), может грубо и даже жестоко воздействовать на родных или приёмных в семье детей — с целью обеспечения незыблемости условий бытового лжехристианского идолопоклонства (во внешнем виде, всякой аскетике, ритуалах идолослужения у икон, при хождениях к попам и пр.).

Бога ли при этом боится ребёнок? Никак, но сатаны. Зверя. Той неизжитой атавистической животности, которая и в XXI столетии приводит тысячи «православно-культурных» к служению чему угодно мирскому, внешнему, но не Богу: попам и материальным интересам ихней церкви, потаканию своим грехам властолюбия (зоологического имперства), тщеславия, корысти, к поклонению размалёванным доскам… то есть красивости в ущерб Истине, и Добру, и даже настоящей Красоте в жизни. (Когда князь Владимир I выбирал, гостя у византийцев, религию – он, по детской наивности варвара, увлёкся искусственной «красотой», красивостью храмовых убранств… но не мог оценить, к примеру, живой красоты южной природы, окружавшей имперские города…).

Так же не Бога боится повседневно адепт среднего, общественно-государственного жизнепонимания – уже не ребёнок и не дикарь, а просто доверчивый и малодумающий человек. Начальственных репрессий боится. Судилища мирского и преследования «по закону». Ада, искусственно поддерживаемого слугами зверя — в тюрьме. Ограбления собственности в «наказание» (и это, кстати сказать, самый тщетный страх: такое ограбление совершается постоянно, без него не было бы государств). Наконец — при огромной степени суеверности — мучений «загробных», в вечном аду.

То есть, богов для человека как животного всегда много. От отца с длинным пенисом и ремешком – продолжая полицаем с большой дубинкой – и вплоть до выдуманного суеверами, как что-то отличное от человека, личного Бога, карающего «небесного Царя».

Только всемирное, божеское, христианское жизнепонимание позволяет человеку осознать, что как благодарности и «благодати», так и «наказания» в смысле кар – все при нём и в нём самом. Для совершения их достаточно того Божественного, кое имманентно от рождения природе человека именно как человека и актуализация коего во всей повседневной жизни, всех отношениях с Природой (родным Божиим миром, нашей крошечной планетой Земля), Богом (высшей Истиной и Творителями её в Мироздании, всех Божьих мирах) и, главное ближними (всеми людьми, с которыми сближает, сводит жизнь) – суть задача жизни всякого человека и оправдание её.

И вот не исполнить её – должно быть страшно!

А самое страшное – запутать себя (как в паутину), увязить (как в трясине). Поставить себя в такие сложно-системные отношения с миром, в которых следование открытым через Христа законам Бога, законам доброй и разумной жизни — становится слишком трудным, невозможным.

И таково именно положение рабов, жертв и прислужников лжехристианской цивилизации Европы, Америки и ложно, гибельно примкнувшей к ним России — то, о котором Лев Николаевич писал ещё в трактате начала 1880-х «В чём моя вера?», а особенно продуманно, ёмко и ярко – в статье 1907 г. с длинным, но зато характеристическим заголовком: «Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении» (смотрите том 37 в Полном собрании сочинений Л.Н. Толстого). Здесь Толстой подробно рассказывает, как первоначальное христианство было извращено еврейско-сектантской проповедью тщеславного еврея Савла, известного церковным верунам как «апостол Павел» (37, 350 – 352). Вот что пишет Толстой о заведомой слабости и ничтожестве лжеучения церквей в сравнении даже с религиями низшего жизнепонимания:

«…Так называемое церковно-христианское учение, не есть цельное, возникшее на основании проповеди одного великого учителя учение, каковы буддизм, конфуцианство, таосизм, а есть только подделка под истинное учение великого учителя, не имеющая с истинным учением почти ничего общего, кроме названия основателя и некоторых ничем не связанных положений, заимствованных из основного учения.

…Церковная вера, которую веками исповедовали и теперь исповедуют миллионы людей под именем христианства, есть не что иное, как очень грубая еврейская секта, не имеющая ничего общего с истинным христианством» (37, 349 – 350).

Христианство и учение Савла-«Павла» и всех идейно наследующих ему церквей, самозванок во Христе – несовместимы. С одной стороны — «великое, всемирное учение, уясняющее то, что было высказано всеми величайшими мудрецами Греции, Рима и Востока», с другой — «мелкая, сектантская, случайная, задорная проповедь непросвещённого, самоуверенного и мелко-тщеславного, хвастливого и ловкого еврея» (Там же. С. 352). Лишь время и легковерие простецов сделали из еврея-фанатика Савла «святого апостола», а из его мистического бредословия – святое учение якобы христианства.

Всё учение Савла-«Павла», ставшее фундаментом ложного, церковного христианства, и в частности его определение религиозной веры («вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»), данное специально, чтобы угодить «своим» (Евреям, 11, 1), говорить с ними о понятном, актуальном, и тем привлечь их самих и их денежки в свою секту – всё это не от христианского корня, ибо выражает низшее, отжитое ко времени Христа, общественно-государственное, жизнепонимание язычников и евреев. И всё это – антихристово, ибо на века подменило собой истину Бога и Христа и создало этим опасность для выживания человечества на рубеже II – III тысячелетий после Христа.

 

Вернёмся теперь к данному нами в начале данного Прибавления определению веры (религии) из статьи Л. Н. Толстого «Что такое религия и в чём сущность её?». Ещё раз, “на бис”, с удовольствием:

«…Религия есть устанавливаемое, согласное с разумом и современными знаниями отношение человека к вечной жизни и к Богу, которое одно движет человечество вперёд к предназначенной ему цели» (35, 197 – 198).

«Разум» в данном определении упомянут отнюдь не в значении мирского «здравого смысла»; не сводится он и к научным рефлексиям. Толстой имеет в виду здесь то, что открывается разуму наиболее религиозно чутких людей Свыше — напрямую от Бога. Философия и науки — не более чем покорные служанки этого высшего, богооткровенного знания.

С другой стороны, даже наука современного лжехристианского мира значительна тем, что пополняемая и презентуемая ею массам картина мира обличает и уничтожает обманы отжитого жизнепонимания: ложь правительств и «исторически сложившихся» церквей и сект.

В каждом культурном и цивилизационном сообществе люди соединены между собой и могут жить разумной жизнью — исключительно в той степени, в какой их могут соединить хотя бы элементы общего религиозного жизнепонимания. И только благодаря такому жизнепониманию люди могут дать достойные ответы на вызовы истории, находить разумные разрешения общих и частных проблем.

Чем больше в этом жизнепонимании от Бога, т.е. от истины, приобретавшейся тысячи лет лучшими умами человечества посредством откровения от Бога или научных прозрений, открытий – тем оно полезнее и для общего земного устройства жизни всего человечества, и для утверждения бессмертной основы каждого человека. Но чем больше над религиозной истиной совершается насилий: перетолкований, искажений, замалчиваний, осмеяний, то есть, чем больше примешивается к учению жизни не истинного, Божьего, а лукавых и корыстных или просто грубо-суеверных человеческих измышлений, — тем менее такое учение жизни полезно как общему жизнеустройству, так равно и разуму и душе людей, тем оно зловредней и опасней в условиях неизбежного прогресса внеэтических, опасных без религиозного руководства, знаний и возможностей людей.

Божье учение жизни не нуждается в перетолкованиях богословами: в том виде, как оно было проповедано Христом, оно уже Свыше изначально адаптировано к человечеству и условиям его жизни на вверенной ему планете. А вот подмена Божьего закона человечьими установлениями, как делают в политике и деспоты, и либералы – всегда в пользу несовершенства, лукавства, зла…

От эпохи к эпохе задачей мудрых учителей человечества было: научить словом и примером исполнению Высшего закона жизни, в особенности же – тех положений его, которые особенно актуальны для состояния мира и людей в ту или другую эпоху (например, учение о «непротивлении» злому, ненасилии в XIX – начале XX вв.). А так как основа и смысл этого закона – не в одном воспроизводстве общественного строя, а, главное, в преображении, в совершенствовании людей и обществ, то в результате такого совершенствования человечество возрастает к возможности понимания и исполнения уже высшего, чем прежний, закона, более близкого к единой Божьей Истине.

Кроме того, так как разумное существо приобретает усилиями разума всё более опасные возможности – для его спасения новое, соответственное этой опасности, учение жизни даётся от Бога вне зависимости от степени исполнения прежнего учения. Такое новое учение, особенно обличающее людей в уклонении от исполнения воли Отца, особенно яростно отрицается или перетолковывается, или попросту не понимается и забывается.

Так и вышло у людей христианского мира с учением Христа. Учение Христа требовало смирения, доверия Богу как Отцу всех людей, т.е. принятия за руководство в самосовершенствовании тех идеалов, а за руководство в повседневной жизни – тех правил и образцов поведения, которые прежде были неведомы человечеству и не могли в эпоху Христа (а в значительной степени и в нашу) быть проверены научно или подтверждены историческим опытом.

(7.)

ХРИСТИАНСТВО И ХРИСТИАНСТВО

 

Ч тó такое было первоначальное христианство, со всеми его и ошибками, суевериями и прорывами к Истине?

Чутьём пророка Л. Н. Толстой ОЧЕНЬ много понял о нём такого, что лишь позднее, в XX столетии, подтвердилось научно: археологическими находками, исследованиями обретённых апокрифических текстов…

Церковное христианство как систематизированное лже учение возникло не спонтанно и не внезапно, его именно создали, и не просто так, а со вполне конкретными практическими целями. Как говорит Ницше, настоящий христианин был только один — Иисус. Иисус воплощал собой христианство — он был христианином. А все, кто позже встал под знамя новой религии – только «верили», и не истинной верой, а «верой» доверия попам, церкви: верой в Христа как бога и иных мистических существ, но не верой Бог у и Христ у, являющейся в послушании, в исполнении учения.

Один из основных мотивов Дао дэ Цзин: «Дао, у которого есть имя, не есть настоящее Дао». Так и христианство — будучи выраженным в словах, оно утрачивает всякий смысл. Никакие слова и знаки не могут передать внутреннее состояние Иисуса — он просто жил и показывал собой пример спасения и возвышения истинно человеческого в человеке. А христианство — это «вера в Иисуса», придуманная не им, но вложенная ему в уста церковными обманщиками.

В современной психологии эта проблема постоянно становится камнем преткновения — люди часто не видят разницы между Знанием и тем, что принято на веру по доверчивости, податливости обману. Принимая чужие слова и принципы за непреложную истину, люди отказываются от необходимости получать свой собственный опыт и забредают в такие дебри, из которых сами потом выбраться уже не могут. То, что внушено в детстве – в податливом ко внушению возрасте – управляет человеком, а не человек этой «прививкой».

 

Церковное «христианство», каким оно исторически сформировалось, — это лишь набор легенд и преданий о жизни святых людей. Оно воистину розово (памятуя концепцию Конст. Леонтьева): в нём нет никакой силы — одни лишь еврейские (и производные из еврейского жизнепонимания) сказки о ней. Всякие якобы «документы», свидетельствующие о древних великих свершениях — это впечатления, записанные с чужих слов, много раз переиначенные в соответствии с требованиями момента. За каждым текстом стоят живые люди, которые следовали своим целям и текущей конъюнктуре.

И всё-таки на основе этих рассказов и пересказов выстроена огромная философская и онтологическая концепция, с претензией на то, что она получена из рук самого Бога. Однако ничто не может изменить того факта, что основой церковной лже -религии является вера доверия, а не вера-знание. Религию в наши дни творят и насаждают люди, в лучшем случае верующие в Бога «по преданию» (т.е. тем же суевериям, что их деды), однако, не имеющие никаких актуальных, адекватных знаниям человечества XXI столетия, ответов на вопросы о том, чтó есть Бог и где Его следует искать.

Понимаем, догадываемся, о чём думает сейчас критически настроенный наш читатель, и – делаем эту оговорку: во все времена в «лонах» христианских церквей встречались и по-настоящему святые люди. Святые не потому, что чётко и беззаветно следовали всем постулатам «уставной» религии, а потому, что пытались совершать и совершали переход от веры доверия к вере-знанию Бога. Они прошли в одиночку бесценный духовный путь. Они больше не верят, теперь они — Знают. А то, что, рассказывая о своих переживаниях, они используют христианскую терминологию — это дело как инерции церковного воспитания, так и, с другой стороны, необходимости подобрать слова к неописуемым откровениям – и такие, которые могли бы быть хоть как-то поняты единоверцами.

Достижение такого состояния — не заслуга церковного учения и не результат церковно-обрядоверческой жизни. Просветление, восстановление связи с Богом — это результат честности с самим собой и поиска опоры внутри, в собственном религиозном опыте, а не во внешних учениях и правилах. Церковные же ложные «посредники» претендуют на то, что только послушные им, их церкви, будут спасены, а все прочие будут пренебрежены их «милосердным» богом или даже наказаны.

 

Христианство не всегда было даже и религией (в традиционной дефиниции данного термина). На начальных этапах своего существования оно выразилось сектами. Не в том негативном смысле, в котором принято использовать это слово сегодня, а в своём изначальном значении: братств, принявших каждое несколько своё, отдельное учение о вере. Общим же в ранних братствах было то, что, отколовшись от иудаизма, раннее христианство было мистерией — учением о пробуждении духовных сил и достижении высшего состояния души.

Как и все прочие Мистерии Преображения, раннее христианство было, как и понимал Толстой, практическим учением. Не верой ради веры, а системой практических знаний о совершенствовании человека в Боге, со своим собственным языком и своими техниками пробуждения души ото сна. И к этим мистическим знаниям допускались только подготовленные и достойные.

Позднее, когда христианство начало получать всё большее распространение, из него насильно начали вытравливать эту главную его составляющую, дававшую ему его, если хотите, «мужскую потенцию» — его силу. Будучи Мистерией Преображения, совершенствования, запуска ещё не познанных человечеством механизмов направленной и контролируемой эволюции человека как вида, христианское учение имело своей ближней целью достижение того же состояния разумного сознания, в котором пребывал Иисус. Но уже через несколько веков после смерти Иисуса от изначального христианства осталась только выхолощенная вера в прощение и спасение, обещанные праведникам.

Первобытные страхи, греховные страсти и влечения – пересилили, но люди, не желая признавать собственной своей слабости, извратили учение, обличавшее их и показывавшее путь от цивилизации страхов (какова и современная буржуазная цивилизация) к цивилизации культурной — единения и любви.

Так и явилось в мир лже христианство испуганных – нимфообразное, бабье, розовое!..

Вместо того, чтобы учить, как при этой жизни достичь царствия Божия на Земле, новоявленное «христианство» предложило, для подавления страхов, расслабиться и довериться церкви — чтобы «спасти свою душу» теперь достаточно стало просто верить в догматическое учение «своей» церкви. Христианство предложило бесплатный сыр тем, кого в Мистериях и близко бы не подпустили, дальше ученичества, к сакральным знаниям. Не удивительно, что такая удобная религия очень быстро набрала популярность!

  Идеалы раннего христианства были основаны на высоких моральных стандартах Мистерий, и первые христиане, сходившиеся на собрания в Риме, совершали их в подземных храмах Митры (того самого, из культа которого современная церковь позаимствовала систему государственного управления, в которой придавалось особое значение роли духовенства).

Изначальная мистическая сторона христианства сохранилась в гностических учениях, которые были связующим звеном между ранним христианством и более древними Мистериями. Но гностицизм вскоре был объявлен ересью и церковь приложила огромные усилия к его истреблению. Были уничтожены практически все документальные свидетельства, и только в 1945 году в Египте были обнаружены гностические тексты, открывающие эзотерический взгляд на христианское учение.

В других мировых религиях тоже наблюдается подобная ситуация. Буддизм и индуизм — это такие же социально-государственные институты, как и церковное лже христианство. Но, в отличие от последнего, в восточных религиях практическая сторона достижения просветлённого состояния не была отвергнута, а выделилась в самостоятельные эзотерические учения — Дзэн и Адвайту. Христианство же окончательно превратилось в э к зотерическую (профанскую) систему верований.

С четвёртого века нашей эры начинается история христианства, как «полноценной» (т.е. гнусно извращённой по отношению к Божьей правде-Истине) человеческой, выдуманной религии — мирского пэтчуорка. Римский император Константин признал христианство наравне с прочими распространёнными на тот момент религиями. Сам он, однако, практически до самой смерти оставался язычником и, по некоторым сведениям, вёл образ жизни не достойный даже языческого императора, не то что христианина.

К концу того же века император Феодосий I окончательно установил за христианством статус государственной религии Рима. А ещё чуть позже язычество было официально запрещено, и началась история массового и насильного обращения язычников в новую – столь же языческую, грубо-суеверную, лживую – религию.

Совершенно очевидно, во-первых, то, что христианство не могло быть признано адептами низшего (языческого, общественно-государственного) жизнепонимания раньше, чем превратилось в свою противоположность – в церковное лже христианство, в служение зверю. Очевидно и то, что государственную поддержку даже это «христианство» получило не за свою истинность (которой уже не могло в нём быть) и не за то, что римские императоры нашли в нём созвучия своим духовным исканиям. С самого начала это был вопрос социально-политический.

Массами нужно было управлять, а объевреевшееся христианство для этого подходило как нельзя лучше. К тому же, в своей извращённой, дебилизированной, приспособленной к восприятию евреев и язычников форме оно уже получило широкое народное признание. Государству оставалось лишь взять бразды правления в свои руки…

Под новое, зарозовевшее, «христианство», к несчастью, калечились и евангельские предания о Христе. Как и церковное «христианство», Библия возникла не одномоментно. Текст священного писания оформлялся в течение многих веков, но окончательную свою форму принял тоже где-то в третьем – четвёртом веках нашей эры. Ко времени Константина Библия уже приняла известную нам форму из двух заветов, и Константин посодействовал укреплению и распространению канонического христианского учения, приказав изготовить 50 экземпляров Библии.

Библию никто не писал. Знакомая нам толстая книга — это сборник разрозненных рассказов, выстроенных в исторической и смысловой последовательности. Авторы этих преданий никому неизвестны — один рассказал, другой передал, третий записал. Но наибольшее влияние оказал последний — тот, кто включил этот рассказ в текст Завета.

Формирование канонического текста Библии происходило не по Божественному указу, а по воле конкретных живых людей, принимавших решение, чтó признать Божественной истиной, а чтó считать опасной ересью. Библия — результат сознательного и целенаправленного отбора таких текстов, которые были угодны зарождающейся Церкви Зверя, и исключения тех, кто хотя бы ставили авторитетность такой церкви под сомнение.

 

Библия, с назначенным ей статусом Божественной истины, окончательно поставила крест на идеалах и ценностях раннего христианства и завершила переход от непосредственного знания Бога через Откровение, к тупорылой, розово-бабьей и расслабленно-рабьей Вере Доверия в него — через байки попов и толковников.

 

«Лисица увидала — висят спелые кисти винограда, и стала прилаживаться, как бы их съесть.

Она долго билась, но не могла достать; чтоб досаду заглушить, она говорит: “зелены ещё”».

 

Всем памятно это гениальное изложение Л. Н. Толстым для детей басни Эзопа. Но не все задумывались над её смыслом — в контексте исторических судеб христианства Бога и Христа (а не попов и богословов). Между тем басня великолепно иллюстрирует формирование и природу «христианских» ценностей адептов церковного учения. Это известный психологический эффект, который встречается на каждом шагу, — когда человек не может получить желаемое, он оказывается перед выбором — признать свою несостоятельность или совершить интеллектуальный кульбит и желаемое полностью обесценить. А поскольку смотреть правде в глаза очень неприятно, всегда проще назвать виноград зелёным.

Церковная проповедь во всех её обличиях — целая методика, настоящая школа совращения в веру: принципиальное презрение и унижение тех сфер, из которых могло бы прийти сопротивление (разума, научной картины мира, философского знания и просто мудрости, сомнения и осторожности); беззастенчивое самовосхваление и превознесение учения при постоянном напоминании, что оно дано нам самим Богом… что в нём ничего нельзя критиковать, но дóлжно всё принимать на веру… и принимать дóлжно не как-нибудь, а в состоянии глубочайшего смирения и благодарности…

Деятели современного православия ратуют на словах за здоровье «нации», за отказ людей от таких слабостей, как дурные привычки курения, пьянства, телевизора — т.е. средств одурманивания, отупения и отравления разума. Но давно, ещё с прошлого века, психологам достоверно известно, что слово (озвученное и даже печатное) имеет так же материальную природу и силу влияния на человека. Характеристики речи — семантические её конструкты, синтаксические, лексические, и, наконец, фонетические, громкость, навязчивость, частотность повторений… — влияют материально на работу мозга, нервной системы — в особенности детей. И влияние это сопоставимо с разрушительным действием табака, спиртного или дешёвых некачественных лекарств и лечения, которыми сводятся в могилу бедняки в буржуазном мире. На этом знании основана западная агрессивная реклама — спам в мозги: коммерческий, политический… Так какого хрена допускают мнимые «христиане» пропаганду религиозной и — всегда «рука об руку» — военно-патриотической лжи детям в школах и даже детсадах и малодумающим взрослым людям — в прессе и телевизоре? Какого хрена взрослые олухи посылают своих чад в заведения, в которых детям внушается взрослыми то, в чём сами взрослые до конца не уверены и что умное меньшинство из них — решительно отрицает? Защита от религиозного спама «исторически сложившихся» церквей и сект — в знании истины Христова учения, как она дошла до нас, как спасена для мира Львом Николаевичем… Но кто учит ей? Чтобы быть учителем этого знания, надо самому не быть расслабленным пороками и лжами мира сего.

 

Да, именно церковное «христианство» получило распространение, как религия слабаков, лентяев и трусов! Оно обещало приобщение к миру духовных ценностей, не требуя никаких усилий и предварительной подготовки. Попы «в христианство» вербовали, как правительства в наёмную солдатню, в «пушечное мясо»: всех желающих и минимально пригодных, при этом утоляя психологическую потребность индивида в статусной принадлежности, создавая у жертв иллюзию собственной нужности, иногда даже «избранности».

Другими словами, «христианство» церквей стало для масс средством психологической защиты перед лицом собственной ничтожности. Когда человек не может опереться на себя и результаты своих личных исканий Бога и Истины, он вынужден принимать искусственные, человеческие правила и следовать им – будь то государственные «законы» или любые церковные, монастырские, казарменные распорядки. Вот основа звериной (церковно- лже христианской) чёрно-белой морали: её задача — поставить в стойло тех, кто не способен, как Христос в пустыне, к самостоятельным рефлексиям над духовным наследием человечества и самостоятельному же религиозному самоопределению. Писаный кодекс, со всей его строгостью, действительно необходим там, где речь идёт о психологии раба — зверюшки Дарвина, «ветхого Адама», полуфабриката топчущейся на месте эволюции, открещивающегося от идеи даже личного самосовершенствования — то есть от усилий эволюции сознательной и направленной. Таков массовый человек современных лжехристианских Америки, Европы и на погибель свою цивилизационно и культурно примкнувшей к ним России…

 

Психолог Карл Ясперс в работе «Ницше и христианство» даёт научное подтверждение прозрениям Льва Николаевича, изложенным им в статье «Почему христианские народы вообще, и в особенности русский, находятся теперь в бедственном положении». Он напоминает о ницшеанском понятии ресентимента — в приложении к церковному «христианству» как «доведённому до логического предела иудаизму»: «это рессантимент неудачников и ничтожеств, злоба всех угнетённых и униженных, зависть всех серых и посредственных».

«Они [евреи] извратили ценности, изобретя моральные идеалы, которые — до тех пор, пока в них верят, — превращают их немощь в мощь, а их ничтожество — в ценность. Именно здесь "инстинкт рессантимента - злобной зависти – достиг степени гениальности и изобрёл иной мир", из которого всякое жизнеутверждение выглядит злом. <…>

Сразу после смерти Иисуса нарождающееся христианство совершило свой первый подлог, оболгав самую действительность Иисуса. Растерянные ученики после распятия недоуменно спрашивали: "Кто это был? Что это было?" И ответ явился, но подсказала его воля к борьбе, вопреки всей жизненной практике Иисуса. Иисус рассматривался отныне как мятежник, поднявшийся против господствующего порядка, вопреки безграничному непротивлению Иисуса настоящего. Рессантимент учеников не прощал никому ничего… А потом явился Павел и дал ответ на вопрос: "Как мог Бог допустить такое?" - "Бог отдал Своего Сына в жертву". Отныне учение о воскресении и суде, о личном бессмертии стало догмой — вещь, абсолютно чуждая Иисусу» (https://profilib.net/chtenie/116529/karl-yaspers-nitsshe-i-khristianstvo-5.php).

Если всех вокруг низвести до своего уровня, то можно стать сильным среди слабых, — вот цель и логика православной и церковной вообще социальной морали. Можно оправдать агрессию слабой, испуганной зверюшки, своё желание обеспечить «безопасность», выживание себя и своего помёта (детёнышей) любой ценой. Можно оправдать страстишки к похоти, агрессии, мести, желания убивать, казнить — не как свою слабость, а как некую данность неизменно «греховной» природы, и даже санкционированную Свыше.

Но это не учение Бога, Иисуса и Льва.

 

Толстой, впрочем, сам был пожизненно отравлен этой же заразой — и «хромал» в своих исканиях на еврейско-церковную ногу. Отсюда его проповедь огромной личной аскезы (сделавшейся очень симпатичной ряду фанатиков – например, скопцам), его крайний спиритуализм, противопоставляющий «душу» всему материальному…

(Ему, действительно, повезло, что он от рождения имел зажиточность и статусное положение. Недаром то и другое по сей день не желают простить ему его критики — в особенности в вечно нищей и быдлятной России… Уж более 100 лет, как отменено титулование, а в российской литературе до сих пор христианского духовного учителя человечества именуют графом. Ой, как это важно!..)

По сути, с Толстым в его неприязни к философии Ницше совершилось что-то близкое с судьбой его «отношений» с драматургией Шекспира. Современники уже в год его смерти отмечали, как близко повторил несчастный, выжитый из дома старец судьбу шекспировского короля Лира. Так и в своих писаниях, со времени «В чём моя вера» и до статьи-обращения уже 1902 г. «К духовенству» — независимо от писанных позднее сочинений Ницше Толстой пришёл к ряду прозрений и выводов гениальнейшего «Антихриста».

Вот только несколько отрывков из статьи его «Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении» (1907). В начале статьи Толстой описывает ситуацию в изуверившемся лжехристианском мире как особенный феномен:

«…Чем дальше подвигалась жизнь, чем больше просвещались народы, тем всё очевиднее и очевиднее становилось внутреннее противоречие, заключающееся в этой <церковно-христианской> религии, её неосновательность, несостоятельность и ненужность. Так это продолжалось веками и в наше время дошло до того, что религия эта держится только инерцией, никем уже не признаётся и не исполняет главного свойственного религии внешнего воздействия на народ: соединения людей в одном мировоззрении, одном общем всем понимании назначения и цели жизни. <…> Ослабление веры, замена или скорее затемнение её суеверными обычаями для масс и рационалистическое толкование основ веры высшими учеными классами происходит везде: и в браманизме, и в конфуцианстве, и в буддизме, и в магометанстве, но нигде нет того полного освобождения народов от религии,  какое произошло и с необыкновенной быстротой происходит в христианстве» (37, 348 – 349).

И тут же называет причину этого феномена:

«Причина эта в том, что так называемое церковно-христианское учение не есть цельное, возникшее на основании проповеди одного великого учителя учение, каковы буддизм, конфуцианство, таосизм, а есть только подделка под истинное учение великого учителя, не имеющая с истинным учением почти ничего общего, кроме названия основателя и некоторых ничем не связанных положении, заимствованных из основного учения. …Та церковная вера, которую веками исповедовали и теперь исповедуют миллионы людей под именем христианства, есть не что иное, как очень грубая  еврейская секта, не имеющая ничего общего с истинным христианством.

… Для того, чтобы люди могли воспользоваться тем великим благом, которое даёт нам истинное христианское учение, нам необходимо прежде всего освободиться от того бессвязного, ложного и, главное, глубоко-безнравственного учения, которое скрыло от нас истинное христианское учение.

Учение это, скрывшее от нас учение Христа, есть то учение Павла, изложенное в его посланиях и ставшее в основу церковного учения. Учение это не только не есть учение Христа, но есть учение прямо противоположное ему.

Стоит только внимательно прочесть евангелия, не обращая <в них> особенного внимания на всё то, что носит печать суеверных вставок, сделанных составителями, <…> а останавливаясь на том, что просто, ясно, понятно и внутренно связано одною и тою же мыслью, — и прочесть затем хотя бы признаваемые самыми лучшими послания Павла, чтобы ясно стало то полное несогласие, которое не может не быть между всемирным, вечным учением простого, святого человека Иисуса с практическим временным, местным, неясным, запутанным, высокопарным и подделывающимся под существующее зло учением фарисея Павла» (Там же. С. 349 – 350).

Толстой перечисляет далее эти очевиднейшие несуразицы сохранившегося, дошедшего до нас истинного учения Бога, преданного человечеству через Христа – с проповедями лжеапостола Павла, и в конце изложения подчёркивает:

«Но не одни эти противоположные учения Христа и Павла показывают несовместимость великого, всемирного учения, уясняющего то, что было высказано всеми величайшими мудрецами Греции, Рима и Востока, с мелкой, сектантской, случайной, задорной проповедью непросвещённого, самоуверенного и мелкотщеславного, хвастливого и ловкого еврея. Несовместимость эта не может не быть очевидна для всякого человека, воспринявшего сущность великого христианского учения.

А между тем целый ряд случайных причин сделали то, что это ничтожное и лживое учение заняло место великого вечного и истинного учения Христа и даже на много веков скрыло его от сознания большинства людей» (37, 352).

Еврейским мозгам Савла-Павла, его единоверцев по секте и его продолжателей в православии и иных церквях (задубевших, омертвелых в догме сектах-переростках…) мы должны быть благодарны только одним: традиции по-еврейски мелочного, подробного и даже местами точного писаного предания, позволившего, хоть и с утратами, учению Христа дойти до нас. Вспомним в заключение ещё отрывок из ранней христианской книги Толстого «В чём моя вера?» (1882 – 1884):

«Метафизическое объяснение учения имеет значение, когда есть то учение жизни, которое оно объясняет. Но у церкви не осталось никакого учения о жизни. У ней было только объяснение той жизни, которую она когда-то учреждала и которой уже нет. <…>