Январское восстание и его последствия

 

Второе из двух крупных польских восстаний против России, которые были самыми яркими проявлениями борьбы за национальную свободу в Центрально‑Восточной Европе в XIX в., вспыхнуло в Варшаве 22 января 1863 г. и поэтому называется Январским восстанием. С военной точки зрения есть явный контраст между этим безнадежным восстанием и Ноябрьским восстанием 1830 г. Теперь это была не русско‑польская война, которую вела регулярная армия автономного королевства Польского против царской империи не без некоторых шансов на успех. Партизанская война, тянувшаяся много месяцев – в некоторых регионах и в 1864 г., – была едва ли чем‑то большим, чем унизительное и раздражающее положение вещей для России, и даже многие поляки считали ее героическим, но трагическим актом отчаяния. Подробности такой войны поэтому не так существенны для общей истории. Тем не менее есть две поучительные аналогии между двумя революциями, которые иллюстрируют реальное значение событий 1863 г.

На этот раз вооруженной борьбе снова предшествовала серьезная попытка уладить польско‑российские отношения. Не возвращаясь к плану 1815 г., Александр II начал убирать, по крайней мере, самые вопиющие злоупотребления российской администрации в бывшем Польском королевстве, где Паскевич, умерший в 1856 г., был заменен на посту генерал‑губернатора более примиренчески настроенным князем Николаем Горчаковым – братом канцлера Александра Горчакова. На следующий год было разрешено создать Польское сельскохозяйственное общество, которое под председательством своего консервативного главы, графа Анджея Замойского, много сделало для экономического развития и изучения жизненно важной сельскохозяйственной проблемы. Те, кто надеялся на реальные уступки в политической или, по крайней мере, культурной сфере, были настолько разочарованы, что в 1860 г. демонстрации патриотического характера и последовавшие за ними военные репрессии создали напряженную ситуацию в Варшаве, поэтому в марте 1861 г. царь принял решение по основной реформе, воспользовавшись услугами маркиза Александра Велёпольского – единственного польского государственного деятеля, который благосклонно относился к сотрудничеству с Россией.

Этот чрезвычайно талантливый, но не популярный в народе государственный деятель сразу же получил важный пост в недавно созданном Государственном совете, который должен был рассматривать требования поляков и реформировать систему образования. В июне 1862 г. после еще одной серии бурных демонстраций, которые вынудили его на время отойти от дел, Велёпольский возглавил гражданское правительство Российской Польши с братом царя в качестве вице‑короля. Реальные уступки по‑прежнему ограничивались образованием, однако включали развитие так называемой «основной школы» в Польском университете, в то время как даже правые в Сельскохозяйственном обществе просили создать действительно независимое национальное правительство не только для «королевства», но и для литовских и украинских земель. «Красные», как называли левых радикалов в движении за независимость, немедленно создали Центральный национальный комитет в добавление к Революционному комитету генерала Мерославского, ветерана 1846–1848 гг., который решил вооружить крестьян для планируемого восстания.

Велёпольский считал революционно настроенную молодежь в городах даже более опасной и в ночь на 14 января 1863 г. отдал приказ о призыве на военную службу новобранцев, который был ограничен городами. Эта провокация просто ускорила начало восстания 22 января, когда было провозглашено полное освобождение крестьян и бунтовщиков из числа польских солдат в русской армии. Несмотря на радикальный характер движения, к нему присоединились «белые», как это сделали консервативные элементы в 1830 г., превратив его в поистине всеобщее национальное восстание. Однако в его руководстве было даже еще меньше единства, чем в предыдущий раз. Мерославский[74]на его посту «диктатора» был заменен сначала на Мариана Лангевича, а позднее – на Ромуальда Траугутта, жителя бывшего Великого княжества Литовского, где, как и в 1831 г., восстание нашло сильную поддержку, тогда как привлечь на свою сторону крестьян Украины оказалось невозможным.

Аналогия с ситуацией 1831 г. даже более поразительна в плане иностранной помощи, которая на этот раз была особенно необходима. И снова правые поняли необходимость, по крайней мере, дипломатического вмешательства государств, благосклонно относящихся к полякам, и, хотя князь Адам Чарторыйский умер за два года до происходящих событий, теперь его сын Владислав руководил дипломатическими усилиями, которые прилагало Национальное правительство (официально провозглашенное 10 мая 1863 г.), главным образом в Париже и Лондоне. В то время как Пруссия немедленно встала на сторону России и в Конвенции Альвенслебена от 8 февраля пообещала полное взаимодействие для пресечения революционного движения, даже Австрия – третья участница раздела Польши – довольно сочувственно отнеслась к полякам. Уже в феврале и марте французское и английское правительства, признавая международный характер польского вопроса, стали настаивать на том, чтобы царь восстановил права, гарантированные полякам Венским конгрессом, а 10 апреля Австрия вместе с еще одним протестом двух этих западных держав отправила аналогичную ноту в Санкт‑Петербург. Однако в России знали, что даже Наполеон III, который лично обращался к царю по этому вопросу, не будет поддерживать военной силой такие дипломатические вмешательства, которые повторились в июне. Поэтому ответы канцлера Горчакова были отрицательными; он ссылался, во‑первых, на амнистию, обещанную царем, а в конце заявил, что, прежде чем начинать какое‑то обсуждение с поляками, следует сначала подавить их восстание.

Что и было сделано с величайшей беспощадностью не только российскими военными, но и новой администрацией в королевстве, где генерал‑губернатором стал прибалтийский немец Теодор Берг, и в бывшем Великом княжестве Литовском, где генерал М.Н. Муравьев отличился актами особой жестокости. Во взаимодействии с ними Николай Милютин пытался привлечь на сторону царя польское крестьянство, заставив их поверить в то, что их настоящий враг – польское мелкопоместное дворянство, хотя никто не стремился к прогрессивной земельной реформе больше, чем лидеры восстания.

Эти лидеры и все их последователи теперь получили суровое наказание, кульминацией которого было публичное повешение Ромуальда Траугутта и четырех его соратников. Когда это случилось в Варшаве 5 августа 1864 г., массовые репрессии во всех уголках бывшего содружества уже были в разгаре. Привислинский край, как с 1888 г. называлось королевство Польское, утратил последние признаки автономии и превратился еще в одну русскую провинцию с русским языком как официальным в органах управления, судах и школах. Еще более полным было искоренение всего польского в исторической Литве, где даже использование польского языка в общественных местах было запрещено, а земельная собственность большинства поляков была конфискована и на белорусских, и на украинских территориях.

Однако и снова процесс систематической русификации в восточных провинциях бывшего содружества не был направлен исключительно против поляков. Даже украинцы, которые не принимали участия в Январском восстании, считались опасными элементами, которые должны были быть полностью поглощены великороссами. Именно в 1863 г. министр иностранных дел России граф Валуев сделал свое знаменитое заявление о том, что никогда не было, нет и не будет отдельного «малороссийского» языка, так как он представляет собой лишь крестьянский диалект великого русского языка. А когда, тем не менее, в Киеве продолжилась некоторая научная и литературная деятельность украинских обществ, указ от 18 мая 1876 г. запретил ввоз книг, напечатанных за границей на этом малороссийском диалекте, а также печать и публикацию оригинальных трудов и их переводов на территории империи, за исключением исторических документов и специально разрешенных произведений художественной литературы в общепринятой русской орфографии.

Но этническая Литва теперь тоже считалась чисто русской территорией, а так как литовцы, активно принимавшие участие в борьбе за восстановление старой польско‑литовской федерации, тоже начали использовать литовский язык в некоторых своих прокламациях и подпольных манифестах, русские решили остановить движение за национальное возрождение литовцев, заставив их использовать русский алфавит вместо латинского. Устно объявленный Муравьевым, этот приказ был опубликован его преемником – генерал‑губернатором Кауфманом 6 сентября 1865 г., и на следующий год Валуев ввел его в действие в пределах всей Российской империи.

Поэтому с этого момента публикации на литовском языке с использованием латинского алфавита – единственно подходящего и свойственного культурным традициям страны – приходилось печатать за границей. Большинство из них появлялись в той части Восточной Пруссии, где говорили на литовском языке, – небольшом приграничном регионе под названием Малая Литва, откуда их приходилось контрабандой ввозить на территорию, контролируемую русскими. Так случилось, что литовское национальное самосознание в какой‑то степени развивалось под властью Пруссии, которая не считала свое незначительное литовское меньшинство сколько‑нибудь важным и опасным, чтобы применять строгие методы германизации или сотрудничать с Россией, принимая репрессивные меры.

Поляки, напротив, не имели таких возможностей при власти Бисмарка, которая относилась к ним так же враждебно, как и российская власть, но они нашли возможности для свободного культурного развития и даже самоуправления в Австрии благодаря конституционной реформе в империи Габсбургов, которая совпала с самыми худшими годами преследований на русской части польских земель после неудавшегося восстания. И несмотря на преобладание поляков в Галиции, русины этой австрийской провинции, являющиеся сородичами украинцев в России, которые в большинстве своем в конечном счете тоже стали так называться, тоже нашли в преобразованной Дунайской монархии для себя условия благоприятные для национального развития, что было компенсацией за отказ в любых правах их гораздо более многочисленным братьям по другую сторону границы.

Эта новая роль Галиции, «польского Пьемонта», то есть центра национального движения и поляков, и украинцев, имела особое значение в религиозной сфере. В православной Российской империи католицизм, считавшийся неотделимым от польского и литовского национализма, тоже серьезно пострадал. К католицизму восточного обряда – так называемой униатской церкви, которая в значительной степени ассоциировалась с украинским национализмом, не относились даже терпимо. Наоборот, она была ликвидирована (1876) в Холмском районе бывшего королевства Польского. Под властью Габсбургов католицизм обоих видов пользовался официальной поддержкой. Это было еще одним преимуществом у австрийских поляков в противоположность судьбе поляков в России или протестантской Пруссии и уникальным шансом для униатской церкви Рутении, которой удалось сохраниться только в Галиции. Но ситуацию в этой провинции, резко контрастирующую с ситуацией в России после 1863 г., можно понять только как часть общей проблемы внутренней перестройки в Австрии.