Инка посещает свою империю; приходят послы, предлагающие вассальную зависимость

 

Начертав план и обеспечив необходимым для строительства большого канала для орошения пастбищ, Инка Вира‑коча перешел из провинции Чинча‑суйу в провинцию Конти‑суиу с намерением посетить все свои царства в том путешествии. Первые провинции, которые он посетил, назывались Кечва, среди которых главными являются две: одна называется Кота‑пампа, а другая – Кота‑нера; обе они были одарены им с особой милостью за великую службу, которую оказали ему, когда помогли против чанков. Затем он направился в остальные провинции Конти‑суиу, и он но удовлетворился лишь посещением горных [районов], но также побывал в равнинных долинах и на берегу моря, чтобы ни одна из провинции не осталась бы лишенной его милости по причине того, что он не посетил ее, поскольку он был всеми желаем.

Он провел широкое расследование, чтобы выяснить, выполняют ли свой долг губернаторы и королевские министры–каждый на своем посту (ministerio). Того, кто плохо нес свою службу, он приказывал строжайшим образом наказать; он говорил, что такие [люди] заслуживают более суровые и строгие наказания, чем дорожные грабители, ибо с [помощью] королевской власти, которая была им дана для вершения справедливости и [ради] блага вассалам, они причиняли им беспокойства и вред вопреки воле инки, пренебрегая его законами и приказаниями. Завершив посещение Кунти‑суйу, он вышел в провинции Кольа‑суйу, которые прошел одну за другой, посещая самые главные селения, в которых, как и во [всех, которые он] прошел, инка оказывал многие милости и одаривал простых индейцев, и особенно их кураков. Он посетил тот берег моря вплоть до Тара‑пака.

Когда инка находился в провинции Чарка, к нему пришли послы из королевства, называвшегося Тукма, которое испанцы называют Туку‑ман, расположенного в двухстах лигах от Чарка на юго‑восток, и, представ перед ним, они сказали ему: «Сапа Инка Вира‑коча, слава подвигов инков, твоих родителей, прямота и равноправие их правосудия, мягкость их законов, правление на пользу и благо подданных, великолепие их религии, любовь, милосердие и кротость королевского характера всех вас [инков] и великие чудеса, которые снова совершил для тебя твой отец Солнце, проникли в самые отдаленные уголки нашей земли и еще дальше. По причине этих великих дел кураки всего королевства Тукма прониклись к ним любовью и направили [нас] просить тебя счесть за добро, и включить в твою империю, и разрешить им называть себя твоими вассалами, чтобы насладиться твоими благодеяниями и чтобы ты оказал бы нам честь, прислав инков твоей королевской крови, которые вместе с нами спасли бы нас от наших варварских законов и обычаев и научила бы нас вере, которой мы должны следовать, и законам, которые должны хранить. По этой причине от имени всего нашего королевства мы поклоняемся тебе как сыну Солнца и принимаем тебя королем и нашим господином, в знак свидетельства чего мы предлагаем тебе самих себя и плоды нашей земли, чтобы они стали знаком и свидетельством того, что мы–твои». Сказав это, они разложили перед ним много одежды из хлопка, много очень хорошего меда, кукурузу и другие плоды и фрукты той земли, частицу которых они принесли с собой, чтобы над всем этим он стал хозяином. Они не принесли ни золота, ни серебра, потому что их не было у [тех] индейцев, и даже по сей день, несмотря на огромные старания тех, кто их искал, они не были открыты [там].

Отдав подношение, послы, по их обычаю, встали на колени перед инкой, и они поклонялись ему как богу и как своему королю. Он принял их с большой любезностью и после того, как принял подношения, в знак [вступления] во владение всем тем королевством он приказал своим родичам поднять с ними тосты, чтобы оказать им милость, которая среди них считалась бесценной. Завершив питье, он приказал сказать им, что инка высоко оценил то, что они по собственному решению пришли покориться и [отдать себя] во власть инков, что они будут больше одарены и [получат] лучшее обхождение, чем все остальные, поскольку их любовь и добрая воля заслуживают этого больше, чем [чувства] тех, кто пришел, покоренный силой. Он приказал, чтобы им дали много одежды из шерсти для их кураков, из очень тонкой, которую вырабатывали для инков, и другие подарки, которыми пользовались лица королевской [крови], созданные руками избранных девственниц, которые считались чудесными и священными предметами, и послам [также] дали многочисленные подарки. Он приказал, чтобы инки, его родичи, направились обучить тех индейцев своей языческой вере и освободили бы их от злоупотреблений и глупостей, которые имелись среди них, и научили бы законам и приказаниям инков, которые они должны были соблюдать. Он приказал направить министров, которые были знакомы с сооружением оросительных каналов и с возделыванием земли, чтобы обогатить имущество Солнца и короля.

Послы, проведя несколько дней в присутствии инки, остались очень довольны его характером и были восхищены добрыми законами и обычаями королевского двора, а сравнив их с теми, которые имелись у них самих, заявили, что эти были законами людей, сыновей Солнца, а те – неразумных животных. И, движимые доброй завистью, они сказали инке перед своим уходом: «Единственный господин, пусть никого не останется в мире, не вкусившего усладу твоих законов правления и веры; мы ставим тебя в известность, что далеко от наших земель на юг и на запад находится одно королевство, именуемое Чили, населенное многими людьми, с которыми у нас нет никакой торговли из‑за огромной горной цепи со снежными вершинами, которая стоит между ними и нами, хотя сообщение [о королевстве] досталось нам от наших отцов и дедов; и показалось нам необходимым сообщить тебе об этом, чтобы ты счел за добро завоевание той земли и ее подчинение своей империи, чтобы они знали бы твою веру, и поклонялись бы Солнцу, и наслаждались бы твоими благодеяниями». Инка приказал запомнить то сообщение и дал разрешение послам, чтобы они вернулись в свои земли.

Инка Вира‑коча продолжил свои посещения, как мы об этом рассказывали, и он посетил все провинции Кольа‑суйу, постоянно оказывая милости и благодеяния куракам, и капитанам войны, и советам [селений], и простым людям; таким образом, все они получили новое удовлетворение от своего инки. Во всех тех провинциях они принимали его с огромными праздниками, и ликованием, и восхвалениями, которые до той поры никто никогда не слышал; потому что, как много раз нам представлялся случай сказать это, сон и великая победа в Йавар‑пампе породили в индейцах такое преклонение и уважение к инке, что они стали поклоняться ему как новому божеству; и еще сегодня они испытывают огромное почтение к скале, у которой, как говорят, он лежал, когда к нему явилось привидение. И причиной тому не идолопоклонство, ибо благодаря милости божьей они уже избавлены от обмана, в котором пребывали, а память о своем короле, который был для них столь добр в делах мира и войны.

Закончив посещение Кольа‑суйу, он вошел в Анти‑суйу, где хотя его [и] приняли с меньшей пышностью и помпой, потому что это были не такие крупные селения, как те, которые он посетил до этого, однако они [также] сделали все, чтобы встретить его с доступной, пышностью и праздником. По дорогам они поставили триумфальные арки из дерева, украшенные зеленью и цветами, – весьма распространенный обычай среди индейцев во время больших приемов; они покрыли зеленью и цветами дороги, по которым проходил инка. Иными словами, они во всем старались навести внешний блеск, чтобы дать понять [свое] пустое поклонение, которое они оказывали ему. На посещение этих трех частей своей империи Инка Вира‑коча затратил три года, в течение которых он не переставал давать праздники [в честь] Солнца, которые назывались Райми, и тот, который называют Ситва, [и он праздновал их] там, где его настигало время начала этих праздников, хотя они отмечались с меньшей торжественностью, чем в Коско; но они как могли, так и праздновали их, чтобы исполнить долг перед своей пустой религией. Закончив посещения, он вернулся в свой имперский город, где его приняли так хорошо, как он только мог пожелать, ибо, поскольку он был его новым основателем, защитником и покровителем, все придворные вышли его встречать с великим праздником и новыми песнями, сложенными для восхваления его величия.

 

Глава XXVI

ПОБЕГ ОТВАЖНОГО ХАНКО‑ВАЛЬУ ИЗ ИМПЕРИИ ИНКОВ

 

Точно так же, как мы рассказали, этот инка еще два раза посетил все свои королевства и провинции. Во время второго посещения, когда он находился в провинции Чича, которая является южной оконечностью Перу, случилось так, что ему доставили сообщение о странном случае, который причинил ему много огорчений и боли, а случилось то, что отважный Ханко‑вальу, который, как мы говорили, был королем чанков, несмотря на то что уже девять или десять лет наслаждался мягким правлением инков и несмотря на то что он вовсе не был лишен ни своего положения, ни своей власти, и оставался таким же великим господином, как и прежде, и инка одарил его всеми подарками и по возможности добрым обхождением, он, имея все это, не мог со своей благородной и гордой душой выносить страдания от того, что являлся подданным и вассалом другого, поскольку [прежде] он сам был абсолютным господином стольких вассалов, которых имел, а его отцы и деды и [другие] предки завоевывали и подчиняли своему господству и своему государству многие народы, в частности [людей] кечва, которые были первыми в оказании помощи Инке Вира‑коче; [он переживал], что не смог добиться победы, которую ожидал, и, видя себя в настоящем равным со всеми теми, которые раньше стояли ниже его, он полагал, согласно здравому смыслу и его представлениям, что за ту службу, которую его враги оказали инке, [последний] любил и уважал их больше, чем его, и что он с каждым днем должен был все больше и больше терять [свое значение]; испытывая чувства презрения от этих своих выдумок (imaginaciones), которые всякий час возникали в его фантазии, хотя с другой стороны он видел, что правление инков было. достойно того, чтобы ему добровольно покорились все владения и свободные княжества (senorios), он, отвергая все, чем владел, жаждал своей свободы больше, чем наслаждения еще более высоким положением, [но] без свободы. Поэтому он переговорил с некоторыми из своих индейцев и раскрыл им свое сердце; он рассказал, что намерен покинуть свою родную землю и свое владение, и освободиться от вассальной зависимости от инков и всей их империи, и найти новые земли, чтобы заселить их и стать абсолютным господином или умереть за это дело; что для того, чтобы осуществить это желание, следует поговорить с другими [индейцами], и чтобы они как можно более скрытным образом начали бы мало‑помалу покидать [земли], которыми правит инка, [беря с собой] жен и детей, как это им будет удобнее, что он дает им документы (pasaportes), чтобы у них не требовали отчета, [почему они находятся] в дороге, и чтобы они ждали его в чужих соседних землях, ибо все вместе они не могут покинуть [страну] без того, чтобы инка не узнал об этом и не помешал бы им, и что он выйдет следом за ними так скоро, как это будет возможно, и что этот путь был самым надежным, чтобы обрести утерянную свободу, ибо попытаться снова поднять мятеж было безумием и глупостью, ибо они не обладали достаточной мощью, чтобы оказать сопротивление инке, и если бы даже они ею обладали, сказал он, он не поступил бы так, чтобы не стать неблагодарным по отношению к тому, кто столько милостей оказал ему, или предать того, кто был к нему столь великодушен; что он удовлетворится лишь тем поиском своей свободы, который меньше всего оскорбит столь доброго князя, как Инка Вира‑коча.

Этими словами отважный и благородный Ханко‑вальу убедил тех, кто их услышал первыми, а они [убедили] других и третьих, и так они [переходили] из уст в уста; и таким путем благодаря искренней любви, которую, как правило, индейцы испытывают к своим урожденным господам, чанки оказались податливы тем уговорам, и за короткое время его землю покинуло более восьми тысяч индейцев, полезных для войны, помимо.других простых и маленьких людей – женщин и детей, вместе с которыми ушел гордый Ханко‑вальу, прокладывая [себе] дорогу через чужие земли своим оружием, наводившим ужас, и именем чанка, чьи ярость и храбрость вызывали страх у всех соседних народов. Тот же страх позволил ему обеспечить себя провиантом, пока он не дошел до провинций Тарма и Пумпу, которые находились в шестидесяти лигах от его земель, где он имел несколько стычек; и, хотя он мог легко покорить те народы и заселить [обе провинции], он не захотел этого, ибо считал, что находится [слишком] близко от империи инков, амбиция которых, как он думал, была настолько велика, что она быстро направит их покорять эти земли, и он снова окажется в том же несчастном положении, от которого бежал. По этой причине он счел необходимым уйти как можно дальше и удалиться туда, куда инка скоро не придет, по крайней мере при его жизни. С этим решением он тронулся в путь, взяв вправо от того направления, по которому шел, и подошел к гигантским горам Андам, чтобы, преодолев их, поселиться там, где ему повстречается удобное для этого место. И люди его народа говорят, что именно так он и сделал, удалившись от своих земель более чем на двести лиг; однако они не могут сказать, где он прошел и где поселился; [известно] лишь, что они ушли вниз по большой реке и поселились на берегах огромных и красивых озер, где, как говорят, совершали столь великие подвиги что они больше похожи на сказки, сложенные ради восхваления своих родичей– [людей] чанка, нежели на правдивые истории, хотя мужество и храбрость великого Ханко‑вальу могли совершить очень великие дела, о которых мы заканчиваем рассказ, поскольку они не относятся к нашей истории. А то, что к ней относится, уже рассказано нами достаточно.

 

Глава XXVII

КОЛОНИИ В ЗЕМЛЯХ ХАНКО‑ВАЛЬУ; УКРАШЕНИЕ ДОЛИНЫ ЙУКАЙ

 

Инка Вира‑коча испытал огромное огорчение из‑за побега Ханко‑вальу; он хотел воспрепятствовать ему, но, поскольку это было уже невозможно, он утешал себя тем, что случилось это не по его вине (causa), а в глубине своей души, индейцы говорят, он радовался, что тот ушел, ибо это было естественное чувство для правителей (senores), испытывающих неудобство от вассалов, обладающих подобным мужеством и храбростью, поскольку они внушают им опасения. Получив весьма подробные сведения о бегстве Ханко‑вальу и о состоянии тех провинций [после его ухода] и убедившись в том, что там не произошли какие‑либо изменения, он направил приказ (дабы не прерывать свое посещение [королевства]), чтобы его брат Павак Майта, который оставался губернатором в Коско, и двое других из его совета направились бы с хорошей охраной и посетили бы селения чанков и чтобы они мягкостью и милосердием успокоили бы души, которые были взволнованы уходом Ханко‑вальу.

Инки пошли и посетили те селения и соседние провинции, и, как смогли, привели их к спокойствию и миру. Они посетили также две знаменитые крепости, которые принадлежали древним предкам. Ханко‑вальу, именовавшиеся Чальку‑марка и Сура‑марка. Марка на языке тех провинций означает крепость. В них провел изгнанник Ханко‑вальу последние дни своего пребывания в своих владениях, как бы прощаясь с ними; его индейцы рассказали, что расставание с ними он переживал больше, чем потерю всего своего государства (estado). Когда утихли волнения, которые вызвал побег Ханко‑вальу, и инка закончил посещение своей империи, он возвратился в Коско с намерением провести несколько лет со своим королевским двором и заняться правлением ради блага своих королевств, пока не забудется этот второй бунт чанков. Первое, что он сделал, это обнародовал некоторые законы, которые могли бы воспрепятствовать возникновению других восстаний, подобных прошедшим. Он направил в чанкские провинции людей, которых называют чужеземцами, в количестве десяти тысяч жителей (vezinos), чтобы они заселили и устранили бы недостаток [в людях], которые ушли сражаться на Иавар‑пампа и бежали с Ханко‑вальу. Он дал им в качестве вождей инков по привилегии, [и] они заняли ненаселенные места (vazios), которые имелись в тех провинциях. Закончив то, что было [нами] сказано, он приказал построить огромные и величественные здания во всей своей империи, особенно в долине Йукай и ниже нее, в Тампу. Та долина настолько великолепна, что не имеет равных во всем Перу; по этой причине все короли инки, начиная с Манко Капака, который был первым [королем], кончая последним, превратили ее в сад и место для услад и отдыха, куда они приходили, чтобы освободиться от забот и тяжких мыслей, которые царствование приносит с собой в постоянно возникающих делах мира и войны. Она расположена в четырех малых лигах на северо‑запад от города; это приятнейшее место со свежими и нежными ветрами, красивыми ручейками, постоянным теплом, [не знающее] ни холода, ни жары, без мух, и москитов, и других неприятных насекомых. Она находится между двумя высокими горными цепями; та, что на востоке, – это огромные Кордильеры Сьерра‑Невада, которые одним из своих изгибов доходят туда. Самая высокая вершина той цепи покрыта вечным снегом; с нее в долину сбегает множество ручейков, вода которых используется для орошения полей. Средняя часть цепи – суровейшие горы; ее подножье – богатейшие и изобильные пастбища, сплошь усеянные оленями, косулями, ланями, ванаками, и викуньами, и куропатками, и другими разными птицами, однако расточительность испанцев привела к тому, что [сейчас] уничтожено все, что является охотничьей дичью. Равнинная часть долины – плодороднейшие земельные участки, покрытые виноградниками, и фруктовыми деревьями, и сахарным тростником, который посадили испанцы.

Другая горная цепь, стоящая на западе, невысока, хотя подъем на нее равен лиге; у ее подножья бежит многоводная река Йукай с мягким и тихим течением; в ней много рыбы и изобилие серых цапель, уток и других водоплавающих птиц. Вот почему все больные, которые могут, приезжают из Коско в ту долину для лечения, потому что город, имея более холодный климат, неблагоприятен для выздоравливающих. Сегодня испанец – житель Коско – не считается состоятельным, если у него нет в той долине своего участка. Этот инка Вира‑коча был особенно пристрастен к тому месту и поэтому приказал построить [там] много зданий – одни для отдыха, другие, чтобы показать величие и могущество; я успел увидеть одно из них. Он расширил дом Солнца, [пополнив] его сокровища, и возведя новые здания, и увеличив обслуживающий персонал, в соответствии со своей щедростью, и почитанием, и преклонением, которые испытывали все инки [к] тому дому, и особенно инка Вира‑коча по причине того послания, которое [Солнце] направило ему с привидением.

 

Глава XXVIII

ОН ДАЛ ИМЯ ПЕРВОРОЖДЕННОМУ [СЫНУ], ПРЕДСКАЗАЛ ПРИХОД ИСПАНЦЕВ

 

В указанных делах Инка Вира‑коча провел несколько лет при исключительном спокойствии и мире всей его империи благодаря доброму правлению, которое в ней осуществлялось. Первому сыну, которого ему родила койа Мама Рунту, его законная супруга и сестра, он приказал в своем завещании дать имя Пача‑кутек (до этого он назывался Титу Манко Капак): это [грамматическая] основа настоящего времени, означающая тот, кто возвращает или тот, кто поворачивает или изменяет мир; они произносят [это словосочетание] на манер поговорки пачам кутил; это означает мир изменяется, а в большинстве случаев они говорят так, когда великие дела меняются от хорошего к плохому, и очень редко, когда они меняются от плохого к хорошему; ибо они считают, что в действительности [чаще] бывают изменения от хорошего к плохому, чем от плохого к хорошему. Чтобы было соответствие с поговоркой, следовало бы Инку Вира‑кочу назвать Пача‑кутек, потому что он изменил положение своей империи от плохого к хорошему, ибо восстание чанков и бегство отца изменили ее положение от хорошего к плохому. Однако, поскольку он не мог [добиться], чтобы его так называли, ибо все его королевства со времени, когда ему явился призрак, именовали его Вира‑коча, поэтому имя Пача‑кутек, которое должно было бы принадлежать ему [самому], он дал принцу, своему наследнику, чтобы в сыне сохранилась бы память о подвиге отца. Учитель Акоста в шестой книге, двадцатая глава, говорит: «Этого инку не одобряли за то, что он называл себя Вира‑коча, что является именем бога, и чтобы его простили, он сказал, что сам Вира‑коча в сновидениях явился к нему и приказал взять свое имя. Ему унаследовал Пача‑кути Инга Йупанки, который был очень храбрым завоевателем, и великим государственным деятелем (republicano), и изобретателем большей части ритуалов и суеверий их языческой веры, как мы потом расскажем». Этими [словами] он закончил ту главу. Я привожу в свою пользу это доказательство [того], что ему [инке] во сне явился призрак, и что он взял его имя, и что ему унаследовал сын по имени Пача‑кутек. То, что его преподобие говорит в [следующей] двадцать первой главе, что Пача‑кутек отнял королевство у своего отца, это то же самое, что и мы говорили, однако это Инка Вира‑коча отнял его у своего отца Йавар‑вакака, а не Пача‑кутек у своего отца Вира‑кочи, поскольку в сообщении, которое получил его преподобие, одно поколение оказалось отодвинуто назад (artassaron). И, хотя оно оказалось ошибочным, я радуюсь, что он все же получил это сообщение, поскольку оно оказывает мне пользу.

Имя королевы, супруги Инки Вира‑кочи, было Мама Рунту: оно означает мать‑яйцо; они называли ее так, потому что у этой койи цвет кожи был белее, чем обычно он бывает у индианок, и, делая такое сравнение, они называли ее мать‑яйцо, что заключает в себе прелесть и манеру изъясняться на том языке; они хотели сказать, что мать была [такая] белая, как яйцо. Любознательные в отношении языков [люди] развлекутся этим и другим подобным многословием, которые им не покажутся таковыми. Не любознательные пусть меня простят.

Этому Инке Вира‑коче его [народ] приписывает возникновение предсказания, которое имелось у королей Перу, о том, что после того, как процарствует определенное число [королей], на эту землю должны прийти люди, которых никогда не видели, и они отнимут у них языческую веру и империю. Таково было содержание предсказания, высказанное в путанных, двусмысленных словах, которые не позволяли воспринимать [их точный смысл]. Индейцы говорят, что, поскольку этот инка после сна с привидением стал у них оракулом, амауты, которые были философами, и верховный жрец вместе с самыми старыми жрецами храма Солнца, которые были чудотворцами, спрашивали в должное время о том, что ему приснилось, и что из слов, и комет на небе, и земных предвестников, которые наблюдались в птицах и животных, и из суеверий, и извещений, которые приносили жертвоприношения, из всего этого после совещания со своими [родичами] инка сделал указанное предсказание, превратив себя в главного чудотворца; и он приказал, чтобы [последующие] короли по традиции хранили бы в памяти [это предсказание] и чтобы не распространяли его среди простых людей, ибо не было дозволено оскорблять то, что для них являлось чудесным откровением, и было неблагоразумно, чтобы стало известно и начались бы разговоры, что настанет время, когда инки утратят свою языческую веру и свою империю, что они будут низвергнуты с высоты и лишены божественности, которые им приписывались. Поэтому больше не было разговоров об этом предсказании до инки Вайна Капака, который незадолго до своей смерти весьма открыто заявил о нем, как мы расскажем в нужном месте. Некоторые историки коротко касаются того, о чем мы говорили: они говорят, что предсказанное принадлежало божеству, которое было у индейцев; его звали Тикси Вира‑коча. То, что рассказал я, слышал от старого инки, который говорил про древние времена и рассказывал сказки своих королей в присутствии моей матери.

Поскольку это предсказание сделал Инка Вира‑коча, и поскольку оно сбылось с приходом испанцев в Перу, и они завоевали [страну] и уничтожили языческую веру инков, и проповедовали католическую веру нашей святой матери римской церкви, индейцы дали испанцам имя Вира‑коча, и это была вторая причина, из‑за которой они так поступили, присовокупив ее к первой, каковой являлось утверждение, что они были сыновьями фантастического божества Вира‑кочи, присланные им (как мы говорили раньше) в помощь инкам и для наказания тирана. Этот рассказ мы поместили до положенного ему места, чтобы сообщить об этом чудесном предсказании, которое короли инки узнали за столько лет до [прихода испанцев]: оно исполнилось во времена Васкара и Ата‑вальпы, праправнуков инки Вира‑кочи.

 

Глава XXIX

СМЕРТЬ ИНКИ ВИРА‑КОЧИ. АВТОР ВИДЕЛ ЕГО ТЕЛО

 

Величественным и высочайшим было положение Инки Вира‑кочи, как мы об этом рассказали, когда он умер; его оплакивала вся его империя; ему поклонялись как богу, сыну Солнца, совершая множество жертвоприношений. Он оставил наследником Пача‑кутека Инку и [еще] многих других сыновей и дочерей, законных по своей королевской крови и незаконных; он завоевал одиннадцать провинций – четыре на юге от Коско и семь–на севере. Точно неизвестно, сколько лет он прожил и сколько царствовал; чаще всего говорят, что он процарствовал более пятидесяти лет; об этом же говорил вид его тела, когда я видел его в Коско в начале тысяча пятьсот шестидесятого года, когда я, вынужденный уехать в Испанию, заходил в дом лиценциата Поло Ондегардо, урожденного Сала‑манки, который был коррехидором того города, чтобы поцеловать ему руки и проститься с ним по причине моего путешествия. Среди других благодеяний, которые он оказал мне, он предложил: «Поскольку ты едешь в Испанию, войди в это помещение; ты увидишь кой‑кого из своих [предков], которых я извлек на свет, чтобы у тебя было что рассказать там». В помещении я увидел пять тел королей инков – три мужских и два женских. Один из них, как говорят индейцы, был тот Инка Вира‑коча; было видно, что он прожил долгую жизнь; у него была белая как снег голова. Второй, говорят, был великий Тупак Инка Йупанки, который доводился правнуком Вира‑коче Инке. Третий был Вайна Капак, сын Тупак Инки Йупанки, праправнук Инки Вира‑кочи. Двое последних не казались столь старыми, хотя и у них были седые волосы, но не столько, сколько у Вира‑кочи. Одна из женщин была королева Мама Рунту, супруга этого Инки Вира‑кочи. Другая была койа Мама Окльо, мать Вайна Капака, и, видимо, это правда, что индейцы держали их, мужа и жену, вместе после смерти, как они вместе находились при жизни. Тела их были сохранены полностью; все было на месте – каждый волосок с головы, из бровей и ресниц. Они были в тех своих одеждах, которые носили при жизни: на голове только льауту и никаких других королевских знаков отличия. Они сидели [на корточках], как обычно садятся индейцы и индианки: руки скрещены на груди–правая поверх левой; глаза опущены вниз, словно они смотрели на пол. Отец учитель Акоста, говоря об одном из этих тел, которые также успел увидеть его преподобие, говорит в книге шестой, глава двадцать первая: «Тело было настолько целым и хорошо приготовленным (aderecado) с [помощью] какого‑то битума, что казалось живым. Глаза были сделаны из тончайшей золотой ткани; они были так великолепно вставлены, что не было необходимости в естественных глазах», и т. д. Я каюсь в своей невнимательности, ибо не рассматривал их столь [детально], а было это потому, что я не собирался писать о них; ибо если бы я думал об этом, то смог бы более детально рассмотреть, какими они были, и узнать, как и чем их забальзамировали, ибо мне, как подлинному сыну, не отказали бы, как отказывали испанцам, которые как ни старались, так и не смогли узнать об этом от индейцев; должно быть, они уже утратили эти традиции, как и многие другие, о которых мы говорили и скажем [еще]. Я также не заметил битума, поскольку они были такими целыми, что казались живыми, как об этом говорит его преподобие. И надо думать, что он [битум] был использован, ибо, судя по тому, как выглядели тела умерших столько лет тому назад, не представляется возможным, чтобы без введения некоего [состава] они могли бы столь полно сохраниться и сохранить так много мышечных тканей (llenos de sus carnes); однако это было сделано столь скрытно, что нельзя было заметить. Тот же автор, рассказывая об этих телах в пятой книге, глава шестая, говорит следующее: «Прежде всего они старались законсервировать тела Королей и господ, и они сохранялись целиком более двухсот лет без запаха и разложения. В таком виде находились в Коско короли инги, каждый в своей часовне и молельне, откуда трех или четырех из них извлек и перенес в Город Королей (чтобы выкорчевать языческую веру) вице‑король маркиз де Каньете; вид человеческих тел, [сохранявшихся] столько лет, со столь красивыми лицами и столь целыми, вызвал восхищение», и т. д. До этого – [слова] отца учителя, и нужно предупредить, что Город Королей (где тела уже находились почти двадцать лет, когда их увидел его преподобие) расположен на очень жаркой и влажной земле и по этой причине весьма гнилой, особенно для мяса, которое уже на следующий же день портится; несмотря на все это, он говорит, что вид мертвых тел, [сохранявшихся] столько лет, со столь красивыми лицами и столь целыми, вызывал восхищение. Насколько же лучше было их состояние двадцатью годами раньше в Коско, где холодная и сухая земля сохраняет мясо, не давая ему разлагаться, пока оно не высохнет словно палка. Лично я думаю, что главным и лучшим способом, который использовался для бальзамирования, был перенос [этих тел] поближе к снегам, и там их держали, пока не высыхали ткани, а потом в них вводили битум, о котором говорит отец учитель, чтобы заполнить и [тем самым] заменить высохшие ткани, ибо тела были во всем настолько целыми, что казались живыми, здоровыми и в хорошем состоянии, [и], как говорят, им оставалось только начать разговор. Это соображение родилось во мне при виде вяленого мяса, которое индейцы во всех холодных землях готовят исключительно путем его вывешивания на [свежем] воздухе, пока оно полностью не теряет всю свою влажность, и они не используют соль или иное предохраняющее [вещество], а высушенное таким путем они хранят его столько времени, сколько хотят. И таким образом готовилось все мясо во времена инков, которым снабжались воины.

Я вспоминаю, что трогал палец на руке Вайна Капака; казалось, что это – деревянная статуя, настолько он был твердым и крепким. Тела были настолько легкими, что любой индеец переносил их на руках или на плечах из дома в дом, когда кабальеро просили об этом, чтобы посмотреть на них. Их несли, закрывая в белые покрывала; на улицах и площадях индейцы падали на колени, поклоняясь им со слезами и стенаниями; и многие из испанцев снимали перед ними шляпы, ибо это были тела королей, что вызывало у индейцев такую благодарность, что они не могли выразить ее словами.

Вот то, что можно было [рассказать] о подвигах Инки Вира‑кочи; другие, менее значительные дела и побасенки об этом знаменитом короле в точности не известны, в связи с чем вызывает сожаление, что из‑за отсутствия письма умерли и оказались похоронены вместе с ними подвиги столь выдающихся людей.

Отец Блас Валера упоминает только одно высказывание (dicho) этого Инки Вира‑кочи; он говорит, что инка повторял его много раз, а что ему передали эту [устную] традицию и еще другие рассказы других королей инков, как об этом будет рассказано, трое инков (он называет их имена). Этот [рассказ] касается воспитания детей, ибо, поскольку этот инка воспитывался в такой суровости и немилости его отца, вспоминая о том, что с ним случилось, он предупреждал своих, [указывая], как следует воспитывать детей, чтобы они были бы хорошо обучены. Он говорил: «Отцы во многих случаях являются причиной того, что дети становятся потерянными и совращенными из‑за тех привычек, которые они прививают им в детстве; потому что одни воспитывают их, чересчур одаривая и в излишней мягкости, и, словно завороженные красотой и нежностью детей, потакают любому их желанию, не заботясь о том, что случится с ними в будущем, когда они станут взрослыми. Другие воспитывают их в излишней суровости, наказывая их, что также портит [детей], ибо излишнее одаривание ослабляет и уменьшает силы их тела и духа, а большие наказания приводят к потере мужества и ослаблению таланта в такой степени, что они теряют надежду усвоить учение и испытывают к нему отвращение, а те, кто получают все, не могут найти в себе силы, чтобы выполнить дело, достойное человека. Порядок которому нужно следовать, заключается в том, чтобы воспитание проходило бы посредине, чтобы этим путем дети вырастали бы сильными и мужественными в военных делах и учеными и благоразумными в делах мира»

На этом рассказе отец Блас Валера заканчивает [описание] жизни этого Инки Вира‑кочи.