Русская смелость с большим размахом

 

Дальнейшая судьба эрдмановской музыкальной комедии оказалась непростой.

В Москве закончили павильонные съемки. Александров картину изрядно сократил, выкинув сцены как снятые, так и те, что снимать не стал. Отбросив треть сценарного материала, сделал помпезный финал а-ля Голливуд, пригласив вместо тридцать герлс упитанных теток, но с блистательными Утесовым, Орловой и Курихиным – Факельщиком. Изменил название ленты.

– Почему «Пастух из Абрау-Дюрсо»? Ведь в картине коллективный герой – джаз?!

И оставил в качестве основного подзаголовок «Джаз-комедия». Прирожденный пиарщик, извините за неологизм, устроил несколько общественных просмотров: Шумяцкий предложил приглашать на них видных деятелей литературы и искусства, но еще не смонтированный материал будущего фильма не побудил их высказывать восторги, а прессе дал повод высказать неодобрение «буржуазной затее». И в конце концов уже готовая комедия чуть было не угодила на полку: решиться пустить по экранам «фильму», двое из сценаристов которой находились в заключении, никто не отважился.

И тогда казавшийся непотопляемым Шумяцкий придумал выход. Изъяв из титров фамилии репрессированных, запустил пробный шар, с помощью которого можно было бы без риска для жизни переложить ответственность на другие плечи: пусть решение, быть или не быть фильму, примет не кто-нибудь, а великий пролетарский писатель, приближенный к Кремлю, ближе нельзя, – Алексей Максимович Горький.

 

Григорий Александров, Леонид Утесов и «побитые» музыканты Теа-джаза

 

Согласовав вопрос там где нужно и получив одобрение, Борис Захарович вызвал к себе своего заместителя Николая Чужина, заведующего художественно-производственным отделом Константина Юкова и поручил им серьезнейшее дело: показать при первой возможности «Веселых ребят» Горькому. Такая возможность представилась быстро (стоило только захотеть!) – 2 августа 1934 года оба порученца прибыли на горьковскую дачу «Десятые Горки», где шла подготовка к Первому съезду Союза писателей.

«В четверть десятого Алексей Максимович закончил совещание с представителями оргкомитета, попил чаю и попросил нас скорее начать просмотр. Настроение у Алексея Максимовича было бодрое», – пишет в подробнейшем отчете Константин Юлианович Юков. В зале помимо членов оргкомитета, секретаря Горького П. Крючкова и зав. агитпропом А. Стецкого собрался весь обслуживающий персонал: дворники, уборщицы, повара, официантки, горничные, спальник, охранники. Челядь пролетарского писателя всегда была многочисленной.

Проекционный аппарат в зале стоял один, поэтому картину показывали по частям, с небольшим перерывом после каждых десяти минут.

«Алексей Максимович внимательно прислушивался к замечаниям и репликам, какие отпускали собравшиеся, – продолжает свой отчет Юков. – Однако своего мнения не высказывал. Только после сцены драки с восторгом отозвался:

– Ну и дерутся! Замечательно дерутся, по-настоящему, без подделки!..

После просмотра Стецкий обратился к присутствующим с вопросом:

– Ну как?

Ответ зрителей был единодушным:

– Весело.

Тогда высказал свои замечания Алексей Максимович:

– Талантливая, очень талантливая картина. Сделана смело, смотрится весело и с величайшим интересом. До чего талантливы люди! До чего хорошо играет эта девушка, а также животные! И как они, эти кинематографисты, ухитрились добиться такой прекрасной игры животных!»

И тут развернулась дискуссия. Спор, правда, вели только официальные лица. Конспективно спорили вот о чем:

«Стецкий. Выступление Потехина в мюзик-холле неестественно. Его надо сократить.

Горький. Зачем сокращать?! Ведь все здесь весело, смешно. Не вижу необходимости сокращать.

Кирпотин. Это не наш стиль. Это настоящий американизм.

Горький. Да, американизм, но наш, советский. Американцы никогда не осмелятся сделать так, я бы сказал, хулигански ряд эпизодов, какие есть в этой фильме. Здесь я вижу настоящую русскую смелость с большим размахом. Возьмите замечательный эпизод с катафалком. Это одна из впечатляющих сцен этой фильмы. Американцы никогда не посмели бы так снять катафалк, это обязательное орудие торжественных похорон. Они пытаются утвердить уважение ко всякого рода культам, связанным с кладбищем. А тут наш русский режиссер взял катафалк и так показал его, что и смешно, и динамично. Это искусство.

Юдин. Картина может оказать вредное влияние, так как вся советская кинематография может пойти по пути оглупления жизни.

Горький. Чепуха! Это первая экспериментальная комедия. Она удалась, и нужно, чтобы советский кинематограф ставил веселые вещи. А то ведь скука, нудьга. Тяжело ведь смотреть „Грозу“. Это не значит, что ее не надо ставить, но наряду с ней и другими очень желательно иметь бодрые, веселые, занимательные фильмы. Такие, как „Веселые ребята“. И в этом отношении советский кинематограф еще очень мало сделал и должен сделать очень много».

«Еще раз выразив свое удовлетворение от просмотра „Веселых ребят“, Алексей Максимович после неоднократных напоминаний, что уже поздно, сказал:

– Вы меня гоните, ждете, чтобы я ушел? Ну что же, тогда до свидания!

Горячо жал нам руку и благодарил за доставленное удовольствие», – заканчивает свой отчет начальник отдела.

– Ах какие у нас прекрасные архивы и какие замечательные люди: хватило же им терпения писать подробные отчеты неизвестно для кого! – воскликнул Утесов, которого я первым познакомил с результатом поисков утраченного. – И обратите внимание, какой Горький чуткий зритель! Ему больше всего понравились самые буффонные эпизоды! И вот вам еще одно доказательство пристальности горьковского взгляда: что-что, а не заметить молодую актрису он не мог. Между прочим, она смелая женщина: когда я отказался гарцевать на бугае, она согласилась немедля. Вся группа долго усаживала ее на быка, а он, едва началась съемка, тут же сбросил актрису на пол. Александров, правда, нашел выход: усадил Любовь Петровну себе на закорки, и она стала налево и направо размахивать метлой, ожесточенно стегая режиссера по бокам, – все остались довольны! Кстати, вам стоило бы показать ей этот безадресный отчет.

Орлову отклик Горького действительно очень взволновал:

– Понимаете, ведь тогда решалась судьба моя и Григория Васильевича. Личная и творческая.

Десять лет спустя, когда Любови Петровны уже не было, Александров позвонил мне и предложил сняться в документальном фильме о нем и Орловой – рассказать о горьковском отзыве, так много решившем.

На Студии научно-популярных фильмов мы сидели с Григорием Васильевичем в ожидании операторов и декораторов, бившихся над выгородкой с огромным портретом Орловой. И конечно, заговорили о «Веселых ребятах». Александров вспомнил, сколько ему пришлось пережить на съемках финала ленты. Громоздкую декорацию с огромным фонтаном в центре и роскошными трехсотметровыми лестницами по бокам («не хуже, чем у Фреда Астера!») возвели во дворе кинокомбината: в павильон она не влезала. Чтобы начать движение сверху, Утесову с джазом и Орловой с духовым оркестром приходилось забираться на эту роскошь по хлипкой конструкции с обратной стороны. Нет, никто оттуда не сверзился – обошлось без жертв. Но едва закончили репетицию, полил дождь. Съемку отменили. На другой день разразилась весенняя гроза – та, что в начале мая. Дождь лил сутки. Декорация размокла, на лестницы нельзя было ступить. Ждали погоду неделю, соорудили все снова и только тогда сняли.

Я слушал внимательно, но на языке постоянно вертелся вопрос, который я давно хотел задать, но все не решался. А тут не удержался:

– От разных людей я не раз слыхал, что сцену знаменитой драки смонтировали не вы, а Эйзенштейн. Это правда?

– Не совсем, – ответил Александров. – Монтировал я, а Сергей Михайлович сидел рядом…

Просмотр на горьковской даче имел далеко идущие последствия. Таких не ожидал даже многоопытный Борис Шумяцкий.

Через несколько дней картину решили посмотреть члены Политбюро во главе со своим главным.

«По окончании сеанса, – рассказывал Александров, который на этот раз томился в соседнем фойе, – все, кто был в просмотровом зале, смолкли, ждали, что скажет Сталин.

– Хорошо! Я будто месяц пробыл в отпуске, – сказал он, и все стали возбужденно вспоминать понравившиеся детали кинокомедии».

Судьба «Веселых ребят» была решена. И вокруг все завертелось. Картину срочно отправили на Второй международный кинофестиваль в Венецию в числе большой программы, включавшей, в частности, «Грозу», «Пышку», «Окраину», «Нового Гулливера» и другие ленты.

Программа, как лучшая, получила премию.

Изменился и тон родной печати. Если недавно газеты публиковали карикатуры, где кино-Чапаев поганой метлой выметал с экрана героев «Веселых ребят», то теперь за месяцы до премьеры появились статьи об успехе комедии. В сентябре главк по производству фильмов создает комиссию, призванную так организовать выпуск «Веселых ребят», чтобы он стал событием, которое никто бы не смог не заметить. Тут были общественные просмотры, выпуск десятка пластинок с песнями из фильма, папиросы «Веселые ребята» и одноименные конфеты, печенье с портретами главных героев ленты (ответственные – «Грампласттрест», «Табакотрест» и «Кондитерско-пищевой трест»), печать Музиздатом трех песен и четырех танцевальных мелодий из картины и, наконец, катафалк, что будет постоянно разъезжать по Москве, приглашая на «Веселых ребят».

 

Постыдный и глупый бред?

 

А Эрдман? Что с ним было в это время? Из ссылки он сообщил свой адрес: Енисейск, ул. Сталина, 23. Еще один грустный парадокс в его духе!

 

Съемка финальной сцены фильма «Веселые ребята» на натурной площадке «Мосфильма»

 

Ему писали помимо А. Степановой родные и друзья. Редкие письма приходили от Владимира Масса, сосланного в Тобольск. После декабрьской 1934 года премьеры «Веселых ребят» пошли поздравления с невиданным приемом зрителями картины. Откликнулась и Любовь Орлова:

 

«Дорогой Коля!

Прежде всего поздравляю Вас с большим успехом нашей фильмы. Я надеюсь, что Вы скоро увидите и оцените „Веселых ребят“ по-своему. Посылаю Вам кадры из фильмы. Я очень довольна картиной как за себя, так и за Гришу, за Вас, за всю группу – поработали недаром.

Шлю Вам самые сердечные приветы, жму крепко руку и надеюсь скоро увидеть Вас и начать вместе с Вами делать фильму „Новые люди“, о которой я не перестаю думать.

Надеюсь скоро Вас видеть. Сердечный привет.

Л. Орлова.

Коля, я помню, что Вы любите духи, посылаю Вам на понюшку».

 

Николаю Робертовичу удалось увидеть работу Александрова только в феврале 1935-го. Впечатление она произвела на него такое, что при следующей возможности сходить в кино он «с удовольствием не пошел». Оценка Эрдмана кратка и беспощадна: «Такой постыдный и глупый бред. Неужели нельзя было сделать даже такой пустяковой вещи?»

Неожиданно? Спорить с автором сценария тому, кто считает «Веселых ребят» если не лучшей, то одной из лучших отечественных музыкальных комедий, изобилием которых наш экран не отличался, доказывать ее сценарные, актерские удачи, говорить о музыкальных и режиссерских достоинствах фильма вряд ли здесь стоит. Попытаемся понять Эрдмана.

Думаю, его прежде всего оскорбило некое пренебрежение режиссера сценарием, безжалостное сокращение его – как реплик, так и больших сцен. Быть может, сказалось и настроение драматурга: ссылка мало располагает к веселью. Не будем гадать. Право Эрдмана не принять комедию не подлежит сомнению.

Но хочется все же заметить: Александров тоже имел право на свой фильм, на свое, режиссерское понимание комедийного зрелища. Он воплотил в нем провозглашенный Эйзенштейном принцип «монтажа аттракционов». Отбросил бытовые детали, логические переходы от одного аттракциона к другому, не тратил время на объяснения, как возникла та или иная ситуация, и это обеспечило динамичность действия, что катится как по рельсам, не громыхая на стыках.

К тому же режиссер точно дозировал чередование смеховых и лирических эпизодов – без этого ленту не выдержал бы ни один зритель. Да, закон чередования открыт не Александровым, он использовался в десятках, если не в сотнях американских фильмов. Подражательность налицо. Но ставить ее в упрек пионеру музыкальной комедии не годится: других примеров для овладения профессией у него не было.

«Веселые ребята» выдержали экзамен у зрителя. Не только нашего. После Венецианского фестиваля картину купили многие страны: в Югославии она шла под титулом «Пастух из Абрау», в Польше – «Весь мир смеется», во Франции и США – «Веселые ребята».

Зарубежные кинокритики усмотрели в фильме немало недостатков, но остались единодушны в признании его удачи.

«Этот фильм выходит из рамок обычной советской продукции, – писал в декабре 1934 года журнал „Синематографи Франсез“. – Сделана попытка избежать социальных сюжетов и голой пропаганды. Это забавный и веселый фарс, окруженный приятной и живой музыкальной атмосферой.

Постановка Александрова отличается цепкостью, изобилует находками. Иногда, однако, этот молодой режиссер был обманут исполнителями, декорациями, недостаточной приспособленностью советских актеров к элегантности, к светскости. Отметим, однако, усилия в сторону нового, которое мы видим в фильме».

Жаль, что Эрдман не читал этих строк.

Сегодня «Веселые ребята» стали раритетом отечественного кино. Хранимым, неприкасаемым, к которому ни прибавить, ни убавить. И его смотрят новые поколения, другие страны и континенты.