Форматом описания экзистенциального опыта является человече - ская жизнь .

Опыт человека «обслуживает» разные уровни его жизнедеятельно- сти, от конкретных ситуаций до стратегий жизни и жизненных моделей, выступая опорой поведения и его регулятором. Экзистенциальный опыт возвышается до уровня общего сценария человеческой жизни, на котором он и работает, задавая экзистенциальные аспекты жизненного сценария.

Экзистенциальный аспект жизненного сценария выражается прежде всего в осознавании человеком авторства собственной жизни как свободы и способности действовать. По результатам наших исследований, оценка человеком своей способности влиять на течение собственной жизни прямо связана с ее событийностью (количеством упоминаемых им событий своей жизни): способность человека фиксировать свой опыт в виде значимых со- бытий делает его автором собственной жизни.

Еще одна иллюстрация связана с характеристиками осмысленности собственной жизни: в наших исследованиях были получены данные о важ- нейшей роли фактора осмысления своей жизни как целостного процесса существования в переоценке прошлого опыта. Если человек воспринимает свою жизнь как целостный процесс, то он оценивает и свое прошлое в об- щем контексте жизни, в том числе и сегодняшней ситуации. Мы видим связь своего прошлого с настоящим и зачастую переоцениваем свое прошлое. То, что в прошлом воспринималось как неудача или жизненные трудности, сегодня оценивается как важный и позитивный опыт, позволивший нам сформировать необходимые навыки и жизненные умения. Тем самым он становится частью общего экзистенциального опыта. Новое вдение свое- го прошлого преобразует прошлую перспективу жизненного пространства человека и тем самым изменяет его личную историю.

Экзистенциальный опыт имеет имплицитный характер, он способен актуализироваться и осознаваться только в экзистенциальных ситуа циях.

Одной из фундаментальных особенностей экзистенциальных проблем можно считать то, что они не имеют разового решения, это вызовы, на ко- торые мы должны находить соответствующие нашему уровню зрелости от- веты. Экзистенциальные проблемы обостряются и требуют ответа в опре- деленные моменты жизни человека, которые могут быть связаны с возрас- том, кардинальными изменениями в жизненной ситуации или нарастающей потребностью в переменах и др. Не все аспекты экзистенциального опыта человека равно доступны ему. Во многих жизненных описаниях спонтанно

 

возникает экзистенциальная проблематика: наиболее выраженными, по нашим исследованиям, являются тема смысла жизни (поиска своего места в жизни) и тема утраты или смерти. Далее по частоте встречаемости следу- ет тема переживания одиночества. Другие экзистенциальные темы — проб- лемы свободы и ответственности — осознаются сложнее.

Описанные особенности экзистенциального опыта иллюстрируют его фундаментальную роль в феноменологии жизненного мира человека.

Жизненный путь человека — это накопление жизненного и экзистен- циального опыта. Жизненный опыт относится к опыту нашего повседнев- ного существования; усвоение правил поведения в разного рода социаль- ных ситуациях обеспечивает формирование социальной компетентности как необходимого условия существования человека в окружающем мире. Это то, что в современной психологии называется практическим интеллек- том, — способность человека эффективно решать практические проблемы повседневной жизни.

Экзистенциальный опыт относится к взаимодействию человека с бы- тийными проблемами. Он может формироваться по мере обретения зре- лости, переживания экзистенциальных ситуаций и «больших» вопросов своего существования.

В. В. Знаков, занимающийся проблемами экзистенциального опыта, считает, что он состоит из трех компонентов: тезаурусного (знания), интен- ционального и этического [Знаков, 2009].

(1) Знания как компонент экзистенциального опыта включают неявное (имплицитное) знание, которое мы, как правило, не можем вербализовать, но которое управляет нашим поведением, нашими убеждениями, отдель- ными мнениями или суждениями.

Главное, что, на наш взгляд, отличает знания экзистенциального опы- та — это то, что они относятся к картине мира, формирующейся у чело- века. Картина мира — это наши представления об окружающей действи- тельности, которыми, явно или неявно, осознанно или неосознанно, мы руководствуемся в своем поведении. Они включают в себя знание о мире: как устроен этот мир — он справедлив или несправедлив, враждебен или доброжелателен, и т. д.; о людях (не конкретных знакомых из нашего окру- жения, но о людях вообще) — люди скорее добры или злы, им можно или нельзя доверять, они готовы помогать другим или думают только о себе

и т. д.; о самом себе в этом мире.

(2) Интенциональность экзистенциального опыта означает его на- правленность, избирательность. Наша картина мира избирательна, она включает личностно значимое для нас знание: хотя оно и содержит уни- версальные компоненты, упомянутые выше, но их «удельный вес», объем и содержание индивидуальны, и каждый человек обладает уникальной, своей собственной картиной мира. Эта избирательность проявляется не только в особенностях формирования картины мира, но и в нашей особой

 

чувствительности, восприимчивости к тем или иным аспектам взаимодей- ствия с окружающим миром.

(3) Из приведенного описания понятной становится и этическая состав- ляющая экзистенциального опыта: он определяет фундаментальный свод правил и принципов, которыми мы руководствуемся в своем поведении. Выше мы приводили результаты исследования, в котором было показано, что присущее человеку базовое доверие или недоверие к окружающему миру проявляется на разных уровнях его взаимодействия с окружающим миром — от необходимости решения относительно простых задач до степени доверия в отношениях с другими людьми. Наш экзистенциальный опыт неизбежно

8.6

«этичен», поскольку он отражает отношения человека с окружающим миром.

 

Экзистенциальная вина

Одним из важных понятий экзистенциального подхода является понятие экзистенциальной вины.

По Далю, вина — это «провинность, проступок, преступление, пре- грешение, грех (в значении проступка), всякий недозволенный, предосу- дительный поступок» [Даль, 1956, т. 1, с. 204]; тем самым вина отождеств- ляется с какими-то неправильными действиями или поступками. В совре- менном языке слово «вина» обычно означает чувство, эмоциональное, до- вольно дискомфортное состояние человека, связанное с переживанием им собственных неправильных действий.

Подобное традиционное понимание вины И. Ялом называет «подлинной виной»: она обусловлена реальными проступками по отношению к другому человеку и в силу этого «должна быть актуально или символически эквива- лентно искуплена» [Ялом, 1999, с. 313]. Помимо этого Ялом отмечает феномен невротической вины, которая «происходит от воображаемых преступлений (или мелких проступков, вызывающих непропорционально сильную реак- цию) против другого человека, древних и современных табу, родительских

и социальных запретов». Субъективное переживание вины в обоих случаях может быть сходным, однако их смысл и преодоление различны: «Справить- ся с невротической виной возможно путем проработки собственной “плохо- сти”, бессознательной агрессивности и желания наказания».

Задавая ракурс экзистенциального рассмотрения, И. Ялом начинает обсуждение проблемы вины с запоминающегося образа: «Чувство вины — темная тень ответственности, нередко вторгающаяся в пространство эк- зистенциальной психотерапии» [Ялом, 1999, с. 312]. Как терапевт, Ялом делает акцент прежде всего на полном принятии ответственности за свои действия, исключающем ссылки на их непреднамеренность, неожиданный результат, исключительные обстоятельства и т. д. Любопытно, что та же связь вины с ответственностью прослеживается в обыденной речи. Помимо

 

упомянутого значения вины Даль приводит также (в качестве первого зна- чения) «начало, причина, источник, повод, предлог» как основание проис- ходящего [Даль, 1956, т. 1, с. 204].

Однако экзистенциальный подход к проблеме вины имеет и еще один более важный аспект: экзистенциальная вина — это прежде всего вина че- ловека перед самим собой. Именно этот смысл экзистенциальной вины рас- сматривает в своих работах М. Хайдеггер. Вина — это важная часть бытия человека, поскольку человек в своем существовании неизбежно «отстает от своих возможностей». Никто не может реализовать предоставляемые жиз- нью возможности полностью, каждый осуществляемый нами выбор озна- чает отказ от других возможностей.

Эта идея разделяется не только философами-экзистенциалистами (она встречается уже у С. Кьеркегора), но и многими экзистенциально-ориен- тированными психологами. Так, Отто Ранк в своих рассуждениях о страхе жизни и страхе смерти отмечает, что, отказываясь от интенсивного суще- ствования, «мы чувствуем себя виновными из-за неиспользованной жизни, непрожитой жизни в нас» [Ялом, 1999, c. 315].

П. Тиллих в своей знаменитой работе «Мужество быть» пишет о трево- ге вины и осуждения, которая является экзистенциальной, потому что она имеет не невротический характер, а присуща существованию как таковому.

Тревога вины и осуждения, по Тиллиху, «подрывает нравственное са- моутверждение человека».

Бытие человека — как онтическое, так и духовное — не просто дано ему, но и предъявлено ему как требование. Человек несет ответствен- ность за свое бытие. Буквально это означает, что человек обязан дать ответ на вопрос о том, что он из себя сделал. Тот, кто задает ему этот вопрос, есть его судья: этот судья есть он сам, который в то же время противостоит ему. Такая ситуация порождает тревогу, которая в отно- сительном смысле есть тревога вины, а в абсолютном смысле — трево- га отвержения себя и осуждения [Тиллих, 1995, с. 40–41].

 

Тиллих пишет о «нравственном самоутверждении», поскольку считает, что «всяким актом нравственного самоутверждения человек способствует исполнению своего предназначения, т. е. актуализации того, что он есть по- тенциально» [Там же].

Тревога вины и осуждения отличается тем, что от нее невозможно уйти даже через онтическое самоотрицание: «Самоубийство может избавить че- ловека от тревоги судьбы и смерти, как это было известно стоикам. Но оно не может избавить его от тревоги вины и осуждения, как это известно хри- стианам» [Там же, с. 43]. Чувство безысходности рождает отчаяние.

Важное место понятие вины занимает в рассуждениях такого видного экзистенциального психолога, как Ролло Мэй.

Онтологическая вина (Мэй использует это понятие как синоним экзи- стенциальной вины) имеет свои разновидности. Первая из них — отказ от

 

своих потенциальных возможностей: «Когда человек отрицает <…> потен- циальные возможности, не может реализовать их, он испытывает чувство вины, т. е. вина также является онтологической характеристикой существо- вания человека» [Мэй, 2004, с. 127]. Вторая — это вина перед своими близ- кими, поскольку мы «всегда, так или иначе, оказываемся неспособными до конца понять потребности других людей и удовлетворить эти потребности.

<…> Это неизбежный результат того, что каждый из нас представляет собой особую индивидуальность, и у нас нет иного выбора, кроме как смотреть

на мир своими собственными глазами. Эта вина, корни которой находят- ся в экзистенциальной структуре…» (данный вид экзистенциальной вины час то именуется в литературе межличностной). Третья разновидность,

«наиболее сложный и всесторонний аспект онтологической вины», — «чув-

ство вины, касающееся нашего отдаления от природы» [Там же, с. 130–131].

Онтологическая вина, по Мэю, имеет следующие характеристики. Во-первых, ее в большей или меньшей степени, тем или иным образом,

ощущает каждый человек. Во-вторых, Мэй предостерегает от связывания чувства онтологической вины с культурными стереотипами или наруше- нием родительских запретов, «ее корни лежат в факте осознания себя. Он- тологическая вина… возникает из того факта, что я могу представлять себя тем, кто может делать выбор или отказаться от выбора. Каждый человек испытывает это онтологическое чувство вины…» [Там же, с. 132]. В-тре- тьих, Мэй, как и Ялом, проводит различие между онтологической виной

и патологической, или невротической виной. При этом он вводит важное уточнение: если онтологическая вина не принимается и вытесняется, она может перерасти в невротическое чувство вины. В-четвертых, «онтологи- ческая вина не приводит к формированию симптома, но оказывает серьез- ное влияние на личность. В особенности она может и должна приводить к сдержанности, восприимчивости в отношениях между людьми и росту творческого начала в использовании субъектом своих потенциальных воз- можностей» [Там же, с. 132].

Вместе с тем, как уже отмечалось в связи с обсуждением экзистенци- альных проблем, экзистенциальные данности сами по себе не имеют пози- тивного или негативного знака, вопрос в том, как они переживаются чело- веком. Предшествующее описание чувства экзистенциальной вины может вызывать ощущение тяжести и безысходности, в чем же может быть ее по- зитивный смысл?

Р. Мэй описывает чувство экзистенциальной вины как «позитивную конструктивную эмоцию… восприятие различия между тем, что представ- ляет собой вещь и чем она должна была бы быть». В этом смысле экзистен- циальная вина (как и тревога) совместима с психическим здоровьем и даже необходима для него. При обсуждении проблем подлинности, аутентично- сти существования часто возникает вопрос критерия соответствия чело- века своему потенциалу. «Но как выявить свой потенциал? Как узнать его,

 

 

Сравнение особенностей переживания онтологической вины людьми с выраженными и невыраженными чертами самоактуализирующейся

личности показало, что уровень самообвинения статистически значимо

выше у лиц с низкими показателями самоактуализации по сравнению с лицами, имеющими высокие ее показатели. Результаты интервью вы- явили еще ряд различий между индивидами, связанными с пережива- нием чувства вины. Источником чувства вины у лиц с высокими показа- телями самоактуализации, по результатам контент-анализа их ответов, чаще всего становится собственный внутренний голос (73 % ответов), осуждение окружающих (11 %) или ситуации, в которые они попадают (5 %). Лица с низкими показателями самоактуализации, напротив, чаще

указывают в качестве источника переживаемого ими чувства вины именно ситуации, в которые они попадают (54 %) и осуждение окружаю- щих (13 %). Внутреннее чувство в этой группе отметила лишь треть опро- шенных. Существенные различия были получены и относительно спосо- бов реагирования человека на возникающее чувство вины: готовность

«прислушаться к ней, найти ее причины, источники» проявили 74 % лиц с высокими показателями самоактуализации и 40 % опрошенных с низ- кими; стремление «игнорировать, заглушить это чувство» проявили 53 % лиц с низкими показателями самоактуализации и 11 % — с высокими.

Еще более выразительные результаты были получены на основе кон- тент-анализа ответов относительно внутренней реакции людей на пе- реживаемое чувство вины: ответы 79 % лиц с высокими показателями самоактуализации позволяют отнести их к категории «стремление к лич- ностным изменениям», ответы 67 % опрошенных с низкими показате- лями самоактуализации относятся к категории «ощущение “Я плохой”».

[Ермолаева А. В., 2006]

 

 

встретившись с его проявлением? Как мы узнаем, что потеряли свой путь? Хайдеггер, Тиллих, Маслоу и Мэй ответили бы в унисон: “С помощью Вины! С помощью Тревоги! Через зов бессознательного!” Они согласны между со- бой, что экзистенциальная вина — это позитивная конструктивная сила, советчик, возвращающий нас к себе самим» [Ялом, 1999, с. 317].

Позитивные аспекты вины могут быть увидены и в анализе совсем дру- гого рода. Так, К. Изард в своей классической работе по психологии эмоций сравнивает эмоции стыда и вины. Если эмоция стыда может оказывать тор- мозящее действие на мыслительные процессы, то эмоция вины, напротив, стимулирует те из них, которые связаны с рефлексией совершённых про- винностей и поиском возможностей исправления ситуации [Изард, 1991].

Эмпирические данные показывают, что людям с низким уровнем само- актуализации свойственен более высокий уровень самообвинения, чувство вины они испытывают чаще, и это чувство вызывает у них недовольство со- бой. Переживание вины у людей с высоким уровнем самоактуализации чаще

 

носит экзистенциальный характер, оно связано с принятием персональной ответственности за собственную жизнь и, в сущности, имеет конструктив- ный характер, поскольку побуждает их к личностным изменениям.

Полученные результаты соответствуют имеющимся в литературе дан- ным. Сравнение переживаний эмоций стыда и вины показывает, что чув- ство стыда часто активизирует защитные механизмы, приводит к уходу

8.7

и дистанцированию от ситуации, в то время как чувство вины вызывает конструктивные ответы и желание исправить ситуацию; чувство вины по- зитивно связано с эмпатией, а чувство стыда — обратно пропорционально ей; чувство стыда способствует агрессивным проявлениям в отношениях, проявлениям гнева и враждебности, а чувство вины помогает конструктив- но реагировать на негативные чувства и вести себя более разумно в отно- шениях с людьми; наконец, чувство стыда может вести к психологическому дистрессу — депрессиям, тревоге, навязчивым состояниям, низкой само- оценке, нарушениям пищевого поведения и др., в то время как относитель- но чувства вины подобные связи не зафиксированы. Общий вывод сводится к тому, что чувство вины позитивно с той точки зрения, что оно не просто удерживает нас в моральных рамках, но мотивирует на то, чтобы действо- вать правильно и стремиться исправить ситуацию [Tangney, Mashek, 2004].

 

«Мужество быть» как жизнестойкость

«Мужество быть» — так назвал свою работу Пауль Тиллих, философ и те- олог ХХ века. Опубликованная в 1952 году, она считается философской классикой и представляет собой блестящий образец экзистенциальной мысли, оказавший несомненное влияние на психологов экзистенциаль- ного направления (так, Ролло Мэй одну из своих книг назвал «Мужество творить»).

Исходным тезисом работы Тиллиха служит представление, что «му- жество как универсальное и сущностное самоутверждение человеческого бытия есть онтологическое понятие. <…> Мужество человека есть утверж- дение им своей сущностной природы, внутренней цели, или “энтелехии”, но в характере этого утверждения всегда присутствует момент “вопреки”» [Тиллих, 1995, с. 8–10]. Сказанное не означает, что природа мужества тра- гична. Еще Сенека, описывая стоическое мужество, отмечал, что «утверж- дение своего сущностного бытия вопреки желаниям и тревогам приносит радость. <…> Радость — это эмоциональное выражение мужественного “Да” по отношению к своему истинному бытию» [Там же, 1995, с. 16].

Мужество самоутверждения в той или иной форме отмечается раз- ными психологами. Например, по Виктору Франклу, «быть — значит от- личаться»: «То, что может противостоять всему социальному, телесному

и даже психическому в человеке, мы и называем духовным в нем. Духовное,

 

 

Фрида Кало. Автопортрет с терновым ожерельем. 1940

 

по определению, и есть свободное в человеке. Духовная личность — это то в человеке, что всегда может возразить!» [Франкл, 1990, с. 201–202].

Мужество жить — базисное состояние или настрой человека, которые сви- детельствуют о его желании жить и способности отвечать на жизненные вы- зовы и трудности. Мужество жить — свойство, которое приобретает особую ценность в современном мире, исполненном вызовов, обращенных к человеку.

Значимость феноменологии, описываемой понятием мужества быть, не могла не найти своего отражения в психологии. С. Мадди, один из предста- вителей экзистенциального подхода, вводит понятие «жизнестойкость».

Жизнестойкость — это определенная жизненная позиция человека, в основе которой лежит система убеждений о себе, о мире и отноше - ниях с миром. Она включает в себя три компонента: вовлеченность как осознанная включенность в жизнь, в происходящее, в свою де - ятельность; контроль как убежденность в способности влиять на происходящее и осуществлять свой выбор; принятие риска как от - крытость новому и неизвестному. Таким образом, глубинная при - рода жизнестойкости — в открытости человека жизни, осознанном

«мужестве жить».

Изучение феномена жизнестойкости выявило его связи с рядом пози- тивных характеристик личности — совладающим поведением, оптимизмом, самоэффективностью как уверенностью в своей компетентности и др. Полу- чены данные, свидетельствующие в пользу того, что «более высокий уровень

 

жизнестойкости в целом сопряжен с большей готовностью к выбору неиз- вестности в отличие от выбора неизменности» [Рассказова, 2015, с. 104], что подтверждает экзистенциальный смысл концепта жизнестойкости.

В экзистенциальной литературе встречаются понятия, близкие к описан- ному «мужеству жить». Наряду с мужеством жизни Б. Якобсен описывает еще два базовых «жизненных» концепта: «чувство жизни» и «энергия жизни».

Чувство жизни — это ощущение быть живым, чувство включенности

в жизнь, ощущение жизни. Описывая его, Якобсен ссылается на упоминаемый Р. Мэем «опыт-Я-есть», переживание своего опыта «быть здесь», «права на су- ществование». Также, по его мнению, к этой же категории может быть отне- сено понятие «онтологическая безопасность» Р. Лэнга — ощущение человеком своего существования в мире как реального, живого и целостного, чувство своей собственной и других людей идентичности и реальности в этом мире.

Жизненная энергия, или «витальность», — способность организма к вы-

живанию в любых трудных обстоятельствах. Поясняя это понятие, Якобсен приводит пример двух пациентов, которые находятся примерно в одной

и той же стадии неизлечимой болезни. Однако, несмотря на одинаковый прогноз докторов, один пациент быстро умирает, а другой проживает еще десять лет. Ответ на вопрос о причинах этих различий, по мнению Якоб- сена, и кроется в понятии жизненной энергии. Прекрасной иллюстрацией к понятию витальности может служить наблюдение К. Роджерса о способ- ности растений к выживанию.

Во время свободных выходных несколько месяцев назад я стоял на хол- ме, возвышающемся над одной из скалистых бухт, усеивающих побе- режье северной Калифорнии. У входа в бухту было несколько больших скал, которые испытывали на себе всю мощь тихоокеанских волн. Не успевая обрушиться на обрывистый берег, волны, бьющиеся о скалы, разбивались в горы брызг. Когда я наблюдал на расстоянии за этими волнами, разбивающимися о большие скалы, я с удивлением заметил на них то, что мне показалось крошечными пальмами, не больше двух- трех футов высотой, принимающими на себя брызги прибоя. Сквозь бинокль я разглядел, что это были какие-то морские водоросли с изящ- ным «стволом», увенчанным кроной листьев. Когда я рассматривал эк- земпляр растения в перерыве между волнами, мне казалось очевид- ным, что это хрупкое, прямое, неустойчивое растение будет полностью сметено и уничтожено следующей волной. Когда волна обрушивалась на него, стебель сгибался так, что становился практически плоским,

лис тья течением воды сбивались в прямую линию, но как только вол- на проходила, снова появлялось растение — прямое, стойкое, упругое. Казалось невероятным, что оно способно переносить эти непрекра- щающиеся удары час за часом, день за днем, неделю за неделей, воз- можно, год за годом, и всё это время оно питалось, расширяло свою территорию, размножалось, короче говоря, поддерживало и улучшало себя в процессе, который на нашем жаргоне называется ростом. В этой похожей на пальму водоросли была воля к жизни, стремление к жизни,

способность внедриться в невероятно враждебную окружающую среду и не только удержаться, но и адаптироваться, развиваться, стать собой (К. Роджерс) [Цит. по: Мадди, 2002, с. 87–88].

 

Выбранный нами пример иллюстрирует биологическую природу ви- тальности, которая в «человеческом» воплощении связана с другими «жиз- ненными качествами» человека. П. Тиллих считал, что мужество жить яв- ляется проявлением витальности человека. Соответственно, уменьшение витальности снижает жизненное мужество, а усиление витальности уве- личивает его. Витальность также взаимосвязана с интенциональностью,

с целями и стремлениями человеческого существования, а потому не может рассматриваться как исключительно биологический феномен.

 

8.8

Экзистенциальный подход