ГЛАВА 16. Родственная верность

Алестар смотрел на Санлию — и не узнавал ее. Куда исчезла томная красавица, всегда безупречно наряженная, причесанная и накрашенная? Самая соблазнительная из дворцовых жемчужин удовольствия сегодня выглядела простолюдинкой в скромной темной тунике, с туго заплетенными волосами и без единого украшения. Алестар понял вдруг, что впервые видит настоящее лицо Санлии, смуглое, с тонкими резкими чертами, не смягченными краской. Лицо истинной суаланки.

Санлия медленно проплыла внутрь зала, далеко обогнув так и застывшего посередине Кари. Остановилась перед креслами Совета, то ли гордо, то ли беспомощно закинув голову, словно тяжелая толстая коса тянула ее назад. Что-то во всем этом было неправильное…

Джиад! Теперь в центре зала их было трое: Санлия, Кари, то ли растерянно, то ли зло озирающийся вокруг, и Джиад внутри обруча, ограждающего место подсудимого, скованная им в движениях. Беспомощная…

— Ираталь! — резко приказал Алестар, легко перекрыв голосом поднявшийся в зале шум. — Стражу сюда!

Начальник охраны и сам уже плыл к открытой двери, а добравшись, крикнул что-то в коридор. Дальше все случилось сразу — и потому безнадежно быстро. Вильнув хвостом, Кари рванулся к Джиад, выхватывая из ножен тот самый клинок. Жрица прикрылась рукой в обручальном браслете, попыталась дернуться в сторону, но не смогла — кресло-обруч вокруг пояса превратилось в ловушку.

— Стражу! — снова закричал Алестар, тоже срываясь с места.

До середины зала было гребков пять-шесть, но он оказался там за один бесконечно длинный вдох. Отпихнул прянувшую в сторону Санлию, успел понять, что сам безоружен, и просто повис на плечах у Кари. Изогнулся всем телом — и закрыл лицо охранника веером хвоста, ослепив. Глупый детский прием, опасный для самого бойца, совсем не для настоящей драки, — и потому Кари на несколько бесценных мгновений растерялся. Закрутился, отвернувшись от Джиад, попытался то ли скинуть Алестара, то ли спихнуть его плавник, потом опомнился и ударил ножом. Раз, второй, третий…

Вокруг что-то кричали, кипела и бурлила вода. Алестар почуял в ней вкус крови даже раньше, чем ощутил боль. Кари бил вслепую и наотмашь, но промахнуться ему было бы сложно. Сначала нож скользнул по чешуе, потом рассек плавник, вонзился в основание хвоста, распоров его. Перед глазами Алестара все заволокло радужной чернотой, он подавился вдохом. Кари ударил снова — в то же место. Упрямо обхватив мощные плечи, Алестар держался, стиснув зубы, даже не пытаясь добраться до жабр врага, чтобы не сорваться с бешено извивающегося тела. Да где же стража?!

Словно штормовая волна обрушилась на их сцепленные тела, закрутила, завертела — и оторвала друг от друга. Мелькнуло серебро чьего-то хвоста, широченная спина — Алестар от изумления глотнул воды. Дару! Старший из близнецов, оказавшись между ним и Кари, прикрыл Алестара собой, что-то крикнул — оглохший от боли Алестар не расслышал — раскинул руки, преграждая путь младшему. Подоспевший Ираталь оттащил Алестара. Кто-то из советников кинулся к Джиад, помог ей выбраться. Алестар дернулся в ту сторону, но тут же, будто ужаленный скатом, снова обернулся к близнецам. Те замерли в каком-то странном объятии — слишком неловком, неправильном… Потом Кари вывернулся из рук брата, поплыл к двери — и оказался перед острием остроги стражника. Пока ему заламывали руки, Дару, покачнувшись и дернув хвостом, как-то сгорбился, согнулся… Зажал руками живот, медленно поворачиваясь — сквозь пальцы сочилась чернота крови.

— Джиад!

Алестар торопливо подплыл к жрице, возле которой оказалось сразу двое: Герувейн и… Эргиан. Этому-то что надо? И где Руаль?!

— Советник… — закашлявшись, подсказала и жрица, крутя головой по сторонам.

У двери круговорот тел и хвостов наконец распался — Кари связали ремнями от портупей и крепко держали. Ираталь! Санлия! Руаль! — Алестар не знал, в какую волну кидаться сначала. Нет, все-таки Руаль.

Он нашел взглядом советника, так и сидящего в кресле. Тот был бледен грязной, болезненной, желто-серой бледностью. На обрюзгшем лице жили только глаза. О, какой исступленной ненавистью они горели.

— Ираталь, стражу к советнику! — велел Алестар сквозь боль, что взбесившимся прибоем катилась от хвоста по всему телу. — Глаз не спускать! Где Санлия? И целителя сюда!

— Успокойтесь, тир-на. Все будет сделано. Вы… вы ранены? Целителя! Целителя его величеству!

Ираталь хлопотал вокруг, и Алестар уже хотел послать его заняться настоящим делом, но все и так шло верно. По бокам от кресла Руаля появилось двое гвардейцев, совершенно ошалевших, но старательно исполняющих приказ. Еще один бдительно замер возле Санлии, жмущейся к стенке. Впрочем, наложница выглядела на удивление спокойной наперекор творящемуся вокруг безумию. Советники, привстав с мест, благоразумно не лезли в суматоху, но переговаривались в голос, и зал бурлил от их вскриков, команд Ираталя и плавающих гвардейцев.

— Да не мне целителя, а Дару! — огрызнулся Алестар. — Мне… потом…

Его все-таки усадили в кресло, и примчавшийся паренек в форменной тунике кинулся осматривать хвост.

— Я сказал — потом! — рявкнул Алестар, отпихнув слишком ретивого лекаря и едва не взвыв от резкого движения. — Вон раненый!

Парнишка, не смея ослушаться, поплыл к Дару. Склонился над почти опустившимся на пол охранником, охнул…

Джиад! Где она? Алестар беспокойно отыскал взглядом Джиад. Жрица была совсем рядом, для нее освободили соседнее кресло.

— Как ты?

Алестар торопливо искал следы крови — и не находил.

— Со мной все хорошо, тир-на, — сказала Джиад негромко, но Алестар услышал ее сквозь гвалт и чуть не всхлипнул от облегчения.

— Плыви сюда, — попросил он, чувствуя, как огромный краб впился в плавник и теперь поднимается по хвосту вверх, раздирая его клешнями.

Сначала было полегче, так всегда с ранами — уж это он знал. Но теперь первое онемение прошло — и хотелось выть от боли. Алестар закусил губу, пытаясь отвлечься. Кари… Как это возможно? Почему? И при чем тут Руаль? Но теперь-то он получит ответы на все вопросы! И Джиад цела и невредима, а все обвинения жрецам придется снять. Ради этого стоит вытерпеть любую боль!

Он через силу улыбнулся подплывшей жрице, стараясь не коситься на хвост, который будто кипятком ошпарили. И тут все-таки налетел Невис, причитая, что следует немедленно зашить рану на плавнике, не хочет ведь его высочество, то есть величество, утратить чувствительность?!

Алестар, у которого перед глазами все плыло, качалось и заволакивалось пеленой, вяло согласился, что не хочет. Чувствительность хвоста — это важно… Джиад молча взяла его пальцы, и Алестар удивился этому чуть ли не больше, чем всему остальному. Но такой уж сегодня был день, видно.

— Выше, — сказал он ей, косясь на большую кривую иглу, в которую Невис вдевал тонкую блестящую нить — сухожилие салту. — Возьми меня за руку, только выше, чтобы я тебя не держал.

— Вы забыли, ваше величество, — сказала она все так же негромко, — у меня не самые слабые пальцы. Уж как-нибудь потерплю.

— А, ну да, — криво усмехнулся он, когда Невис воткнул иглу и сделал первый стежок, — я помню…

Он действительно вспомнил и золотые браслеты, скомканные, словно были сплетены из водорослей, и сломанный лоур. Пальчики у его избранной и вправду не из слабых. И все-таки, когда игла пошла дальше и Алестару показалось, что его плавник окунули в лаву, он изо всех сил стиснул на подлокотнике кресла пальцы левой свободной руки, а не правой, которую держала жрица. А потом успел подумать: он впервые рад тому, что Джиад — человек и запечатление на нее так не действует. Значит, никакая часть его боли ей не достанется — хвала Матери Море.

***

Алестар полулежал рядом, прикрыв глаза, не шевелясь, и Джиад видела, с каким трудом ему это дается. Роскошная перламутровая вуаль хвостового плавника была рассечена почти надвое, Невис что-то бормотал, работая иглой со сноровкой опытного лекаря, и под его ловкими руками на мягком серебре хвоста оставался ровный, но заметный шов. А ведь это, наверное, очень больно, вон как дрожат ресницы принца и напряжена шея. Самой Джиад раны зашивали не так уж часто, но случалось… А ведь выше плавника, на конце хвоста, нож Кари вспорол и чешую.

Вздохнув, она чуть сильнее сжала пальцы этого балбеса, который кинулся в драку, снова забыв о том, что Акаланте нужен живой король. Чем только думал? Явно не головой, а как раз тем, что сейчас пострадало. И вроде бы ей грех злиться, ведь спасал-то Алестар как раз ее, но ради Малкависа, когда же он начнет думать?

И все-таки… все-таки, это было странное, но приятное чувство — вдруг понять, что недавний враг без раздумий готов заслонить тебя собой. Такого она могла бы ожидать от Лилайна, но уж никак не от Алестара.

Однако думать следовало о другом. Джиад обвела зал пристальным взглядом, отметив, что теперь, когда от Ираталя требовалось не найти преступника, а навести порядок, начальник охраны справлялся гораздо лучше. Вот если бы еще не промедлил с Кари. Когда она высказала мгновенное озарение, накрывшее при виде погрызенных ножен, то не думала, что события примут такой оборот. О, конечно, убийцу следовало разоблачить, но вот появление Санлии — это оказалось настоящей неожиданностью. Хотя если поразмыслить, то наложница выбрала очень верный момент. Теперь, что бы она ни рассказала, ее услышит вся верхушка Акаланте, и никто не сможет исказить слова Санлии к собственной выгоде. И потому наложницу хотя бы сейчас следует беречь, как величайшую драгоценность. Впрочем, как и Руаля.

Советник, между тем, отказался от помощи подплывшего к нему целителя и продолжал сидеть в кресле, разглядывая зал. Почему он взял на себя вину Кари? Вот над чем ломала теперь голову Джиад. Или убийц в самом деле было двое, как сказала Санлия? Советник и охранник? Что ж, это в самом деле вполне укладывалось в картину, склеенную Джиад из домыслов и фактов.

Алестар беспокойно дернулся, пошевелил рукой, которую она держала.

— Уже все, ваше величество, — успокаивающе проговорил Невис. — Сейчас я дам лекарство, и вы уснете. Сон вам необходим…

— Невис, вы с ума сошли? — сквозь зубы вопросил принц, но тут же извинился: — Ох, простите… Никакого снотворного, слышите? Я не хочу проснуться и узнать, что кого-то еще убили или похитили. Мы разберемся с этим делом прямо сейчас.

Если бы кто-то спросил мнения Джиад, она бы всецело поддержала эту мысль. А вот Тиаран так не считал. Подплыв к креслу Алестара, верховный жрец Троих склонился в почтительнейшем поклоне и произнес:

— Ваше величество, позвольте выразить восхищение вашим мужеством. Но сейчас следует подумать о здоровье, ведь ваша жизнь — величайшая ценность королевства. Что может случиться сейчас, когда преступник изобличен и схвачен…

— Что угодно! — отрезал Алестар и с явным удовольствием добавил: — Полагаю, теперь-то мы узнаем правду. Не забудьте принести извинения моей избранной, амо-на.

Привстав в кресле, он махнул рукой Ираталю, и пара дюжих гвардейцев подтащила к королевскому креслу связанного Кари.

Джиад посмотрела сначала на охранника, уставившегося мимо всех, в пустоту, застывшим взглядом, потом на Дару, возле которого все еще хлопотали целители. Еще одна не просто странность, а невозможность. Близнецы были не просто по-братски близки, они, как ей казалось, ощущали себя единым целым. Кари же ударил брата и, возможно, убил — вон как тревожно звучат переговоры лекарей. И ни капли раскаяния? Да он даже не оборачивается в ту сторону, чтобы посмотреть на раненого брата! А может, все это игра, чтобы уберечь Дару от королевского гнева?

— Это ты убил отца?

Алестар спрашивал негромко и без тени гнева, но от его голоса мороз почему-то пробегал по коже. Джиад затаила дыхание.

— Спросите у двуногой, — сказал, как выплюнул, Кари.

— Я спрашиваю тебя, — еще тише и страшнее сказал Алестар. — Причем в последний раз. Не заговоришь сам — здесь недавно предлагали раскрытие мыслей. До твоего рассудка мне дела нет, пусть жрецы тебя выпотрошат, как рыбу, — я их только поблагодарю. Ну что, будешь говорить?

Такого Алестара она еще не видела. Пожалуй, он умел думать не только хвостом. И, доведенный до бешенства, был очень опасен.

— Сами знаете, — так же равнодушно бросил Кари. — Она все правильно угадала. Это я убил короля, а потом взял нож, который она бросила на кровати. Если б не этот мелкий выродок…

— Зачем?

Джиад не могла сказать ни слова — просто не должна была вмешиваться, так что она снова сделала то единственное, на что имела право: чуть крепче сжала пальцы Алестара, молясь Малкавису о даровании справедливости.

Кари равнодушно пожал плечами. Потом все же разомкнул губы:

— Он мешал. Узнал то, что не должен был…

— Молчать! — прогремел вдруг голос Руаля — невероятно сильно для столь изможденного тела. — Ни слова больше!

— Вы! — разъяренной коброй обернулся к нему Алестар. — До вас еще очередь дойдет… советник!

— Уже нет, — презрительно усмехнулся Руаль. — Вы забыли, что я отдал свое место? Кстати, мои поздравления, мальчик. Далеко проплывешь…

Эргиан, к которому на мгновение оказались прикованы все взгляды, изящно поклонился и улыбнулся. А Джиад сделала еще одну заметку — поговорить с Алестаром о кариандском принце, который так хорошо играет живыми фигурами.

— Так вот, ваше величество, — снова с холодной издевкой улыбнулся Руаль, едва растягивая тонкие узкие губы, — мальчик врет. Он любил Кассию, вот и покрывает меня, глупый малек, будто мне это нужно. Кариалла убил я. Забрал у Кари нож — и убил. А потом он вспомнил, что видел брошенный нож двуногой. Кто же знал? Умная девка, жаль, что я ее раньше не разглядел. Думал, обычная наложница с дурью в голове… А надо было с нее начинать…

Джиад сильно, до боли сжала руку Алестара — и тот опомнился, закрыл рот, не перебив Руаля, как явно собирался.

— Так вот… — повторил советник, набирая побольше воды тяжелым мучительным вдохом.

В совершенной тишине зала каждый всплеск был бы слышен, но все замерли, боясь даже шелохнуться, только в углу лекари молча колдовали над Дару.

— Боги посмеялись надо мной, — бесстрастно проговорил Руаль, отведя взгляд от лица Алестара и глядя куда-то вдаль, на что-то, видное только ему. — Это ты должен быть умереть тогда, бешеный тупой мальчишка, наглая развратная дрянь. Ты, а не она. Все было так хорошо придумано…

— Что? — выдохнул Алестар. — Что… вы…

Он выдернул руку из ладони Джиад, зашарил, ища оружие, на поясе — пустом, разумеется. Всем телом подался из кресла навстречу словам Руаля, с лицом, искаженным болью то ли от раны, то ли от услышанного, то ли от всего вместе.

— Я только не знаю, как Кариалл узнал об этом, — размеренно ронял каждое слово умирающий старик. — Но это и неважно. Все вы — проклятая кровь. Я ошибся. Не нужно было позволять моей девочке принимать эту кровь в себя. Я думал, если избавиться от тебя, Кариалл все равно долго не протянет. А я… я бы воспитал малыша истинным правителем Акаланте. Как бы не так. Проклятье убило их. Мою Кассию и моего внука…

— Зачем же сваливать на проклятие собственное преступление? — хрустально прозвенел вдруг от стены голосок Санлии, про которую все позабыли, завороженно слушая Руаля. — Это ведь не проклятие подкупило чистильщика, чтоб тот намазал ремни салту зельем. Иногда боги справедливы, признайте это, каи-на.

— Молчи! Молчи… тварь… — обернулся к ней Руаль, тяжело дыша. — Так вот кто… Ох, что же ты не сдохла…

— Кассия была беременна?!

Крик Алестара оборвал и слова Руаля, и гомон, нарастающий в зале.

— Вы убили мою Кассию? Собственную дочь? Будьте вы прокляты, Руаль! Будьте вы прокляты и Тремя, и Глубинными!

— Он уже проклят, — тихо сказала Джиад, изнывая от бессильного сострадания.

Лицо Алестара на глазах превращалось в маску боли.

Где же это проклятое запечатление, когда оно нужно? Видит Малкавис, она Алестару не друг и не возлюбленная, но не должен кто угодно оставаться наедине с таким горем. Придвинувшись и снова чуть ли не силой взяв руку юного короля, она почувствовала, как дрожат его пальцы.

— Я и так проклят, — эхом к ее словам сказал Руаль, выпрямляясь еще сильнее. — Что ты добавишь к моему наказанию? Ты, возомнивший себя королем и наследником правителей Акаланте. Пустая ракушка. Гнилая водоросль. Мурена на троне. Думаешь, тебя хоть кто-то любил, кроме моей малышки Кас? Эта суаланская дрянь, которая теперь рада меня утопить, поила тебя гарнатой. Спала с тобой, а сама мечтала, чтоб ты сдох. Спроси ее об этом. А заодно о ее сестричке, что дурачила весь дворец, прикидываясь служанкой. Суаланские мурены, зубастые и ядовитые. Что, Герувейн, ваша дочь выжила? Держите ее подальше от нашего короля — ему привычно прикрываться от смерти влюбленными девочками. Даже двуногую — и ту для этого приспособил. Везучий твареныш.

— Замолчите, — прошептал белый и полупрозрачный Алестар. — Замолчите, Руаль…

— Иначе — что? Убьешь меня? Старика, что уже и так мертв? Дурак, ты даже не понял, что я умираю не из-за тебя. И не из-за Кариалла. Я лишил Акаланте наследника, собственного внука. И других уже не будет — а ты и не узнаешь, почему. Это тебе мой последний подарок на память о Кассии. Ты сдохнешь, не оставив потомства, и ваша проклятая кровь перестанет отравлять море. Будьте вы прокляты оба, мальки Ираэли. Сожрите друг друга!

— Остановите его! — крикнул Эргиан.

«И снова кариандец понял раньше всех», — отрешенно подумала Джиад, видя, как Руаль поднимает руку к лицу и будто проводит ею по губам. Легкий быстрый жест — и почти сразу взгляд советника остекленел, погас. Люди, потеряв сознание, падают на землю. Иреназе держит вода, милосердная к ним даже в такой малости. Руаль просто обмяк в кресле безжизненной — в этом не было никаких сомнений — грудой.

— Невис! — крикнул Алестар, шевельнув хвостом и вскрикнув от боли. — Ираталь! Спасите его!

— Некого спасать, — со вздохом сообщил кариандец. — От формеи противоядия нет. Как же я раньше не понял, чем тянет в воде…

* * *

Название одного из страшнейших ядов — мгновенного и в самом деле безнадежного — прозвучало приговором. Но Алестар вместо страха или жалости почувствовал только разочарование. Руаль должен был ответить на вопросы! А еще он должен был расплатиться! Хотя… как? Что можно было сделать с советником страшнее того, что он уже сотворил с собой? Кассия…

У Алестара перехватило дыхание от тяжелой мучительной горечи, поднявшейся откуда-то изнутри и заполнившей его целиком. Кассия, его Кассия… Его любовь… Почему она не сказала ему?! Разве дал бы он ей сесть на салту и отправиться на Арену?! Да он бы капле грязной воды не позволил коснуться… Почему? Как она могла скрыть такое? Зачем?!

Боль души была столь сильна, что он забыл даже про рану, и только шевельнувшись, снова закусил губу. Голоса и прочие звуки доносились словно издалека или через преграду, он слушал — и не слышал их. Во всем мире осталось только одна связь с жизнью — крепкие пальцы, сжимающие его запястье. Джиад… Она здесь, рядом. Ему нужно быть сильным ради нее, а потом он вспомнит и остальные причины.

С огромным усилием, глубоко вдохнув, Алестар отогнал видение кровавой мути над песком Арены. Не сейчас! Он не может позволить себе сдаться на последнем повороте!

— Невис! — сказал он вслух, с трудом узнавая собственный голос. — Дайте мне что-нибудь… хотя — нет. Принесите тинкалы. Обычной горячей тинкалы. Мне и всем остальным. Совет продолжается.

— Ваше величество! — ахнул кто-то рядом.

— Совет! Продолжается!

Он откинулся в кресле, подтянув руку, которую держала Джиад, и накрыв ее другой ладонью. Нашел взгляд Ираталя, начальник охраны торопливо подплыл.

— Пошлите кого-нибудь за тинкалой, — велел Алестар сквозь шумящий в ушах прибой. — Остальных не выпускать. Кари… Где он? И Санлия…

— Оба под надежной охраной, ваше величество.

Ираталь склонился особенно низко, и Алестар про себя усмехнулся. То ли делает вид для остальных членов Совета, то ли и вправду счастлив, что новый король отдает прямые и четкие приказы. Верный советник, надежный подданный, если хоть кому-то еще можно верить в этом королевстве. Но вот с должности начальника охраны Ираталя надо убирать. А кем заменить? Некем… Вот ведь проклятье!

Он снова обвел зал взглядом, не позволяя себе морщиться слишком явно, хотя жгучая боль поднималась от плавника все выше. Советники сбились в две кучи, как салту вокруг вожака. Двух вожаков, точнее. Центром одной группы стал Герувейн, второй — Тиаран. Вот и замечательно, теперь особенно хорошо все видно. Впрочем… отец Ми примкнул к Герувейну, так что и здесь все не так просто — Лорассу Алестар не верил по-прежнему ни на ломаную ракушку.

Жрец Герлас, мрачный и будто потемневший лицом, сидел в кресле, уставившись куда-то в стену. Про себя Алестар сделал заметку — непременно поговорить с ним. Сейчас Герлас растерян и должен чувствовать вину за то, что едва не помог осудить невиновную. Да, двуногих он не любит, но ведь речь идет о судьбе Акаланте! Не может глубинник совсем ничего не знать о заговоре.

Еще один, не примкнувший ни к какой группе, уютно устроился в кресле, подвернув хвост, словно у себя дома. Эргиан, кариандец. С ним тоже следует побеседовать. Эргиан вызывал у Алестара лютую смесь восхищения, зависти, неприязни и подозрения. Слишком умен, слишком расчетлив, слишком изящен в манерах и интригах. И когда это он играл с Джиад?!

Алестар снова пошевелился в кресле, вдруг поняв, что после окончания Совета сам добраться до спальни не сможет. Хвост болел так, будто в него впилась дюжина гигантских крабов… Ладно, придумает что-нибудь… Потом…

— Санлия! — позвал он, и плавающая у стены наложница вскинула голову. — Что ты можешь рассказать мне и Совету?

— Многое, ваше величество, — бесстрастно отозвалась суаланка. — Я могу рассказать все, что мне известно. Как и почему погибла ваша… каи-на Кассия, кто опаивал вас гарнатой, кто едва не убил каи-на Эрувейн и кто убил вашего отца, да примет его душу Мать Море. Но все это я расскажу не даром, а за клятву.

— Что? — изумился Алестар. — Ты требуешь клятву? От меня? И в чем же?

— В прощении вины. Точнее, не так. Я хочу помилования. Королевского помилования за любую вину, прежде чем начну говорить.

— Для себя? — мрачно уточнил Алестар, но Санлия покачала головой.

— Нет, ваше величество. Я приму все, что вы и Совет Акаланте присудите мне в качестве наказания. Видят Трое, моя вина действительно велика. Но я прошу помилования для моей сестры. Она виновна во многом, но больше виновен тот, кто толкнул ее на это.

— Твоя сестра…

Мысли путались, голова болела, и сейчас Алестару как никогда был необходим хороший совет. Согласиться ли на предложение, в котором чувствовался подвох? Он обвел взглядом советников, мечтая о глотке горячей сладкой тинкалы. Даровать прощение, не зная вины?

— Санлия! — вдруг пришла ему в голову мысль. — Твоя сестра виновна в чьей-то смерти? Она убила хоть кого-нибудь?

— Нет, ваше величество.

Взгляд Санлии на мгновение вильнул в сторону, но тут же снова стал открытым и прямым. Правда, Алестару показалось, что эта открытость — от отчаяния, да и выглядела красавица-наложница уставшей и осунувшейся. Измученной…

— Нет, — повторила Санлия. — Она никого не убила.

— Тогда…

Алестар помолчал, собираясь с тяжелыми вязкими мыслями, подбирая слова, продолжил:

— Я клянусь, что если она не виновна ни в чьей смерти, то что бы она ни сделала, ей не вынесут смертный приговор. Клянусь, что учту все обстоятельства в ее пользу. И что приговор будет мягким настолько, насколько… это возможно. Ты согласна на это? И не просишь помилования для себя?

Санлия несколько мгновений смотрела на него совершенно чужим, незнакомым взглядом, которого он ни разу у нее не видел. Он вообще, оказывается, ничего не знал о женщине, с которой несколько лет делил постель, которой поверял тайны, спрашивал совета… Суаланские мурены — так назвал их Руаль. Мурены, свившие гнездо в самом сердце дворца.

— Я согласна, ваше величество, — сказала она ясно и громко в наступившей тишине. — Если вы поклянетесь в том, что обещали, Сердцем Моря.

Сердце! Она ничего не знает о том, что Сердце украдено? Алестар сжал руку Джиад и почувствовал ответное пожатие — жрица его поняла. А ведь клятва на фальшивке будет недействительной…

Нет, он поклянется по-настоящему, не станет гневить богов и пачкать душу ложной клятвой.

Алестар положил свободную ладонь на фальшивку, тяжело оттягивающую цепь на шее. Слегка нажал, надеясь, что туарра внутри еще не проголодалась и откликнется на темноту вспышкой.

— Клянусь, — сказал просто. — Клянусь Сердцем Моря. Говори же.

— Все началось, когда каи-на Кассия поняла, что носит ваше дитя, — тем же бесстрастным ровным голосом начала Санлия.

Она говорила негромко, но каждое слово растекалось по залу, как волна, достигая ушей и сердец.

— Вы никогда не думали, ваше величество, что наложницы знают слишком много? Больше, чем положено затворницам, все время проводящим во дворце. Но к нам приплывают торговцы с тканями и драгоценностями, портные и ювелиры, целители и просто слуги. У нас есть подруги из горожанок и даже каи-на. Все городские слухи и сплетни, все дворцовые интриги колышут воду в наших покоях. Каи-на Кассия… она была очень доброй и милой девушкой, мы от души любили ее. Другая бы на ее месте ревновала, старалась бороться за место рядом с вами, а она… Мы подружились в последний год. Она часто рассказывала мне, как боится за свое будущее рядом с вами. Точнее, что этого будущего не будет. Когда Кассия поняла, что беременна, она рассказала мне первой. Ей стало нехорошо… Самая обычная вещь в ее положении — тело откликнулось на приправы в тинкале рвотой. Я дочь целителя, я сразу все поняла — и она призналась. Видят Трое, я уговаривала ее рассказать вам. Клянусь в этом всем, что у меня осталось, — моей сестрой. Малышка… обещала. Она сказала, что расскажет сразу после Больших Гонок. Вы обещали подарить ей Золотой Жемчуг — помните? А она… она вбила себе в голову, что только весть о ее беременности станет достойным ответным подарком…

Санлия перевела дух и стиснула пальцы перед собой — единственное, что хоть как-то выдало ее чувства.

— Я знаю точно, кто кроме меня она рассказала лишь отцу. Они ведь были близки… Советник не желал вашего с ней брака, но Кассия была уверена, что теперь его мнение изменится. Она носила под сердцем дитя королевской крови! Будущего наследника, возможно! Даже откажи его величество Кариалл в свадьбе, ребенка ваша семья признала бы, верно?

— Я женился бы на ней, — прошептал Алестар, едва слыша собственный голос. — Я женился бы в любом случае. А уж ребенок… Это же милость богов! Отец бы согласился — я знаю.

— Верно, — согласилась Санлия. — Но советник… засомневался. Его величество мог дать будущему внуку статус всего лишь младшего принца, девочка тем более была не слишком большой ценностью. А вас он бы женил на кариандке — и получил законных внуков королевской крови по обеим линиям. Советник испугался — он ведь сам вел переговоры и знал, что Карианд отчаянно нуждается в союзе с Акаланте.

Она посмотрела на Эргиана, который так и сидел, свернувшись клубком и сплетя пальцы перед собой. Алестар тоже глянул на кариандского принца, который ни словом, ни взглядом не ответил, продолжая разглядывать зал Совета.

— Итак, — продолжила Санлия, теребя кончик черной косы, переброшенной на грудь, — он испугался. И дождался срока, когда целитель смог определенно сказать, что будущий ребенок — мальчик. Советник знал, что Кассия готовит вам сюрприз, а про меня она ему не сказала — некрасиво ведь, что какая-то наложница сравнилась с родным отцом, став поверенной ее тайн. И тогда советник решил, что зять-король ему совсем не нужен. Достаточно внука-наследного принца. И дочери, которая станет матерью будущего короля.

— Откуда ты все это знаешь? — не вытерпел Алестар.

— Несложно было догадаться, — пожала плечами Санлия. — Вас любила Кассия, а вот ее отец — тот ненавидел. Вы ведь уговаривали его дочь пройти ритуал разрыва с городом и стать подданной другого владыки. Вы хотели запечатлеть ее, как положено, но Кассия могла и не пережить ритуал.

— Да не хотел я этого! — выкрикнул Алестар, подаваясь вперед и видя вокруг только жадные любопытные лица. — Я же понимал это! И отец понимал! Мы и так любили друг друга! Зачем нам было запечатление?

— Что ж, вам виднее, — опять пожала плечами Санлия. — Мне, признаться, тогда было не до Кассии. Я знала, что мне уж точно после вашей свадьбы придется устраивать новую жизнь, и была даже рада этому. Вдобавок во дворце появилась моя сестра. Об этом я расскажу позже, это важно… Наступили Большие Гонки. Еще немного — и положение Кассии стало бы видно всем. Она решила не дожидаться окончания Гонок и сказать вам пораньше. А вы, конечно, рассказали бы отцу… советник решил не рисковать. Если у короля не будет сына, то этот сын не сможет зачать еще одного наследника. И Руаль подкупил чистильщика салту, проигравшегося в чешую на Гонках, чтобы тот смазал упряжь зельем. Конечно, чистильщик бы ни за что не согласился, знай он о яде! Он был игроком, но верным подданным. Только вот советник сказал ему, что это средство просто не позволит вам победить. Мол, на вашу победу ставки делают все, так что настоящий куш можно сорвать только на поражении. А вот это чистильщик понял очень хорошо! Он тоже сделал ставку на ваш проигрыш — и смазал ремни зельем. Почти не измена… Ведь на Арене принцев нет.

— Откуда? — безнадежно повторил Алестар. — Это-то ты откуда знаешь?

— Руаль сам рассказал вашему отцу. Забавно, это я обвинила его в измене и том, что он велел травить вас гарнатой. Но про Кассию… Такого я и предположить не могла! Советник сам признался королю во всем. Он источал яд ему в лицо рассказом, как травил его сына, как убил свою дочь вместо него — и продолжил травить. А я слышала каждое слово. О, я и подумать не могла, чем все кончится!

— Руаля обвинила в измене ты?!

Алестар окончательно перестал что-то понимать. Санлия улыбнулась без тени веселья.

— Минуту терпения, — попросила она. — Я все расскажу.

Алестар молча кивнул и снова пожал пальцы Джиад, потом погладил. Он не смотрел в ее сторону, но молчаливое присутствие жрицы помогало сохранять рассудок и силы.

В дверь проскользнул гвардеец с гроздью кувшинчиков тинкалы, что-то зашептал Ираталю. Тот тихо переспросил, затем наугад выбрал один из кувшинчиков и подплыл к креслу Алестара.

— Вот, — протянул ему тинкалу. — Семариль варил сам под надзором целителей и поваров. И продукты проверены…

Алестар молча взял кувшинчик, приложился к горлышку, отпил. Тинкала была уже не очень горячей, но в меру сладкой и сваренной весьма недурно.

— Дайте еще один, — велел он. — И раздайте остальным, кто захочет. Мы еще долго отсюда не выплывем.

Второй кувшинчик он передал Джиад, и жрица приняла его, шепнув «благодарю, ваше величество».

Пока тинкалу передавали по залу, Санлия вновь заговорила.

— Теперь мне придется рассказать о своей сестре. Кариша младше меня на четыре года. Мы… очень любили друг друга, всегда… Когда отец погиб, а я пропала в Акаланте, Кариша осталась одна. Она была уверена, что я тоже погибла, но потом пришла весточка, что я жива, только не могу вернуться. И сестра бросилась на мои поиски. В Акаланте найти меня оказалось нетрудно: во дворце всякий знал историю наложницы из Суаланы. Кариша… она возненавидела вашу семью. До тех, кто сломал мою судьбу, она добраться не могла, я и сама не знала, кто они, но войну, на которой погиб отец, а я попала в плен, вел король Акаланте. Кариша решила, что во всех наших бедах виноват он. Она не стала мстить королю — убить его было бы слишком легко. Она решила уничтожить его сына, сделать ему больно через того, кого он любит. Вдобавок, я ведь стала вашей наложницей, а не королевской. Клянусь Тремя, я не считала это обидой — напротив. Ваш отец дал мне то, что мог дать… Но Кариша решила иначе. Она хотела вас отравить, но я поняла — и не позволила. Как я могла выдать собственную сестру? А она не желала уплывать домой, она искала мести. Мести, которой я сама не хотела!

Впервые в голосе Санлии прорезались чувства, и Алестар залился краской стыда. Он не думал… ему в голову не приходило, что его Санлия настолько несчастна. Да, она грустила, но кто был бы счастлив в ее положении? Он старался быть с ней нежным, дарил подарки, утешал и обещал покровительство, но разве он мог вернуть ей утраченное? Отца, жениха, мирную жизнь…

— Я не знаю, как они с Руалем нашли друг друга, — измученно проговорила Санлия. — Но советник пообещал ей месть более сладкую, чем просто ваша смерть от яда. Он дал ей гарнату и велел подливать понемногу в ваше питье. Руаль хотел, чтобы вы медленно и мучительно сходили с ума, как сходил с ума он сам. Чтобы вы совершали все новые и новые безумства, чтобы весь Акаланте видел это, боялся и ненавидел вас. Кариша хотела вас соблазнить, чтобы еще вернее втереться в доверие, но почему-то не вышло… Сначала вы не смотрели вообще ни на кого, потом… во дворец привезли запечатленную с вами девушку, двуногую. И тут… — Санлия глубоко вздохнула, собираясь с силами, — тут моя сестра окончательно обезумела сама. У того, кто был виноват в моем разрыве запечатления, — так она считала — у него самого запечатление случилось! Она подлила вам в тинкалу особенно сильную дозу и пригрозила, что если я скажу хоть что-то, если помешаю ей — она убьет себя, но сначала отравит воду в вашей спальне и спальне вашего отца. Я не знала, что она увеличила дозу в тот день, клянусь! Подозревала, но не знала. Каждый день хотела рассказать вашему отцу, что происходит, но не могла справиться с Каришей. Если бы ее поймали, то казнили бы, а я не могла ее потерять…

— Дальше, — уронил Алестар, когда молчание стало невыносимым, и Санлия, вздрогнув, продолжила, на глазах бледнея:

— Она изображала служанку, это открывало доступ почти везде. Акалантцы беспечны, они слишком полагаются на богов. Но, должно быть, Трое и в самом деле хранят вас и ваш город. Мне было жаль вашу избранную, но я ничего не могла сделать. А когда попыталась все-таки укротить Каришу, она пожаловалась Руалю. Советник приплыл поговорить ко мне. Наедине, разумеется. И сказал, что если я не перестану мешать, я навсегда потеряю сестру. Ее убьют, и в этом буду виновата только я. И тогда… я перестала мешать. Когда с гарнатой не вышло, а за вами стали следить, советник придумал новый план. Он велел Карише соблазнить молодого жреца из храма глубинников, скромного парнишку, имевшего доступ к чаше. Я пыталась намекнуть вам, чего опасаться! Делала вид, что болтаю, а сама молилась всем богам мира, чтобы вы услышали и сделали хоть что-то! Вы были слепы и глухи, но земная жрица… она как-то сумела отогнать Дыхание Бездны, призванное советником. А тот парнишка из храма… когда он понял, что был обманут…

— Тварь! — прогремел Герлас, привставая из кресла.

— Да, — с той же ледяной отреченностью подтвердила Санлия. — Я тварь, потому что молчала все это время. Клянусь глубинными, покой которых вы храните, я боялась не за себя. Я до последнего мига надеялась, что Кариша одумается. Только… моя ласковая умная сестренка у меня на глазах превращалась в чудовище. Когда с чашей не вышло, она попыталась снова — в последний раз. Она заболталась с другой служанкой о зелье, которое может привлечь любого, зная, что их слышит каи-на Миалара. А потом, якобы уличенная, дала ей адрес целителя. Высокородная дурочка купила приворот и отправилась на свадьбу Эрувейн — единственное место, откуда ее не выгнали бы сразу по приказу принца. Кариша приплыла туда как служанка — на торжествах всегда много прислуги — и поднесла вам отравленную тинкалу. Вы должны были умереть прямо посреди зала, но приворот оказался частичным противоядием. Тот целитель сделал сильное зелье, оно отсрочило действие яда. И тогда…

— Твоя сестра решила доделать ножом то, что не смог яд, — мрачно закончил Алестар. — Но Эруви-то за что?