Ход боя Владивостокской эскадры

Когда 28 июля (10 августа) 37 г. Мейдзи (1904 г.) находившаяся в Порт–Артуре русская эскадра вышла из гавани с целью прорваться во Владивосток с ней вместе вышел миноносец «Решительный», который, воспользовавшись удобным моментом, прорвался в Чифу и, прибыв туда ночью того же дня, телеграфировал о выходе эскадры во Владивосток. Эта телеграмма, по–видимому, была получена во Владивостоке вечером 29 июля (11 августа). Находившийся там командующий флотом вице–адмирал Скрыдлов немедленно приказал выйти в поход навстречу Порт–Артурской эскадре младшему флагману контр–адмиралу Иессену. 30 июля (12 августа) около 6 часов утра Владивостокская эскадра в составе «Россия» (флаг), «Громобой» и «Рюрик» («Богатырь» находился в ремонте после аварии, полученной 2 (15) мая) направилась к Корейскому проливу. Контр–адмирал Иессен, не зная еще о поражении Порт–Артурской эскадры и возвращении ее большей части обратно, предполагал встретиться с ней вблизи Корейского пролива. 1 (14) августа на рассвете, подойдя к Урусану (бухта Память Дыдымова) и меняя курс на W, вдруг милях в 8 на N в тылу у себя обнаружил нашу 2–ю эскадру. Дав полный ход и повернув влево, крейсера пошли на Ost, по–видимому, с намерением прорваться на NO. Наша эскадра также изменила курс и пошла в том же направлении. Говорят, что бой начался, когда расстояние определилось в 12.000 метров. Теснимый с севера адмирал Иессен увидел, что ему не удастся прорваться на NO и, повернув вправо, решил идти на NW, чтобы потом, вдоль корейского берега подняться на N. Идя 17–ти узловым ходом, это ему удалось бы вполне исполнить, но не прошло и 5 минут, как концевой корабль «Рюрик» отстал и поднял сигнал, что имеет повреждение в руле. Адмирал Иессен на это приказал управляться машинами и продолжать идти прежним курсом, но «Рюрик» не мог исполнить приказания, а кроме того наша 2–я эскадра сосредоточила на нем свой огонь. Адмирал пошел к нему на выручку, стараясь отвлекать на себя огонь неприятеля и дать возможность «Рюрику» починить руль. Затем с «Рюрика» получили ответный сигнал: «Не могу управляться машинами». Тогда адмирал Иессен с «Россией» и «Громобоем» пошел таким образом, чтобы заслонить «Рюрик» и около 8 часов приказал ему идти во Владивосток. «Россия» и «Громобой» продолжали вести бой с нашей эскадрой. В 8 часов 30 минут адмирал, видя, что «Рюрик» значительно отстал и кроме того ведет бой с нашими крейсерами «Нанива» и «Такачихо», хотел было идти к нему на помощь, но, находясь в жаркой схватке с нашим 2–м боевым отрядом, не мог этого сделать и потому решил лучше отвлечь 2–й боевой отряд на север, оставив «Рюрик» сражаться с двумя сравнительно слабыми судами, чтобы за это время он мог исправить повреждение руля и затем вернуться во Владивосток. Потому он покинул «Рюрик» и перестреливаясь с нашей эскадрой, пошел на север. Около 10 часов наш 2–й боевой отряд прекратил преследование и, таким образом, окончился 5 часовой бой. В результате его на «России» был убит старший офицер капитан 2 ранга Владимир Иванович Берлинский и ранены 6 офицеров. На «Громобое» были убиты: вахтенный начальник лейтенант Николай Николаевич Браше и еще 3 офицера и ранены командир, флигель–адъютант капитан 1 ранга Николай Дмитриевич Дабич и 6 офицеров. Нижних чинов на обоих судах вместе было убито 135 человек и ранено 307. Повреждения, нанесенные судам, были также значительны. На «России» в главные части попало 26 снарядов; были разбиты 3 дымовых трубы и потому не могли держать полного давления пара; 3 котла были совершенно выведены из строя и, кроме того, из крупных орудий остались годными только три. Говорят, что во время боя 8" снаряд произвел пожар близ порохового погреба и во время вызванного этим смятения другой 8" снаряд попал в бомбовый погреб и вызвал взрыв снарядов, команда, пренебрегая опасностью, с трудом погасила пожар. На «Громобое» в корпус попало 25 снарядов; в нижней палубе был вызван пожар; разрушения внутри судна также были значительны. Кругом были разбросаны куски мяса и костей. Палуба покрылась свежей кровью и стала коричневого цвета. В середине боя появилась подводная пробоина; опасаясь уменьшения скорости хода, командир судна приказал разнести подрывные патроны на случай, если придется взорвать судно. Адмирал Иессен видел полную невозможность в таком виде идти снова в бой, чтобы вернуться к оставленному «Рюрику». Когда суда вышли из опасности, то, к счастью, тихая погода позволила остановиться и заняться ремонтом в наиболее важных местах. 3 (16) августа суда вернулись во Владивосток.

В разгар боя на «Рюрике» был сначала ранен старший офицер, капитан 2 ранга Николай Николаевич Хлодовский. Затем, взорвавшимся близ мостика снарядом были сметены с мостика почти все бывшие на нем, начиная с командира судна капитана 1 ранга Евгения Александровича Трусова. Тогда в командование судном вступил старший минный офицер лейтенант Николай Исакович Зенилов, но и он был ранен; его заменил старший штурман лейтенант Константин Петрович Иванов, который и продолжал управлять боем. Несмотря на то, что руль был уже поврежден и перебиты рулевые приводы, так что судно потеряло способность управляться, крейсер все еще продолжал доблестное сопротивление. С наших судов сыпался град снарядов; оба мостика были сбиты, мачты повалены; не было ни одного живого места, куда ни попали бы наши снаряды; большая часть бывшей на верхней палубе команды была или убита или ранена; орудия одно за другим были подбиты и могли действовать едва лишь несколько штук. 4 котла было разбито, и из них валил пар. В рулевое отделение проникла вода, и крейсер понемногу садился кормой. Сознавая невозможность спасти судно, находясь непрерывно под нашим огнем, лейтенант Иванов решил поскорее как–нибудь покончить это тягостное положение и сначала приказал взорвать судно, но провода были все уничтожены; тогда он приказал открыть в 4 местах кингстоны и в то же время распоряжался спусканием за борт раненых, а прочей команде приказал бросаться в море. Таким образом, «Рюрик», погружаясь кормой, в 10 часов 30 минут перевернулся на левый борт и затонул приблизительно в широте 35В°18′ N и долготе 130В°12′ Ost. Команда его почти вся была подобрана нашей эскадрой.

Во всеподданнейшем донесении наместника Дальнего Востока адмирала Алексеева по поводу боя 1 (14) августа у Урусана говорится:

4–го августа.

Всеподданнейшая телеграмма наместника.

Всеподданнейше представляю Вашему Императорскому Величеству краткое донесение начальника крейсерского отряда, возвратившегося 3–го сего августа во Владивосток с крейсерами "Россия" и "Громобой".

"1–го августа, с рассветом, в четыре с половиной часа утра, имея пары во всех котлах, подошел с крейсерами "Россия", "Громобой" и "Рюрик" к параллели Фузана, на расстоянии от последнего 42 мили и от северного маяка острова Цусима 36 миль, где, повернув к западу, в скором времени увидели впереди правого траверза, приблизительно в 8–ми милях к северу, японскую эскадру броненосных крейсеров, шедшую параллельным с нами курсом и состоявшую из 4–х судов типа "Ивате". Повернув влево и дав полный ход, взял курс в норд–остовую четверть, чтобы по возможности выйти в открытое море. Неприятель, имевший первоначально преимущество в ходе, тотчас же повернул, лег параллельным курсом и заставил меня принять бой, начавшийся в 5 часов утра, с расстояния свыше 60–ти кабельтовых. Вскоре из пролива с юга показался идущий на соединение с неприятелем крейсер 2–го класса типа "Нанива". Неприятель, заметив мое намерение выбраться на норд–ост в открытое море, стал склонять курс в нашу сторону и тем помешал исполнению нашего маневра, почему, выбрав удобный момент, быстро повернул вправо и лег в норд–вестовую четверть, с расчетом, до подхода к корейскому берегу, отойти на север. Этот маневр не был замечен своевременно, и при увеличившемся до 17–ти узлов ходе появилась полная вероятность удачи, но не прошло и пяти минут, как крейсер "Рюрик" вышел из строя и поднял сигнал: Руль не действует", почему я поднял ему сигнал: "Управляться машинами" и продолжал идти прежним курсом. Не получив на этот сигнал ответа и видя, что все японские крейсера сосредоточили свой огонь на "Рюрике", все последующее мое маневрирование имело исключительной целью дать ему возможность исправить повреждения руля, отвлекая на себя весь огонь неприятеля для прикрытия "Рюрика". В это время были замечены еще два крейсера 2–го и 3–го класса, шедшие на соединение с неприятелем. На "Рюрике" был поднят сигнал: "Не могу управляться". Маневрируя впереди его, я дал ему возможность отойти по направлению к корейскому берегу мили на две, и так как на поднятый ему около 8–ми часов сигнал: "Идти во Владивосток", он отрепетовал его и привел на надлежащий курс, имея при этом большой ход, что было видно по буруну впереди его носа, я с крейсерами "Россия" и "Громобой" окончательно лег на норд–вест, все время сражаясь с неприятелем, взявшим параллельный курс и державшимся от нас на расстоянии от 32 до 42 кабельтовов. В это время "Рюрик" находился от нас приблизительно за зюйд–вест на расстоянии 3-4 миль. На этом галсе бой продолжался полных два часа и нам нанесены значительные повреждения: на крейсере "Россия" были пробиты 3 дымовых трубы, что препятствовало хорошо держать пар, и выведены из строя 3 котла. Около половины девятого часа "Рюрик" стал сильно отставать и снова повернул носом от берега. Видно было, что присоединившиеся два крейсера 2–го класса завязали с ним бой, после чего он вскоре стал скрываться из вида. Но так как адмирал Камимура с 4–мя броненосными крейсерами неотступно держался наравне с нами и, таким образом, удалялся от "Рюрика", то я продолжал бой на этом галсе, отвлекая неприятеля дальше на север, в надежде, что "Рюрик" справится с двумя, сравнительно слабыми, противниками и, исправив повреждения руля, будет в состоянии самостоятельно достигнуть Владивостока. Незадолго до 10–ти часов, противник, отойдя на расстояние 42 кабельтовов, открыл самый убийственный огонь за все время боя, что произвело впечатление, будто после этого он пойдет на нас в атаку, но, к общему удивлению, в 10 часов, стреляя залпами, весь отряд пошел от нас, повернув последовательно вправо и прекратил огонь после 5–ти часового жестокого боя. Я сейчас же начал приводить в известность потери и повреждения. На "России" в подводной части и у ватерлинии было 11 пробоин, а на "Громобое" — 6. Убыль флотских офицеров на обоих судах превышала половину состава, нижних же чинов — доходила до 25 %. В виду перечисленных обстоятельств, не представлялось решительно никакой возможности возобновить бой, вернувшись к месту разлучения с "Рюриком", находившимся по меньшей мере в 30–ти милях к югу. Необходимо было, пользуясь тихой погодой, остановить машины, наскоро исправить главные пробоины и идти во Владивосток. На крейсере "Россия" убит капитан 2 ранга Берлинский, ранены: лейтенант Иванов 11–й и Петров 10–й, мичманы — Домбровский, барон Аминов, Колоколов и Ломан; на "Громобое" — убиты: лейтенанты Браше и Болотников, мичманы Гусевич и Татаринов; ранены капитан 1 ранга Дабич — тяжело; Владиславлев, Дьячков и мичман Руденский — легко; контужены: лейтенант Молас и мичман Орлов; нижних чинов на обоих крейсерах убито 135, ранено — 307. Убитые, кроме капитана 2 ранга Берлинского, похоронены в море. В заключение считаю своим долгом засвидетельствовать о доблестной службе и преданности долгу офицеров и нижних чинов отряда. Это были железные существа, не знавшие ни страха, ни усталости. Вступив в бой прямо от сна без всякой перед тем пищи, они в конце 5–ти часового боя дрались с той же энергией и стойкостью, как в самом начале его".

К сему рапорту начальника отряда считаю долгом донести Вашему Императорскому Величеству, что по личном осмотре крейсеров, всех повреждений от действия неприятельских снарядов и по понесенным потерям в личном составе я мог убедиться, в какой высокой степени в этом неравном бое с превосходными силами противника, личный состав своей стойкостью, мужеством и самоотвержением исполнил свой долг.

2. Во всеподданнейшем донесении наместника Дальнего Востока адмирала Алексеева о последних минутах "Рюрика" говорится следующее:

Всеподданнейшая телеграмма наместника.

Всеподданнейше представляю Вашему Императорскому Величеству донесение лейтенанта Константина Иванова 13–го.

Находясь в составе отряда крейсеров под флагом контр–адмирала Иессена, 1 августа, в четыре с половиной часа утра, встретили неприятельскую эскадру в числе 4–х броненосных крейсеров, с которыми и вступили в бой. При повороте колонн неприятель преимущественно сосредоточивал огонь на нас. Приблизительно в восьмом часу утра неприятельским снарядом был поврежден руль, который остался положенным лево на борт. Так как подводной пробоиной затопило румпельное и рулевое отделения, и одновременно с этим была перебита вся рулевая проводка, то управление машинами, вследствие положения руля было крайне затруднительно, и крейсер не мог следовать сигналу адмирала идти полным ходом за уходящими крейсерами "Россией" и "Громобоем", ведущими бой с 4–мя броненосными крейсерами, отстал и принял бой с подошедшими вновь 2–мя крейсерами "Такачихо" и "Нанива", которые пользуясь затруднительным положением управления нашим крейсером, держали его под продольным обстрелом справа, чем наносили нам большой вред своими выстрелами из орудий крупного калибра. Попытка таранить их была замечена неприятелем, и он без труда сохранил свое наивыгоднейшее положение. Наш огонь постепенно ослабевал вследствие большого числа подбитых орудий, и в начале 12–го часа дня наш огонь прекратился совершенно, так как все орудия были подбиты и была больная убыль в офицерах и нижних чинах. В это время была выпущена одна мина из нашего аппарата, но не достигла цели; остальные аппараты были разбиты. Командир — капитан 1 ранга Трусов и старший офицер капитан 2 ранга Хлодовский были смертельно ранены в самом начале боя. Командир был убит в боевой рубке, а старший офицер умер от ран: сломаны обе ноги и рана в боку. Из 22–х офицеров убиты и умерли от ран: лейтенант — Зенилов, временно командовавший крейсером, которого заменил я, барон Штакельберг, мичманы — Ханыков, Плазовский, Платонов, доктор Брауншвейг. Утонул после затопления крейсера старший механик Иванов 6–й. Ранены: лейтенанты: Иванов 13–й, Берг, Постельников, мичманы — Терентьев, Ширяев, капитан Салов, механик Тонин, доктор Солуха, прапорщик запаса Ярмештедт. Остались невредимыми: мичман барон Шиллинг, прапорщик запаса Арошидзе, механики Гейно и Маркович, шкипер Анисимов, комиссар Краузман и иеромонах Алексей. Из 800 человек команды, по имеющимся у меня сведениям, приблизительно убитых 200, раненых тяжело и легко 278 человек. Не имея возможности управляться судном из–за порчи руля и перебитых некоторых главных паровых труб, уйти от неприятеля не мог. Вследствие уничтожения средств защиты, в виду приближения 4–х броненосных крейсеров, возвратившихся из погони за нашими, и вновь появившихся 3–х крейсеров 2–го класса с 5–ю миноносцами, решил взорвать крейсер, что мной было приказано исполнить мичману барону Шиллингу, но эта попытка не удалась, так как часть бикфордовых шнуров была уничтожена в боевой рубке от взрыва снаряда, а другая находилась в затопленном рулевом отделении; поэтому приказал затопить крейсер, открыв кингстоны, что было исполнено механиками. Оставшееся время до погружения крейсера было употреблено на спасение раненых и команды с помощью матрасов, поясов, обломков дерева, так как все шлюпки были разбиты. Вскоре по прекращении огня, неприятель также перестал расстреливать нас. В конце 12–го часа дня крейсер пошел ко дну, а всплывшая команда была подобрана неприятельскими судами, с полной заботливостью доставившими нас в Сасебо. Прием и уход за ранеными был весьма внимателен, а отношение к остальным чинам весьма хорошее. Офицеры и команда во время боя вели себя с полным хладнокровием и исполняли свой долг до конца. Настоящее донесение доставил иеромонах о. Алексей, отпущенный японцами как не военнопленный через Нагасаки — Шанхай.

3. В записках одного офицера с крейсера "Россия" говорится следующее:

"…30 июля утром очень рано снялись с бочек и вышли в море. Всех очень интересует, куда мы посланы. Около 10 часов, выйдя из Амурского залива и отправив обратно сопровождавшие нас миноносцы, адмирал поднял сигнал: "Наша эскадра вышла из Артура, теперь сражается". Тут только догадались мы о цели похода: значит идем в Корейский пролив на соединение с нашей эскадрой. Днем шли строем фронта на расстоянии около 3 миль друг от друга, чтобы случайно не разминуться с нашими артурцами. Однако, странно, что их до сих пор нет. По нашим расчетам, они, выйдя из Артура 28–го, должны быть недалеко уже от Владивостока. Посмотрим, может быть завтра встретим их. Идем ходом 14-15 узлов. К ночи, чтобы не разрозниться, перестроились в кильватерную колонну. На ночь 31 июля должны были не раздеваться: ночью войдем в Корейский пролив и до завтрашнего вечера будем крейсеровать, в ожидании наших на параллели Фузана. К вечеру находились уже в виду берегов.

1 августа. Памятный день для нашего отряда. Произошел следующий казус: только я, сменившись с вахты, лег немного поспать и начал дремать, вдруг услышал, как барабанщики и горнисты мерно выколачивают боевую тревогу. Очень не хотелось вставать, и я продолжал нежиться в койке, как слышу в кают–компании пронзительный звонок, и кто–то из наших офицеров вбегает в кают–компанию со словами: "Господа вставайте — неприятельская эскадра". Я немедленно вышел наверх.

Только что рассвело; весь горизонт во мгле, и сквозь редкий туман с правой стороны вдали вырисовываются контуры четырех знакомых нам броненосных крейсеров Камимуры. Мы поворачиваем последовательно назад параллельным с ними курсом.

За ночь, оказывается, мы разошлись с японцами, и они оказались севернее нас, т. е. отрезали нас от Владивостока. Когда мы их открыли, они шли также как и мы, по параллели, как я говорил, несколько севернее. "Сколько расстояние?" — спрашиваю у дальномерщика — 60 кабельтовых.

"Стеньговые флаги поднять," — командуют с мостика, и вот медленно поползли андреевские флаги по мачтам. Через мгновенье и у неприятеля поднимаются громадных размеров восходящие солнца.

"Стреляют!" — крикнул кто–то на баке. Действительно, на головном неприятельском крейсере показалось белое облачко, и вскоре донесся тяжелый раскатистый звук выстрела. Посмотрел на часы — было 5 часов 10 минут. Между тем наши большие орудия открыли огонь по неприятелю, а японские снаряды со свитом и треском подали вокруг крейсера и понимали целые фонтаны воды. Перешел на левую сторону. Неприятель недалеко; передают: 50- 45-42 и т. д. кабельтовых; идет параллельным курсом и стреляет, не переставая. Один за другим снаряды начинают попадать в корпус крейсера, и наша "Россия" каждый раз при этом сильно вздрагивает. Мимо меня в носилках проносят офицера — кто? В виске громадная рана, один глаз как–то вылез, другой полузакрыт и смотрит полустеклянным взором. Но кто, сразу определить не мог. Потом уже узнал, что это был убит одним из первых снарядов наш уважаемый и любимый старший офицер. Затем стреляем левым бортом. Слышно: десятая пушка выведена, двенадцатая, восьмая… Ворочали еще несколько раз. Уже около 6 часов 30 минут — 7 часов утра… Опять стреляют справа по левой стороне, за прикрытиями сидят только человек 15 из всей прислуги (положим человек 10 отправил в 6 дюймовую батарею на пополнение). Трубы, особенно третья, в клочьях. Пробуем заделать — невозможно. Грохот наших выстрелов смешивается с разрывами неприятельских снарядов, на палубе лежат раненые и убитые, так как носилок и людей мало. Держаться, по–видимому, наш крейсер больше не может, а у нас несчастье: кроме того, что не смогли до сих пор прорваться на север, уже около 6 часов утра "Рюрик" потерял способность управляться, стоял и вертелся на одном месте: у него руль заклинило на борту; мы же с "Громобоем" ходили перед ним и прикрывали от 4–х крейсеров.

"На неприятельском корабле большой пожар. Ура!" — крикнул с полубака Р., занявший место убитого старшего офицера. Команда подхватила это ура, которое разнеслось по всему крейсеру. Но причину ликования знали очень немногие: только те кто стояли близко к полубаку и слышали старшего офицера; вся же остальная команда и офицеры приняли этот радостный крик за привет нашей артурской эскадре, которая, мы ждали, придет и выручит нас: тем более, что на горизонте показался дым. Все бросились к бортам, вылезли даже из машин и с нетерпением стали ждать помощи. Но вот дымок на горизонте приближается, показываются корпуса кораблей, и всех охватывает полнейшее разочарование: подкрепление пришло, но не к нам, а к неприятелю, в виде сначала одного, а потом еще двух крейсеров 2–го класса. Между тем вдруг раздался сильный треск и грохот от разрыва сразу двух 8" снарядов под полубаком, и оттуда повалил густой, сначала желтый, потом белый дым. Пожар под полубаком. Минут через двадцать пожар был потушен. Стены полубака были так накалены, что нельзя было к ним прикоснуться; вода почти горячая, стояла по колено; везде лежали обгорелые и изуродованные трупы. Между тем, вследствие пожара мы были вынуждены отойти от неприятеля. Попадания стали уменьшаться и вскоре совсем прекратились. Бедный "Рюрик" не был в состоянии двигаться, остался сзади, и по нем сосредоточился весь огонь неприятеля, к которому в виде подкреплений подошли три крейсера. Оправившись минут 10, мы снова повернули и пошли опять отстаивать "Рюрика". И опять у нас начался ад. Неприятель открыл по нам учащенный огонь; мы сознаем, что последний раз выручаем "Рюрика", что больше держаться не в состоянии. Оставшиеся орудия выводятся одно за другим, голосовая передача, горнисты и барабанщики выведены, проводники порваны: приходится управляться самостоятельно батарейным командирам. Кожухи и трубы расстреляны, имеем пробоины по ватерлинии и крен; все пять минных аппаратов выведены, в одном из них взорвалась мина. Две мачты в пробоинах еле–еле держатся. Больше двух часов как "Рюрик" получил повреждения: может быть, исправился. Спрашиваем сигналом, исправлено ли повреждение. Ответа нет. Даем ему сигнал: "Идти во Владивосток". Он отвечает: "Ясно вижу", и начинает двигаться по направлению в корейскому берегу, а мы с "Громобоем", отвлекая 4 броненосных крейсера в противоположную сторону, удаляемся от своего товарища "Рюрика". Бог даст отобьется от малых крейсеров и как–нибудь выбросится на корейский берег. Начинаем сами пробиваться во Владивосток. Нам препятствуют, снаряды летят без передышки, мелкие пожары уже не тушим. Верхняя палуба в дырах. Повреждены 2 котла. Еще до этого времени было выведено из строя много офицеров. Я также ранен. Был уже 10–й час, а бой продолжался еще минут 45 или час. Наконец, гром стал стихать, еще один залп по нашему корпусу, и неприятель повернул. Как только они повернули, мы застопорили машины и стали делать исправления, необходимые для возвращения, подводили пластыря и т. п. и 14–ти узловым ходом помчались обратно. Невеселое было возвращение двух израненных крейсеров во Владивосток.

Оказывается, часа через полтора после нашего ухода из Владивостока там была получена телеграмма о неудаче прорыва из Артура и возвращении эскадры обратно. За нами вслед был послан миноносец, чтобы вернуть нас, но не мог догнать, так как мы пошли большим ходом".

После боя у Урусана

Когда 1 (14) августа в 10 часов 42 минуты затонул русский крейсер «Рюрик», адмирал Уриу, руководивший в бою с ним крейсерами «Нанива» и «Такачихо», в 10 часов 45 минут приказал обоим крейсерам спустить все шлюпки и идти спасать плавающих неприятельских матросов. Один за другим подошли 2–й боевой отряд, «Чихая», «Нийтака», «Цусима», 9–й и 19–й отряды миноносцев, и адмирал Камимура приказал всем судам держаться близ этого места, употребить все усилия для спасения людей и обращаться с ними вполне радушно. Суда спустили шлюпки и фунэ и, помогая друг другу, начали подбирать плавающих, так что в конце концов удалось спасти 16 офицеров, 1 священника, 4 кондукторов, 68 унтер–офицеров и 537 матросов (из них 2 умерли), а всего 626 человек.

В 1 час 4 минуты пополудни адмирал Камимура со всеми судами направился в Такесики и телеграфировал в общих чертах о бое в Главную Квартиру и командующему флотом. В 8 часов, вернувшись в Озаки, приказал миноносцам принять уголь и идти на сторожевые районы, 2–му боевому отряду (за исключением «Чихая») приказал идти в Сасебо, а 4–му боевому отряду и «Чихая» оставаться для наблюдения за проливом. В это время пришло приказание от командующего флотом отправить 4–й боевой отряд, «Токива» и один отряд миноносцев к Шанхаю против укрывшихся там после боя 28 июля (10 августа) русских судов. Адмирал Камимура, тотчас же отменив данное ранее приказание 4–му боевому отряду, приказал «Нанива» и «Такачихо» идти для пополнения запасов снарядов вместе со 2–м боевым отрядом идти в Сасебо, а остальным судам 4–го боевого отряда и 15–му отряду миноносцев велел прийти к Шанхаю 3 (16) августа. 2–й боевой отряд 2 (15) числа вышел из Озаки в 3 часа ночи, а «Нанива» и «Такачихо» в 4 часа 30 минут утра и вошли в Сасебо в тот же день около полудня.

Когда известие о победе в морском сражении у Урусана дошло до сведения Его Величества, то 2 (15) августа на имя начальника 2–й эскадры вице–адмирала Камимура Хиконоджо был пожалован нижеследующий Императорский рескрипт:

«2–я эскадра, преодолевая всевозможные трудности, находилась на страже Корейского пролива и, наконец, нанесла большое поражение неприятельской Владивостокской эскадре, потопила одно из его судов и совершила большой подвиг.

Мы искренне хвалим труды и доблесть наших офицеров и команд. Постарайтесь же впредь с всевозрастающим усердием завершить начатое дело».

Адмирал Камимура на этот рескрипт 2 (15) августа принес следующий ответный адрес:

«Одержанная нашей эскадрой победа над Владивостокским неприятелем далась лишь единственно в виду высоких добродетелей Верховного Вождя Императора. Тем не менее Ваше Величество соизволили даровать нам всемилостивейший рескрипт, почему, не будучи в состоянии сдержать душевного трепета, мы с еще большим усердием будем стремиться к исполнению Высочайшей воли.

Подданный Хиконоджо с искренним трепетом почтительно представляет».

3 (16) августа через гофмаршала Двора Императрицы виконта Кагава Кейзо был пожалован всемилостивейший рескрипт от Наследника Престола, на что адмирал Камимура 3 (16) же числа ответил в подобающих выражениях.

 

ГЛАВА VIII