Привет, рак, давно не виделись

 

Ранее в книге мы говорили о двух типах рака груди, который может появиться после первоначального диагноза. Контралатеральный рак молочной железы (КРМЖ) – это совершенно новый рак, который развивается в другой груди. После того как вы перенесли рак, риск КРМЖ в течение жизни составляет примерно 7 %, но может быть намного выше у молодых женщин или при неблагоприятных биологических условиях. Вероятность развития КРМЖ обычно выше, чем любого другого вида рака. Если такое случится с вами, помните: однажды вы его уже победили, и, что бы вы ни говорили, вы сможете сделать это снова.

Локорегионарный рецидив, с другой стороны, значит, что рак снова появился на прежнем месте в железистой ткани, коже, мышцах или подмышечных/надключичных лимфоузлах. Вы или ваш врач, возможно, найдете новый бугорок, уплотнение или сыпь на коже, или же что-то обнаружится на визуальном обследовании. Это может произойти, даже если вы делали мастэктомию. Рецидивы обычно проявляются в виде узелков на коже, под кожей или в лимфатических узлах, независимо от того, делали вы реконструктивную маммопластику или нет[857].

Неважно, ожидали вы этого дня или же считали себя неуязвимой: новость все равно оказывает убийственный эффект. Вы выбрали неправильную команду? Или делали/думали/ели что-то неправильно? Или лечение было недостаточно хорошим? Может быть – и если это действительно так, – ура, потому что мы нашли кое-что важное, что нужно изменить или добавить, чтобы наконец навсегда избавиться от этого злодея. А вот если каждый из вас делал все правильно, то виновата только биология опухоли, которая, похоже, любит возвращаться, чем бы мы ее ни били. Мы называем рак, возникший неподалеку от области первого появления, ипсилатеральным рецидивом опухоли молочной железы (ИРОМЖ); когда рецидив происходит более чем в 2–3 см от первоначального положения или в соседних лимфоузлах, – это локорегионарный рецидив (ЛРР). В течение 10 лет после лечения при негативных лимфоузлах ИРОМЖ и ЛРР случаются соответственно у 6,4 и 1,9 % пациенток; если лимфатические узлы изначально были поражены, вероятность ИРОМЖ и ЛРР возрастает до 8,7 и 6 % соответственно[858]. В общем и целом, это довольно низкие цифры, но когда рак возвращается в вашу грудь, шанс возрастает до 100 %-ного – и от удара у вас может перехватить дыхание. Пятилетняя выживаемость при ЛРР хуже, чем при ИРОМЖ (34,9 % против 76,7 %), а когда и тот, и другой рецидив происходят в течение двух лет после первичного рака, цифры еще более ухудшаются[859].

 

В момент лечения необходимо продолжать общение с коллегами и начальством, чтобы возвращение на рабочее место было комфортным.

 

Вы должны быть настроены на излечение. Убедитесь, что у вашего врача есть четыре ключевых хода: 1) МРТ груди; 2) сканирование всего тела (ПЭТ/КТ костей и мозга), чтобы исключить четвертую стадию болезни; 3) анализ на онкомаркеры в крови; 4) профиль опухоли (РЭ, РП, HER2, Ki-67). Если химиотерапию не рекомендовали сразу же, давайте удалять опухоль. Если у вас осталось достаточно железистой ткани, обсудите с врачом возможность повторной лампэктомии и частичного или полного облучения груди (если вы в первый раз проходили один вид радиотерапии, в этот раз можете пройти другой)[860]. В ином случае, если у вас маленькая грудь или вы решили: «Все, пора делать мастэктомию», значит, делайте мастэктомию. Если вы уже делали мастэктомию, то попросите врача удалить раковую ткань и зашить кожу или использовать ткани из какого-нибудь другого места вашего тела, а также сделать радиотерапию, если вы ее не делали. Мастэктомия или нет, но при любом рецидиве в подмышечных или надключичных лимфатических узлах требуется их удаление и, возможно, таргетированная радиотерапия, если ее не делали до этого, а также системная терапия (химиотерапия и/или эндокринная терапия).

 

Ваш худший страх

 

Наследованные и приобретенные генетические мутации, образ жизни, социоэкономические обстоятельства, медицинский уход и факторы окружающей среды – все это по-разному действует на каждый организм, повышая или уменьшая ваш личный риск рецидива рака груди. Ни один фактор по отдельности не определяет вашей судьбы, и мы не понимаем всех хитросплетений в их взаимодействии.

Несмотря на все наши лучшие усилия, примерно у 30 % женщин, у которых диагностирована ранняя стадия рака груди, в конце концов развивается метастатическая болезнь в другом органе – легких, печени, мозге или костях[861]. Сейчас в США живут около 155 тысяч женщин с метастатическим раком молочной железы (МРМЖ); у 75 % этих женщин рак был диагностирован на I–III стадиях, а более 11 % из них проживут более 10 лет[862]. Пациентки иногда путают метастатический рецидив с новой локализацией рака, например, считают, что их новая проблема – это рак печени. Понять, что такое МРМЖ, можно примерно так: если американка едет в Париж, она не становится француженкой. Она по-прежнему выглядит как американка и говорит по-английски, даже стоя у подножия Эйфелевой башни. Точно так же и рак груди, давший метастазы в печень, выглядит и ведет себя как рак груди, а не как рак печени.

На самом деле некоторые виды опухолей сложнее вылечить, и не все методы лечения действуют на всех пациентов, а иногда сначала действуют, а потом перестают. Риск рецидива есть даже спустя десятилетия после первоначального диагноза; есть ли у нас информация о том, у какого субтипа рака выше вероятность рецидива? Ну да: мы знаем, что опасность рецидива зависит от строения опухоли, геномных профилей и методов лечения. Например, анализ данных о более 110 тысячах женщин, получавших лечение в 1985–2000 годах, показал, что химиотерапия снизила смертность на 38 % в возрасте до 50 лет и на 20 % – в возрасте от 50 до 70 лет; еще на 31 % смертность уменьшалась при приеме тамоксифена. Общее снижение смертности составило 57 и 45 % соответственно (и было бы еще ниже с современными методами лечения)[863]. Иными словами, лечение повышает выживаемость, и эта защита держится в течение 15 лет наблюдений.

Если не рассматривать лечение, какие есть прогностические факторы рецидива? Более крупные опухоли, больше пораженных (позитивных) лимфоузлов, более высокая градация и наличие эстрогеновых и прогестероновых рецепторов повышают риск[864]. Что интересно, вероятность рецидива эстроген-позитивного рака меньше в течение четырех лет, но затем начинает расти через 7,7 года; иными словами, пациенткам с эстроген-негативными опухолями хуже сначала (ежегодный риск рецидива в течение трех лет составляет 6,5 % в сравнении с 2 % при ЭП-раке), но после того, как ЭН-рак выйдет за пределы трехлетнего «окна», риск становится таким же, как и при ЭП. Пересечение происходит примерно между седьмым и восьмым годами: тогда риск рецидива эстроген-негативных опухолей становится в два раза меньше, чем у эстроген-позитивных. Точно такая же схема – снижающийся риск «плохого» рака, который пересекается с риском «хорошего» примерно через 7–8 лет, – наблюдается при сопоставлении больших и небольших опухолей, позитивных и негативных лимфатических узлов[865], высокой и низкой градации[866], «хороших» и «плохих» подтипов (люминальный типа A / типа B/HER2/ТНРМЖ)[867] и высокого и низкого геномных профилей (Oncotype DX[868] и «МаммаПринт»[869]). Иными словами, агрессивные опухоли демонстрируют свою силу в первые пять лет, часто сдерживаются лечением (а если нет, то происходит рецидив), но после этого опаснее становится уже более «благоприятный» рак.

 

Риск рецидива реален, но лечение повышает выживаемость, а защита при наблюдении держится в течение 15 лет.

 

Возможно, у вас есть знакомая, которая переболела раком груди лет 20 назад, а потом однажды вы узнали, что он вернулся в печени. Как это происходит? Ключ здесь – в первых годах жизни исходной опухоли. Видите ли, вне зависимости от скорости роста рак начинается с одной-единственной клетки и растет с постоянной скоростью довольно долго (годы, а то и десятилетия), незаметный ни для сканирования, ни на ощупь, а метастазы начинает давать еще до обнаружения. Плюс – и в этом ключ – метастазы (если их не уничтожает иммунная система) растут примерно с такой же скоростью, как и исходная опухоль [870]. Ага. Прямо как заяц и черепаха. Когда метастазы-«зайцы» быстро делятся или у них есть, например, HER2-рецепторы, наши агенты довольно легко их уничтожают; но если терапия терпит неудачу, то «заяц» раскрывает неожиданно зубастую пасть, – и буквально через несколько лет происходит рецидив. Почему? Как и их «родители», эти метастатические клетки часто сопротивляются лечению и быстро делятся. С другой стороны, медлительные, ленивые раки-«черепахи» не распознаются химиотерапией, которая уничтожает только быстро делящиеся клетки; однако эндокринная терапия замедляет их прогресс. Тем не менее, некоторые из этих «черепах» выживают и ищут себе пристанище где-нибудь подальше от груди; вероятность рецидива составляет 9,9 % через 0–5 лет; 5,4 % через 5–10 лет; 2,9 % через 10–15 лет; 2,8 % через 15–20 лет и 1,3 % через 20–25 лет[871].

 

Агрессивные опухоли демонстрируют свою силу в первые пять лет, но и лучше реагируют на лечение.

 

Метастатический рак может проявиться в виде одного или множества метастазных поражений, которые образуются в одном или нескольких органах – чаще всего в костях, легких, печени и мозге (от более частого к менее частому). В целом выживаемость при МРМЖ растет на 1–2 % в год[872], в основном благодаря более эффективным химиотерапевтическим и гормональным средствам[873]. У всех подтипов, кроме трижды негативного рака (он «предпочитает» мозг, легкие и отдаленные лимфоузлы), самое частое место для метастазов – кости[874]. HER2-позитивный рак также проникает в мозг. Большинство метастатических опухолей груди временно реагируют на лечение, но через год или два болезнь все равно продолжает прогрессировать[875]. Однако некоторые типы рака после химиотерапии уходят в полную ремиссию и остаются в таком состоянии даже через 20 лет. Мне доставались «в наследство» пациентки с МРМЖ, пережившие своих врачей. У немалой части пациенток с МРМЖ наблюдалась олигометастатическая болезнь – это означает, что одно или несколько метастатических поражений ограничены одним органом; такая потенциально полностью излечимая ситуация на IV стадии бывает у 1–10 % пациентов с МРМЖ[876]. Давайте предположим, что у вас олигометастатическое поражение в одном месте на позвоночнике. Стереотаксическая радиотерапия тела (СРТ) фокусирует радиационный луч на месте поражения; пять кратких сеансов практически без побочных действий облегчают боль и полностью вылечивают рак (в этой области) у 100 % пациенток[877].

Вот чего следует ожидать при диагностированном метастатическом раке молочной железы. Во-первых, вам снова сделают снимки всего тела, чтобы узнать, насколько распространилась болезнь. Затем по возможности нужно сделать биопсию метастазов, чтобы узнать, соответствуют ли они по биологии той самой опухоли в груди, которая развилась у вас когда-то. Задумайтесь: если 70 % клеток вашей опухоли были эстроген-позитивными, вполне могли вернуться те самые 30 % эстроген-негативных клеток. Подробнее разбираясь с ДНК опухолей, ученые поражаются генетическому разнообразию, которое находят внутри одной-единственной опухоли [878]. Некоторые центры используют жидкую биопсию, о которой мы говорили выше, чтобы проанализировать ДНК, сброшенную опухолью. Они ищут генетические мутации и другие стимуляторы роста опухоли. В эпоху персонализированной медицины жидкая биопсия позволяет нам выбрать, какая терапия лучше всего сработает именно для вашего рецидива, а поскольку это просто анализ крови, мы можем наблюдать за реакцией на лечение и отмечать изменения в сцДНК, которые могут сказать нам о необходимости стратегических изменений[879]. Мы хотим использовать точечные средства, системную химиотерапию, иммунотерапию и эндокринные терапии против того, что у вас есть именно сейчас, а не того, что было когда-то. Операции и радиотерапия могут быть использованы для контроля над местными симптомами вроде боли или, может быть, чтобы избавиться от одиночной опухоли, но при МРМЖ всегда нужно ждать, что где-то неподалеку от опухоли(-ей) прячутся микрометастазные клетки, и уничтожать их системной терапией. Предлагаю вам вернуться к девятой главе и освежить в памяти различное «химическое оружие», которым мы можем пользоваться в этой новой «войне». Обычно врачи соблюдают определенный режим, пока болезнь не начинает прогрессировать, а онкомаркеры – расти, после чего переходят на что-то другое. У нас в арсенале есть немало трюков, так что не оставляйте надежду раньше времени. Спросите свою врачебную команду, нет ли какого-нибудь клинического испытания, на которое вы можете записаться, или сами проверьте их наличие на breastcancercentrals.org. На сайте National Comprehensive Cancer Network (nccn.org) есть бесплатный буклет «Рекомендации для пациентов: рак груди – метастатический (стадия IV)» (Guidelines for Patients: Breast Cancer – Metastatic (Stage IV)), в котором приводится обзор существующих сегодня медицинских стратегий.

 

От 1 до 10 % пациенток с раком четвертой стадии полностью излечиваются. Некоторые из них даже переживают врачей.

 

Вам нужно не только бороться с раковыми клетками, но и сохранять здоровые, в то же самое время залечивая физические и психологические раны, полученные в борьбе с метастатическим раком груди. Очень трудно поддерживать позитивное настроение в обескураживающих обстоятельствах, но вам стоит знать, что психосоциальная помощь может помочь справиться с депрессией, а это, в свою очередь, продлевает жизнь, так что подумайте, не стоит ли вам присоединиться к группе поддержки или религиозной группе и пройти терапию. В случайном исследовании эффективности поддерживающей терапии с участием 125 пациенток с метастатическим раком груди, которым удалось справиться с депрессивным настроением в течение года, медианный срок жизни составил 53,6 месяца, а у тех, кому это сделать не удалось, – 25,1 месяца[880].

 

Глобальная цель любого серьезного лечения – не только побороть раковые клетки, но и сохранить здоровые.

 

Поддерживающий уход бывает разных видов. Поскольку самое распространенное место для метастазов – кости, не стоит удивляться, что самый распространенный симптом МРМЖ – боль в костях; кроме того, высок риск переломов, компрессии спинного мозга и гиперкальциемии (повышенного содержания кальция в крови). Бисфосфонаты – это рецептурные средства, которые останавливают разрушение костей, снижают боль и предотвращают переломы. Они включают золедроновую кислоту («Зомета», внутривенное введение в течение 15 минут каждые 3–4 недели) и памидронат («Аредия», внутривенное введение в течение двух часов каждые 3–4 недели). Возможно, вам понадобится дополнительно принимать витамин D и кальций; деносумаб (Xgeva или Prolia, укол каждые четыре недели) тоже останавливает абсорбцию костей[881]. Однако необходимо помнить, что эти лекарства могут разрушить вашу нижнюю челюсть (мандибулярный остеонекроз) – лишнее напоминание, что борьба за продление жизни может отрицательно сказаться на качестве жизни. Обсудите с врачом, как лучше будет сбалансировать противораковую терапию с симптоматическим контролем и готовы ли вы перенести сопутствующие повреждения. Обязательно обеспечьте тело всей возможной поддержкой, в которой оно сейчас нуждается: комплементарной медициной, питанием, психологической поддержкой плюс-минус лекарства от анемии, тревожности, запоров, депрессии, инфекций, бессонницы, потери аппетита, тошноты/рвоты, нейропатии и боли.

Помните, мы сказали, что некоторые олигометастатические заболевания можно вылечить, и некоторым женщинам удается прожить после них еще 20 с лишним лет? Так бывает в 1–3 % случаев всех МРМЖ[882]. Многие отчеты о перспективных клинических испытаниях рассматривают эффект от всех методов лечения, которые мы стратегически применяем при МРМЖ. Несмотря на первоначальную реакцию, состояние большинства пациенток ухудшается в течение 12–24 месяцев; медианная (половина больше, половина меньше) выживаемость после резистентности составляет 18–24 месяца, а пять лет живут менее 5 % пациенток[883].