Роль австрии , пруссии и германии в первой половине 1854 года

Граф Нессельроде совершенно правильно отметил в своем всеподданнейшем отчете за 1854 год¹, что венский протокол 5 декабря 1853 года явился как бы поворотным пунктом в поведении Австрии, которая переменила роль благоприятного посредника на роль если еще не соучастника действий, то соучастника замыслов наших противников.

Сделанное ею нам предложение очистить княжества, несомненно, согласовалось с ультиматумом западных держав, и хотя оно было предложено в корректной форме дружественного совета, но наш кабинет не мог сомневаться в настоятельности и решительности предъявленного требования. Хотя барон Мейендорф и сообщал князю Варшавскому², что, вероятно, Австрия не решится вступить на путь, ведущий к войне с нами, без поддержки Пруссии и Германского союза, но тут же замечал, что такую поддержку может устранить только добровольное очищение нами княжеств. Что же касается австрийских вооружений, то, по словам барона Мейендорфа, они имели отчасти демонстративный, а отчасти, в особенности в Трансильвании, серьезный характер.

В начале июня 1854 года Венский кабинет счел нужным повторить свое предложение вывести наши войска из княжеств в решительной форме. Новому австрийскому послу в Петербурге графу Эстергази было предложено сообщить графу Нессельроде³, что Австрия придает особое значение прекращению наших наступательных действий за Дунаем и желает «получить положительные указания на точный и притом не очень продолжительный срок окончания оккупации княжеств». Далее говорилось о невозможности обставлять с нашей стороны эвакуацию княжеств независящими от воли Австрии условиями, так как это повлекло бы необходимость для нее самой «принять меры для охраны интересов, которым настоящее положение столь серьезно угрожает». Депеша заканчивалась предложением послу потребовать от графа Нессельроде скорых и точных разъяснений.

Решительность Австрии явилась следствием ряда событий, которые с момента обострения кризиса вызвали в ней опасения за ее интересы на Балканском полуострове, за настроение ее славянских народностей в случае восстания и освобождения славян Турецкой империи, а также за итальянские владения Габсбургской династии, которым легко могла угрожать наполеоновская Франция. Все это не

142

Братание союзных армий

могло не склонить Австрию к общности видов с морскими державами, что выразилось в целом ряде протоколов, начиная с упомянутого акта 5 декабря 1853 года, подписанных в Вене ее представителями наряду с представителями Англии, Франции и Пруссии.

В отношении установления единства взглядов на события и на условия мира особенно знаменательным является протокол 9 апреля 1854 года⁴. Он подтверждал, во-первых, что фактически не только Турция, но и Франция с Великобританией находятся в войне с Россией, и далее в нем говорилось:

«Нижеподписавшиеся заявляют в эту торжественную минуту, что их правительства остаются согласными по двум вопросам — охранения территориальной неприкосновенности Оттоманской империи, существенным условием которой является эвакуация Придунайских княжеств, и столь близкого чувствам султана уравнения гражданских и религиозных прав христианских подданных Порты, вполне согласованного с независимостью и суверенитетом султана.

Территориальная неприкосновенность Оттоманской империи остается условием sina qua non всякого договора, имеющего целью восстановить мир между воюющими державами; правительства, представляемые нижеподписавшимися, обязуются совместно отыскать гарантии, которые связывали бы существование этой империи

143

с общеевропейским равновесием, и выражают готовность договориться о наиболее соответствующих средствах для достижения цели своего соглашения.

Правительства, представляемые нижеподписавшимися, взаимно обязуются не входить без предварительного общего совещания ни в какое окончательное соглашение, которое было бы противно изложенным выше началам, с императорским Российским двором и ни с какой державой. Изложенное условие соблюдается независимо от событий, которые могли бы возникнуть вследствие этого соглашения, основанного исключительно на общих интересах Европы и цель которого может быть достигнута только восстановлением твердого и постоянного мира».

Солидарность четырех держав, подчеркнутая приведенным протоколом, показалась Венскому кабинету недостаточной по отношению к Пруссии. В Берлин был послан начальник австрийского Генерального штаба генерал барон Гесс с поручением заключить между двумя главными германскими державами особый договор, который обеспечивал бы Австрии деятельное содействие Пруссии на случай могущих возникнуть осложнений. Австрийскому генералу удалось, несмотря на господствовавшее в Берлине сомнение, склонить Прусский кабинет к заключению оборонительного и наступательного трактата 20 апреля 1854 года следующего содержания⁵:

«Ст. I. Его Императорское и Королевское Величество и Его Величество Король Прусский взаимно себе гарантируют свои германские и негерманские владения так, что всякое нападение, направленное с чьей бы то ни было стороны на территорию одной из двух держав, будет почитаться другой как неприязненное покушение на ее собственную территорию.

Ст. II. Обе высокие договаривающиеся стороны обязуются точно так же охранять от всякого покушения права и интересы Германии; вследствие этого они считают себя обязанными сообща защищать против нападения всякую часть территории германских государств, даже в случае, если бы одна из них сочла необходимым активно выступить по соглашению с другой в защиту германских интересов. Соглашение относительно такого случая, а также соглашение о размерах надлежащей помощи составит предмет особой конвенции, которая явится нераздельной частью настоящего трактата.

Ст. III. Две великие германские державы обязуются с целью придать условиям их наступательного и оборонительного союза надлежащую силу и гарантию держать наготове, на случай надобности, часть их вооруженных сил в полной боевой готовности. Время и место сосредоточения, число и расположение этих сил будут определены особым соглашением.

Ст. IV. Высокие договаривающиеся стороны приглашают все правительства Германского союза присоединиться к этому тракта-

144

ту с таким условием, чтобы федеральные обязанности, указанные в ст. 47 заключительного акта Венского конгресса, приняли для присоединяющихся к трактату государств размеры, требуемые положениями этого конгресса.

Ст. V. Ни одна из высоких договаривающихся сторон не вступит с другими державами в течение существования этого союза в какой бы то ни было частный союз, не находящийся в полном соглашении с основаниями этого трактата.

Ст. VI. Настоящая конвенция будет в возможно скором времени представлена для ратификации ее обоими государями».

Добавочная статья разъясняла смысл второго параграфа этой конвенции, который допускал вооруженную поддержку стороны, «выступающей активно в защиту германских интересов». Эта статья⁶ определенно указывала на оккупацию нами княжеств, что выражалось следующими словами: «Их величества не могли отказаться от соображения, что неопределенно продолжающееся занятие русскими войсками территории нижнего Дуная, которая находится под владычеством Оттоманской Порты, может поставить в опасность политические, нравственные и материальные интересы всего Германского союза, а следовательно, и собственных их государств.

Последствия от такого положения будут тем значительнее, чем на большее пространство распространятся русские военные операции. Австрийский и прусский дворы объединены желанием, насколько возможно, избежать вмешательства в войну, вспыхнувшую между Россией, с одной стороны, и Турцией, Францией и Великобританией — с другой, а также желанием содействовать восстановлению мира. Они смотрят на сделанное петербургским двором в Берлине заявление (согласно которому Россия считает причину занятия княжеств устраненной уступками христианским подданным Порты, имеющими быть осуществленными в ближайшем будущем) как на важный элемент примирения и сожалели бы, если бы это заявление постигла неудача на практике. Они надеются, что ответ Русского кабинета на сделанные Пруссией 8-го числа этого месяца предложения даст им гарантию в том, что русские войска скоро будут отозваны».

Уполномоченные обеих держав составили на случай, если бы эта надежда не оправдалась, следующую конвенцию:

«Императорское австрийское правительство обратится к Императорскому Российскому Двору с особым сообщением, целью которого будет получение согласия от Императора Всероссийского на приостановку движения его войск на турецкой территории и достаточной гарантии скорой эвакуации Придунайских княжеств. Прусское правительство вновь самым решительным образом поддержит это сообщение, ссылаясь на посланные уже в Петербург предложения. Если бы ответ русского двора на предложения Вен-

145

ского и Берлинского кабинетов, вопреки ожиданиям, не удовлетворил бы их вполне относительно двух вышеупомянутых пунктов, то меры, которые будут приняты одной из договаривающихся сторон для достижения цели, подойдут под ст. 2 наступательного и оборонительного союзного трактата, в настоящее время подписанного, т. е. всякое неприязненное нападение на территорию одной из договаривающихся сторон будет отражено всеми боевыми силами, которыми может располагать другая. Однако общее наступательное движение может быть последствием только или присоединения княжеств, или нападения, или же перехода русских войск через Балканы».

Последняя фраза приведенного документа свидетельствует о желании Берлинского кабинета обставить точными условиями свои союзные обязанности вооруженного содействия деятельному австрийскому вмешательству в восточный конфликт. Как король Прусский, так и его министры сознавали, что заключаемый с Австрией союз может повести к решительному столкновению с Россией и безнадежно порвать узы династической и государственной дружбы, которая была столь драгоценна для интересов Пруссии.

Наша дипломатия, следуя указаниям императора Николая, не щадила усилий, чтобы открыть Прусскому кабинету глаза на опасный путь солидарности с западными державами, на который стали Австрия и Пруссия, участвуя в подписании ряда венских протоколов.

В собственноручной записке государя, относившейся к концу 1853 или к началу 1854 года⁷, прежде всего указывается на то, что прусский король, присоединяясь к политике западных держав, станет противником балканских христиан и соучастником всех ужасов, которые явятся последствием возвращения восставших под турецкое владычество. Государь еще раз подтверждал, что его целью являются не завоевания, а гарантия свободы и прав религии балканских христиан и их обычаев.

Если Австрия будет противиться тому, что требует для них Россия, то война с ней как с союзницей турок станет неизбежна. Если прусский король будет поддерживать безумную и несправедливую политику Австрии, то это приведет его к соучастию в недостойном и отвратительном деле (d’une indigne et odeiuse demarche), непосредственным последствием которого явится война с Россией.

Прусский кабинет принял на себя неблагодарную задачу, с одной стороны, удерживать, насколько возможно, Австрию от решительного перехода на сторону Оттоманской Порты и ее уже определившихся прямых союзниц, а с другой — настаивать перед нашим Кабинетом на удовлетворении некоторых требований западных держав и Австрии для избежания всеобщей войны, в которую могла быть втянута и Пруссия. Барон Мантейфель, первый ми-

146

нистр берлинского правительства, еще в ноябре 1853 года указывал⁸ нашему послу барону Будбергу на крайне затруднительное положение Венского кабинета. Он подчеркивал, ссылаясь на статьи французской прессы об изменениях карты Европы и пересмотре трактатов, честолюбивые планы императора Наполеона, первой жертвой которых должна сделаться Австрия.

Наш посол прочитал спустя два дня после своей беседы с бароном Мантейфелем в Moniteur, рядом с упоминанием о протоколе, подписанном в Вене 5 декабря представителями четырех держав, французское его толкование, которое сводилось к тому, что Австрия и Пруссия примкнули к англофранцузскому соглашению относительно вопросов, возбуждаемых нашим столкновением с Турцией. Барон Будберг предложил прусскому министру

напечатать в Staats-Anzeiger по этому поводу соответствующее опровержение⁹. Однако барон Мантейфель отклонил это предложение, ссылаясь на то, что общее политическое положение обязывает германские державы к особой осторожности, что, может быть, полемика была бы на руку Людовику-Наполеону и, наконец, что она обязывала бы к опубликованию самого протокола, который признано необходимым сохранять в тайне. В одной из последующих депеш канцлеру¹⁰ барон Будберг сообщал об упреках, которые делались главой Венского кабинета графом Буолем прусскому министру по поводу сообщения нам документов, подписанных в Вене.

В январе, как известно, уже выяснилось, что наши предложения относительно более тесного соглашения с венским и берлинским дворами отклоняются ими обоими. В официальном сообщении по этому поводу барона Мантейфеля прусскому послу в Петербурге генералу Рохову, сделанном от имени Берлинского кабинета, говорилось¹¹: «Цена, которую мы придаем сохра-

Штабс - капитан Щеголев

147

нению общих нам не только с Австрией, но и с Францией и Великобританией основ, является для нас законом; мы не должны уклоняться от этих основ и избегать всего, что могло бы вызвать подозрительность лондонского и парижского дворов и толкнуть их, следуя нашему примеру, к изолированным действиям в смысле безвозвратного поколебания вероятности мирного исхода».

Прусский кабинет, озабоченный содействием восстановления мира, отклонил, по словам барона Будберга¹², предложение морских держав заключить ввиду возникшего кризиса соглашение с прочими германскими государствами относительно общего образа действий.

Король внимательно читал представленные ему бароном Будбергом записки Петербургского кабинета, которые разъясняли цели и основания политики императора Николая. В марте 1854 г. в Париж и Лондон отправился, по поручению короля, принц Гогенцоллерн-Зигмаринген, миссия которого состояла в склонении императора французов и королевы Виктории к примирительному образу действий. Миссия эта не увенчалась успехом. Барон Будберг сообщал, со слов ее участника графа Гребена¹³, что в Лондоне решено, по-видимому, энергично вести войну, а император французов явно стремится не только к нашему отказу от предъявленных Порте требований, но и к решительному ослаблению России и разрушению того влияния, которое она оказывает на судьбы Европы. Заявление о прусском нейтралитете в Лондоне было спокойно принято к сведению; император же Наполеон высказал, что он нейтралитет не считает возможным и что Австрия и Пруссия будут увлечены в общий с Францией стан. Ответное письмо Людовика-Наполеона к королю прусскому приглашало последнего примкнуть для предупреждения роста русского влияния на Западную Европу к общему соглашению «всех западных держав»¹⁴.

К концу марта в Берлин прибыл австрийский генерал Гесс. Ему было поручено склонить прусский двор к заключению с Австрией приведенного выше союзного трактата. Исполнение поручения не оказалось трудным. Уверенность императора французов в привлечении обеих великих германских держав в англо-французский стан имела некоторое основание. Из донесений графа Бенкендорфа о беседах с представителями прусской армии¹⁵ можно было убедиться, что люди, наиболее преданные идее прусско-русского братства по оружию, пессимистически смотрели в будущее. «Никто,— говорил нашему военному агенту прусский генерал Врангель,— не предан императору и союзу с Россией более, чем наш король, чем мы — прусская армия. Я и мои товарищи готовы пролить кровь за вашего императора, как за нашего короля... Тем не менее не верьте никаким заверениям и будьте убеждены, что, несмотря на усилия короля и наши, мы подчинимся фатальности и кончим тем, что дадим вовлечь себя в войну против вас...»

148

Граф Бенкендорф предполагал, однако, что генерал Врангель ошибался. Наш военный представитель пользовался такой симпатией среди прусских офицеров, что ему казалось невозможным, чтобы в конце концов не взяли верх «старые предания союза с Россией», имеющие столь глубокие корни¹⁶.

Положение становилось столь серьезным, что император Николай решился принести еще одну жертву, сделать еще одну попытку избежать необходимости войны с западными державами. Он поручил герцогу Георгу Мекленбургскому отправиться в марте в Берлин для сообщения королю прусскому, что государь согласен присоединиться к заключенной между морскими державами и Портой конвенции на нижеследующих условиях¹⁷:

1) конвенция будет сообщена государю от имени договорившихся сторон при посредничестве прусского короля; 2) нам будет сообщено, в чем состоят гарантии Порты в верном исполнении договора; 3) этот акт не отменит ни религиозных прав, которыми пользуются православные христиане в Оттоманской империи, ни обязательств Порты в ее прежних заявлениях о том, что эти христиане будут пользоваться преимуществами, признаваемыми за христианами других исповеданий, как это изложено в венской ноте и в ольмюцких разъяснениях; 4) наши прежние трактаты, от КучукКайнарджийского до Адрианопольского, будут сохранены и подтверждены.

Инструкция уполномочивала герцога Мекленбургского заявить, что император Николай готов, принимая на вышеизложенных условиях участие в конференции, которая должна собраться в Берлине, прекратить военные действия и повелеть своим войскам очистить Придунайские княжества одновременно с оставлением англо-французскими сухопутными и морскими силами Черного моря и проливов.

Герцог Мекленбургский, приехав в Берлин, встретил самый дружественный прием у короля, который немедленно выразил согласие сообщить западным Кабинетам и поддержать перед ними наши предложения. Он просил герцога остаться в Берлине до получения ответов и старался оправдать образ действий Австрии ее опасениями и отсутствием решительности. Король указывал на необходимость связать ее с Пруссией, так как в противном случае Австрии останется лишь броситься в англо-французские объятия, а Пруссия останется окончательно изолированной¹⁸. Беседы герцога Мекленбургского с королем и с приближенными к нему лицами вращались вокруг прусско-австрийского союзного договора, о заключении которого хлопотал приехавший в то время в Берлин генерал Гесс. Герцог пытался убедить своих собеседников, что заключение договора, которым Австрия сохраняет за собой свободу действий, по необходимости вовлечет Пруссию в сферу чуждых ей

149

интриг, но попытки его имели лишь частичный успех. Король «оплакивал» подписание Венского протокола 9 апреля, но решительно заявил, что ему невозможно устраниться от венских конференций. Удалось достигнуть лишь только того, что договор не принял характера прямо неприязненного по отношению к нам акта и что Пруссия уклонилась в заключенной 20 апреля конвенции от обязательства воо Прислуга щеголевской          руженной поддержки Австрии батареи                    вне случайностей, точно определенных в добавочной статье договора. Отрицательные ответы Лондонского и Парижского кабинетов на примирительные предложения русского правительства не заставили себя ждать. Наш кабинет был извещен о них целым рядом сообщений через прусского посла генерала Рохова. Граф Нессельроде, представляя государю эти документы, выразил мнение, что всякая дальнейшая с нашей стороны попытка к примирению не может более привести к какому-либо результату. Император Николай разделил мнение своего канцлера, написав на докладе: «Вполне разделяю ваш взгляд. Все это смешно и недопустимо, словом, лишено здравого смысла. Я сделал все, что был должен и мог сделать. Я не могу сделать ничего более. Бог решит дело, и я подчинюсь Его воле»¹⁹.

Когда же вслед за тем государю была представлена копия Венского протокола 9 апреля, сообщенная нашему кабинету прусским поверенным в делах, то он ограничился замечанием: «Это достойно жалости (pitoyable), но ни в чем не изменяет моих решений»²⁰. Несколько дней спустя был заключен и австро-прусский наступательный и оборонительный договор. Король доверил копию этого акта герцогу Мекленбургскому, а наш посол в Берлине барон Будберг прислал канцлеру²¹ прусский проект договора с изменениями, введенными в его текст по настоянию Австрии²². Барон Будберг отмечал, что сравнение текстов указывает на различие в целях, которые преследовались сторонами. В то время как Австрия стремилась к возобновлению конвенции 1851 года и к обеспечению себе вооруженной помощи Пруссии, эта последняя имела в виду лишь удержать Австрию от дальнейшего сближения с западными державами. Барон Будберг в своем толковании умиротворяющего поведения Пруссии ссылался на ст. V договора, которая

150

запрещала сторонам самостоятельно вступать в соглашения, противные его началам. Это обстоятельство предупреждало будто бы возможное сближение Австрии с Францией и Англией. Приведенное доказательство не показалось императору Николаю убедительным, и государь, читая депешу барона Будберга, отметил соответствующее место двумя восклицательными знаками.

Герцог Мекленбургский дождался в Берлине подписания австропрусского союзного договора. Он донес государю письмом от 11 (23) апреля²³, что король прусский смотрит на заключение этого договора как на единственное средство отвести Австрию от союза с нашими врагами. Прусский кабинет, писал он, и генерал Гесс заключили не только договор, но и добавочную статью, а также и особое «толкование», которое, впрочем, наши друзья находят недостаточным, хотя все зависит от того, насколько король будет тверд в своих намерениях. В конце своего письма герцог Мекленбургский прибавлял, что король Фридрих-Вильгельм отправит в Вену заявление, излагающее прусскую точку зрения на значение заключенного договора. Несмотря на несогласие короля последовать совету герцога и отказаться от подписания добавочной статьи, этот последний поздравлял герцога с существованием австро-прусского договора, так как «все новые известия плохи». Действительно, обстановка была, по словам герцога, такова, что второстепенные германские государства, и в особенности Бавария и Виртенберг, хотя и склонные к нейтралитету Германского союза, отказались бы последовать за одной Пруссией. К тому же в Вену к этому времени прибыли австрийский посол в Париже и личный друг Людовика-Наполеона барон Гюбнер и из Лондона герцог Кембриджский. Очевидно, что в этом случайном центре европейской политики что-то совершалось. Отказ Пруссии в заключении договора с Австрией или привел бы ее к необходимости подписать этот договор под совместным давлением Франции и Австрии, или же оставил бы Пруссию изолированной, бросая Австрию в направленные против нас объятия Франции.

Барон Мантейфель определенно заявил нашему послу барону Будбергу, что договор в том виде, в каком он был заключен, не связывал Пруссию до такой степени, чтобы лишить ее возможности поддерживать с нами дружественные отношения²⁴. Прусский министр утверждал далее, что Австрия будет настаивать перед нами на очищении княжеств, но должна будет, получив наше согласие, предъявить аналогичное требование и западным державам. Австрия могла добиваться от нас обещания приостановить военные действия, она могла даже в крайнем случае активно вмешаться в войну, но как барон Мантейфель, так и генерал Герлях уверяли барона Будберга, что Австрия категорически обязалась не предпринимать наступления на русскую территорию и не занимать своими войсками Сербию и Боснию.

151

В крайнем случае она могла лишь оккупировать Валахию. Вообще же целью этой державы был вызов в нашем Кабинете неуверенности, которая могла бы способствовать скорейшему заключению мира.

Заслуживает внимание донесение графа Бенкендорфа²⁵, который во время свидания с генералом Врангелем услышал от последнего в высшей степени тревожные известия. Генерал виделся с возвратившимся из Вены владетельным герцогом Саксен-Кобургским, который ему передал, что Австрия дольше ждать не может. «Ей необходима,— говорил герцог,— эвакуация княжеств. Если Россия не склонится к этому, то Австрия решила объявить ей войну. К 20 июня у нее в Венгрии, Трансильвании, Буковине и Галиции будет 275-тысячная армия, готовая перейти границу. Сам император станет во главе ее, обратившись за содействием к Пруссии и к Германскому союзу и приглашая их перевести армию на военное положение. Едва ли Пруссия последует этому приглашению, но часть Германии сделает это, и тогда Пруссия волей-неволей принуждена будет вступить в борьбу с Россией». Герцог добавлял, что приведенные слова он слышал непосредственно от императора Франца-Иосифа.

Несмотря на то что сообщение о принятых в Вене решениях исходило от лица, известного своей неприязнью по отношению к императору Николаю (герцог Саксен-Кобургский был автором памфлета, направленного против государя), оно имело все признаки достоверности. Австрия была решительным противником освободительных планов императора Николая на Балканском полуострове и опасалась как роста русского влияния среди тамошних славян, так и особенно возбуждения подвластных ей самой славянских народностей.

Император Франц-Иосиф пригласил прусского короля в Тешен. Свидание монархов ни в чем не изменило, как сообщал барон Будберг²⁶, ни взглядов австрийского императора, ни политики графа Буоля, «для которого жалобы на нас являются лишь предлогом для сближения с Францией».

В действительности дело обстояло несколько иначе. Из сообщенной нашему Кабинету депеши прусского посла в Париже графа Гацфельда барону Мантейфелю²⁷ видно, что хотя французское правительство и радовалось заключению австро-прусского союзного трактата, надеясь, что обе германские державы будут вовлечены ходом событий далее, чем предполагают, но сомневалось, однако, в этом. «Было бы величайшим несчастьем,— говорил Друэн де Люис Гацфельду,— если бы Петербургский кабинет удовлетворил Австрию ранее, чем русское могущество будет значительно ослаблено». Французский министр даже запугивал Австрию тем, что если Россия не будет ослаблена, то ничто не помешает ей по заключении мира с западными

152

державами отомстить германским дворам. «Надо довести ослабление России,— повторял Друэн де Люис,— до того, чтобы отмщение стало невозможным».

Приведенного достаточно, чтобы заключить, что Австрия в то время не преследовала общих с западными державами целей, а исключительно заботилась о своих собственных, правильно или неправильно понимаемых, интересах. Прусское