Глава 27. Сосед профессора Снейпа

Сосед-американец оказался на удивление общительным. Во время служения «Упивающихся Духом» Гарри не смог разглядеть пастора без очков. Теперь он видел его ясно. Стариком тот не был, как поначалу показалось юному христианину: всему виной был бледный и изможденный вид, да и шотландский плед, наброшенный на плечи, довершал болезненную картину. Очевидно, Мистеру Риддлу было лет под шестьдесят, но, несмотря на нездоровую бледность и отечность, лидер харизматов оказался весьма энергичен и довольно болтлив.

Гарри и сам не заметил, как пастор увлек его на свою половину участка — показать оранжерею орхидей.

— Вы знаете, мистер Поттер, это удивительно, никогда не интересовался цветами, но вместе с домом Его Преподобия… кхе-кхе… мне досталась чудесная оранжерея, — сказал он, уводя юношу вглубь сада. — Если вы не слишком заняты, я с удовольствием покажу. Вот уж воистину божий рай, кхе.

— У вас нет американского акцента, сэр, — заметил Гарри, с любопытством разглядывая чужие владения: подстриженные кусты в форме шаров, кубов и пирамид.

— Я родился здесь, мистер Поттер, а уже будучи взрослым, реализовал себя в Штатах как лидера церкви.

— Точно, — вспомнил Гарри. — Пастор Дамблдор говорил, что вы — его ученик.

— Да, это так, — пастор отчего-то поморщился. — Это было давно. Наши взгляды на церковь Иисуса в настоящий момент так расходятся, что мне самому трудно поверить, что я его ученик.

— Ваша проповедь… — Гарри замялся, подбирая слова, — была очень необычной, сэр. Думаю, она многих вдохновила.

— Кхе-кхе. Да, число моих сторонников растет, — не без самодовольства отметил пастор Риддл. — А ведь когда-то я был так же безъязык, как и Моисей, — прибавил он.

— То есть?..

— О, милый юноша… Когда-то я был гол, бос, без копейки в кармане, без поддержки и друзей, не говоря об ораторском даре, — он остановился, и Гарри также застыл на месте, — голос и взгляд американского пастора странным образом гипнотизировали.

— Иисус дает людям всё, о чем они просят. Всё! — глаза американского проповедника вспыхнули праведным огнем. — Просите, и да будет вам! Только никто не знает, КАК просить!

— Как? — Гарри широко раскрыл глаза.

— Что говорит Альбус Дамблдор? Просите с верой. А с верой В КОГО просить, как вы думаете?

— В Господа, — промямлил юный христианин.

— Не совсем так, мистер Поттер. С верой в СЕБЯ!

Если бы он не зашелся кашлем, это прозвучало бы куда значительней.

— Но это… неправильно… не по Писанию, — слегка нахмурился молодой человек.

— Каждый трактует Писание, как умеет. Но мне Господь открыл Истину. И эта Истина — вера в себя! Спросите, почему?

— Почему? — эхом отозвался Гарри.

— Потому что Иисус живет во мне! — лидер «Упивающихся» ударил себя в кулаком в грудь и закашлялся по новой.

Гарри озадаченно уставился на пастора. Возможно, Иисусу лучше знать, где жить, но он бы на его месте выбрал тело получше, например, тело мистера Сне…

— Иисус живет в каждом, кто принял Его! — прервал его размышления пастор Риддл. — Верьте в себя, и будете иметь ВСЁ! Иисус не хочет, чтобы мы были бедными и больными, кхе! И я не хочу быть ни тем, ни другим. Поэтому у меня есть всё, и даже то, о чем я не просил, как, например, эти орхидеи, мистер Поттер.

Гарри отвел взгляд от гипнотизирующих темных глаз пастора и удивленно моргнул — перед ним была стеклянная сияющая светом оранжерея, до верха заполненная невероятными экзотическими растениями всех цветов и оттенков.

Пастор распахнул дверь, и в нос им ударил душновато-сладкий аромат тропических растений. Юноша никогда не ощущал такого неземного благоухания.

— Ох, как пахнет, — пробормотал он.

— Орхидеи — как люди, — мистер Риддл пропустил Гарри вперед. — Некоторые пахнут прекрасно, вот как Трихопилла тортиллис, — он наклонился и втянул носом аромат цветка. — Есть без запаха, например, этот Фаленопсис… А вот Бульбофиллум Беккарии, понюхайте, молодой человек, — с кривой улыбкой сказал он.

Гарри склонился над цветком и тут же отпрянул — цветок издавал запах гнилого мяса.

— Ха-ха-кхе-кхе, — то ли засмеялся, то ли закашлялся пастор.

— Вы знаете все их названия? — спросил Гарри.

— Вы не заметили? На горшках написано, — хмыкнул мистер Риддл. — Покойный Уиллис был мастером своего дела. У меня они стали гибнуть, — озабоченно нахмурился он. — Грибок, гниль, тля.

— Такому человеку, как вы, достаточно помолиться и…

— Хе! — воскликнул пастор. — Узнаю нищих духом учеников Альбуса! Помолиться, конечно, можно. Но я ведь сказал, Иисус — во мне! Я буду сам заботиться о моих орхидеях. Я еще в состоянии набрать номер и вызвать службу спасения редких растений! А если такой службы нет, создам ее своими руками и заработаю на этом миллион… другой-третий.

Гарри вытаращил глаза, размышляя о могуществе Иисуса в хилом теле пастора.

— Хотите взглянуть на змея-искусителя? — внезапно спросил Риддл.

Сильнее открыть рот было бы просто невозможно.

— А вы как думали, — то ли улыбнулся, то ли скривился мистер Риддл. — Какой рай без змея? Идемте, я вам покажу, — он двинулся куда-то вглубь теплицы. — Конечно, Преподобный Уиллис не понимал, что его Эдему чего-то недостает. Но я восполнил досадное упущение. Полюбуйтесь, мистер Поттер.

Между полками с райскими экземплярами орхидей стоял огромный стеклянный террариум. Гарри едва не врезался в стекло, незаметное среди зелени. На дне террариума свернулась чудовищных размеров змея, глядя на юного христианина немигающим внимательным глазом.

Юноша похолодел. Бесы из книги пастора Дамблдора на минуту померкли перед мощью дьявольского змия.

— Моя ты девочка, — ласково сказал хозяин Эдема и постучал по стеклу желтоватыми потрескавшимися ногтями.

— Девочка? Это что, она? — удивился юный христианин.

— А кто сказал, что змей был мужчиной?— губы мистер Риддла растянулись в тонкой улыбке. — Кхе-кхе, шутка… А может, и не совсем шутка. Я считаю, что дьявол может предстать и в женском обличье, да, Нагини? Моя девочка, моя красавица, — засюсюкал он.

Гарри отшатнулся от террариума.

— Остерегайтесь женщин, мистер Поттер, — наставительно сказал пастор Риддл. — Они способны разрушить лучшие замыслы… Кстати, мистер Снейп — ваш отец?

Цвет лица юного христианина мог поспорить с ярким экземпляром Фаленопсиса.

— Нет, сэр, — пробормотал он.

— Родственник?

— Нет, сэр, — Гарри вдруг почувствовал, что стесняться признать Северуса Снейпа своим другом просто подло. К нему вернулся голос: — Он мой друг, мистер Риддл.

— Понятно, понятно… Мне все недосуг было познакомиться с соседями, кхе-кхе... Но я рад, что наконец наверстал упущенное.

Гарри открыл было рот, чтобы сказать, что он тут не живет, но в этот момент в кармане пастора запел мобильный. «Господь — мой драйвер», — зазвучал американский вариант псалма Давида: царя вели по злачным пажитям к водам тихим.

— Окей, окей, мистер Малфой, открываю, — жизнерадостно сказал пастор Риддл. — Вот только где управление от ворот… — он снял плед и начал шарить по карманам. Гарри заметил у него на боку странный футляр на ремнях. — Мистер Поттер, ко мне гости, так что прошу прощения…

— Что вы, сэр, спасибо большое, рад был познакомиться, — совершенно искренне сказал Гарри. — Я пойду.

Пастор распахнул перед ним дверь теплицы.

— Приглашаю вас на свою проповедь, мистер Поттер. Завтра в семь, в «Электре». Служение-исцеление, кхе-кхе.

— Я обязательно приду, — заверил его юный христианин. — Спасибо, сэр.

Гарри удивился, как быстро стемнело на улице. Участок пастора был освещен небольшими садовыми фонарями, а теплица сияла изнутри, как хрустальный грот волшебника Мерлина, в то время как сад мистера Снейпа окутала глубокая тьма, — юноша не знал, есть ли в профессорском саду фонари.

Он пересек границу из самшита, отделяющую свет от тьмы, и тут же зацепился ногой за брошенный поливальный шланг. Поскользнувшись на мокрой после полива земле, юный христианин растянулся во весь рост, уткнувшись носом в благоухающий ковер ночных фиалок миссис Уизли.

Едва Гарри попытался встать, скользя ладонями по грязи, как до него донесся знакомый вкрадчивый голос Люциуса Малфоя.

— Мистер Риддл, простите, немного задержался.

— Ничего, кхе-кхе, я провел время с пользой, — ответил пастор. — Хорошие новости есть?

Судя по всему, гость и хозяин стояли в нескольких ярдах от Гарри, и распростертый на земле юный христианин почувствовал себя на редкость глупо: неожиданно встать и выставить себя вывалявшимся в грязи дураком — перед господином Малфоем — было выше его сил. К счастью, его скрывала живая изгородь и тьма, окутавшая владения Северуса Снейпа.

— Мистер Риддл, я даже не знаю, как вам это сказать, — изменившимся голосом начал Малфой. — Я возмущен! Я потрясен! Я… в ярости! Ваш помощник — бездарь и тупица!

— Осторожнее со словами, мистер Малфой, — холодно сказал пастор. — У меня нет плохих помощников!

— Осмелюсь возразить, сэр, ваш Питер глуп как пробка, и если с чего и начинать, так это трансплантировать ему мозг!

— Я просил, без имен, — прервал его пастор. — Окей, в чем он провинился?

— Я сказал ему ждать сигнала, а не заниматься самодеятельностью! — в голосе Малфоя зазвучала откровенная злость. — Дождаться результатов из лаборатории! Без сопоставления параметров совместимости и речи быть не может о каких-то телодвижениях! Гистосовместимость, генная совместимость, как минимум! Мало того, более безобразного способа и придумать нельзя! Перелом ребер! А если бы ушиб сердца? Оно было бы непригодно для…

— Не кипятитесь, сэр, — перебил пастор горячее ораторство трансплантолога. — Я повторяю, кхе, у меня нет плохих помощников. Он был вынужден действовать сообразно новым обстоятельствам. Клиент внезапно поменял планы. У него на руках был билет в Брюссель! Кто знал, что его уволят?

Гарри лежал под кустами, прижавшись к скользкой земле, и чувствовал себя полным болваном. Он надеялся, что мужчины уйдут, и он наконец сможет выбраться из своего грязного ложа.

— Клиент со всеми перессорился, попортил нервы и мой орган, купил билет и решил малость выпить на дорожку, — продолжил мистер Риддл. — Поэтому моему помощнику пришлось действовать не по плану. — Брюссель — не самое подходящее место для подобных затей. Не говоря о том, что пока транспортируют сюда контейнер, мой заказ потеряет свежесть, кхе… Нет, мистер Малфой, у нас не было выхода. По крайней мере, до Брюсселя он не долетел. И уже не долетит, кхе-кхе…

— Результаты из лаборатории будут завтра, — мрачно сказал трансплантолог.

— Я устал ждать, — негромко сказал пастор. — Нет ничего хуже ожидания.

— Осмелюсь заметить, сэр, люди ждут годами, и порой так и не дожидаются.

— Это простые глупцы, не познавшие силу Бога, — насмешливо сказал пастор. — Во мне сила Иисуса! Нет недостижимых целей, если действовать с умом, настойчивостью и терпением. И если надо подождать, я подожду, — хрипло прибавил он.

— Вам не стоит так долго стоять на улице, мистер Риддл, — к трансплантологу уже вернулось самообладание. — Нам сейчас совершенно ни к чему простуды, осложнения и прочие неприятности.

— Пройдемте в дом, — согласился пастор. — Я вам говорил, что обнаружил тайничок архиепископа, кхе-кхе?

Бесы любопытства заставили Гарри приподнять голову.

— Небольшой винный погребок, — сказал пастор. — Хотя, по меркам англиканской церкви, это курам на смех. Его Преподобие мог бы себе позволить пару-тройку винных заводиков… Я бы на его месте так и поступил, — донеслись до Гарри затихающие слова лидера харизматов: мужчины направились к коттеджу.

Фанарт jozy

*****

Гарри осмотрел покрытую грязью рубашку и штаны и вознес Господу хвалу, что додумался переодеться перед тем, как идти в сад. Хорошо, что он упросил профессора не выбрасывать его старую одежду, как тот вознамерился. Даже тетя Петунья никогда ничего не выбрасывала: обноски кузена Дадли переходили к Гарри, а все, что от них оставалось после, шло на тряпки или в дар сиротскому приюту Литтл-Уингинга.

Юноша с грехом пополам постирал многострадальные одежды, запачкав грязью профессорскую ванную. Расстроенный учиненным безобразием, он принялся уничтожать следы преступления, поминутно поглядывая на телефон. Настроение стремительно портилось — с момента последнего звонка мистера Снейпа прошло уже три часа.

Гарри глянул на огромную белоснежную ванну и подумал, что раз уж он осмелился стирать в ней одежду, то хуже не будет, если позволить себе роскошь полежать самому там, где время от времени блаженствует профессор Снейп.

Он открыл краны, уселся на край благословенного Господом чуда сантехники и задумался. Серебристый водопад с шумом низвергался в снежный каньон и превращал его в озеро с белыми берегами.

Разговор с пастором Риддлом не шел из головы.

В кого-кого, а в себя Гарри никогда не верил. Конечно, слова пастора звучали красиво и гордо.

Он вспомнил свою первую встречу с профессором Снейпом и его слова: «Верю. В себя!»

Разве не то же самое сказал тогда Северус? Конечно, он мог иметь в виду веру в себя как в профессионала, думал Гарри. Перед его глазами возник исписанный цифрами листок с подсчетами расходов на картофель, хлеб и книги. Понятное дело, цены за двадцать лет изменились, но заплатить двадцать фунтов за комнату, сэкономить на трамвае и продуктах с тем, чтобы потратить тридцать пять на книги… У студента Снейпа была цель — стать хирургом. Быть может, мистер Риддл был таким же, ведь он сказал, что был когда-то гол и бос. Они оба верят в себя. Только в сердце профессора нет места для Иисуса, с грустью подумал юноша. Получается, чтобы верить в себя, не каждому нужен Бог. Что нужно ему, Гарри Поттеру, чтобы поверить в себя?

Ответа на сей вопрос не было. Юный христианин тяжело вздохнул, снял майку и трусы и без удовольствия глянул в зеркало.

«Урод», — привычно кивнул он своему отражению и робко сунул пятку в воду — ванна уже наполнилась. Проверив в очередной раз, не отключился ли телефон, молодой человек погрузился в воды неземного блаженства — ванну профессора Снейпа.

Ласкающее тепло вызвало к жизни задремавших бесов. Слуги сатаны были превосходными художниками воображения: они мгновенно живописали наслаждающегося купаньем Северуса Снейпа во всей красе бледнотелого Адама. Привычно пообещав себе, что идет навстречу бесам в последний раз, Гарри сжал в ладони налившуюся греховным желанием плоть и попытался привнести в процесс купанья немного разнообразия. Ощущения были непривычными — видимо, бесы не любили воды: она смягчала и замедляла движения. Вылезать из ванны не хотелось, и юноша просто расслабился и прикрыл глаза, рисуя в воображении лицо мистера Снейпа, — в последнее время это занятие вошло в привычку.

Звуки блюза, брызнувшие из мобильного легкими фортепианными аккордами, заставили юношу резвым дельфином выпрыгнуть из воды. Он схватил телефон, стараясь не намочить, и уселся на край ванны.

— Северус!

— Я вас не разбудил? — голос профессора звучал приглушенно.

— Нет-нет, я не сплю… Северус, — счастливо повторил Гарри. — Как прошла встреча?

— Не лучшим образом, мистер Поттер. Коллега пригласил меня на ужин. Что было хуже — жирный шницель или постный разговор, сказать трудно. Я возвращаюсь в гостиницу.

— Стоит мне назвать вас по имени, вы сразу зовете меня «мистер Поттер», — заметил Гарри. — Почему?

— Очевидно, пытаюсь создать слабое подобие дистанции, — пробормотал профессор.

— Зачем? — огорченно спросил юноша.

— Пытаюсь оградить вас… от меня.

— Это не поможет, — тихо сказал Гарри, слабо улыбаясь.

— В самом деле? — негромко произнес собеседник.

Голос Северуса Снейпа действовал на бесов безотказно. Потерпев фиаско под водой, они атаковали с суши, подтянув легионы подкрепления. Гарри покосился на свое отражение в зеркале и впервые подумал, что если не смотреть на лицо, плечи, руки, ноги и живот, то, может, одна из частей его грешного тела все же способна внушить некоторое уважение.

— Я по вам… Без вас очень скучно, мистер Снейп.

Гарри послышался вздох.

— Что вы сейчас делаете? — тихо спросил профессор.

Гарри покраснел и убрал руку, ощупывающую возрастающее самоуважение.

— Я… э-э… купаюсь. В ванне.

— О-о… — со странной интонацией сказал мистер Снейп.

— Я ее помою, не переживайте, — взволновался Гарри. — Я все за собой уберу!

— Гарри, вы всегда такой? — простонал голос в трубке. — Черт возьми, делайте, что хотите и где хотите, лишь бы вам было хорошо! И не вздумайте искать укромный подвальчик, чтобы прикорнуть! Спите там, где вы спали… Пожалуйста, — тихо прибавил он. — И… Гарри… Вы хотя бы ужинали, или опять боитесь съесть лишний кусок?

— Я не боюсь, мистер Снейп, — он помотал головой, забыв, что профессору этого не видно. — А вы что сейчас делаете?

— Я в такси. Уже почти приехал. Я перезвоню, — сказал он.

До Гарри донесся обрывок сказанной по-немецки фразы, и связь разъединилась.

*****

— Гарри? Вы еще не спите?

— Нет, я ждал… э-э… Нет, не сплю. А вы?

— Обычно я звоню во сне, но на этот раз… Нет еще.

— Северус…

— М-м?..

— Мистер Снейп…

— Гарри… Что?

— Спасибо за телефон и… Знаете, мне так нравится слушать ваш голос.

— Мне тоже… нравится ваш. Вы где?

— Ну… в вашей… э-э…

— Наверху?

— Наверху.

— О-о.

— А вы?..

— В номере.

— Один?

— С бесами, мистер Поттер.

— И я с бесами…

Оба вздохнули.

— Вы с ними боретесь, мистер Снейп?

В трубке хмыкнули.

— Зачем лишать себя удовольствия?

— Нельзя им уступать.

— Думаете?

— Э-э… да…

— Гарри, у вас получается не уступать?

— Да… То есть нет. Не всегда. А вы?

— Похоже… я проигрываю.

— Я тоже…

— Гарри…

— Северус?

— Ч-черт!

— Что?

— Это я не вам.

— А кому?

— Бесу. Гарри?.. Алло? Вы там?

— Да-а.

— Все хорошо?

— Да-а… О-о…

— Гарри?..

— Се… Северус! Боже…

Рука Гарри судорожно сжала телефон. Связь прервалась, но злые духи уже не могли остановиться: бархатный голос Северуса Снейпа сделал свое черное дело. Поверженный христианин лежал на шелковой простыне, размазывая по животу липкий грех и тяжело дыша. Бесы праздновали победу: в то время как тело упивалось обманчивой легкостью, страдающая душа вновь сокрушалась о содеянном.

*****

 

Глава 28. «А кто без греха...»

Если бы не утренний звонок из Берлина, Гарри наверняка проспал бы и навлек на себя новую волну волчьей ярости профессора Люпина. К счастью, мистер Снейп позвонил рано утром и предотвратил неминуемую беду. Гарри не помнил, когда в последнее время так сладко спал. Его не посетили ни видения ада, ни рая, и даже не приснилась соседская змея из оранжереи, чего он втайне опасался. Тем не менее, нечто смутное, но приятное ему все же привиделось: во сне он был достаточно смел, чтобы без приглашения поцеловать профессора Снейпа в щеку и в нос. Звонок мобильного перебил сон на самом интересном, Гарри как раз присматривался к чувственным губам и уже был в двух дюймах от намеченной цели.

За завтраком с юным христианином случилась досадная оплошность: он впервые забыл помолиться и вспомнил об этом упущении, когда от божьих даров осталась лишь несколько крошек в пустой тарелке. Гарри открыл было рот, чтобы принести Отцу молитву покаяния, как вновь был сбит с праведного пути телефонным звонком.

— Гарри, я совсем забыл, — быстро проговорил мистер Снейп, — вы же помните, я одно время собирался стать харизматом?

— Э-э… Разве?

— Да. Так вот, в спальне в шкафу есть вещи… я отложил их на день Благодарения м-м… для церковных нужд. Может быть, что-то вам подойдет.

— Северус.

— Что?

— Северус, ну зачем?

— Гарри, пожалуйста. Вы сами говорили о божьих благословениях. Это мелочь в масштабах Господа. В шкафу под моими пиджаками, пакеты «Хэрродс».

Юный христианин вздохнул.

— Спасибо.

— Вы еще не мерили, может, не подойдет. Все, я позвоню в перерыве между докладами.

— Северус…

— Да… Гарри…

— Удачи вам.

— Гарри, бегите. Пока Люпин не растерзал.

— Северус, вы… я… Ладно. До свиданья.

*****

Размышляя, с каких пор Британия в середине лета начала праздновать американский осенний День Благодарения, Гарри поднялся в спальню и открыл шкаф. Бесы притаились и здесь, между профессорскими костюмами: юный христианин уткнулся носом в знакомый пиджак и так стоял, вдыхая едва ощутимый аромат профессорского парфюма, забыв, зачем пришел.

Подарки харизматам были одного размера. Судя по всему, день благодарения начался бы независимо от сезона, стоило увидеть содержимое пакетов: Господь не часто благословлял своих детей дарами из лучшего лондонского универмага.

Гарри вознес Отцу горячую молитву с просьбой хранить Северуса Снейпа, покрыть его защитой Христовой крови и благословить его доклад «Новые методы реконструкции клапанов сердца», с которым Северус сегодня собирался выступать.

*****

Пока юноша ехал в автобусе, он успел оценить достоинства мирской техники, не замеченные им ранее: в мобильном телефоне оказалась прекрасная камера, и Гарри завертелся на месте, фотографируя вид из окна, затылок водителя и пассажиров, пока не получил суровый выговор от какой-то старухи, не возжелавшей оставить о себе цифровое воспоминание.

К удивлению Гарри, в памяти телефона были книги и несколько медицинских роликов — съемок операций в детской кардиохирургии. Молодой человек так засмотрелся «Аномалией Эбштейна», что едва не проехал свою остановку на Тули-стрит.

— Ох и гадости молодежь смотрит, — донеслось до него бормотанье старухи: пожилая леди всю дорогу краем глаза подсматривала фильм.

Ролик произвел на Гарри неизгладимое впечатление. Ювелирный труд профессора Люпина поднял авторитет кардиохирурга на неземную высоту — это были съемки операции Макса, и юный санитар с досадой подумал, что не пользоваться возможностью просматривать после операций отснятые фильмы мог только последний болван.

Доктор Люпин неожиданно предстал перед ним в совершенно новом свете. Гарри бросился в отделение со всех ног — меньше всего ему хотелось подвести свою бригаду и профессора, умеющего делать такие чудеса.

На месте он был минута в минуту. Рабочий день санитара Поттера начался.

*****

Сегодня был день «малоинвазивный», то, что Гарри особенно любил: практически бескровные операции, после которых не надо было подсчитывать пугающие кучи кровавых тампонов и салфеток, совать в мешки окровавленные фартуки и халаты и вытирать забрызганный пол, жмурясь от ужаса.

Санитар Поттер понемногу начал различать уносимые им в стерилизационную инструменты, а после просмотра роликов, как по божьему обетованию, тайное стало явным: выяснилось, что наборы инструментов зависят от способа доступа к сердцу и артериям. Если можно было проникнуть сквозь минимальные разрезы, то профессор Люпин предпочитал этот метод любому другому. Как однажды услышал Гарри из чужого разговора, существовало расхождение во взглядах между Волчарой и Сопливусом: профессор Снейп был более кровожаден и не так часто прибегал к малоинвазивной хирургии, столь любимой доктором Люпином и санитаром Поттером.

В обеденный перерыв юный санитар опять накинулся на мобильный и фотографировал все, что попадалось под руку. В кадр попало перекошенное от негодования лицо старшей сестры, бицепс и дельтовидная мышца Виктора Крама, снисходительно продемонстрированные медбратом в раздевалке, нижняя часть тела доктора Люпина (видимо, рука начинающего фотографа дрогнула в ответственный момент), заплетенная в косичку борода Хагрида, невесть зачем заглянувшего в отделение. По пути в столовую Гарри снял пять видов из окна на бурые воды Темзы, карликовую пальму в коридоре и неприветливое лицо дамы на ресепшене. В столовой пыл юного фотографа несколько поутих, и, расправившись с яблочным пирогом и чаем, Гарри ограничился всего тремя кадрами — натюрмортом из надкусанного пирога, портретом жующего перфузиолога и, наконец, автопортретом. Последний вышел неудачно: в кадр попало нечеткое изображение зеленого глаза с бликами от очков, зато удался задний фон — Драко Малфой с приятелем, пьющие апельсиновый сок. Гарри встревоженно оглянулся, но, на его счастье, блондин был так увлечен беседой, что не заметил фотоэскапады санитара Поттера.

К концу рабочего дня хорошее настроение Гарри немного увяло — звонка от профессора Снейпа он так и не дождался.

Обратный путь молодой человек проделал на метро, дав возможность приобщиться к ролику «Аневризма аорты» и другим пассажирам подземки. К его удивлению, после минуты просмотра зрители быстро рассосались, и вокруг юного санитара образовалось много свободного места, несмотря на давку в вагоне.

Дом на Ноттинг Хилл встретил его тишиной и тоскливой пустотой. До проповеди пастора Риддла было почти три часа, но провести время с толком Гарри не удалось: в ожидании звонка от мистера Снейпа он потерял покой, бесцельно слонялся по дому, вытаскивал с полок книги и тут же совал обратно, несколько раз дышал полюбившимся пиджаком, тыкал пальцами в клавиши рояля и не знал, куда себя деть.

На глаза ему попалась собственная тетрадь с вопросами. «Что такое грех?». «Какие удовольствия вы считаете грехом?».

Гарри прихватил из кухни пару яблок и поднялся в «зал ожидания». Разлегшись на уже полюбившейся ему широкой кровати, юный христианин минут пять грыз яблоко, потом профессорскую ручку, и, изничтожив и то и другое, написал:

«Грех — это поступок человека, неугодный Богу. Человеку может нравиться грех, но Бог лучше знает, что человеку нужно. Грех – это когда человек идет против Бога. И будет за это наказан».

Со вторым вопросом было сложнее. Очевидно, почти все удовольствия были грешны. Гарри честно перечислил все, что пришло ему в голову. Список показался юноше таким позорным, что, перечитав его, он с досадой сунул тетрадь под подушку, — может, в следующий раз Господь коснется его Духом святым и надоумит написать получше.

«Целоваться, трогать друг друга, заниматься мастурбацией, смотреть на тело другого человека, думать про сэкс (зачеркнуто) секс, мечтать все время про одного человека».

Возможно, сюда стоило приплюсовать ежеминутное поглядывание на мобильный в ожидании звонка, обнюхивание костюмов и рубашек «одного человека», и другие постыдные мелочи вроде питья из чужой чашки, использование чужой расчески и полотенца и прочих попыток всеми правдами и неправдами приобщиться к микробам «одного человека».

Гипнотизирование взглядом телефона принесло, наконец, долгожданный плод. Гарри схватил зазвонивший мобильный быстрее, чем хамелеон, ловящий языком муху.

— Северус!

— Гарри, как вы?

— А вы? Как доклад?

— Отвратительно.

— О, Боже! Что случилось?

— Да ничего, шучу. Просто…

— Что?

— Гарри… Я все время думаю о вас. Не помню, что я там порол. Чушь какую-то нес.

— Я… я тоже. Все время думаю. Осталось сорок шесть часов.

— В смысле?

— Ну, пока вы прилетите. Да, я знаю, я дурак.

— Дурак — это я. Надо было взять вас с собой.

— О-о… Разве мне можно?

— При желании все можно. Гарри, вам ничего не нужно? Там есть деньги, вдруг… Если вы что-то хотите…

— Я ничего не хочу. Я хочу, чтобы вы приехали, — дрожащий голос Гарри прозвучал так жалобно, что профессор прерывисто вздохнул, и от этого звука мучения несчастного утроились: слышать голос — и даже дыхание Северуса Снейпа — и не иметь возможности увидеть и прикоснуться, — все это сводило юного христианина с ума. Определенно, телефон был ничем иным, как орудием дьявола.

— Гарри. Не говорите со мной таким голосом.

— Почему?

— Я сдам билет. Я могу… вернуться сегодня.

— Мистер Снейп, вы с ума со… Пожалуйста, не делайте этого!

— Сошел. С ума.

— Северус, ну это же конференция, так нельзя, вы потерпите, пожалуйста, совсем чуть-чуть осталось!

В трубке раздался смех.

— Поуговаривайте меня еще, Гарри. Это так… приятно.

— Не смейтесь, мистер Снейп! Доктор Люпин сказал, что это международная конференция, и он сожалеет, что не подал в свое время заявку.

— Правильно сделал, что не подал, — пробормотал профессор.

— Почему?

— Вам в самом деле нужно это знать?

— Ну… вообще интересно.

— Мы обязательно посплетничаем о методах профессора Люпина. В другой раз. «Окно» между докладами заканчивается, мне пора.

— Северус…

— М-м?

— Я иду на вечернее служение, мне придется отключить телефон.

— А-а. Черт.

— Ох, не чертыхайтесь, мистер Снейп!

— А где Северус? Черти взяли?

— Северус, нельзя так говорить!

— Извините, я… задумался о вечернем служении. Тогда вы мне позвоните.

— Хорошо.

— Гарри…

— Северус?

— Вы… вы мне позвоните?

— Да, конечно!

— Я… Ладно.

— Северус.

— М-м.

— Я позвоню. Вы не опоздали на доклад?

— Опоздал. Почти. А вы не опоздали на служение?

— Не знаю… Я уже вашу дверь закрываю. Ох, святые небеса, какая у мистера Риддла машина! Вот, выезжает!

— К черту Риддла! Я забыл вам сказать, вы там поменьше общайтесь с соседями, Гарри.

— Почему?

— У меня отвратительные соседи. Справа — американский психопат, слева — министерская шлю… э-э… дама сердца пастора Дамблдора.

— Кто-кто?

Гарри споткнулся от неожиданности.

— Дама? Моего пастора?

— Ну не моего!

— Мистер Снейп, это ложь! Не может быть! Скажите, что вы пошутили!

— Зачем мне шутить, мадам Долорес весьма неравнодушна к Слову Божьему… В устах пусть пожилого, но состоятельного человека оно звучит весьма привлекательно… Кстати, проверьте, нет ли там вашего пастора. Белый Роллс, «LA62HOG». Может, мистер Дамблдор подбросит вас до «Электры»?

— Северус, это неправда!

— Гарри, что вас так удивляет?

— Это невозможно, это ерунда, бред, этого не может быть!

— Гарри, я не хотел разрушать ваши иллюзии… Но пастор может вас спросить, что вы делаете на Ноттинг Хилл. Вы смело можете задать ему встречный вопрос.

— Вы его с кем-то перепутали!

— Гарри, нас познакомили в гостиной мадам Долорес. Пастор был э-э… чрезвычайно рад меня видеть. Впрочем, как и я его. Мистер Дамблдор сменил на посту воздыхателя Долорес своего почившего предшественника, архиепископа Уиллиса… Гарри, вы там?

— Да, — отстраненно ответил Гарри.

— Как видите, свято место пусто не быва… Черт, я действительно опоздал! Позвоните мне, как освободитесь!

— Да.

— Гарри?

— Северус… Это ужасно. Это… Я позвоню, — Гарри брел к автобусной остановке, глядя впереди себя остановившимся взглядом.

Альбус Дамблдор. Пастор, благословенный Господом.

Перед глазами Гарри возник образ праведного старца, вздымающего руки к небу: пастор Дамблдор умел обличать грешников, как никто другой. Его проникновенный голос истязал сердца прихожан. Нигде так не плакали на покаянии, нигде так не терзались муками совести, как на служениях «Источника Любви». Пастор Дамблдор был суров и неумолим: обличающие проповеди о грехе были верхом красноречия. Лучшие проповеди, которые Гарри когда-либо слышал. Суровые слова любящего отца. Юношу кольнула мысль, не осуждал ли пастор себя самого, вознося к Господу горячие молитвы о грешниках. Однажды юный евангелист видел слезы в выцветших голубых глазах проповедника. Это была одна из самых вдохновенных проповедей об искушениях плоти.

«Северус ошибся. Это неправда. Неправда. Неправда! Пастор мог исповедовать эту соседку. Нести ей Слово Божье. Северус просто ненавидит пастора Альбуса!» — с этими мыслями Гарри смотрел в окно автобуса, с досадой кусая губы: ложь, ложь и еще раз ложь, решил он.

В следующую секунду все мысли разом вылетели из его головы: словно в насмешку над юным евангелистом, при повороте на Кеннингтон-лэйн лондонский даблдеккер обогнал белый Роллс-Ройс «LA62HOG».

*****

Перед входом в «Электру» творилось нечто невообразимое. Такого столпотворения Гарри еще не доводилось видеть. Парковка был заполнена до отказа. Вдоль улицы стояло три кареты «скорой», одна из которых принадлежала Лондон Бридж. Орли-сквер наводнила полиция. То тут, то там виднелись инвалидные коляски, отовсюду к кинотеатру стекались люди на костылях, с палочками, тростями и ходунками. Пробраться ко входу сквозь толпу не представлялось возможным. Сквозь частые благословения уже неслась ругань: две инвалидные коляски застряли в дверном проеме, и сидящие в них старики боролись в дверях, как разгневанные иудеи за права первородства. Слуха Гарри коснулись безобразные пререкания калек.

— Ко Христу вносили через кровлю! Куда вы прете на вашем бульдозере, милейший! — кричал инвалид на маленькой коляске.

— Сами катапультируйтесь через кровлю! А нет, так могу и помочь!

Коляска второго старика размером и формой напоминала небольшой Астон Мартин.

— Чтоб вас Бог благословил! — злобно крикнул инвалид. — Как приехали на бульдозере, так на нем и уедете! Вот вам пророчество, сэр! — старик разгневанно ударил кулаком по блестящему ободу.

— Это электропривод, уберите руки, дьявол! Дух Святой вас раздери! Вон там «скорая» по вашу душу! Катитесь к чертям на своей телеге! Эй, полиция!

Расталкивая прихожан, к ссорящимся инвалидам уже спешили полицейские.

Несколько удрученный неблаговидным зрелищем, Гарри пробился к служебному входу и с трудом попал внутрь: калеки атаковали все подходы к кинотеатру, и, судя по всему, не отказались бы проникнуть через кровлю, не будь «Электра» пятиэтажным зданием.

В вестибюле царило не меньшее столпотворение, и Гарри решил, что пока все рассядутся, он успеет зайти к себе в комнату — проверить, все ли там в порядке. Он бы не удивился, обнаружив у себя в каморке нескольких заблудившихся инвалидов. К счастью, в его убежище все было по-прежнему. Гарри с отвращением оглядел свое жилье. После дома профессора Снейпа собственная каморка вдруг показалась юноше особенно омерзительной: ободранные выцветшие обои, потрескавшийся потолок и продавленная кровать не вызвали желания воскликнуть: «Дом, милый дом!»

Привычно прикрыв дверь с помощью сложенной газеты, Гарри собрался спуститься по лестнице. Внезапно он расслышал чьи-то голоса. Юноша оглянулся, но никого не увидел.

— Еще раз, повторите текст, — донесся из-под лестницы мужской голос.

Кто-то залез в кладовую противопожарного инвентаря, с неудовольствием подумал Гарри.

— В больнице Чаринг Кросс в прошлом году мне был поставлен диагноз «рак желудка» второй степени, — говорила женщина.

— Стадии, а не степени!

— Да-да, второй стадии. С метастазами в рифмо… узлы.

Гарри вцепился в поручень лестницы: женский голос принадлежал сестре Добби.

— В лимфоузлы! — рявкнул ее собеседник.

— Да, точно. С лимфоста… Господи, с метастазами в лимфоузлы. Мне предложили операцию по резу… реза…

— Ну-ну, — угрожающе проговорил мужчина.

— Ах, да, резекции! Операцию по резекции желудка. Я отказалась, потому что Господь коснулся меня Духом святым и сказал: «Исцелю возложением рук помазанника моего Тома Риддла. Верь, и воздам!» — суетливо говорила маленькая старушка.

Гарри стоял ни жив ни мертв. Про рак сестры Добби он слышал впервые: на домашних группах они молились о каждой простуде. Юный христианин был знаком с сотней болячек своих единоверцев. В борьбу с тяжелыми заболеваниями вступал сам пастор Дамблдор, попутно поясняя, плодом какого греха является болезнь.

Такая вещь, как вызванный бесами чревоугодия, гордыни и ревности рак желудка, подлежал бы изгнанию Молитвой Согласия. Ничего подобного Гарри припомнить не мог.

— Дальше можете от себя. Но не переусердствуйте, мадам, — прошипел мужчина.

— Я очень хорошо говорю, особенно под воздействием Духа Святого. Вы не волнуйтесь, Пьер, у меня все получится. А когда я получу?..

— По факту! Когда просмотрим видео и оценим, насколько вы были убедительны, мадам.

— Ну что ж, — вздохнула сестра Добби. — Прости меня, Господь.

— Каяться потом будете. Вам пора, сестра.

Гарри прижался к двери. Из-под лестницы вышла маленькая леди и устремилась в вестибюль, быстро <