Мифы и легенды Шотландии (1917).

 

У дверей великолепного особняка в викторианском стиле на окраине Хантсдейла, который не мог продать ни один агент по недвижимости — поскольку не знал о его существовании, — Кинан замешкался. Застыл с поднятой рукой, вглядываясь в безмолвно передвигавшихся по заросшему терновником саду существ, трепетных и переменчивых, как тени ветвей заиндевелых деревьев. Стужа в этом саду не ослабевала, лишь усиливалась. Смертные, проходя мимо этого места, видели только тени. И сразу отводили глаза, если вообще решались заглянуть. Без позволения Бейры в ее морозные владения никто не смел вступить — ни смертный, ни фэйри.

За спиной Кинана месили шинами грязно-серую слякоть проезжавшие по улице автомобили, но и эти звуки приглушал холод, окутывавший обитель Бейры плотной завесой. От холода было больно дышать.

Добро пожаловать домой.

На самом деле этот особняк никогда не был для него домом. Как и Бейра никогда не была его матерью. В ее владениях становилось плохо от одного воздуха, высасывавшего даже ту малую силу, какая у Кинана имелась. Противостоять было бесполезно — пока он не обрел полную силу, Бейра легко могла поставить его на колени. Что и делала в каждое его посещение.

Но может быть, Айслинн — та самая. И благодаря ей все изменится.

Собравшись с духом, Кинан постучал.

Дверь распахнулась. На пороге возникла Бейра с подносом свежего шоколадного печенья. Подавшись вперед, чмокнула воздух рядом с лицом Кинана.

— Печенья хочешь, дорогой?

В последние полвека во время этих ужасных встреч она всегда выглядела одинаково: пародия на воплощение материнства, как представляют его себе смертные. Скромное платье с цветочным узором, фартук с оборками, нитка жемчуга на шее. Волосы уложены в то, что Бейра называла шиньоном.

Она качнула подносом.

— Свеженькое. Для тебя пекла.

— Не хочу.

Не глядя на нее, Кинан прошел в дом.

Она опять сменила обстановку на какой-то современный кошмар. Стол, отблескивающий серебром, жесткие черные стулья, даже с виду неудобные, на стенах черно-белые фотографии со сценами убийств, казней и пыток. Сами стены — одна белая, другая черная, и так далее — расписаны геометрическими узорами противоположного цвета. Отдельные детали на фотографиях — платья, рты, кровоточащие раны — вручную выкрашены в красный цвет. Единственные яркие пятна в комнате, усугубляющие общую мрачность.

И это шло Бейре куда больше, чем наряд, который она с таким упорством надевала к его приходу.

Из-за стойки бара выглянула древесная фея с изукрашенным синяками личиком.

— Не желаете выпить, господин?

— Кинан, сердце мое, скажи девушке, чего ты хочешь. Я проверю жаркое. — Бейра с подносом остановилась на пороге. — Ты ведь поужинаешь со мной, милый?

— У меня есть выбор?

Фее он так и не ответил, подошел к фотографии на дальней стене. На ней запечатлена была женщина с вишневыми губами, стоявшая под виселицей. По ту сторону помоста до самого горизонта тянулись песчаные холмы со скалами.

Он взглянул на Бейру.

— Твоя работа?

— В пустыне? Ну что ты, дорогой. — Она порозовела, потупилась, поигрывая ниткой жемчуга на шее. — Сколько бы дивного холода я ни взрастила за последние века, в те места пока не добралась. Пока. Но мне приятно, что ты спросил.

Кинан вновь повернулся к фотографии. В глазах женщины стояло отчаяние. Поневоле задумаешься, служила она лишь моделью для фотографа или погибла на самом деле…

— Ладно, располагайся. Я отлучусь на минутку. Потом расскажешь о новой девушке. Ты знаешь, какая радость для меня каждый твой визит.

И Бейра отправилась к своей стряпне, мурлыча себе под нос колыбельную, которую пела ему в детстве, — что-то про «закоченевшие пальчики».

Кинан знал, что в ее кухне — размером с ресторанную — на самом деле суетится толпа замученных древесных фей. Бейра, изображая хлопотливую матушку, собственноручно готовить и не думала.

— Напитки, господин.

Фея выставила на стойку поднос, уставленный чашками с молоком, чаем, горячим шоколадом. Потом второй, со свежими фруктами, овощами и зеленью.

— Ваша матушка велит подавать полезную для здоровья закуску. — Она метнула взгляд в сторону кухни. — Сердить госпожу неблагоразумно.

Кинан взял чай и яблоко.

— Ты так думаешь?

Он вырос при Зимнем дворе и очень хорошо знал, что происходит с теми, кто сердит или хотя бы раздражает королеву Зимы. И все же он собирался сделать все возможное, чтобы ее рассердить. Для этого и пришел.

— Почти готово, — объявила Бейра, вернувшись. Уселась на один из своих кошмарных стульев, похлопала по сиденью рядом. — Садись. Рассказывай.

Кинан выбрал место напротив, подальше от матери.

— С ней непросто. С первой попытки сблизиться не удалось. — Он помолчал немного, вспоминая страх в глазах Айслинн. Обычно смертные девушки смотрели на него с другим выражением. — Она мне не поверила.

— Понятно, — кивнула Бейра. Уперлась локтями в стол, подалась к сыну. Ни дать ни взять заботливая маменька. — А эта… твоя последняя подружка ее одобрила?

Не отводя от него взгляда, подала знак фее. Та мигом поднесла бокал с чем-то прозрачным. Бейра взяла его за ножку, и от пальцев ее по стеклу белой паутиной стал расползаться иней.

— Одобрила, — сказал Кинан.

Бейра побарабанила по бокалу ноготками.

— Чудесно. А как сама Дания поживает?

Кинан стиснул зубы. Она прекрасно знала имя зимней девы. Полвека Дония провела при ней, и притворная забывчивость Бейры граничила с насмешкой.

— Дония, — произнес он с нажимом, — поживает так же, как и раньше, мама. Устала. Злится на меня. Она такая, какой ты ее сделала.

Бейра подняла свободную руку, полюбовалась маникюром.

— А какой я ее сделала? Ну-ка, ну-ка.

— Твой посох, твои оковы, твое предательство — завязка этой игры. Ты знаешь, что происходит со смертными, когда они примут твой холод. Они не созданы для…

— Миленький мой, но ты сам просил ее попробовать. Ты ее выбрал, а она выбрала тебя.

Стоило ему разозлиться, и у Бейры сделался довольный вид. Она протянула руку, и откуда ни возьмись в ней появился посох, о котором шла речь. Напоминание о ее силе.

— Могла бы стать одной из летних дев, но решила рискнуть. Решила, что ты стоишь ее страданий. — Бейра поцокала языком. — Жаль. Милая была девушка, живая, пылкая…

— Она и сейчас такая.

— Такая? — Бейра понизила голос до шепота. — А я слышала, что она слабеет с каждым днем, тает на глазах. Досадно будет, если она умрет. — И она недовольно поджала губки.

— Дония чувствует себя прекрасно, — ответил он резко, сам себя ненавидя за легкость, с какой поддается на ее уловки.

Мысль о Донии, ставшей тенью, — умершей, неприкаянной, навеки немой — неизменно лишала его самообладания. Смерть для фэйри — трагедия, ибо для них нет загробной жизни. И Бейра не упускала случая об этом упомянуть. Как отец выносил ее, пока она не зачала, было для Кинана загадкой. Его самого она неизменно приводила в бешенство.

Бейра не то промурлыкала, не то прорычала:

— Не будем спорить, дорогой. Конечно же, с Дайаной ничего не случится, пока новая девушка не поверит, что ты стоишь жертвы. Возможно, при столь скверном самочувствии ей лучше не противодействовать тебе на этот раз? Пусть убеждает красотку принять тебя, а не пугает байками о твоих коварных намерениях…

— Дония делает то, что должна делать. Как и я. И будет так, пока я не найду королеву Лета.

Кинан поднялся, подошел к матери. Посмотрел на нее сверху вниз.

Он не позволит себя запугать. Не имеет значения то, что она превосходит его в силе, что она скорей убьет его, чем поможет. Короли не просят, короли приказывают. Пусть сила его ограниченна — всего лишь теплое дыхание против мертвящей стужи, — но он король Лета. Их противостояние длится, и забыть об этом он не позволит.

Пока все не кончится.

— А я найду ее, матушка. Однажды дева возьмет посох, и твой холод потеряет силу.

Бейра отставила бокал, вскинула на него взгляд.

— Да что ты?

Как же ему это надоело. Кинан нагнулся и взялся руками за спинку стула.

— Однажды я обрету полноту силы короля Лета, всю мощь моего отца. Твоя власть закончится. Стужа перестанет расходиться по миру. Прекратятся твои бесчинства. — Кинан понизил голос, чтобы он не дрогнул. — Тогда посмотрим, кто сильнее.

Мгновение она сидела молча, не шевелясь. Потом уперлась холодной рукой ему в грудь, нажала легонько и встала. От ее руки во все стороны пополз холодной паутиной иней, сковывая тело льдом, причиняя такую боль, что Кинан не смог бы сдвинуться с места, даже напади на него в тот миг Дикая Охота.

— Прелестная речь. С каждым разом все забавнее, прямо как в телешоу смертных. — Бейра поцеловала его в обе щеки, и холод хлынул в глубь тела, напоминая, кто из них обладает полнотой силы. — Поэтому мне так нравится наше маленькое соглашение. Если бы я имела дело с настоящим королем, скучала бы по этим играм.

Кинан не ответил. Если он уйдет, появится ли на его месте другой король?

Природа не терпит пустоты.

Обретет ли этот другой король, не связанный чарами, полноту силы? Бейра твердила: «Хочешь защитить своих подданных — уйди. Уступи место настоящему королю». Но получит ли новый король силу, если он сдастся?

Узнать это не было возможности.

Как же он ненавидел ее и себя самого за свою беспомощность.

Бейра, обдавая ледяным дыханием его губы, заговорила.

— Конечно, ты найдешь свою маленькую королеву. А может, уже нашел. Не Сиобан ли? Или Элиза, которую ты встретил пару веков назад… премиленькая девочка. Чудесная вышла бы королева, правда?

Кинан вздрогнул. Усилием воли попытался изгнать из своего тела холод, от которого меркло сознание.

Он король Лета. Ей с ним не справиться.

Но он с трудом держался на ногах.

— Представь себе, — добавила Бейра, — что все эти века она была рядом, среди девушек, оказавшихся слишком малодушными, чтобы рискнуть. Чтобы взять посох и узнать…

В комнату вошли несколько девочек-лисичек.

— Покои для вашего сына готовы, госпожа.

— Да, устал мой бедняжечка. Мамочке зачем-то нагрубил. — Бейра тяжело вздохнула, словно и впрямь была обижена.

Приподняла пальцем его голову.

— Ляжешь сегодня без ужина. В следующий раз будешь вести себя прилично. — Поцеловала в подбородок. — Может быть.

В глазах у него потемнело, и он уже не чувствовал, как лисички отнесли его в покои, отведенные Бейрой сыну.

 

ГЛАВА 5

 

У подземных жителей имеются свои разногласия, сомнения, споры, междоусобицы и противоборствующие партии.

Роберт Кирк и Эндрю Лэнг.

Тайная страна (1893).

 

Над домом, завывая, пронесся порыв леденящего ветра, и Дония поняла, что к ней явилась Бейра.

Кто же еще?..

Никто больше сюда не заглядывал, хотя ее дом находился вдали от изобилующего железом центра, на зеленой окраине Хантсдейла. Всяк отыскал себе жилье по вкусу, когда Кинан выбрал этот город своей резиденцией, и Дония думала — вернее, надеялась, — что фэйри будут устраивать игрища в окрестных рощах. Но они не стали. И впредь не собирались. Никто к ней и близко не подходил, словно она все еще принадлежала Кинану. Даже представители других дворов не решались. Только у властителей Зимы и Лета хватало для этого смелости.

Дония открыла дверь. Нет смысла притворяться, будто она не заметила появления Бейры.

Та возникла на пороге, похожая на актрису-вамп из старых фильмов. Расцеловала воздух, прощебетала что-то шутливое, уселась на диван, закинув одну изящную ножку на другую. Образу роковой женщины противоречил лишь деревянный посох в руке.

— Соскучилась по тебе, дорогая.

— О, конечно.

Посох уже не представлял для Донии опасности, и все же она отошла подальше. Прислонилась к камину. Жар его не в силах был разогнать холод, пропитавший ее тело, но это лучше, чем торчать рядом с источником проклятой стужи.

Бейру холод не беспокоил — она им управляла, поскольку сама из него состояла. Но Дония, принявшая в себя холод, страдала и тосковала по теплу, в котором королева Зимы не нуждалась. Та наслаждалась холодом — особенно если видела, как от него страдают другие.

— Сегодня ко мне заглянул сыночек, — сказала Бейра с обычной напускной беспечностью.

— Я так и думала.

Долгие годы Дония училась говорить бесстрастно, но ее голос все-таки дрогнул. Стыдясь того, что до сих пор переживает из-за Кинана, она обхватила себя руками за плечи.

Бейра улыбнулась. Все поняла, разумеется, и нарочно выдержала долгую неловкую паузу. Потом вытянула руку, словно ожидала, что в ней из воздуха материализуется бокал. Не дождалась. И со страдальческим вздохом огляделась.

— Служанок до сих пор нет?

— Нет.

— Ну, милая... пора бы завести. Лучше всего древесные феи, они послушные. Правда, плохо уживаются с брауни. — Бейра скривилась. — Вечные капризы. Хочешь, пришлю парочку своих, хоть убираться будут?

— И шпионить?

— Фу! Ладно, это мелочи, — небрежно отмахнулась Бейра. — Домишко убогий, вот в чем беда. Хуже предыдущего. В каком городе это было... или там жила другая отставная любовница моего сына? Уже не вспомню.

Дония на наживку не клюнула.

— У меня чисто.

— Но скучно. Никакого стиля. — Бейра принялась перебирать резные каменные статуэтки на грубо сколоченном столе возле дивана. — Все такое старомодное.

Взяла в руки фигурку медведя, воздевшего кверху правую лапу с крохотными, но грозными когтями.

— Работа Лисель?

Дония кивнула, хотя ответа не требовалось. Бейра прекрасно знала, чья это работа. И злилась из-за того, что Лисель до сих пор навещает Донию. И Кинана. Давно не заглядывала, правда, но вскоре ее следовало ожидать. Лисель, освободившись от бремени зимнего холода, странствовала по миру и частенько забиралась в пустыни, куда не было ходу Бейре и ей подобным. Она появлялась у Доний раз в несколько лет и напоминала, что стужа не будет длиться вечно, даже если в это уже не верится.

— А чьи эти кошмарные рваные штаны, из которых ты не вылезаешь?

— Рики. У нас один размер.

Рика ее не навещала уже больше двадцати лет. Странная девушка — нести бремя холода ей было легче, чем бремя царствования с Кинаном. Все они были такие разные, эти зимние девы, и лишь одно их объединяло — сила воли. Это лучше, думала Дония, чем пресные летние девы, всюду таскающиеся за Кинаном, как малые дети.

Бейра тянула время. Дония изо всех сил старалась не выдать нетерпения, но все-таки сдалась и спросила:

— Ты пришла по делу?

— Я всегда прихожу по делу.

Королева приблизилась, положила руку ей на талию.

Попросить убрать руку смысла не было — тогда Бейра стала бы обнимать ее почаще.

— Не скажешь, что за дело?

— Ну-ну, ты хуже моего сыночка. Хорошо еще, не так горяча. — Бейра придвинулась ближе, обвила рукой ее талию, впилась пальцами в бедро. — Тебе бы приодеться, сразу похорошеешь. И с волосами что-то сделать.

Дония нашла предлог высвободиться и отправилась приоткрыть дверь, чтобы холод выходил из дома наружу. Хотелось бы ей быть «горячей», как Кинан, король Лета. Обладать его пылкой натурой, быть изменчивой, непредсказуемой и неожиданной, как летняя гроза, как смех в минуту ярости. Но, увы, в ней жила другая сила — ледяная сила Бейры, заполнившая Донию в тот миг, когда она подняла посох. Если бы не это, если бы она сумела противостоять холоду королевы Зимы, она соединилась бы с Кинаном — навеки. Но стужа, заключенная в посохе, завладела ею и сделала ее живым продолжением оружия королевы Зимы. Дония до сих пор не знала, кто вызывает у нее больше негодования — Кинан, клявшийся ей в своей любви, или Бейра, растоптавшая ее мечту. Если бы Кинан и впрямь ее любил, разве она не оказалась бы той самой? Не стала бы его королевой?

Дония вышла на крыльцо. Деревья, жаждавшие солнца, тянули сучковатые ветви к серому небу. Вдали фыркал олень, бродивший по крохотному природному заповеднику, примыкавшему к ее двору. Привычные мирные звуки. Идиллия... похоже, она закончилась. Началась игра.

В тени кустов и деревьев таились, как всегда, прислужники Кинана. Десятка два придворных стражей — рябинников, лисичек, еще каких-то фэйри. К их постоянному присутствию, даже если они по виду походили на людей, Дония так и не привыкла. Уже полвека они были рядом, докладывая о каждом ее движении Кинану. Сколько раз она просила убрать их, чувствуя себя пленницей под этим неусыпным надзором.

 

— Таков порядок, Дон. Я в ответе за зимнюю деву. Так было всегда.

Он попытался взять ее за руку, переплести свои пальцы с ее пальцами, но его прикосновение причиняло теперь только боль.

Она попятилась.

— Больше так не будет, Кинан. Я не шучу. Убери их, или это сделаю я.

Не желая видеть ее слез, он пошел прочь. Но ее слова он слышал. Все слышали.

 

Однако не прислушался. Слишком привык к покорной Рике, к тому, что все ему подчиняются. Поэтому первые десять лет Дония усердно замораживала стражников. Покрывала их толстым слоем льда, когда подходили близко. Некоторые после этого выживали. Но не все.

Кинан присылал других. Даже недовольства не выражал. Охранял ее, как она ни сопротивлялась. И морозить стражников пришлось до тех, пока он не велел им держаться поодаль, под защитой кустов, под укрытием ветвей тиса и дуба. Хотя бы так.

На крыльцо шагнула Бейра, остановилась рядом.

— Все еще посылает своих пешек за тобой следить? Караулит.

— Они тебя видели. Расскажут Кинану.

Чтобы не смотреть на Бейру, она уставилась на юного рябинника. В отличие от остальных он постоянно нарушал безопасную дистанцию.

Тот моргнул. За последние десять лет она видела его на посту у дома чаще, чем других. Стражники то и дело менялись, неизменным оставалось лишь их количество. Этот же как будто вовсе не отлучался и уже казался почти другом, хотя за все годы они перемолвились едва ли парой слов.

— Конечно. Но не сию минуту. — Бейра засмеялась, и смех ее напомнил карканье ворона над падалью. — Бедняжка заморожен.

Делать равнодушный вид было бесполезно, обнаруживать беспокойство — тоже, поэтому Дония поспешила сменить тему, пока не вырвался какой-нибудь лишний вопрос.

— Где же твои слуги?

Бейра посмотрела на заросли близ ограды, поманила рукой.

И они появились — ее неизменные спутницы, три ведьмы верхом на огромных, косматых, черных козлах. Дряхлье с виду — ссохшиеся оболочки, когда-то бывшие женщинами, — но невероятно сильные, способные справиться даже с горным троллем. Они закудахтали, как всполошенные курицы, заставив Донию вздрогнуть, и гордо объехали вокруг двора, словно бросали вызов затаившимся стражникам Кинана.

Дония шагнула на край крыльца, поближе к беднягам, служившим на свое горе, королеве Зимы.

— Неплохо выглядишь, Агата.

Ведьма ответила плевком.

Дразнить их было глупо, и все же Дония каждый раз это делала. Доказывая и себе, и им, что не боится.

— Думаете, это вы стражу распугали?

Охранники, конечно, держались на расстоянии не из-за ведьм и даже не из-за угроз Доний. Если бы Кинан приказал им подойти, подошли бы, вопреки ее желанию, не страшась собственной гибели. Воля Кинана — только это имело для них значение.

Ведьмы пялились на нее злобно, но молчали. Тоже соблюдали дистанцию. Сердить Бейру отваживался один Кинан.

Забавно: эти двое защищали ее друг от друга, как от злейшего врага.

Не дождавшись от ведьм ни слова, Дония повернуласьк Бейре.

— Я устала. Что тебе нужно?

На мгновение показалось, что вопрос прозвучал слишком резко и Бейра сейчас ее ударит. Расчетливость королевы Зимы не уступала импульсивности Кинана, но если уж Бейра давала волю гневу, она была воистину страшна.

Но она лишь улыбнулась. Правда, очень недоброй улыбкой.

— Некоторые желают счастья Кинану, хотят, чтобы он нашел девушку, способную разделить с ним трон. Я не из таких.

И Донию обдало волной холода. Сил Бейра не пожалела — девушка почувствовала себя как в толще ледника. Смертную на ее месте это убило бы.

Бейра вложила в ее безвольную руку посох, накрыла сверху своей рукой. Ничего не произошло. Но прикосновение к посоху разом воскресило в памяти Доний боль и ужас первых дней.

Пока она силилась вздохнуть, Бейра снова заговорила.

— Не дай новой девушке поднять посох, и я вытяну из тебя холод, освобожу тебя. Он этого сделать не может. Я — могу. Или... — Бейра с притворной лаской принялась водить пальцем по ее груди. — Или мы можем проверить, если хочешь, сколько холода поместится в тебя еще.

Из пальца в грудь струился леденящий ручей. На чьей стороне сила, сомнений не было.

Дрожащим голосом Дония ответила:

— Я знаю свое место. И уговорю ее не верить ему. Я согласилась на это, когда взяла посох.

— Не подведи меня. Лги. Хитри. Делай что хочешь, только не дай ей коснуться посоха.

Бейра прижала к ее груди ладонь, скрючила пальцы, прорвала ногтями блузку, царапнула кожу.

— Хорошо. — Дония попыталась отпрянуть и чуть не упала.

Главное — не сердить ее. Остаться одной, собраться с мыслями. Есть правила. Их знает каждый. То, чего хочет Бейра, вне правил.

Та убрала руку с посоха, обхватила Донию, не дав упасть, и тихо сказала:

— Если подведешь, в моей власти отнять у тебя это тело. Он меня не остановит. И ты не остановишь. Станешь бродячей тенью, холодней любого холода. Подумай об этом.

И отпустила ее.

Дония пошатнулась и устояла на ногах лишь потому, что все еще сжимала в руке посох. Отбросила его, ощутив тошноту, боль первого прикосновения и отчаяние, которое испытывала всякий раз, когда очередная избранница отказывалась поднять посох. Схватившись за перила крыльца, попыталась выпрямиться. Не получилось.

— Счастливо оставаться.

Королева Зимы помахала стражникам Кинанa и исчезла во тьме вместе со своими ведьмами.

 

Когда Кинан очнулся, Бейра сидела в кресле-качалке у изголовья кровати: в руках иголка с ниткой, у ног корзинка с лоскутками.

— Одеяло шьешь? — Он кашлянул. Горло саднило — наглотался льда, когда она его замораживала. — Не чересчур ли... даже для тебя?

Она подняла с колен несколько сшитых вместе лоскутов.

— Думаешь? Я в этом деле мастерица.

Он сел в кровати, сбросив укрывавшие его шкуры с еще не запекшейся кровью.

— Выглядит, конечно, приятней, чем твои истинные увлечения.

Она отмахнулась, выпустив из руки иглу. Игла засновала сама по себе, сшивая ткань.

— Твоя новая девушка — не та.

— Не знаю. — Он вспомнил, как пыталась обуздать свой страх Айслинн. — Она мне грезится.

Лисичка внесла поднос с тарелкой горячего супа и напитками. Поставила на низкий столик возле кровати.

— И остальные грезились, дорогой. — Бейра со вздохом откинулась на спинку кресла. — Я не хочу с тобой ссориться. Если бы я знала заранее... Ты был зачат в тот самый день. Откуда могла я знать, что будет, когда убивала его? Не ведала даже, что жду тебя.

Слова ее не объясняли, почему она ограничила силу Кинана, почему при помощи их общей крови вынудила Темный двор его проклясть. Как всегда — рассказывала об источнике чар, но не о том, каким образом его зачаровала.

Кинан взял чашку с горячим шоколадом. Блаженство для промерзших рук, для саднящего горла.

— Ну так скажи мне, кто она, — предложил он.

Бейра промолчала.

— Мы могли бы пойти на компромисс. Разделить год, разделить страны, как было при отце.

Он допил шоколад и взял еще чашку, чтобы согреть руки.

Бейра засмеялась. Из ее уст вырвался крохотный снежный смерч, закружился в воздухе.

— Отказаться от всего? Иссохнуть, как ведьма? Ради чего?

— Ради меня. Потому что это справедливо. Потому что... — Он спустил ноги на пол и поморщился, угодив в сугроб. Следовать древнему обычаю порой было невыносимо. Как надоели все эти ритуальные реплики, которыми они обменивались на протяжении веков. — Я должен это предлагать. Ты знаешь.

Бейра снова взяла иголку в руки, воткнула ее и шитье.

— Да. Твой отец тоже это предлагал. Слово в слово, как требовала его роль. Он был такой... — Она нахмурилась, достала из корзинки другой лоскут. — Предсказуемый.

— Смертные с каждым годом голодают все сильней. Стужа губит урожаи. Люди умирают. — Кинан глубоко вздохнул, закашлялся. Чем дольше он находится здесь, в этом стылом доме, тем больше времени уйдет на то, чтобы оправиться. — Им нужно солнце. Нужен настоящий король Лета.

— Это не моя забота. — Бейра бросила шитье и корзинку, встала и направилась к двери. На пороге остановилась. — Ты знаешь правила.

— Конечно. — Правила, созданные в ее пользу, на века загнавшие его в ловушку. — Знаю.

 

ГЛАВА 6

 

Вид сутаны (священнического облачения) и звон колокола обращают (фэйри) в бегство.

Томас Кейтли.

Сказочная мифология (1870).

 

В понедельник Айслинн проснулась до того, как прозвенел будильник. Приняла душ, надела школьную форму, вышла в кухню. Бабушка уже стояла у плиты и жарила яичницу с беконом.

Чмокнув ее в щеку, Айслинн спросила:

— Что за праздник сегодня?

— Насмешница. — Бабушка шлепнула ее. — Решила просто накормить тебя как следует, в кои-то веки.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Айслинн пощупала бабушкин лоб.

Та чуть заметно улыбнулась. Сказала:

— У тебя самой усталый вид в последнее время. Потому что сидишь на одних йогуртах.

Айслинн налила себе кофе уже из полупустого кофейника, положила в чашку две ложки сахара с верхом и снова подошла к бабушке.

— Скоро математику сдавать. Сочинение написала неважнецкое.

Бабушка недоверчиво покосилась на нее, и Айслинн скорчила гримасу.

— Ну, не так уж плохо на самом деле. Но моглабы и лучше.

Бабушка разложила яичницу по тарелкам, поставила их на кухонный стол.

— Так это из-за школы?

— Ну... да.

Айслинн подсела к столу, взяла вилку. Потыкалаею в яичницу, глядя в тарелку.

— Из-за чего еще? — тревожно спросила бабушка. Крепко стиснула в руках кофейную кружку.

И что тут скажешь? Меня преследуют фэйри, один надел личину и заговорил со мной, и меня так к нему тянуло, что еле хватило сил сдержаться. Невозможно. Пришлось поведать о другом своем искушении.

— Э-э-э... есть один парень...

Бабушка ослабила хватку.

— Очень хороший, — добавила Айслинн. — Но просто друг.

— Он тебе нравится?

Айслинн кивнула.

— Значит, дурак. Ты умная, красивая, и если он тебе отказывает...

— Я ему пока ничего не предлагала! — перебила Айслинн.

— Так предложи. — Бабушка окончательно успокоилась. — И не волнуйся, все будет хорошо. Вот у нас, когда я была девушкой, не было такой свободы, и...

Забыв обо всем на свете, она пустилась в обсуждение любимой темы — женского равноправия.

Айслинн оставалось лишь, доедая яичницу, кивать в нужных местах. Пусть бабушка думает, что внучку волнуют только школа и мальчики. Жизнь у нее и без того нелегкая — дедушка умер, оставив ее с маленьким ребенком на руках, ей пришлось растить в одиночку сперва дочь, потом внучку с даром видения. Узнай она, как странно вдруг начали вести себя волшебные существа, свободе Айслинн тут же придет конец.

Все было мирно и спокойно, они с бабушкой улыбались, когда настало время идти в школу и в дверь постучала Карла.

А потом... Айслинн открыла и увидела в коридоре за спиной Карлы трех фэйри. Те чувствовали себя явно неуютно и старались держаться подальше от двери, защищенной сложным металлическим узором. Чтобы установить эту дверь, бабушке пришлось добиваться особого разрешения, но дело того стоило.

— Ой, — сказала Карла, увидев, как померкла улыбка подруги. — Не думала, что испорчу тебе настроение.

— Это не ты. Это... — Айслинн попыталась улыбнуться снова. — Понедельник. День тяжелый.

Карла заглянула ей за спину, убедилась, что бабушка не слышит, и спросила тихо:

— Хочешь, прогуляем?

— И завалим математику? — фыркнула Айслинн.

Взяла ранец, помахала бабушке и вышла за дверь.

Карла пожала плечами.

— Потом позанимались бы. В магазине электроники распродажа.

— Не сегодня. Пошли.

И Айслинн поспешила вниз по лестнице, где обнаружилось еще несколько фэйри. Хотя в жилые дома они обычно не заходят. Особенно в этом районе, где нет ни травинки, а на окнах красуются надежные стальные решетки. Унылый район, зато далекий от опасных зеленых пригородов.

На улице от хорошего настроения Айслинн не осталось и следа. Фэйри были всюду. Поглядывали на них с подругой, переговаривались о чем-то, шли по пятам. Попробуй тут сохрани спокойствие.

Всю дорогу в ушах Айслинн звучали слова мертвячки: «Беги, пока можешь». В том, что убежать удастся, она очень сомневалась. Но знать хотя бы, от чего бежать... Возможно, это помогло бы справиться со страхом, терзавшим ее все сильнее.

Когда волк-фэйри, чей кристаллический мех звенел, как крошечные стеклянные колокольчики, принялся обнюхивать Айслинн, она содрогнулась. Возможно, справиться со страхом не помогло бы и знание.

 

На время занятий посторонние мысли пришлось отодвинуть. Ведь не скажешь отцу Джеймсу, что сосредоточиться она не может, поскольку ее преследуют фэйри. Церковь предостерегает против опасностей оккультизма, но вероятность найти среди современных священников такого, кто верит во что-то сверхъестественное — помимо самого Бога, конечно, — столь же мала, как вероятность принять сан для женщины.

Хотя, подумала Айслинн с кривой улыбкой, шагая на последний урок, где-нибудь, может, и есть священник, не возражающий против женского равноправия в этом вопросе. Только не здесь, в школе епископа О'Коннела.

— Ты дочитала? — спросила Лесли, когда они вошли в кабинет английской литературы.

— Да. — Айслинн закатила глаза. — Отелло — псих.

— Все они такие, лапонька, — подмигнув, сказала Лесли. — Все до единого.

— Как прошла вечеринка? — спросила Айслинн, усаживаясь на свое место.

— Да как всегда. Зато, — Лесли тоже села и заговорщически наклонилась к ней через проход между столами, — родители Доминика уехали на целую неделю. То-то погуляем, повеселимся!

— Без меня.

— Брось, Эш. — Лесли огляделась по сторонам и, понизив голос, добавила: — Приятель Ри из музыкального магазина достал пакетик, который она просила.

Порой Айслинн хотелось немного выпить, немного покурить, только позволить себе это она не мосла. Думала, что когда-нибудь — если решится все же разложить диван Сета — она себя побалует. Но ходить по Хантсдейлу в беспомощном состоянии — нет, риск слишком велик.

— Нет, — сказала она тверже.

— Хотя бы зайди. Не пей, не кури, просто посиди для компании. Расслабься, — не унималась Лесли. — Мальчики будут, между прочим. Кузены Доминика.

— Они же все психи! — усмехнулась Айслинн.

— Зато какие горячие! Сета ты не хочешь, — Лесли облизнула губы, — но потребности-то остаются. Подумай.

От необходимости говорить «нет» еще раз Айслинн спасла сестра Мари-Луиза.

Бодрым шагом, как обычно, она вошла в класс, поправила уродливые очки на носу, окинула учеников цепким взглядом.

— Ну, что вы мне поведаете?

За это Айслинн и любила уроки литературы: сестра Мари-Луиза не читала нудных лекций. Она заставляла высказываться учеников, а потом переходила к сути и преподносила информацию гораздо увлекательнее, чем другие учителя.

Первой выскочила Лесли:

— Если бы Отелло верил Дездемоне, все было бы иначе.

Сестра Мари-Луиза вознаградила ее улыбкой и повернулась к Джеффу, неизменно возражавшему Лесли.

— Ты согласен?

И тут же разгорелся жаркий спор: Айслинн и Лесли — с одной стороны, Джефф — с другой.

После уроков Лесли замешкалась в раздевалке, и Айслинн решила подождать подругу на улице. Настроение у нее улучшилось. Заканчивать день любимым предметом не так приятно, как начинать, — вместо пытки математикой, — но тоже неплохо.

С толпой учеников Айслинн вышла из парадных дверей. Страх, ненадолго забытый, мгновенно вернулся.

Перед школой, сидя верхом на волке, караулила мертвячка. От нее так же веяло опасностью, как от Кинана, заговорившего с Айслинн в «Комиксах».

 

ГЛАВА 7

 

Фэйри не только мстительны, но и крайне надменны, они никому не позволяют вмешиваться в свой издревле установленный порядок.

Франческа Операнда Уайльд.