Глава 2. Терминология как основа научного знания

Определение термина

 

ТЕРМИН – (лат. terminus, предел, конец, граница) – слово, словосочетание (группа слов), предельно концентрирующее смысл, употребляемое с оттенком научного значения. В качестве терминов могут выступать также отдельные буквы, символы и группы (сочетания) символов (в математических формализмах).

Термины обозначают как конкретные предметы, так и абстрактные. Они могут включаться по значению друг в друга (например, термин «суждение» включается по значению в термин «форма мысли»). Смысл сложного термина считается выясненным, если установлено значение всех содержащихся в сложном термине простых терминов и, кроме того, известны значения всех указанных связей (операторов) простых терминов.

Строго говоря, в научном плане сам термин «термин» задействован логикой, употребляясь как общее имя «существительных» языка логико-математического исчисления (так называемых «термов», выражающих при интерпретации элементы предметной области).

Понятие термина обычно воспринимается как наведение некоторой строгости на использование слов и сочетаний в каждой отдельной научной области, т.е. терминология научной области является инструментом начальной формализации знания.

Обратимся к редко задаваемому и не всегда правильно понимаемому вопросу – зачем нужны термины, чем плохо существование слов и словосочетаний, без которых термины просто невозможны и которые «на глаз» неотличимы от терминов? Термины отличаются от других синтаксических построений своей «некоторой изначальной строгостью», направленностью на формализацию научного языка. Естественно задать вопрос: «зачем это нужно»?

Дело в том, что современная наука понимает знание как формализованное описание природных или общественных явлений. Высшим достижением познания является нахождение краткого и эффективно полезного (практически применимого в некоторых ситуациях) терминологического (на основе ранее введенных терминов) описания того или иного явления, объекта или закона. Наиболее подходящим для создания такого рода записей считается невербальный язык математики, язык, принципиально отличный от языка человека своей формализованностью и контекстной независимостью. Строго говоря, это не самый удобный язык для человека, ибо мыслить на невербальном языке, воспринимая его контекстную независимость в контекстно-зависимом аппарате собственного языка человека дано не каждому, даже и после длительного обучения, но при понимании науки как формализации предмета изучения это простейший для нашего языка подход.

Необходимо помнить, что язык человека всегда принципиально контекстно-зависим, другим быть не может по сути организации мышления человека, а значит, ситуационно многозначен и именно поэтому в науке всегда требуют минимизации его использования и замену языком формальным, языком математики, апологеты которой заявляют «в науке столько науки, сколько в ней математики». Ну а мы скажем совсем другое: «В науке о взаимодействии с живым столько науки (и понимания живого), сколько в ней контекстно-зависимого языка».

Первое означает, что в любом, выражении, в любом тексте математическая запись должна читаться одинаково, никак не завися от предыдущего и последующего текста. Для языка же человека последнее условие абсолютно неприемлемо. Все построения литературного, бытового и любого другого живого языка человека ориентированы только на процессы осмысления и переосмысления высказанного или записанного текста (сообщения) в зависимости от некоторых уже известных или пока еще не известных обстоятельств (случай сдвига контекста – рассматривается отдельно, как атрибут мышления живого).

 

Язык «для науки»

 

Такого рода язык считается неприемлемым для науки, и она требует другого языка, языка математики, предельно контекстно-независимого языка адресации вычислительных машин, языка, смысл выражений которых всегда априорно определен и принципиально не зависит ни от каких внешних обстоятельств. Это требование порой доходит до крайностей. Например:  «Математика – наука, в которой издавна происходит прогрессирующая формализация, т.е. замена разговорного языка математическими символами», заявил математик Г. Герхард в работе «Исследования логических выводов». Собственно говоря, Герхард не оригинален и, так или иначе, эту мысль выражали все математики, совсем не задумываясь, не пора ли менять основы математики, может ли она стать аппаратом описания творения, хоть в чем-то подобным своими аксиомами реальному миру?

Сегодня же мы встречаем все то же: «в каждой работе столько науки, сколько в ней математики». И это Вы можете услышать от вполне научно остепененных людей! Более того, некоторыми из них до сих пор вообще предлагается считать наукой только то, что покоится «на твердом математическом фундаменте». К сожалению, степень твердости этого фундамента за редкими исключениями, подвергающими ее серьезному сомнению, не обсуждается.

Однако, как всегда, существует некоторое «но». Оно заключается не только в том, что математика, как и любой другой язык, имеет вполне определенные диапазоны применимости своего (аксиоматического) языка, но и в том, что для соединения своих математических выражений, математикам неизбежно приходится использовать их связку на языке общечеловеческом, контекстно-зависимом. Иначе им (языком математики) просто не удается представить ни одно научное построение.

Если бы такое построение удалось, то наука превратилась бы в нечто «абсолютно правильное», в не развиваемое ни в каком направлении построение, т.е. просто кончилась бы, замкнувшись сама в себе. Однако этого не происходит, любая живая наука – открытая система. И конечной формализации науки можно не опасаться.

Понимая это, известный математик М. Месарович в докладе «Основания общей теории систем» (теории, которую он понимал, как некоторый аппарат порождения других теорий), прочитанном в 1963 г. в Кейсовском технологическом институте (США) писал, что «В любой заданный момент времени теория должна покоиться на твердом фундаменте…, однако ни одно из ее основных положений нельзя рассматривать как неизменное». Ну, что ж. Натурфилософию и контекстность можно трактовать и так.

Природа предоставила в наше распоряжение несколько естественных языков которые, как математика к символическим, относятся к невербальным (в лингвистике ещё существует термин – «не фонетические»), но в которых наука, с параноидальной настойчивостью, не желает видеть ничего, кроме физико-химических явлений, или раздела математики – геометрии. Собственно, к невербальным, их можно относить с большой натяжкой, и только до тех пор, пока мы не научимся выделять, из окружающего мира, их слова и сообщения, ведь очевидно, что самим языкам эта процедура не нужна, и Природа как-то очень ловко обходилась без неё, до появления на Земле «человека разумного». Это языки звука, цвета, линии и молекулярной последовательности. Для того, чтобы быть таковым, язык должен передавать сообщения, которые были бы тем, или иным способом интерпретированы в некоем устройстве Разума, которому, собственно, эти сообщения и адресуются. Кроме того, язык обладает алфавитом, тезаурусом, синтаксисом и грамматикой. Так, алфавитом КЗ языка наследственного кода ДНК являются атомы углерода, водорода, кислорода, азота и некоторых металлов. Из алфавита составляются слова, гены, которые можно соотнести со смыслом одного наследственного признака, представляющие собой его грамматику. В зависимости от места расположения гена в полимерной последовательности нуклеиновой кислоты, смысл сообщения может меняться (семантика языка), а для получения синтаксиса надо знать устойчивые последовательности расположений генов. Одна спираль нуклеиновой кислоты является языком описания, тогда, чтобы «прочитать» его, нужна вторая спираль языка самоописания. Двойная спираль ДНК «сличает» записи языков, путём организации виртуального «зеркала» по всей своей длине.

Если мы, используя тот же алфавит, изменим словообразование (вместо нуклеиновых кислот будем строить ароматические углеводороды) то, их последовательность будет представлять собой другой язык – язык описания запахов. Для распознавания его и сравнения с языком самоописания, система соответствующая этому уровню сложности языков вынуждена организовывать два виртуальных зеркала: хеморецептор и нейрон, находящихся в универсальных СУО отношениях.

Следующие невербальные языки имеют аналогичные алфавиты из семи букв в одной октаве (семь нот и семь цветов), хотя проявляются раздельно, как музыка и живопись. Для этих языков гармоник, зеркало описания отражения языка, оказалось создать намного сложнее (улитка внутреннего уха и глаз), а зеркало самоописания занимает несколько полей коры головного мозга.

Язык геометрии форм (точка, отрезок прямой, окружность, треугольник и т.д., включая все Платоновы тела), становится алфавитом языка следующей иерархической сложности – вербального языка. При этом, в основе структур всех этих языков лежит единый принцип устройства Разума, описанный ранее [4] под названием «Метамашина», или его топологический близнец – бесконечная двойная спираль, организующая циклы спирали 2-го, 3-го и т.д. порядков. Чтобы сделанное выше заявление стало более очевидным, следует вернуться к смыслообразовательной роли термина. Гармоника, как и линия, относятся к первично невычислимым качественным понятиям, в которых структуры – контексты определены только порядком октавы, и могут принимать какие угодно положения в пространстве. Для образования алфавита необходимы некоторые количественные их преобразования в виде сравнения по ширине (частоте), или высоте, образуемой сечением прямой окружностью, являющей собой фронтальный вид спирали определённой частоты и амплитуды. Алфавит готов, осталось только договориться о темперации (что считать сообщением, а что – «шумом»). Для организации разговорного языка достаточно двух зеркал описания (уши) и самоописания (зона Брока в коре головного мозга), для развития письма – необходимо третье зеркало, организуемое суммой моторных нейронов, обслуживающих мышцы каллиграфии.

Процесс организации фонетического алфавита из невербального языка геометрии, аналогичен процессу терминообразования в вербальном языке, или квантового перехода (скачка), от октавы одного состояния к другому, в квантовой механике. Как только все «ячейки смыслов» разрядной сетки поступивших сообщений заполнены (горизонтальная составляющая), она может быть заменена одним термином, или «ячейкой смысла» следующей октавы (вертикальная составляющая). Оккультная наука (знание в 3-х иерархиях, октавах контекстов) для передачи этого смысла имела отдельный символ – крест, без понимания подхваченный, впоследствии, христианской церковью.