Ты сейчас откуда-то наблюдаешь за мной.

 

Телефон начинает вибрировать с его именем на экране.

— Это значит, что прямо сейчас ты одета в короткое платье? — шепчет он.

— Да, и судя по звуку твоего голоса, я предполагаю, что ты в больнице.

— Насколько короткое? — спрашивает он, игнорируя мое заявление.

— Друзья, Оливер, — напоминаю ему.

— Просто скажи мне, насколько оно короткое, ради Бога. Мне нужен визуальный контакт.

— Чуть выше колен.

— Какой цвет?

— Черный.

Я слышу, как дверь открывается и закрывается, и его дыхание возвращается мне в ухо. Я дрожу так, будто бы он стоит позади меня.

— Оно обтягивающее?

Я смеюсь.

— Ты собираешься заняться со мной сексом по телефону в три часа дня? На работе?

Он выдыхает.

— Я отправил тебе сообщение, чтобы сказать: не надевать короткое платье на свидание с другом, а ты говоришь, что ты в нем прямо сейчас.

— И? Ты говоришь так, будто это нижнее белье.

— Нет, но каждый мужчина в Санта-Барбаре будет смотреть на твои ноги и желать, чтобы они обернулись вокруг его талии, видеть твои сиськи и желать, снять платье, чтобы получить лучший вид…

— Оливер! — я прерываю, полностью растерянная. Я начинаю получать горячие вспышки и тяжело дышать, а он ведь даже ничего со мной не делает. — Друзья! — я кричу. — Друзья! Я не пойду с тобой, если ты продолжишь говорить мне эти вещи.

Он долго не говорит, я смотрю на свой экран, чтобы убедиться, что он все еще на связи.

— Что я говорил тебе об этом, Эстель? — он спрашивает, его голос имеет влияние надо мной, заставляя меня невольно дрожать.

— Ничего, — шепчу я.

— Ничего?

Я закрываю глаза на вызов в его голосе, зная, что должна была просто проигнорировать вопрос.

— Это не заставляет тебя хотеть, чтобы мы оказались наедине?

— С чего бы мне этого хотеть? — спрашиваю, надеясь, что мой голос звучит спокойно.

— Потому что, если бы мы были, я бы засунул руку под твое платье… — он делает паузу и шепчет. — В твои трусики.

— Кто сказал, что я их ношу? — говорю на одном дыхании.

— Ты не носишь трусики, непослушная Элли?

От улыбки в его голосе по щекам ползет румянец.

— Возможно.

— Если я протяну руку под твое платье и обнаружу, что это так, я не смогу устоять. Мне придется поднять твое платье, чтобы выяснить полностью ли ты голая под ним.

— И что, если? — спрашиваю тихо. Почему я играю в эту игру? Почему, почему, почему я занимаюсь этим? Почему мне это нравится?

— У тебя будет много неприятностей, — говорит он с грубым рычанием, которое заставляет мое сердце биться быстрее.

— Да? Какие? — дразню.

— Сначала я хочу попробовать тебя, — начинает он.

— Никаких поцелуев на свиданиях с друзьями, — издеваюсь с улыбкой.

— Я не буду целовать тебя в рот, — говорит он голосом, который заставляет мое сердце трепетать, прежде чем он продолжит, — я неторопливо поцелуями пройдусь по твоему телу вниз, пока не достигну твоих лодыжек, а затем медленно двинусь вверх, следуя языком по внутренней части твоих бедер…смакуя каждый сантиметр…

Его слова, как мурлыканье, и я задыхаюсь от яркой картины, которую он рисует для меня, как будто я чувствую его горячий язык на моей чувствительной коже.

— Я буду наслаждаться тобой, пока ты не попросишь мои губы и рот, чтобы трахнуть тебя…

— Оливер! — я пищу, стон слетает с моих губ. Я полностью просила об этом, я знаю, что я это сделала, но услышав настоящие слова от него, я чувствую себя слишком жарко, слишком обеспокоенной. Я перевожу дыхание и успеваю пропищать: — У тебя нет жизни, которую нужно спасти?

— Я на перерыве, — отвечает он небрежно, как будто он не говорил мне этих вещей. — Я на обеде.

— Ты занимаешься сексом по телефону во время обеда? — Мои глаза открываются и быстро мигают, чтобы приспособиться к свету в моей студии.

Он смеется.

— Я такой опытный.

— Окей… я отпускаю тебя, чтобы ты мог закончить свой обед.

— Тебе не обязательно. У меня сейчас такой жесткий стояк, что я должен спрятаться в этом темном шкафу, пока не смогу вернуться к своей работе.

Я вздыхаю, опустившись на сидение. Изображения его флирта со всеми медсестрами мелькают у меня в голове, прежде чем я смогу их остановить.

— Я уверена, что есть много желающих медсестер…больница готова помочь тебе с этим.

Снова тишина, затем резкий выдох.

— Хотел бы я, чтобы ты не думала обо мне так плохо.

— Хотелось бы, чтобы ты не допускал таких мыслей, но это жизнь, Бин.

— Я ненавижу, когда ты называешь меня Бином, — шепчет он, его голос внезапно превращается во что-то более глубокое, что-то более печальное.

— Причина? — Я шепчу в ответ, хотя совершенно одна.

— У меня есть свои причины, — говорит он, прежде чем откашляться. — В любом случае, проблема исчезла, поэтому не нужно вызывать подкрепление.

— Хорошо, хорошо…хорошего дня, — говорю я, не зная, что еще сказать.

— Тебе тоже.

Я положила телефон, и когда собиралась взять кусок разбитого стекла, чтобы начать скульптуру, мой телефон завибрировал.