Демократический строй на дону в XVI–XVII вв.

 

Донские казаки считали себя Войском Донским. Это наименование прочно утвердилось в понятии всех слоев населения России и иноземцев. Оно вошло в документы дипломатической переписки России с Турцией, Крымом, ногаями, калмыками, Польшей, с самими донскими казаками.

По письменным источникам оно известно с конца XVI в. Посол Г. Нащокин сообщал в 1592 г., что 27 мая, когда он следовал вниз по Дону, ему повстречались казаки, «атаман Данилко Колмак с товарыщи», которые «едут с низу из Войска». «В Войске» же, писал он, «сошли» зимой 1591–1592 гг. все казаки из городков выше Переволоки, опасаясь воровских черкас и азовцев. Первой царской грамотой на Дон с упоминанием Войска Донского была грамота от 31 июля 1594 г. В ней сообщалось о присылке «к нашему царскому величеству» казака Пронки «ото всего Войска». Однако формула

начального протокола царских грамот на Дон с упоминанием «всего Войска Донского» «нижних и верхних юртов» в XVI в. еще не встречалась. Она появилась в первых грамотах, отправленных от имени царя Михаила Федоровича, и с тех пор прочно закрепилась, превратившись в традиционное обращение к сообществу донских казаков.

Войско Донское представляло собой военно-политическое объединение донского казачества с конца XVI в. В более ранний период истории донского казачества Войска Донского не существовало.

Определялось это малочисленностью и разбросанностью казачества, разобщенностью его по разным отрядам со своими атаманами, распространенностью бродячего образа жизни.

Для возникновения Войска Донского во второй половине XVI в. явились предпосылки – увеличение численности казачества, особенно на Нижнем Дону, появление там новых городков, а также обострение борьбы казаков Нижнего Дона с Азовом.

Со второй трети XVI века донское казачество ведёт непрерывную борьбу с крымскими татарами, турецким Азовом, остатками Золотой Орды в Поволжье. Московскому правительству это выгодно для укрепления своих позиций на Юге, поэтому оно привлекает казаков к себе на службу, снабжая продовольствием и боеприпасами. Первые сведения об этом относятся к 1549 году. Царь жаловал донцам сукно, продукты, селитру, свинец и другие боеприпасы. За жалованием с Дона в Москву раз за зиму казаки отправляли посольство – зимовую станицу из 120-150 человек. А для поддержания постоянной связи несколько раз в год отправлялись легковые станицы из 15-50 человек. Доставленное на Дон жалование делило между казаками само Войско. Получали его не все, а только те, кто ходил на службу в главное войско.

В конце XVI в. образовалось Войско Донское, охватывавшее лишь казаков на Нижнем Дону. Верховые же казаки выше Раздор жили обособленно. Поэтому низовое Войско Донское подчеркивало разницу между собой и верховыми казаками. Оно в 1592 г. выражало недовольство послу Г. Нащокину, что в царской грамоте на Дон казаки, «которые ныне на Дону вверху», названы прежде тех, «которые на Дону близко Азова». В Войске говорили послу, что

«верховые де казаки государевы службы не знают».

Вместе с тем к концу XVI в. стали появляться признаки будущей инкорпорации верховых казаков в Войско Донское. Выражалось это в том, что, как писал Г. Нащокин, некоторые верховые атаманы и казаки ходили на службу «от Верхних Раздоров до низу». В результате связи верховых казаков с Войском Донским становились более прочными.

Смута в целом замедлила дальнейшее объединение всего донского казачества в единое Войско. Это не случайно, поскольку в те бурные годы имел место заметный отток казачества с Дона для участия в развернувшейся в России смуте. Но в то же время в отрядах самозванцев и И. Болотникова, в Тушинском лагере и в казацких таборах в 1611–1612 гг. под Москвой между казаками завязывались новые связи. Они сыграли определенную роль в

интеграции всего донского казачества в единую войсковую организацию. Возобновился процесс формирования Войска Донского на завершающем этапе Смуты, а получил свое завершение к 20-м годам XVII века.

Причиной его возобновления стало возвращение казачьих отрядов на Дон, начавшееся еще в 1611 г., и ускорившееся при Михаиле Романове. В результате численность казачества стала возрастать.

Другой причиной стало обострение борьбы с азовцами, которая в годы Смуты до некоторой степени потеряла свое значеие, но после нее актуальность ее вновь возросла. Этому очень способствовала расправа азовцев с атаманом Матвеем Лисишниковым, происходившая почти что на глазах русских послов П. Мансурова и Г. Самсонова. Для достижения успехов в борьбе с Азовом требовалось объединение сил под главенством наиболее сильных и сплоченных низовых атаманов.

Заинтересованность в объединении казаков в Войско Донское

проявляли не только сами казаки, но и правительство Михаила

Романова. Прямая выгода состояла в возрастании сопротивления

всего казачества Турции и Крыму. Создавались также условия для

подчинения общему войсковому центру разрозненных казачьих отрядов, отдельные из которых выходили на Волгу для «воровства».

В 1592 г. правительство попыталось не только ускорить объединение всего казачества в Войско Донское, но и самому возглавить этот процесс. Оно направило «в головы» казакам сына боярского Петра Хрущова. Попытка окончилась полной неудачей. Атаманы заявили послу Г. Нащокину: «Прежлеи сего мы служивали своими головами. И ныне деи ради государю служить своими головами, а не с Петром». Учитывая эту неудачу, правительство Михаила Романова действовало более осторожно. Инициативу в деле объединения казачества оно отдало казакам, а само лишь поддерживало усилия низовых атаманов, направленные на это. Поддержка эта была, однако, достаточно решительной и твердой. Выражалась она в том, что в царских грамотах на Дон поощряло объединительный процесс. В грамоте от 18 марта 1614 г. имелось такое обращение к казакам: «И вы б, атаманы и казаки, и все наше Войско нижних и верхних юртов и запольных речек». Аналогичная форма была в грамоте от 30 апреля 1614 г.: «В нижние и в верхние юрты атаманом и казаком и всему великому Войску Смаге Степанову да Епихе Родилову». Тем самым атаманы Нижнего дона поощрялись к дальнейшим шагам по пути формирования Войска на Дону. На ускорение объединения были направлены такие меры, как установление с 1613 г. регулярного царского жалованья Войску Донскому и присылка Войску в 1614 г. царского знамени. В 1615 г. была прислана царская грамота донским казакам, с предоставлением им права на получение царского жалованья и на свободные поездки в русские города и уезды для свиданий с родными и для торговли. Эти меры усилили заинтересованность всего донского казачества во вхождении в единое Войско Донское. И в 1617 г.

правительство уже называло казаков в царской грамоте «великим Войском, низовым и верховым».

Некоторая задержка объединительного процесса связана была

с событиями на Дону в 1617–1618 гг., названными «смутой» по аналогии с событиями в России в начале XVII в. В Москве были обеспокоены тем, что сторонника Москвы, атамана Смагу Чертенского, казаки «выбили из круга» и «лаели». Еще более нежелательными для правительства были связи донских казаков с запорожскими черкасами, активно участвовавшими в событиях Смуты и в походе 1617 г. королевича Владислава на Москву. Поэтому в те годы на Дон не было прислано царское жалованье. Но к 1619 г. «смута»

на Дону была прекращена. Во главе Войска Донского стали атаманы Епифан Родилов и Исай Мартемьянов, а также восстановил свое положение Смага Чертенский, упоминавшийся в 1623 г. как войсковой атаман. Прекращение «смуты» вело к распространению власти Войска Донского на всю территорию Донской земли. К началу 20-х годов Войско Донское признала не только Москва, но и Запорожская Сечь и Польша. Войско не признавало никакой другой власти на Дону и решительно пресекало попытки отдельных

атаманов и казаков выйти из его подчинения. Так, осенью 1637 г. в Азове «убили поленьем до смерти и вкинули в дон» запорожского атамана Матьяша. Вызвано это было тем, что он «учал было бунтовать против Войска Донского и просил «города в Азове особного и наряду», где «хотел бы он владеть и жить особо». В январе 1660 г. Войско Донское разгромило городок «воровских» казаков Ригу за попытку, в частности, этих казаков обособиться от Войска. В 1670 г. о своем разрыве с Войском Донским заявил Степан Разин.

Но в ситуаци того времени он оказался сильнее Войска Донского,

и против него оно ничего не смогло предпринять. Лишь после ре-

шающих поражений восставших оно смогло 14 апреля разгромить

разинский Кагальницкий городок и захватить предводителя восстания, выдав его по требованию правительства в Москву. Никаких попыток разрыва с Войском Донским не делали ни казаки-старообрядцы во время движения на Дону в 1686–1687 гг., ни казаки во время Булавинского восстания, причем сам Кондратий Булавин погиб войсковым атаманом.

 

Исторической особеностью донского казачества XVI–XVII вв.,

резко выделявшей его по сравнению с соседними сообществами и

государствами, являлось его демократическое устройство. Вопрос об исторических предпосылках демократии на Дону того времени в полной мере до сих пор не решен. В качестве одной из предпосылок была традиция русской средневековой демократии, которая существовала с начала Руси, а наиболее полное свое развитие получила в вечевом строе Северо-Западной Руси. На казачьих реках имелись все те же основы демократического устройства, что и в более раннее время на русском Северо-Западе. Прежде всего, это наличие в ментальности населения свободы в качестве основополагающей ценностной ориентации. Чтобы быть недостигаемыми для государства, казаки готовы были селиться в непосредственной близости

от противника, испытывать постоянную опасность, но осознавать,

что свободе это не угрожает. Неслучайно, что с учетом исторических реальностей XVI–XVII вв. родилась известная казацкая поговорка: «Руби меня, турецкая (татарская) сабля, но не тронь меня, боярская плеть».

Демократическое устройство внутренней жизни казачества в

XVI–XVII вв. было историческим завоеванием наиболее смелых, решительных, предприимчивых и активных представителей народа,

закрепившихся на Дону и других казачьих реках и ставших казаками. В России того времени оно не имело аналогий. Означало оно:

всеобщее вооружение народа; наличие народного собрания – Войскового круга – на Дону как высшего органа власти в Войске Донском и кругов в городках и во время походов как высших органов

власти. Также это означало выборность всех властей и сменяемость

их по воле народа. Наконец, это означало право всех казаков бывать

на кругах, высказывать свое мнение и подавать свой голос.

Казачьи круги, высшим из которых был на Дону Войсковой Круг, как правило, созывались по конкретным поводам. Вместе с тем имелась некоторая периодичность в их созыве, когда он собирался на «семик» – 17 мая, после которого казаки организовывали походы, в частности на море. Обычно на таких кругах принимали царских посланников и привозимое

ими царское жалованье. На войсковых кругах происходили выборы войсковых атаманов, других должностных лиц Войска Донского, а также зимовых и легких станиц, посылавшихся от Войска Донского в Москву. Демократический характер Войскового Круга и

Войска Донского в целом был связан с тем, что на кругах возможно было смещение войсковых атаманов и избрание других лиц. По решению этих кругов проводились все общевойсковые боевые предприятия на суше и на море. В частности, на двух Войсковых кругах в 1637 г. было принято решение о взятии Азова. Поход Войска Донского на разинский Кагальник, который закончился взятием в плен С. Разина, также состоялся по решению Войскового Круга, постановившего «над вором Стенькою промысл чинить».

 

Право участвовать в работе Круга имели только казаки не моложе семнадцати лет. Все остальные категории донского населения (женщины, работные люди, зажилые бурлаки и т. д.) лишались этой чести, так же, как и провинившиеся перед Войском казаки, на которых наложена пеня (штраф). Непременным условием была трезвость: пьяных казаков с позором изгоняли из Круга, накладывая на них пеню.

 

Как высший законодательный орган Круг решал важнейшие вопросы: прием в казаки, отправление казачьих посольств в Москву, к другим народам, а также вспомогательных войск государю, объявление войны и заключение мира, выбор войсковой власти, разрешение земельных споров, суд над главными преступниками, женитьба и развод.

 

Как же проходили казачьи Круги? По звуку медного колокола на майдан со всех сторон городка собирались казаки. Затем появлялся атаман. Одновременно в Круг вносился бунчук (символ общевойскового достоинства в виде белого конского хвоста, выпущенного из серебряного шара на длинной палке). Помощник атамана есаул в это время возглашал: "А ну помолчи, атаманы- молодцы, атаман наш войсковой трухменку гнет!" Атаман снимал в знак уважения перед Кругом трухменку - высокую барашковую шапку, и все читали молитву, после чего начиналось обсуждение, которое вел сам атаман. Одобрение или неодобрение казаки выражали возгласами: "Любо!" или "Не любо!". Утвержденные большинством членов Круга решения считались законом, выполнять который обязан был каждый казак. Ослушников ждало строгое наказание.

 

Каждый городок управлялся своим Кругом. Если на нем выносились спорные решения, они обсуждались на войсковом Кругу, слово которого считалось окончательным. В таком виде казачьи Круги просуществовали до эпохи Петра 1, который заметно сузил их прерогативы.

В промежутках между заседаниями Кругов власть у казаков принадлежала атаману. Самое раннее упоминание об атамане относится к 1460 г. О нем говорится в грамоте белозерского князя Михаила Андреевича. Избранному на Кругу большинством голосов атаману вручали знаки атаманской власти и достоинства - булаву и насеку. Булава состояла из ореховой палки "длиной в три аршина" с серебряным шаром на конце. Разновидностью булавы был шестопер - с шестью щитиками-перьями на конце.

 

Атаманская насека представляла собой длинный жезл с серебряным набалдашником на конце, на котором делались насечки по числу избранных атаманов. Обычно он избирался на год, после чего его могли переизбрать или оставить. Атаману казаки беспрекословно подчинялись: "Куда наш атаман взгляд кинет, туда мы головы свои бросим!" - говорили они и шли за своим предводителем в огонь и воду.

 

Каждый казачий городок имел своего атамана. Кроме этого были у донцов еще походные атаманы, избиравшиеся на время похода и слагавшие свои полномочия по его окончании.

 

Ближайшим помощником войскового атамана был есаул, избиравшийся также на Кругу. В его обязанности входило открытие последнего, а также всяческая помощь верховному предводителю донцов. Для принятия решений по текущим делам войсковой атаман собирал на совет опытных, храбрых и уважаемых казаков. Это и было началом зарождения казачьей старшины (казачьей знати).

В структуру исполнительной власти казаков входили войсковой дьяк (писарь) и войсковой толмач (переводчик).

 

Документы, исходившие из Главного Войска, скреплялись печатью, на которой был изображен вольнолюбивый олень, уязвленный стрелой. Надпись на печати гласила: "Елень поражен стрелою". Скачущий олень с вонзенной в него стрелой символизировал казака, убегающего от неволи в степи Дикого Поля. В 1704 г. от Петра I казаки получили печать, на которой был изображен казак, сидящий на бочке.

 

Демократический характер войсковых порядков сказывался

также в том, что атаманская власть на Дону была сравнительно ограниченной. Как отмечал В. Д. Сухоруков, войсковой атаман «лично не имел особой власти. Он был только блюститель порядка и исполнитель приговоров народных».

Как правило, донской войсковой атаман был вовсе

не слабой фигурой, в пределах имевшихся у него в соответствии

с казачьими традициями полномочий умел действовать весьма решительно.

Таким решительным войсковым атаманом проявил себя Смага Чертенский. В сложной обстановке последних лет Смутного времени он умел удерживать казаков от враждебных по отношению к московской власти действий наподобие тех, что совершали казаки при Борисе Годунове и Василии Шуйском. Не раз проявлял решительность Епифан Радилов. В 1618 г. он

вынужден был удерживать Войско от нападения на турок, проводивших работы по перекрытию Мертвого Донца от казаков, использовавших эту донскую протоку для выходов в Азовское море.

Как раз в то время в Азове находились прибывшие из Константинополя послы П. Мансуров и С. Самсонов. За это время турки засыпали Мертвый Донец, а у гирла Каланча построили сторожевую башню. Атаман опасался, что в случае нападения казаков на турок во время этих работ послам будут чиниться разные притеснения. Вторично он проявил решительность в 1627 г., когда он добился принятия на Войсковом Круге решения о запрете походов

«воровских» казаков на Волгу. И хотя этот запрет противоречил интересам многих казаков, он шел на это ради соблюдения общевойсковых интересов, связанных с необходимостью поддержания нормальных отношений с русскими властями.

Не только доблестным воином, но и умелым, опытным политиком

показал себя Иван Каторжный. Выбран он был войсковым атаманом

в тяжелое для Войска Донского время, когда в 1630 г., после убийства на Дону И. Карамышева, отношения между Доном и Москвой оказались по существу разорваны.., сменив на этом посту Волокиту Фролова, при котором было допущено это убийство, И. Каторжный повел дело к сближению с московскими властями. В 1632 г. ему удалось добиться восстановления отношения с царскими властями ценой прекращения боевых действий казаков против Турции и Крыма на суше и на море. В то же время Иван Каторжный, при всей своей лояльности московским властям, сумел проявить необходимую твердость и не допустить принятия Войском Донским присяги на верность царю, которой добивались в Москве. Тем самым Войску Донскому удалось сохранить свою самостоятельность.

В трудном положении оказался в конце 1637 – начале 1638 г. герой азовского взятия, войсковой атаман Михаил Татарин. Ему пришлось столкнуться с неуверенностью части казаков в способности Войска Донского своими силами отстоять Азов и со стремлением их пригласить в город царского воеводу с ратными людьми, или даже уйти из Азова. М. Татарин был твердым сторонником того, чтобы Войско Донское удерживало Азов своими

силами. По-видимому, ему удалось убедить большинство казаков о преждевременном обращени к русским властям за военной помощью.

Еще больше решительности и твердости требовалось войсковым

атаманам второй половины XVII в. Это не случайно. Положение донского казачества стало более сложным в связи с происходившими в то время процессами социального расслоения в казачьей среде, а также с постепенно усиливавшимся наступлением царских властей на суверенитет Войска Донского. С большим успехом выполняли в то время свою миссию войсковые атаманы Корнило Яковлев и Фрол Минаев. Оба были представителями нового поколения войсковой верхушки, которая уже по-иному, чем верхушка Войска Донского первой половины XVII в., смотрела на отношения между Доном и Москвой. Едва ли не меньшее внимание, чем боевым походам, это новое поколение уделяло внутреннему обустройству, быту и хозяйству. Это уже были домовитые казаки, готовые

ради закрепления положения поступиться в пользу русских властей какой-то частью донской самостоятельности, чтобы получать от них более прочную поддержку, а также награды и жалованье.

Не случайно Корнило Яковлев после разрыва отношений между Войском

Донским и Москвой после начала Разинского восстания делал все

возможное для их восстановления. Он и другие донские старшины

выполнили главные требования правительства, связанные с выдачей в Москву С. Разина и принятием Войском Донским присяги.

За ним утвердилась нелестная в глазах значительной части казачества репутация защитника московских интересов. В 1675 г. его даже «бесчестили и бить хотели» за намерение выдать в Москву казака-разинца Сеньку Буянку, а в 1677 г. заставили сложить полномочия войскового атамана. Но до своей смерти в 1680 г. он еще раз успел побывать войсковым атаманом.

Еще более верным царским слугой проявил себя Фрол Минаев.

Кратковременный эпизод из его жизни, когда в 1670 г. он был участником Разинского восстания и вместе с Фролом Разиным ходил в поход вверх по Дону, не помешал его карьере. Уже в 1672 г. он был послан в Москву в качестве атамана зимовой станицы, причем в Москве не вспоминали об его участии в восстании. В 1686–1689 гг. он вел решительную борьбу с донскими старообрядцами и добился выдачи наиболее видных их предводителей в Москву. В 1687 г. он ходил походным атаманом на Крым вместе с русскими войсками под командованием князя В. В. Голицына, а в 1695–1696 гг. он был

участником Азовских походов Петра I. Во главе Войска Донского

он стоял вплоть до своей смерти в 1700 г.

Срок пребывания войсковым атаманом не ограничивался. Проявлением демократизма донских порядков было то, что после своего ухода бывший войсковой атаман формально переходил на положение рядового казака. Вместе с тем, такие люди ввиду их опыта и

заслуг пользовались большим влиянием в Войске. Войсковым атаманом необходимо было постоянно находиться в Войске. В случае

их ухода в поход или отъезда в Москву в качестве атамана зимовой

станицы на его место избирался другой знатный казак. Начиная

с К. Яковлева, стала складываться традиция, по которой после

своего возвращения в Войско прежний войсковой атаман вновь занимал свой пост. Это свидетельствовало о возрастании авторитета и значимости должности войскового атамана к концу XVII в.

В таком воинском сообществе, как донское казачество, войсковой атаман выступал прежде всего боевым предводителем. Он был гарантом соблюдения обычаев и традиций Войска Донского и войскового права. Важной его функцией было представительство. Он представлял Войско Донское в его сношениях с Москвой, с соседями-азовцами, с калмыками и разными ордами, с Запорожской Сечью. На его имя приходили царские грамоты Войску Донскому, и от его имени посылались на имя царя войсковые отписки в Москву.

Кроме того, он выступал как символ Войска Донского и его суверенитета, причем в таком качестве выступал и бывший войсковой атаман.

Аналогично к общевойсковому было устройство органов власти

в городках, где также были свои атаманы и есаулы.

Демократическое устройство Войска Донского способствовало

сохранению самостоятельности и суверенитета Войска в его отношениях с русскими властями.