Лекция 5. Римское право в Германии

 

1. Влияние римского права в Германии носит совершенно особый характер. На первый взгляд может казаться, что в стране с населением германского происхождения, говорящим на немецком языке, не могло быть значительного простора для римских доктрин. Однако в эпоху еще более позднюю, чем во Франции или Англии, а именно, в течение XV столетия, правовая жизнь Германии была направлена по совершенно новому пути благодаря обширной рецепции римского права. Чтобы дать ясное понятие об обстоятельствах, вызвавших этот поразительный результат, я должен сначала сказать несколько слов о политическом и правовом состоянии Германии в конце средних веков.

Падение швабской династии и смутное время междуцарствия в третьей четверти XIII столетия обнаружили, насколько непрочен фундамент великолепного здания Священной Римской империи. Распространившись на Италию и Бургундию, она не сумела пустить прочных корней на родной германской почве и распалась на куски, несмотря на блестящие подвиги отдельных правителей. Габсбургские и Люксембургские государи, наследовавшие императорскую корону после междуцарствия, были главным образом заинтересованы в создании могущества своего дома путем соединения различных княжеств и усиления государственной власти в этих территориях. Германская империя, как таковая ("Reich), сделалась простой конфедерацией бесчисленных политических единиц без ощутительного правительственного центра; империя не могла даже помешать раздорам между своими членами - различными герцогами, баронами, аббатами и городами. Император Фридрих III, царствование которого занимает целую половину XV столетия, не появлялся в пределах империи в течение целых 25 лет (1444-1471). Передача верховной власти отдельным князьям была формально признана Золотой Буллой по отношению к наиболее значительным правителям, - к семи курфюрстам, но на практике степени политического влияния, проявляемого различными "чинами" (Stande) государства, зависела исключительно от их силы и благоприятных обстоятельств. Центральный имперский суд, "Reichshofgericht", существовал только по имени. Когда приходилось решать в нем дело, то нужно было специально собирать заседателей; тяжбы тянулись бесконечно долго, а средства для исполнения приговора являлись совершенно недостаточными. Неудивительно поэтому, что различные представители политической власти в стране гораздо больше полагались на союзы и лиги, чем на имперский суд или на постановление имперского сейма (Reichstag). Города образовывали могущественные конфедерации, которые сталкивались с еще более могущественными лигами князей. После двух больших междоусобий 1388 и 1450 гг. и бесчисленных мелких раздоров, известный порядок был гарантирован местными лигами вроде Швабской и Рейнской, которые включали в себя князей и города и старались поддержать более или менее надежный мир.

Ясно, что правовые порядки общества, живущего в таких политических условиях, по необходимости принимали своеобразный характер. Юрисдикция и право были как бы раздроблены на массу мелких и крупных обломков. Каждое княжество, поместье, город следовали собственному праву, и рядом с этим разнообразием местных обычаев являлись бесчисленные вариации, зависевшие от различий в социальном положении отдельных носителей права. Так, напр., право рыцарское и феодальное (Lehnrecht) отличалось не только от общего права области (Landrecht), но также и от права поместного (Hofrecht), муниципального (Stadtrecht), цехового (Zunftrecht) и крестьянского (Bauernrecht). Кроме этого, существовал раскол между светскими и духовными судами. Основное юридическое начало Германии сводилось к тому, что за каждой группой граждан признавалось право применять собственные обычаи во взаимных отношениях ее членов. Этот принцип превосходен в смысле обеспечения свободы и самостоятельности развития, но ясно, что в противовес ему необходимо было провести известную координацию между центробежными силами всех этих местных групп. А между тем центростремительная тенденция, столь существенно необходимая при подобных условиях, отсутствовала, ибо политическое раздробление империи делало невозможным сведение местных обычаев в одно общее право при помощи государства и его судов. В конце средних веков германского права, как единого целого, не существовало. Оно было разбито на бесчисленные местные обычаи, которые, в силу своего местного характера, не могли охватить более широких потребностей гражданского оборота.

Другая трудность возникла из состава различных судов и способа, каким проявлялось в них право. Естественно, что право, закрепленное в статутах, являлось редким исключением. Существовали только некоторые постановления, вынесенные имперскими сеймами и касающиеся главным образом публичного права, да случайные законы различных княжеств и городов. Большинство же юридических вопросов приходилось в конце концов решать на основании незаписанного и неформулированного права, которое надо было устанавливать, "находить" для каждого данного случая. Германские суды всех родов имели свой определенный орган для этого "нахождения права", так называемых Schoffen'ов, или заседателей. Судья (Richter), председательствовавший в суде, руководил процессуальными действиями и задавал вопросы заседателям. Обязанностью последних являлось выносить решения или приговоры (Urtheil) по всем вопросам права, предложенным судьей. Что касается решения вопросов факта, то они разрешались формальными приемами: поединками, клятвами, допросом свидетелей, представлением документов. Таким образом, все зависело от "нахождения" права Schoffen'ами, которые выражали своими приговорами юридические суждения известной социальной или политической группы. Эти Schoffen'ы назначались не на несколько дней, подобно нашим присяжным, но служили в судах в качестве постоянных заседателей, хотя при этом оставались простыми гражданами. Их знание права вытекало главным образом из личного опыта или случайной осведомленности, а также подсказывалось и житейской мудростью. Права различных групп оставались, таким образом, в тесном соприкосновении с общераспространенными в народе взглядами, и иногда в своей обработке различных юридических проблем достигали значительного совершенства, но они не были связаны в определенную научную систему и оставляли желать многого в смысле точности. Естественно, что на известной ступени экономического и социального развития в правовой сфере стала чувствоваться необходимость школьного обучения и технической подготовки. Это случилось как раз в тот момент, когда в социальных порядках Германии наступил переход от средневековья к новому времени, когда ее городская жизнь, благодаря торговым сношениям с одной стороны с Италией и Левантом, и с другой - с Фландрией, скандинавским севером, Польшей и Россией, переживала своего рода искусственный расцвет; а между тем германское право той эпохи было изуродовано партикуляристическими тенденциями и отсутствием у судей профессиональной подготовки. Дальнейшего прогресса можно было достигнуть лишь созданием общего права, основанного на систематическом знании.

2. Интересно проследить попытки положить конец этим очевидным неудобствам германского права путем создания туземных учреждений. Одним из приемов, приобревшим значительный успех в муниципальной юрисдикции, была передача наиболее спорных дел из местных судов в особые высшие трибуналы. Эти последние (Oberhofe) были учреждены в некоторых из наиболее важных городов, с которыми остальные были тесно связаны или в качестве их колоний, или как члены одной и той же лиги. Такими "верховными судами" (Oberhofe) являлись для Рейнской провинции суд во Франкфурте-на-Майне, для Ганзейских городов - суд в Любеке, для Саксонии, Тюрингии и немецких поселений на Востоке - суд в Магдебурге. Практика верховных судов естественно способствовала известной систематизации тех разнообразных правовых понятий, которые нарастали в сфере частного права.

Могущественное влияние в данном направлении оказывало также распространение авторитетных записей обычного права. Наиболее замечательным и самым влиятельным из этих последних являлась запись саксонского права, составленная Эйке-фон-Репговом (т. наз. Sachsenspiegel). Она может быть поставлена рядом с работой Брактона о законах Англии, с тем только характерным различием, что английский юрист писал об общем праве своей страны, а немецкий имел в виду обычное право одного немецкого племени. Однако, несмотря на эту ограниченность содержания, труд Эйке-фон-Репгова имел историческое значение. Он снабдил суды саксонской Германии твердым базисом юриспруденции, авторитет которого распространился далеко за пределы этой племенной области. Наиболее ярким примером того влияния, которое оказала эта авторитетная запись, может служить тот факт, что северные области Германии, вооруженные юриспруденцией этого "Саксонского зерцала", оказали упорное сопротивление вторжению римского права. Это показывает, что огульная рецепция римских норм объясняется не врожденным бессилием самого германского права. Там, где, как в саксонских землях, крайнему партикуляризму и неопределенности юридических норм было оказано национальное противодействие, германское право показало себя способным развиваться самостоятельно.

Другие записи местных обычаев свидетельствуют о начавшемся распространении римских идей. "Германское зерцало" уже прибегает к помощи знатоков права, т.е. римских юристов, а в "Швабском зерцале" ясно видны непосредственные заимствования из римских юридических источников. Иоганн-фон-Бух, автор глоссы к "Саксонскому зерцалу", составленной между 1325 и 1355 гг. считает необходимым подтверждать предписания последнего путем сравнения со сходными римскими нормами; и в то же самое время городской секретарь Иоганн из Брюнна составляет настоящую хрестоматию римского права для немецких практиков.

Это может уже служить верным показателем того, что римское право начали считать средством для исправления недостатков немецкой юриспруденции.

Для объяснения этого явления приходится прежде всего считаться с тем, что в глазах образованных немцев Священная Римская империя объединяла Германию и Рим; императоры германского происхождения считались прямыми преемниками Константина и Юстиниана. Фридрих Барбаросса и Фридрих II ссылались на свои наследственные права, как преемники древних римских императоров, и некоторые из их постановлений были введены в Кодекс в качестве продолжения Новелл. Средневековым людям было чуждо историческое чутье. Художники того времени не затруднялись представлять гостей на браке в Кане Галилейской в средневековых одеждах и широкополых шляпах. Равным образом средневековому обществу не казалось нелепым считать Corpus juris сivilis имперским правом Сигизмунда или Фридриха III, как правителей Священной Римской империи. Церковь, другая космополитическая сила этой эпохи, усиленно пропагандировала подобную же теорию. Она разработала свое собственное каноническое право и стремилась провести точные границы между его декретами и законами (leges) светской власти. Но взаимная близость юриспруденции обоих кодексов - Гражданского и Канонического - была настолько очевидна, что в университетах изучение их по необходимости тесно переплеталось. Так было в Праге и в чисто немецких университетах в Эрфурте, Кельне, Ростоке, Гейдельберге, Лейпциге, Грейфсвальде и др. Правда, главными кафедрами на юридических факультетах этих университетов были кафедры канонического права, но занимавшие их профессора часто являлись докторами обоих прав (utriusque juris) и читали лекции в одно и то же время и по гражданскому и по каноническому праву. В Праге и в Ростоке римское гражданское право стало рассматриваться как необходимая часть систематического курса.

В первое время большинство профессоров права были итальянцы, но постепенно стали выдвигаться и немецкие ученые, и хотя среди них нельзя встретить первоклассных знатоков ранее Ульриха Цазия во Фрейбурге и Шюрифа в Виттенберге (около 1500 г.), однако значительное число преподавателей и студентов говорит о возрастающей практической важности изучения римского права.

3. Еще более веским доказательством усиления его влияния являются руководства римского и канонического права, составленные в XIV и особенно XV столетиях. Они были предназначены для лиц, которые не имели достаточно времени для продолжительного и основательного изучения юридических источников, но в то же время желали воспользоваться готовой премудростью римской юриспруденции. Таким руководством являлся, например, Словарь того и другого права, составленный Эрфуртским доктором Иодоком около 1452 г. и широко распространенный в Германии и соседних странах. В течение пятидесяти лет (с 1473 по 1523 г.) он выдержал 52 издания. Этот словарь, изложенный ясно и выказывающий достаточную степень осведомленности, дает короткие определения и объяснения всякого рода терминов, встречающихся в сочинениях римских юристов и в постановлениях законов.

Курьезным проявлением этого стремления познакомиться с римскими юридическими идеями и процессуальными формами является сильно распространенный в то время род юридической литературы, именно так называемые "процессы сатаны". Богословы любили излагать учение о спасении, пользуясь формой фиктивного процесса. Их целью было показать, что после искупительной жертвы Спасителя ад потерял свою власть над родом человеческим и что искупление, достигнутое этой жертвой, может быть рассматриваемо как акт не только милости, но и справедливости. Один из таких трактатов приписывался, по-видимому, правильно, не кому иному, как самому болонскому доктору Бартолу, и его немецкий перевод, получивший название "Велиала", обнаруживает отличное знакомство с техническими подробностями процесса. Содержание самого процесса следующее. Сатана под именем Маскарона появляется перед трибуналом Христа и приносит жалобу против человеческого рода; Христос назначает день для разбирательства. Ответчик не является на суд в назначенный день, и истец требует, чтобы суд признал его выигравшим процесс по неявке противника, но Христос дает отсрочку по соображениям справедливости (aequitas) и в силу своей дискреционной власти в качестве судьи. На следующий день является в качестве адвоката со стороны человеческого рода Дева Мария. Маскарон возражает против допущения такого поверенного: Богородица не правомочна быть адвокатом, во-первых, потому, что она женщина и, во-вторых, в силу своего родства с судей. Христос не признает это возражение действительным и переходит к разбирательству дела. Иск, вчиненный Маскароном, есть actio spolii, иск о лишении ада его владения. Богородица представляет возражение с точки зрения права: оно основано на том, что ад получил род человеческий во временное хранение и обязан удерживать его у себя лишь в интересах Бога. Actio spolii отвергается судом, и тогда Сатана вчиняет новый иск о собственности; он требует осуждения человечества на основании первородного греха и слов Бога: "в тот день, когда ты вкусишь от плода запретного древа, смертию умрешь". Пресвятая Дева возражает против этого: ад сам явился причиной грехопадения и не имеет права пожинать плоды собственного обмана (dolus). Тогда Сатана предъявляет встречное возражение: если это так, то человечество должно быть осуждено officio judicis, по долгу судьи, так как справедливость не дозволяет оставлять преступление безнаказанным. Пресвятая Дева протестует против этого нового изворота, как незаконного видоизменения основания предъявленного иска. Кроме того, в пользу обвиняемого приводится решающий аргумент: Христос претерпел наказание за человеческий род и удовлетворил справедливость своей добровольной жертвой. После этого Маскарону отказывают в иске.

Можно заметить, что в этом примере приведены различные виды тяжб и процессуальных средств, очевидно с намерением познакомить новичка с техническими терминами и такими основными процессуальными формами, как вызов в суд, неявка, ссылка на справедливость, иск о собственности, защите владений, возражение и встречное возражение, отвод, изложение иска, обман и т.д.

Популярной работой другого рода является "Зерцало исков", произведение, приурочиваемое к началу XV столетия. Автор его, вероятно, какой-нибудь городской секретарь, составил свою книгу в пограничном округе между Швабией и Франконией, может быть, в маленьком городке Schwabisch Hall. Его глубоко огорчают неопределенность германского обычного права, алчность и насилия князей, слабость Императора, и он хочет утвердить законы своего отечества на основах римской кодификации, не пренебрегая при этом, однако, старыми разумными обычаями. Первая книга его труда, посвященная частному праву, частью заимствована из работы болонского доктора Роффреда и частью из более элементарного руководства Иоанна de Blanosco (de actionibus, 1259 года). Немецкий автор стремится по большей части дать простое и удобное для практических целей изложение римских правил и отбрасывает педантичные тонкости. Комбинировать германские правовые принципы с ученым аппаратом и своеобразными различиями римских юристов было, конечно, делом нелегким, и нельзя сказать, что нашему автору вполне удалось ясно и логично спаять содержание того и другого права. Однако его попытка для нас крайне важна: она показывает, что введение такого технического аппарата, как римская схема исков, уже в XV столетии не столько было делом книжной учености, сколько результатом практической потребности. Мы видим, что "Зерцало исков" (Klagspiegel) старалось приладить немецкие классовые различия к римской социальной классификации точно так же, как это делал Брактон. Оно обычно переводит латинское Servus через Eigenn Mann, т.е. крепостной. Равнозначным этому выражением в современном немецком языке является Leibeigen, человек, личностью которого владеет другой. Иногда, правда, автор "Зерцала" чувствует, что такое отождествление не годится, и он спешит прибавить, что рабства или даже крепостничества в германском праве нет. Между тем, если и не в городах, то в селах существовала многочисленная группа крестьян, к которым мог быть вполне применен термин "крепостные" (leibeiigen), и по отношению к ним Klagspiegel "рецепирует" - воспринимает некоторые из норм римского права касательно рабов. Не менее значительны заимствования из римского учения об обязательственном праве. При этом, однако, автор Klagspiegel'я, по-видимому, не замечает затруднений, испытываемых римскими юристами по вопросу относительно юридической силы неформальных, "голых" обещаний, и допускает, что они могут быть предметом иска. Далее, в изложении эмфитевсиса права (римской наследственной аренды) его трактат носит значительные следы самостоятельности, вследствие того, что в качестве конкретного материала для построения его схемы берутся крестьянские держания средневекового германского обычного права. Так, главным фактором в отношениях между помещиком и держателем (Hintersasse) являются оброки и барщина; право помещика на надзор за крестьянским хозяйством и его дисциплинарная власть над самим крестьянином считаются за непременное, издревле признанное условие держания, и т.д. Все это, с точки зрения комментария к римским источникам, ошибочно, но для истории рецепции эти и подобные им уклонения от ортодоксальных учений интересны и важны. Они доказывают, что мы имеем здесь дело не с простыми литературными заимствованиями, а что перед нами на практике происходит борьба между римскими и германскими теориями.

4. Теперь нам предстоит рассмотреть влияние римского права, преподаваемого в университетах и проводимого в популярных и ученых сочинениях, на судебную практику. Можно легко проследить, что лица, имевшие дело с римскими текстами и романистической литературой в XV столетии, по большей части принадлежали к одному из трех классов. Это были, во-первых, клирики, стремившиеся подкрепить духовные и светские притязания церкви ссылками на римское гражданское право; во-вторых, городские секретари, служившие юрисконсультами в городах и у князей и принимавшие участие в судебных разбирательствах обыкновенных судов в качестве заседателей; в-третьих, адвокаты, подыскивавшие аргументы для своих клиентов и склонные предпочитать писаное римское право туземной мудрости германских заседателей (Schoffen). Но какими путями шло проникновение римского права в суд и в административные учреждения?

Юридическая консультация являлась главным средством для его применения на более ранних стадиях процесса рецепции. Чиновники, затруднявшиеся решать запутанные вопросы частного и административного права, а также и тяжущиеся стороны в особенно сложных процессах прибегали к совету известных юристов, главным образом докторов прав в университетах. Один из ранних примеров (в конце XIV столетия) представляет обращение Кельнского Городского Совета по делу о так называемых "Братствах совместной жизни" (Bruder des gemeinsamen Lebens). Это были ассоциации религиозных энтузиастов обоего пола, практиковавших общую молитву и труд. У юристов спрашивали заключения, считают ли они подобные ассоциации за collegia licita по римской терминологии или нет. Один из ответов подписан двумя докторами и двумя лиценциатами прав Кельнского университета, из которых оба первые являлись постоянными профессорами по кафедре права (legum doctores actu regentes in legibus). Казус был поставлен следующим образом:

"В известных местностях некоторые люди соединяются для совместной жизни. Так некоторые клирики живут в одном доме, где они заняты перепиской дозволенных законом книг. Другие, не умеющие писать, заняты ремеслами или другой ручной работой в другом доме. Эти лица, живущие в двух домах, трудятся и живут на выручку от своего труда, и разделяют между собой заработок и движимое имущество, когда есть такое. Они вместе обедают, не просят милостыни и имеют правителя (ректора), который заботится о жилище. Они повинуются ему, как хорошие ученики своему хозяину, и распределяют время для труда, отдыха и тому подобного. Они решили пребывать в общине, чтобы жить более спокойно; главная цель этой жизни - не выгода, но надежда, что, живя таким образом, они угождают Богу и служат Ему. Таково задание. Спрашивается, можно ли признать такое общежитие законным и имеют ли его члены право выбирать ректора, создавать для себя особые уставы и вообще то, что предоставляется законом обществам. Точно так же спрашивается, что гласит закон о женщинах, которые живут отдельно от супругов, шьют, прядут и ткут, добывая средства для описанного выше образа жизни?" Доктора гражданского права вынесли вполне благоприятное решение вопроса на основании авторитета Бартола, с добавлением, что женщины могут жить в таком общежитии только в том случае, если их труд в нем не противоречит женственности (si statui muliebri non repugnet). Мнение, высказанное канонистами и основанное на авторитете Иоанна-Андреа, склонялось к выводу, что не дозволяется вводить новые религиозные верования, но что жизнь сообща не запрещена сама по себе. Можно к этому добавить, что "Братства совместной жизни" выдержали несколько нападений со стороны ревностных церковников, но были поддержаны Констанцским Собором и их общины и школы продолжали процветать в течение всего XV столетия. Вышеупомянутая юридическая консультация интересна с двух точек зрения. Она любопытна с точки зрения религиозной истории, так как предметом ее служило замечательное религиозное возрождение, связанное с именем Гергарда де Гроота и его светских братств. Но, кроме того, консультация отмечает известную ступень в введении в Германию римской теории корпораций. И легисты, и канонисты основывали свое учение на римском понятии об universitas, как юридическом лице, как особом фиктивном существе, пользующемся правами, одинаковыми с правами индивидуума, и организованном таким образом, чтобы иметь возможность непрерывно действовать для достижения известных, дозволенных законом, целей. Наличность правителя (ректора) и обязательных постановлений являлись необходимым условием для такого рода действий; гражданские права были присвоены этим корпорациям по примеру прочих законных обществ, и индивидуальность их членов до известной степени поглощалась этим высшим корпоративным существом. Единственным сомнительным пунктом было признание законности самой цели корпорации. Раз таковая была признана, то все остальное вытекало само собой согласно римской теории о юридическом лице. Теперь мы можем понять, почему консультация была нужна по данному вопросу и какие были ее юридические последствия. Германистический взгляд на корпорацию не совпадал с римским: он склонялся к допущению совместных действий нескольких отдельных лиц (Gesammtheit), действующих как "союз" (Genossenschaft). Это понятие не достигло, однако, теоретической полноты и сознательного соподчинения всех деталей одному руководящему принципу. Римская доктрина, наоборот, отвечала этому требованию, и она была принята вместо германской, как более научная и последовательная.

Ряд других характерных консультаций вынесенных кельнскими юристами XIV и XV столетий, касался затруднений, возникавших при столкновениях между публичными и частными правами в городах и княжествах. Образование в пределах Империи различных типов городских общин, возникавших благодаря специальным пожалованиям императоров, захвату, обычаю или давности, давало повод к возникновению постоянных споров и осложнений в Италии и в Германии. Один из виднейших итальянских юристов XIV века, Бартол, установил новые взгляды на этот запутанный отдел муниципального права. Он принял и развил римские понятия о народном суверенитете, как источнике власти, о принудительной силе, которая играет роль в создании права (vis coactiva), о политическом и юридическом авторитете, возникающем по специальному пожалованию императора и т.п. Комментарий Бартола по данному вопросу стал основой публичного права центральной Европы, и замечательно, что профессора римского права в Германии усвоили его доктрины предпочтительно перед учением самого Юстинианова кодекса.

Модернизированные элементы в учении Бартола сделали последнее легко применимым для разрешения вопросов, возникавших среди юридической путаницы, характерной для Германии XV столетия, и, собственно, в этом итальянском видоизменении римское право было принято немцами. Эти видоизменения объясняют нам до некоторой степени, почему рецепция произошла сравнительно столь легко.

Нет нужды прибавлять, что в том состоянии правительства и общества, которое преобладало в Германии в XV столетии, перекрестные отношения между различными политическими единицами и социальными группами постоянно приводили к столкновениям и тяжбам. Во всех подобных случаях правовые учреждения Германии, основанные на местных обычаях, оказывались совершенно несостоятельными. Обращение к римскому праву общему являлось естественным и неизбежным. Оно происходило как в форме приговоров, так и в форме консультаций. Все более входило в обычай, чтобы тяжущиеся стороны предлагали свои притязания на посредническое рассмотрение докторов права. Одним из характерных приемов при этом являлся институт, так называемый "Axtenversendung", пересылки документов, относящихся к известному делу, из суда, где оно рассматривалось, юридическому факультету какого-нибудь знаменитого университета. Профессора факультета действовали при этом in corpore, рассматривали судебные доказательства, притязания сторон, требуя иногда дополнительных сведений, и в конце концов давали заключение. Все это затем препровождалось в суд. Нечего, конечно, и говорить, что эта "пересылка актов" могла иметь место только в случае процесса, основанного на письменных документах. Производство при этом соответствовало практике церковных судов, которая, в свою очередь, установилась под влиянием заимствований из позднего римского судопроизводства. Таким образом, "пересылка актов" помимо того, что она являлась обращением к коллегии юристов, воспитанных на чужеземном праве, по самой форме юридической процедуры способствовала процессу романизации.

5. Я остановился на началах рецепции в XV столетии более детально потому, что причины и основания изучаемого процесса, как всегда, более заметны в самом начале, чем во время дальнейшего развития. Однако практическая сторона этого процесса, его результаты в сфере судопроизводства и законодательства обнаружились главным образом в XVI веке. Германские суды с их особыми процессуальными формами и их обычным правом были вытеснены трибуналами, следовавшими римским правилам; прежде всего это вытеснение началось благодаря организации центрального имперского суда, "Reichskammergerricht". Для своего руководства этот суд сознательно принял римское право в качестве общего права Империи. Это произошло в 1495 году, когда "Reichskammergericht" был окончательно организован как постоянный трибунал. Событие это стояло в связи с общим стремлением к усилению имперских учреждений в царствование Максимилиана. Империя была преобразована на началах федерации для поддержания общественного мира, разделена на округа и подчинена в судебной области "Reichskammergericht'у". Этот высший суд, правда, никогда не достигал такого решающего влияния, как английские королевские суды и французские парламенты, но все же он являлся центром, где сосредоточивалось общее право Империи, и, несмотря на медлительность и слабость в исполнении решений, оказывал значительное влияние на судебные учреждения во всех государствах, входивших в состав Империи. Вначале было установлено, что одна половина из его шестнадцати заседателей должна состоять из докторов права, а другая из рыцарей. Затем был издан декрет, постановлявший, что даже эти рыцари должны по возможности выбираться из лиц, сведущих в римском праве. Трибунал, составленный таким образом, естественно, склонялся в сторону рецепции чужеземного права вопреки туземной обычной юриспруденции. Юстинианово право было рецепировано in complexu, во всех своих деталях, с тем, однако, характерным ограничением, что оно было взято не непосредственно из оригинальных источников, а из текста, глоссированного итальянскими учеными. Правило, что доктрины, не принятые глоссаторами, не могут быть приняты в соображение судей (quod nonagnoscit glossa non agnoscit forum), было более чем признанием великого литературного авторитета Ацо, Аккурсия, Бартола, Бальда и т.д. Оно было необходимо во избежание частностей, слишком тесно связанных с древней жизнью и совершенно неудобных для перенесения в Германию.

Примеру, данному "Reichskammergericht'ом, непосредственно последовали верховные суды разных княжеств, и рецепция стала распространяться с верхней ступени лестницы вниз. Важность этой постепенной ассимиляции низшими судами руководящих принципов высших трибуналов хорошо иллюстрируется, например, историей рецепции в княжествах Юлих и Берг (в Рейнской провинции). Штаты этой провинции решили в 1534 и 1537 годах преобразовать свои законы по римским образцам с целью устранить несогласия с верховным судом ("Reichskammergericht"). Под влиянием такого рода побуждений, движение в сторону кодификации местных законов и в сторону их реформирования на основе римских доктрин распространилось по всей Германии. Города Вормс и Нюрнберг одни из первых поспешили произвести такую реформу (1479 г.). Большинство монархически организованных княжеств сделали то же самое, за исключением некоторых Северо-Германских государств, которые продолжали придерживаться юриспруденции, основанной на "Sachsenspiegel".

В этом освещении рецепция является главным образом движением высших классов и связанных с ними государственных властей. В низших слоях населения она встречала значительную оппозицию. На юристов смотрели как на дурных христиан (Die Juristen sind bose Christen). Иногда они наталкивались на открыто враждебное отношение со стороны народных учреждений: два констанцских доктора, напр., были прогнаны судом Schoffen'ов в Тургау, так как заседатели не желали слушать о Бартеле и Балделе (Bartolus и Baldus) и решили придерживаться старых обычаев. Восставшие крестьяне в 1525 году в подложном документе, прозванном "Реформацией Императора Фридриха III", объявляют, что "все доктора права должны быть устранены, и правосудие должно твориться по закону Моисея, потому что не годится людям пользоваться лучшим законом, чем тот, который возвещен Богом". Ульрих фон-Гуттен не переставал нападать на жадную, невежественную, педантичную толпу юристов, которые затемняют самые простые вопросы и пользуются своим претенциозным образованием, чтобы выжимать соки из бедного люда. Но в общем рецепция иностранного общего права была встречена с гораздо меньшей враждой, чем можно было ожидать, судя по радикальности этой меры. Ученые судьи германских судов стали романистами. Принципиальная несообразность этой попытки стала очевидной лишь значительно позднее, когда немцы стали пытаться воскресить туземные правовые обычаи из забвения и вывести их из пренебрежительного применения в низших судах, куда они были оттеснены. Реакция германского права против искусственной рецепции совершилась уже в наши дни благодаря таким людям, как Гейслер, Безелер, Гирке, и оружие, которым пользовались они, было добыто путем реконструкции общих доктрин германского права при помощи истории.

Какое общее заключение можно вынести из сложного исторического процесса, который мы только что изучили? По-видимому, при всем разнообразии тонов и ритма, в его ходе можно отметить постоянную встречу двух или трех основных мотивов. Ясно, во-первых, что рецепция римского права в значительной степени зависела от политических причин. Римская правовая система была подчинена идее государства, господствующего над индивидуумами и классами и свободного от характерного для феодализма смешения частных и публичных интересов. Рецепция римского права не могла не привлечь к себе симпатий всех пионеров государственности - властолюбивых императоров, честолюбивых местных князей, реформаторов-легистов и даже церковных носителей идей права и порядка. Сложившись в эпоху высоко развитой социальной жизни, римское право во многих отношениях удовлетворяло требованиям экономического развития. Хотя история никогда не повторяется, и условия промышленности и торговли в Европе XIV столетия значительно разнились от экономического уклада Римской империи, все же в римских юридических сочинениях были накоплены результаты обширного опыта по сооружению юридических рамок для торговых и иных сделок. Передовые классы, на исходе средних веков, не замедлили воспользоваться этим достоянием, и его влияние особенно сказалось на обязательственном праве. Наконец, с точки зрения чистой юриспруденции научная ценность римского права не может быть подвергнута сомнению. Оно заявляет о себе всякий раз, как возникает теоретическая разработка юридических тем. Как только выработка общего права стала социальной необходимостью, римская правовая система стала реальной силой не только в школах, но также и в судах. История римского права в средние века свидетельствует о скрытой мощи и организующей силе идей среди изменчивой обстановки фактов.

 

Приложение

 

О сущности явления, называемого "рецепцией римского права"*(236)