Канониры щеголевской батареи

правительство, сообщая нашему кабинету депешу генерала Гацфельда, имело в виду склонить нас к удовлетворению австрийских требований об эвакуации княжеств.

Король Фридрих-Вильгельм, возвратившись из Тешена, отправил в Петербург облеченного своим особым доверием полковника Мантейфеля, который должен был изложить государю взгляды прусского монарха. Император Николай, выслушав сообщение, послал 7 июля графу Нессельроде собственноручную записку следующего содержания²⁸:

«Насколько я мог понять смысл и значение намерений прусского короля, которые полковнику Мантейфелю было поручено мне передать, то они таковы: 1) король желает, чтобы наш ответ Австрии был составлен в примирительных выражениях, оставляющих открытым путь к дальнейшим переговорам; 2) далее, король желал бы найти мотив считать ответ удовлетворительным, не дающим повода, по крайней мере по мнению короля, к разрыву между Россией и Австрией; 3) король считал бы себя в этом случае свободным от обязательств заключенной с Австрией конвенции, требующей от него содействия в случае русского нападения на австрийскую территорию; 4) король, признавая в этом вопросе начало взаимности, желает, однако, чтобы мы, считая это начало необходимым исходным пунктом, не ставили точных условий, а предоставили бы их будущим переговорам, которые должны вытекать из первоначального соглашения.

Вот все, что я мог понять. Поэтому настоящую записку надлежит показать г. Мантейфелю и спросить его, хорошо ли я изложил то, что ему было поручено передать. Не находит ли он нужным что-либо изменить или добавить, но письменно, чтобы избежать всяких недоразумений и чтобы сохранить записку как документ.

Раньше этого мне остается разъяснить еще два существенных пункта: 1) прусский король обязуется ответить нам: если

153

Австрия перейдет, под предлогом позднего ответа, к военным действиям или если это уже совершается, то будет ли король считать себя связанным обязательством действовать сообща с Австрией в том случае, если военные операции, по причине несвоевременного нападения, приведут наши войска на австрийскую территорию? 2) Если король признает наш ответ удовлетворительным, а Австрия не признает его таковым и будет нас атаковать или если это уже совершается, то будет ли король считать себя обязанным защищать ее территорию или нет? Казалось бы, если король не признает справедливости австрийского нападения, то он не может, не противореча себе, оказывать ей помощь в том, что считает несправедливым. Вот пункты, которые необходимо выяснить вполне... Без уверенности в них ничего невозможно сделать».

В то время когда в Петербурге писалась приведенная записка, король Фридрих-Вильгельм отправлял государю собственноручное письмо²⁹. В нем король прусский определенно заявлял, что Австрия не займет никаких турецких областей, за исключением Придунайских княжеств, от занятия которых она может отказаться лишь в том случае, если наш ответ на австрийские предложения не отнимет у нее всякого для этого предлога. Фридрих-Вильгельм просил государя о доброжелательном ответе (réponse bénigne) на требование Венского кабинета и гарантировал, что это поведет к тому, что дела в Вене примут лучший оборот. Он уверял далее, что император Франц-Иосиф сердечно предан государю (Vous rend son coær) и что он будет в Париже и Лондоне защитником его интересов, а главное, ничего не предпримет против России.

«Непосредственная опасность отказа,— пишет граф Нессельроде в своем всеподданнейшем отчете за 1854 год,— стала ясной, и мы не могли скрывать ее перед собой. Наш отказ не только обратил бы против нас Австрию, но на ее путь увлек бы Пруссию и Германию, которым мы отказали бы в уступке, правильно или неправильно считаемой ими открывавшей дорогу к миру. Удовлетворяя желаниям германских государств, мы, наоборот, хотя и не останавливали Австрию, но по крайней мере могли надеяться (как это было доныне) помешать Пруссии и Германии до конца следовать неприязненным намерениям Венского кабинета. Эти мотивы были причиной тому, что государь принял во внимание советы своего августейшего шурина и в Австрию был отправлен ответ, который оставлял открытым возможность дальнейших соглашений».

В ответе нашего Кабинета указывалось³⁰, что «мы были бы расположены добровольно очистить княжества, если бы получили от венского двора гарантии безопасности». Гарантии эти заключались в двух пунктах: во-первых, Австрия должна была обеспечить нам, на случай очищения русскими войсками княжеств, наступление

154

перемирия, и, во-вторых, она должна объявить себя, вследствие последовавшей эвакуации, свободной от обязательств, принятых ею по отношению к другим державам, и нейтральной на случай возобновления военных действий. Кроме того, наш Кабинет требовал, чтобы эти гарантии были даны в письменной форме и были бы подтверждены Пруссией и Германией.

Канцлер одновременно с этим официальным ответом отправил нашему новому послу в Вене князю А. М. Горчакову другую депешу³¹. В ней он объяснял, что княжества стали для нас, независимо от того, какова бы ни была первоначальная цель их занятия, известной стратегической позицией с тех пор, как Турция объявила нам войну. Таким образом, при сложившейся новой обстановке очищение княжеств представляется для нас в военном отношении явной потерей, которая должна быть во имя справедливости соответствующим образом уравновешена. Граф Нессельроде, упомянув далее о Венском протоколе 9 апреля, добавил, что государь не только не стремится ни к завоеваниям, ни к разрушению Оттоманской империи, но, напротив, готов признать три начала протокола: неприкосновенность Турции, очищение княжеств и обеспечение прав турецких христиан. Канцлер не упомянул о четвертом пункте протокола, о связи «существования Оттоманской империи с общеевропейским равновесием», т. е. об исключении из норм действовавшего международного права преимуществ, признанных за нами Кучук-Кайнарджийским и Адрианопольским трактатами.

Канцлер давал князю Горчакову свои указания в то время, когда Австрия вступила уже с Оттоманской Портой в формальный договор, который имел целью не только достигнуть вывода наших войск из княжеств, но и осуществить пропущенный графом Нессельроде в вышеприведенной депеше пункт Венского договора от 9 апреля.

14 июля по новому стилю состоялось заключение Австро-Турецкой конвенции следующего содержания³²:

«Ст. 1. Его Величество император австрийский обязуется исчерпать все дипломатические средства для достижения эвакуации Придунайских княжеств занимающими их иностранными войсками и, в случае необходимости, даже ввести в дело для достижения этой цели надлежащее число войск.

Ст. 2. Направление военных действий в этом случае будет исключительно зависеть от командующего императорскими войсками. Тем не менее этот последний в надлежащее время будет сообщать о ходе операций главнокомандующему оттоманской армией.

Ст. 3. Его Величество император австрийский обязуется восстановить в согласии с оттоманским правительством в княже-

155

ствах, насколько возможно, правовое положение в управление этими странами в соответствии с привилегиями, признанными Блистательной Портой. Восстановленные, таким образом, местные власти не будут распространять своих действий на контроль за императорской армией.

Ст. 4. Кроме того, императорский австрийский двор обязуется не входить с императорским российским двором ни в какое соглашение, которое не исходило бы из начала признания суверенных прав султана и неприкосновенности его империи».

Последние три статьи определяли порядок очищения княжеств австрийскими войсками после заключения мира между Россией и Турцией, условия содействия турецкими властями передвижениям, расквартированию и снабжению австрийских войск и, наконец, порядок ратификации заключенной конвенции.

После этого является вполне естественным, что депеши графа Нессельроде не могли встретить вожделенного единомыслия в Австрии, зашедшей слишком далеко по пути соглашений с Портой и морскими державами. Тем не менее император Франц-Иосиф, принимая от князя Горчакова в частной аудиенции его верительные грамоты³³, высказал мнение, что обязанности государя никогда не казались ему столь тяжкими, как при обстоятельствах, столь противоречащих чувствам сердца. Хотя Франц-Иосиф и не подтвердил при этом надежды, которую высказал наш посол, что ответ Петербургского кабинета должен удовлетворить австрийского монарха, но заметил, что в этом ответе заключается «зерно соглашения». Император уверял дальше, что приказ австрийским войскам вступить в Валахию не заключает никакой враждебной по отношению к нам мысли и обусловлен только решенной уже нами эвакуацией в этой области русских войск. Австрийская армия не вступит в пределы Валахии до тех пор, пока они там находятся.

Что касается графа Буоля, то он заявил нашему послу, что Венский кабинет сделает соответствующие представления Франции и Великобритании и исследует, насколько они расположены к перемирию, ведущему к полному умиротворению. Он предвидит, что морские державы потребуют гарантий в том, что перемирие не явится лишь средством выиграть время. Венский кабинет сообщит после рассмотрения и выдвижения требуемых гарантий свое мнение в Петербург. Австрийское правительство будет ожидать нашего ответа, но во всяком случае оно сохранит за собой свободу действий в будущем, воздерживаясь, однако, до разъяснения вопроса от всякой демонстрации. Граф Буоль предупредил, что он считает необходимым сообщить западным державам точный текст нашего ответа, и добавил: «Наше положение таково, что для нас невозможно особое соглашение с вами. Мы не можем отделиться от западных держав до тех пор, пока не будет достигнута наша общая с ними

156

цель. Она состоит в неприкосновенности Оттоманской империи и в добром, твердом и надлежащем мире... Мы не можем быть ни посредниками, ни судьями. Мы заинтересованная сторона».

Князь Горчаков заметил на это австрийскому министру, что он напрасно отказывается от роли, которой никто ему и не предлагает, и если граф Буоль видит русского посла, мирно и дружелюбно к соглашению расположенного, то это происходит от осознания последним

наших потенциальных сил.      _{Артиллерист щеголевской}

Князь Горчаков писал далее,                   _{батареи}

что в Вену прибыл от имени

короля прусского граф Альвенслебен с поручением содействовать к принятию Австрией на себя задачи сообщить западным державам наш ответ, который признавался Пруссией удовлетворительным³⁴.

Вообще нашему послу казалось, что дела принимают лучший оборот. В депеше от 30 июня (12 июля)³⁵ он не только отмечал, что император Франц-Иосиф «начинает осваиваться с идеей возможности отойти от западных держав», но и высказывал убеждение, что «граф Буоль не так дурен, как мы думали». («Не верю»,— надписал государь против этой фразы депеши.) Далее князь Горчаков распространялся о том, что Пруссия, признав наш ответ удовлетворительным, может рассчитывать на остальную Германию, и это обстоятельство крайне озабочивает Австрию. От его внимания не ускользнула также перемена тона австрийской печати, умерившей свои нападения на Россию. Оптимистическому содержанию депеши несколько противоречило ее заключение, в котором князь Горчаков упоминал о словах, сказанных ему графом Альвенслебеном. «Несомненно,— сказал граф,— что с вашим приездом наступит видимый поворот, но я ему не доверяю».

Несколько иначе события освещал наш военный агент в Вене граф Штакельберг. Он, между прочим, писал³⁶, что приостановка вступления австрийских войск в княжества, с одной стороны, обусловлена известием, что русская армия еще не очистила их, а помериться с нашими войсками австрийцы были не в состоянии; с другой же стороны — сомнениями в том, последует ли Пруссия в могущих возникнуть осложнениях за Австрией. Нам не следует поэтому предаваться иллюзиям о возрождении прежних чувств, о по-

157

каянии и благодарности, а сказать, что любезный прием, оказанный князю Горчакову, есть только последствие рассудительности. («Bravo,— пометил государь.— Bien jugé, bien dit. C’est tout à fair ce que je pense et j’y reste».) Впрочем, граф Штакельберг замечал, что ни военная неподготовленность Австрии, ни ее тревожное внутреннее положение не остановят ее на избранном пути содействия западным державам, пока германские интересы будут затронуты нашей оккупацией княжеств.

Однако князь Горчаков очень быстро сориентировался в окружающей обстановке и сообщил³⁷ в частном письме канцлеру, что «мы должны приготовиться ко всем, даже худшим, случайностям», что между графом Буолем и графом Альвенслебеном произошел разговор, в котором первый распространялся о французской идее протектората над княжествами; в случае же отказа Пруссии Венская конференция соберется в составе представителей трех держав. Но Пруссия заметно шла от уступки к уступке, от жертвы к жертве в пользу австрийских домогательств. Князь Горчаков высказывал опасение, что граф Буоль, получив отрицательные, как надо ожидать, ответы из Парижа и Лондона, соберет конференцию для того, чтобы принять к сведению совершившийся факт и заявить, что от Франции и Англии более добиваться нечего.

Наш посол отмечал далее, что Австрия и Пруссия пришли к соглашению относительно текста предложений, которые они совместно сделают германскому сейму во Франкфурте в связи с заключенным ими 20 апреля союзным договором. Хотя в эти предложения и были введены некоторые фразы Бамбергской декларации германских государств, но суть предложений от этого нисколько не изменилась.

Декларация, о которой упомянул князь Горчаков, была провозглашена в конце мая второстепенными германскими государствами, которые ввиду разногласия между Австрией и Пруссией решили самостоятельно определить основания политики Германского союза. Вопрос о положении, которое займет союз ввиду конфликта, естественно, возник еще в 1853 году, после объявления нам Турцией войны. Австрия и Пруссия не могли сговориться между собой относительно совместного предложения союзному сейму, хотя бы только в том смысле, что бы оно ограничивалось заявлением об общих усилиях с целью восстановления мира. В особенности Австрия настаивала на упоминании о необходимости решительной защиты ее двойных интересов великой державы и члена союза; Пруссия же удовольствовалась заявлением о своем намерении способствовать умиротворению. Это разногласие, подчеркнутое видимым сближением Австрии с западными державами, вызвало во второстепенных германских государствах опасение быть вовлеченными в войну, причем опасения эти возросли с того момента, когда

158

стал известен прусско-австрийский союзный трактат от 20 апреля 1854 года. Незадолго до этого договора граф Нессельроде разослал нашим представителям при германских дворах циркулярную депешу³⁸, в которой разъяснял, что целью нашего Кабинета является предотвращение всеобщей войны и желание предостеречь германские дворы от того, чтобы они не поддавались стремлениям Франции и Англии вовлечь их в общеевропейский конфликт. Для чего государствам Германского союза следовало объявить себя строго нейтральными. Штутгартский и Мюнхенский кабинеты, и в особенности последний, имея в виду свои династические интересы в Греции, склонялись к мнению, что необходимо противостоять течению, увлекающему Германию в водоворот военных потрясений. Саксония предполагала сама предложить сейму объявить союз нейтральным, Ганновер же провозгласил себя самостоятельно нейтральным. Все эти государства, а также великие герцогства Баденское и Гессенское выработали в согласии с более мелкими владетельными дворами на совещаниях в Бамберге декларацию, состоявшую в следующем³⁹.

1) Эвакуация русских войск из княжеств не соответствовала бы германским интересам без сопровождения ее перемирием и одновременным отступлением других воюющих сторон; 2) каков бы ни был ответ России на ультиматум, который ей предъявлен, Германский союз должен быть допущен к рассмотрению этого ответа, а также участвовать в качестве европейской державы в будущих мирных переговорах; 3) интересы Германии состоят не только в свободном судоходстве по Дунаю, но и вообще в свободе торговли на всех водных путях к Черному морю, и наконец, 4) условиями присоединения Германского союза к Австро-Прусскому договору являются действительное обеспечение прав восточных христиан и неприкосновенность Греции.

Приведенные нами выше депеши князя Горчкова и графа Штакельберга были предметом доклада канцлера государю⁴⁰. Граф Нессельроде находил, что донесения наших агентов из Вены заключают лишь изложение противоречивых впечатлений и мнений, но что сами противоречия свидетельствуют о колебании Австрии, которое дает нам время для подготовки к событиям. Канцлер замечал, что неопределенность можно будет рассеять только по возвращении в Берлин посланного прусским королем к императору Францу-Иосифу подполковника графа Мантейфеля.

Известия из Вены продолжали быть тревожными. Князь Горчаков сообщал⁴¹, что граф Буоль заявил своим приближенным: «Самое позднее, что мы начнем военные действия через три недели. Ответ, который мы пошлем в Петербург, вследствие полученных из Парижа и Лондона заключений, совпадает с отозванием Эстергази». Вместе с этим князь Горчаков писал об отправлении нашего

159