Легендарная личность российского скаутинга

мя Бориса Солоневича в этом Сборнике упоминается во многих разде- лах — настолько активно было его участие на всех этапах российского скау-

тинга. Наиболее подробные биографические сведения даны в досье реабили- тированных скаутов в Приложении.

Здecь же, в подборку с другой героической личностью — Глебом Бостремом, приведем некоторые сведения из его автобиографической книги «Молодежь и FПY», изданной в 1938 году в Софии. Первое издание этой книги в России гото- вил в 1997 году издательский центр ОРЮР в Черноголовке, но оно не осуществлено.

Братья Иван и Борис Лукьяновичи получили хорошее университетское об- разование и физическую подготовку, были яркими личностями, и стали журна-

0 листами в царской России и писателями в эмиграции. Но какой страшный путь

пришлось пройти — Первая мировая война, Гражданская война, цепь непре- рывных арестов ВЧК и ОГПУ с 1920 по 1934 год, Лубянка, Соловки, Сибирь, Беломор-канал.

После Брестского мира Б. Солоневич оказался в Добровольческой Армии А.И. Деникина, но по слабому зрению вынужден был из строевой части перейти в журналистику. Одновременно занимался спортивными делами в Олимпкоми- тете, сотрудничал с Американским Красным Крестом, работал со скаутами. В 1919 году был на параде скаутов доктора Анохина в Киеве. В 1920 году во вран- гелевском Крыму замещал уехавшего О.И. Патюхова по скаутским делам. Был в командировке в Константинополе, а когда возвращался в Севастополь на аме- риканском миноносце, встретил караван судов, эвакуировавших армию П. Врангеля и беженцев из Крыма.

Перед 22-летним Б. Солоневичем встала проблема: эмиграция или возвра- щение в «красный» Крым?

Отрывок из автобиографической книги «Молодежь и FПY».

«... Из Севастополя, кипевшего жизнью и бодростью и находившегося тогда под властью «белых», мне пришлось выехать по делам Американского Красного Креста на несколько дней в Константинополь, и там неожиданное известие о начавшейся эвакуации армии ген. Врангеля ошеломило меня. Передо мной во всей своей трагичности встал вопрос — оставаться ли на чужбине или возвра- щаться на Родину, под чьей бы властью она ни была.

В душе разыгралась буря мучительных противоречий. Победило желание остаться на родной земле, разделить с другими тревоги и опасности будущего, продолжить свою работу и свою борьбу на пользу Родине, и вот быстроходный американский миноносец несет меня обратно к русским берегам...

<...> Мимо проходят несколько пароходов, наполненных пестрой массой беженцев.

<...> Катер мчит меня к молу (Ялты).

Наконец —легкий толчок, «good luc!» молоденького американского лейте- нанта, и я в России.»

 

В Крыму 1920 года была неразбериха, несколько месяцев Б. Солоневич был инструктором Всевобуча в Севастополе, руководил скаутским клубом и Олимпий- ским комитетом. Даже получил журнал «Вестник скаута» из Архангельска, но по- пал в тюрьму ЧК. После года тюрьмы переехал в Одессу, где работал в 1921 году в APA(Американскаяадминистрация продовольственной помощи России). Был зна- ком в Одессе со знаменитым борцом Иваном Поддубным, которого «красные» «рас- казачили» на Кубани, выступал с ним в цирке и, чтобы выжить, организовал с ним на паях «артель» борцов, которые выступали по окрестным селам, получая «гоно- pap» продуктами. Здесь новый арест, тюрьма, а по выходе —переезд в Москву в 1923 году. Арестован OFПY в Москве в 1925 году, на Соловки попал в 1926 году.

Борис Лукьянович физически был очень сильным человеком, но страдал близорукостью и носил очки. И уголовная шпана на протяжении 14 лет нахож-

0

дения его в тюрьмах, лагерях и ссылках спотыкалась об эти интеллигентские                                   lt очки, но признавала его силу и жизненное скаутское кредо помощи слабым —ин- теллигентам, священникам и просто попавшим в беду людям, над которыми издевалась охрана и уголовники.

В 1928 году с Соловков, в связи с прогрессирующей слепотой, был направ- лен на лечение в тюремную больницу в Ленинграде. Признанный неизлечи- мым, не был возвращен на Соловки, а отправлен в ссылку в Томскую трудком-

муну OFПY, где работал фельдшером. Оттуда переведен в 1930 году, ссыльным же, в Орел.

В мемуарах он пишет, что для выживания в лагерях вынужден был стать             0

фельдшером, а чтобы не умереть от голода приходилось есть собак, лягушек и крыс. И все 14 послеоктябрьских лагерных лет ходил в истрепанном флотском бушлате, полученном еще в Первую мировую войну. Страшные признания для европейцев человека, доведенного до скотского состояния! Но для СССР это была ГУЛАГовская обыденность, ставшая публично известной только после солженицынского «Одного дня Ивана Денисовича».

Из Орла в 1933 году братья Борис и Иван Солоневичи с женами и детьми решили бежать в Финляндиіо через Карелию. Но были выданы провокатором и арестованы в поезде Ленинград — Мурманск, и всем семейным кланом оказа- лись в 1933 году в карельских лагерях под Медвежьегорском и Лодейным Полем.

В 1934 году братья бежали из лагерей и почти одновременно, но в разных местах перешли финскую границу. На карте по линейке это 400 километров карельских болот, заградотряды и погранпосты, а в натуре —это больше 600 км по предательским кочкам, комары и мoшка. Но прошли —помогли скаутская и

тюремная закалка.

Первые два года жили в Финляндии, работали грузчиками в Хельсинки и писали репортажи о тщательно скрываемой советской действительности. В парижских эмигрантских «Последних новостях» были опубликованы 117 ста- тей «Россия в концлагере», позднее изданные отдельной книгой (Буэнос-Айрес, 1958).

Доказав европейцам свою лояльность, установили связи с эмигрантскими формированиями — POBC (Российский Общевоинский Союз), РХТД (Русское Христианское Трудовое Движение), HTCHП (Народный Трудовой Союз Ново- го Поколения) и другими. Переехали в Софию, где приобрели захудалую газету POBC и РХТД «Голос Труда», и преобразовав ее в семейное издательство с газе- той «Голос России», опубликовали серию материалов об идее «штабс- капитанского движения» белых эмигрантов, став агентами влияния «Внутрен- ней линии POBC», и профессиональными журналистами и писателями, пытав- шимися соединить взгляды коренных россиян СССР с эмигрантскими чаяниями.

В 1936-1938 годах в белых эмигрантских кругах, да и в Европе в целом, боль- шой резонанс вызвало похищение в Париже агентами OFПY «белых» генера- лов Е. Миллера и П. Кутепова, вывезенных в Москву и казненных в подвалах Лубянки.

Во Франции прошел громкий процесс над похитителями —белым генера- лом Скоблиным и его женой певицей Плевицкой. Скоблин бежал в СССР, где сотрудничал с Лубянкой и погиб при туманных обстоятельствах. Во француз- ской тюрьме оказалась лишь Плевицкая.

Солоневичи были знакомы с похитителями еще по Финляндии, и в «Foлoce России» защищали их, заняв враждебную позицию к POBCy, но сели в «галошу». Вскоре в редакции газеты взорвалась при распечатывании почтовая банде- роль, убив секретаря редакции и оторвав руки у Тамары Владимировны, жены Ивана Солоневича, умершей от полученных ран в больнице. Существуют две

0

версии исполнителей взрыва. По одной —за границей Солоневичи находились под наблюдением спецслужб НКВД СССР и взрыв был делом сотрудников П. Судоплатова. По другой —ко взрыву могли быть причастны недовольные из POBC.

После взрыва братья Солоневичи разъехались: Борис поселился в Брюссе- ле, а Иван уехал в Германию, где за свою журналистско-писательскую деятель- ность находился под надзором гестапо, и был выслан из Берлина в Саксонию. В Европе тогда проживало до 2 миллионов российских граждан и их усердно

«пасли» и НКВД СССР и гестапо Германии.

0 Арестованы братья Солоневичи были гестапо 22 июня 1941 года— Борис в оккупированном Брюсселе, в числе 33 «белых» офицеров, а Иван в Саксонии, и интернированы как «большевизаны». Такие вот метаморфозы.

После войны братья оказались в месиве лагерей перемещенных лиц, потом Иван Солоневич уехал в Аргентину и там умер в 1953 году. Каждый из братьев написал по 5-6 книг автобиографического плана и романов. Последний поли- тический роман «Две силы» начал Иван, а дописывал Борис.

Сейчас их книги в сериях «Пути русского имперского сознания» и «Насле- дие Русского Зарубежья» издаются в России.

Б. Солоневич был скаутом в России 24 года (до побега в 1934 году в Европу), имел все высшие скаутские награды, в том числе врученные О.И. Пантюховым Свастику, «Волка», «Медведя», и «Почетного серебряного Волка».

Подробности о европейской жизни Солоневичей перед Второй мировой войной почерпнуты из книги белоэмигранта Б. Прянишникова «Незримая пау- тина ОГПУ-НКВД против белой эмиграции» (М., 2004).

О последних годах жизни Бориса Солоневича нам ничего не известно.

 

ІЗавла Котляревская

апреля 1926 года в числе прочих скаутов была арестована и Павла Котля- ревская. Но ее отец, большой юрист в советских органах, профессор, су-

мел добиться освобождения дочери на следующий день. По словам А.И. Баллод, Павла очень переживала свое освобождение «по блату» перед друзьями скаута- ми. И умышленно что-то сделала провокационное и попала в арест 11 мая, по- лучила свой срок (но «условно») и сняла с души груз моральной вины.

Была П. Котляревская дальним потомком М.В. Ломоносова. В следственном деле сохранился единственный не приведенный в исполнение ордер от 22 апре- ля 1926 года на сдачу задержанного в тюрьму—видимо ее освободили из «Пред- варительной» камеры —имелась такая на Лубянке. А в книге О. Волкова «Рус- ские масоны», М., 1997 написано, что ее отец С. Котляревский даже в советское время был масоном.

Рассказала А.М. Баллод в 1996 году

Встреча с Максимом Горькие

каут Юра Ярмуш в 1926 году по малолетству ареста избежал, но в 1933 году, по повторному скаутскому процессу, попал в ссылку. В 1934 году бежал с целью искать защиты у Максима Fорького. В особняк у Никитских ворот он по- пал, но Горький беглеца слушать не стал. Ярмуш оказался в милиции, его эта- пировали, добавив срок за побег, а вместе с ним за укрывательство беглого вы-

слали и жену с малолетним ребенком.

Рассказала А.И. Баллод

Кавказская ссыака родителей

 

числу отчаянных поступков отца, рассказанных мне, надо отнести случай составления им акта о браконьерстве на... И.В. Сталина.

Было это до моего рождения, в 1933 или 1934 году. Сталин приезжал по делам в Fрузию и ему устроили пикник с ухой из форели на одной из горных речек. Добывали рыбу глушением. Отец, работавший в системе рыбного хозяйства Fрузии, вместе с рыбинспектором выехали верхом на лошадях на звуки взры- вов. Название речки и имя рыбинспектора-грузина забылось, а суть запомни-

лась. Когда приехали на место браконьерства и стали составлять акт на участ-             0

ников, возник скандал — окружение вождя кричало: «Ти знаешь, на какой чело- век акт составляешь?». Самого Сталина они видели только издали, но акт мужественно составили и сдали по начальству. Случай этот имел огласку на Батумской биологической станции, где работала мама. К удивлению, никаких последствий для отца этот инцидент не имел. Знающие люди резонно предпо- лагали, что акту просто не дали наверху хода.

Но в ожидании ареста отец лишние бумаги сжег, в том числе и мамину Справку о скаутском приговоре 1926 года, чтобы случайно при обыске не всплы- ло прошлое, включая высылку из Москвы в 1933 году, которое в анкетах дели- катно обходилось прочерком в соответствующей графе.

Отец мой родом из Новгорода Великого. Когда в 1915 году немцы захватили Ригу, его вместе с реальным училищем эвакуировали в Казань. И здесь в 1919 году, 17-летним мальчишкой, при туманным обстоятельствах между Казанью и Екатеринбургом, он потерял правую руку (не юнкером ли?). Окончив в 1924 году Тимирязевскую сельскохозяйственную академию, вынужден был добровольно работать на ссыльных окраинах России по анкетным данным: несколько по- колений предков были офицерами царской армии.

Его дед 53 года служил в Новгородской инженерной дистанции, уйдя в от- ставку инженер-генерал-майором. А на жид станции Дно этой инженерной дис- танции в феврале 1917 подписывал Отречение Император Николай II. Если вагон, в котором Союзники в 1918 году в Компьене подписывали окончание бое- вых действий Первой мировой войны бережно хранится, как и броневик, с ко- торого В.И. Ленин на Финляндском вокзале, прибыв в «запломбированном не- мецком вагоне», произносил зажигательные речи, держа в руках котелок (про- летарскую кепку ему пририсовали потом, а на фотографии он в котелке), то вагон, в котором подписывалось Отречение династии Романовых, неизвестно где.

Не даром Ф. Ницше говорил: «В истории нет фактов, а только интерпрета-

»

 

«ГOCCTPAN» и «ГOCYШAC»

ведомством на Лубянке мне на протяжении жизни пришлось соприкасать- ся несколько раз, но, слава Богу, только по касательной, хотя мое досье, как

сына «врага народа» с 1926 года, там есть.

Помню довоенный анекдот, услышанный в детстве. До революции Дом на Лубянке принадлежал страховому обществу «Россия». После национализации оно превратилось в «ГОССТРАХ», о чем извещал рекламный щит на фронтоне (или крыше). ГПУ и страхователи какое-то время соседствовали в одном зда- нии, и обыватели назвали этот дом «FOCУЖAC»! Потом «Foccтpax» выселили, рекламу сняли, по ярлык «FOCYЖAC» распространился на весь прилегающий околоток. Этот анекдот осторожно упоминает в своих мемуарах Председатель KFБ В. Семичастный.

0

lt В послевоенном детстве я два раза был в Клубе НКВД на Б. Лубянке на ново- годних елках —был родственник из этого ведомства, чья карьера кончилась со смертью И.В. Сталина. Когда мама получила «минус шесть» за принадлежность к скаутам, ее младшая сестра вступила в комсомол, работала в «Метрострое» и вышла замуж за курсанта училища НКВД, деревенского парня, поддерживав- шего с мамой родственные контакты (В 1944 году, когда в Москву прилетала делагация Союзников, принятая И.В. Сталиным, майор П.Н. Лебедев был те- лохранителем госпожи Черчиль).

В 70-e годы в Новых Черемушках познакомился с соседом-пенсионером,

0 Л.Я. Сахаровым, экс-директором Клуба НКВД. Что удивительно, он был еврей с богатой событиями 50-летней карьерой театрального администратора, у ко- торого брат в Гражданскую был краскомом у казаков Примакова, а потом эми- грировал. Как его терпели на Лубянке, не знаю. Он оставил воспоминания, опубликованные в журнале «Дон». О закулисной жизни Клуба на Лубянке рас- сказывал очень осторожно. С приехавшим в Москву из Канады братом они встретились через 40 лет, когда началась разрядка.

В 1996 году в Ленинской библиотеке, в тупике рассекреченного «спецхра- на», находился стенд с книгами из библиотеки Лубянки с нерасшифрованными экслибрисами с пресс-релизом ФСБ — KFБ, сообщавшим о возврате книг, в свое время изъятых при арестах и осевших в библиотеке на Лубянке. Воспользовав- шись случаем, мы с архивом ЦХДМО запросили Лубянку о возврате скаутских изданий, рукописных журналов, дневников и фотографий, изъятых при аре- стах скаутов, но все оказалось уничтоженным.

 

 

 

аталъя Василъевна Зеленова-Чешихина (1905—1997), скаутмастер. Детство прошло в Нижнем Новгороде, где oтey работал в кооперауии u бъіл литератором, въtступавшим под псевдонимом Ветринский. В IN лет вступила в скајтъі. В 1920 году с семъей переехала в Москв j, где состояла в Дазнъtх скајтских отрядах. Скајтмастером работала в 1920—1922 годах в отряде OHCO (Опъtтно-показателъном скаут-

ском отряде при Главной Военной школе физического образования трудящихся), кото- ръім руководил В.А. Попов, редактор журнала «Вокруг света». Поддерживала связъ с Салтъіковской коммуной скаутов, рекрјтировавшейся из нижегородцев. До 1926 года бъіло в аеле8олъаол скајтскОм движении.

В 1926 году арестована ОГПУ и прошла Лубянк j, Б јтъtрк у, Соловки, ссылк j в Вят— ке — в o6іц,eй сложности 9 лет несвободъі и клеймо «враг народа» до реабилитац,ии в 1964

Оставила воспоминания, написаннъіе в восъмидесятилетнем возрасте. Записала воспоминания товарищей—скаутов о пережитое, пјблик јемъtе в этой подборке. При— сутствовала на Съезде Возрождения скаутов России в 1990 году.

Скаутская дружина «Apro» в Нижнем Новгороде                      

учебного 1918-1919 года было моментом, который определил всю

 

Сначала хочется сказать о том, как я росла в семье, как воспитывали нас —стар- шую сестру Bepy, брата Шермана и меня.

В нашей семье совершенно не было ласки, ни в какой ее форме. Целова- лись только при отъезде куда-нибудь далеко и при возвращении из такой по- ездки. Не было принято оказание простого внимания, таких, как пожелание

«Доброе утро», «Спокойной ночи», «Спасибо»; никаких «телячьих нежно- стей» — обнять, погладить по голове... ничего. Воспитание без наказаний, но и без поощрений. Много позднее я от мамы слышала о том, что папа был про- тивник «сюсюканья» и от нее требовал того же. Отсюда создалась холодность и сдержанность отношений и с родителями, и между нами детьми. Мне кажет- ся, воспитание наше шло странно —самотеком. Был период, когда папа воз- мущался, что мы «белоручки», что мы ничего не делаем: «Отец с матерью це- лый день работают, а вы бездельники!». Да, были бездельники. Эти «бездель- ники» только учились хорошо и много читали... и больше ничего. Одно время, наверно еще до поступления в гимназии, занимались никому ненужным жен- ским рукоделием —вышиванием и плетением сумочек. До сих пор сохранилась вышитая Германом шерстью по канве подушка, и долго валялась незакончен- ная мною плетеная из черного гаруса с бусинками сумочка. Были Герману по- дарены столярные инструменты, был лобзик, но все это валялось, именно валялось, без употребления, так как никто не учил и не помогал овладеть ин- струментами, вызвать интерес к столярной работе. Росли мы как-то по-барски, не принимая участия в хозяйственных делах, постелей за собой не убирали, помнится, что Bepa стирала, крахмалила и гладила белые воротнички к фор- ме, а Fерман весной вместе с папой набивал погреб льдом. О себе помню, что принимала участие в предпраздничных уборках перед Рождеством и Пас- хой — мыла двери. Развлекалась глажением носовых платков в кухне, по вос- кресеньям участвовала в стряпне пирогов. Все трое детей участвовали в пас- хальной стряпне: растирали яйца с сахаром, растирали масло, чистили изюм и миндаль. Посты у нас не соблюдались и можно было полакомиться всем, над

;         чем «трудились». Красили яйца, Bepa рисовала на них узоры тушью и бронзой. @        Это больше походило на развлеченье, чем на серьезное занятие и помощь

маме.

В семье я чувствовала себя одиноко. Bepa и Fерман дружили, были товари- щами первых своих детских игр, а я для них всегда была «маленькая», относи- лись они ко мне свысока, с пренебрежением, близости ни с ними, ни с мамой не было. Мама мало обращала на меня внимания. Она любила больше всех Шерма- на, а Bepa была ее гордостью за красоту, которая напоминала ей ее молодость. Потребность во внимании и в обществе у меня была большая. Зимой я любила ходить в гости в семьи, где были дети, а летом на даче всегда было детское обще- ство. Я дружила и играла со всякими ребятишками, мне были хорошими под- ружками и деревенские девочки и дети дачников, все те, кто принимал меня в свою компанию. Позднее в гимназии у меня не создавалось близости с одноклассницами.

Авторитет папы в моих глазах был всегда очень высоким. Всякое его,

0  даже очень незначительное высказывание, я принимала к сведению. Когда Bepe исполнилось 16 лет, мама для нее заказала корсет. На дом приходила мастерица для примерки. Неудовольствие папы этим заказом произвело на меня такое впечатление, что у меня сразу создалось предубеждение к затяну- тым в корсеты женщинам. Создалось представление, что корсет не только вредно действует на физическое состояние женщины, но и таит в себе и соз- дает какие-то низкие моральные качества. Раз и навсегда запомнила, когда здороваешься —надо встать. Незаметно усвоились высокие моральные прин- ципы, так как нельзя было себе представить папу кричащего на прислугу, он неизменно был с ней вежлив и внимателен. Чувствовалось, что папа тяжело переносит приступы «истерии» у мамы, когда она громко ругала всех и все, начиная от прислуги и кончая папой. Помню две ее фразы, повторявшиеся систематически: «Будь они прокляты все эти дачи», а в добродушном настро- ении: «Ах уж эти мне литераторы». Была я уверена, что все, что делает или говорит папа — это так и есть, это правильно, это хорошо. Хотя говорил он очень мало по своему молчаливому характеру и большой занятости. Высту- пали на передний план идеалы душевных человеческих качеств, отношения к людям, к взаимоотношениям людей. Книги — «Дети подземелья», «Слепой музыкант», «Сон Макара» Короленко, «Записки охотника» Тургенева и др. дополняли слышанное от взрослых. Разговоры о декабристах, о Льве Тол- стом, а позднее о Ганди, о Герцене и Чернышевском, о которых папа разго- варивал с Верой, наконец в 1917 году рассказы об освобождении из тюрем политических заключенных и возврате из ссыпок. Все это воспитало у меня к 13 годам определенные представления о том, каким должен быть человек. Создалась, между прочим, идеализация всех политических заключенных и ссыльных, всех борцов против царского режима, на чем я впоследствии сильно нажглась. Влияли также разговоры папы с Германом о самообразо- вании и самовоспитании, вернее те брошюры, которые по этим вопросам папа рекомендовал Герману. Я их не читала, а только знала о них и понимала о чем идет речь. Подготовленная всем этим, я в 1918 году всей душой вос- приняла и присоединилась к программе самовоспитания скаутской организации.

Первое соприкосновение с организацией было очень легкое, внешнее. 1915 год. За обеденным столом напротив меня сидит пaпa. Рядом с ним стоит

Fерман и через его руку заглядывает в книгу, которая лежит перед папой. Пaпa с Fерманом заняты завязыванием разных узлов по только что полученной книж- ке приложения к журналу «Вокруг Света». Я ничего не понимаю ни в книге, ни в занятиях Шермана с папой. Запомнилась еще картинка: на звонок я открываю парадную дверь; за дверью стоит гимназист одноклассник Шермана, салютует

мне и спрашивает о Германе. Почему-то я знаю, что это Зоря Шапошников, и что он меня приветствует скаутским салютом.

Осень 1918 года началась обычным гимназическим учением. Крайняя за- стенчивость, неумение подойти к ровесницам мешали мне сблизиться с нравя- щимися мне девочками. В перемены играли вместе большой компанией в до- гонки в большой зале и только, дружбы настоящей не было. Я сидела на второй парте у окна так, как посадила меня классная дама еще в 1-м классе, с разными девочками, и ни одна из них мне не нравилась так, как нравилась сидящая на первой парте через проход от меня моя тезка Наташа Афанасьева. Наташа вы- делялась среди гимназисток своими короткими волосами — весной в конце учебного года являлась наголо остриженной. За лето волосы отрастали, но все же длинных волос не было. Лицо круглое, простенькое, в веснушках. И вот той осенью 1918 года Наташа Афанасьева просто и с теплом сказала мне, что я ей давно нравлюсь. Объяснение было взаимное. У нас с ней было что-то общее.

Это «что-то» — мальчишеские занятия. Особенно нас связала идея Наташи ор- ганизовать в нашей гимназии герль-скаутский отряд. Как и что объяснила мне Наташа, совершенно не помню, но в один прекрасный, действительно прекрас- ный солнечный день бабьего лета, Наташа, я и еще кто-то третий стояли перед учителем естествознания Александром Олимпиевичем Киселевым, и просили его помочь организовать отряд при нашей гимназии, и быть его начальником. От кого Наташа узнала об организации, что она тогда знала о ней в Нижнем, мне ничего не было известно. К этому времени в Нижнем организация уже су- ществовала 2 года и наш отряд девочек был 3-й, который позднее превратился просто в «Третий-герль», а Александр Олимпиевич просто в «Олимпыча». В глаза его, конечно, так никто не звал.

За какие-нибудь 2 недели отряд развернулся в пять-шесть патрулей, в основ- ном из девочек нашего и параллельного классов; девочек младших и старших было мало. Патрули выбирали для своего названия не зверей, а цветы, что сразу дало тон и «гайдовское» направление отряда. Герль-гайд — это девочки- проводники, герль-скауты — девочки разведчики. Организованы герль-гайды были в Англии сестрой сэра Роберта Баден-Пауэлла, организатора бой-скаутов, Агнессой Баден-Пауэлл, в параллель к бой-скаутам — мальчикам-разведчикам.

Герль-гайдовские отряды были в России. Отряд герлъ-гайд в Нижнем был орга- низован учителем Коммерческого училища Юрием Алексеевичем Ульяновым

в начале 20-х годов, когда меня в Нижнем уже не было.

Нужно сказать, что скаутские отряды преимущественно самоорганизовы- вались, возникали по инициативе кого-нибудь из энергичных мальчиков или девочек, и эти инициативные ребята очень часто становились начальниками отрядов или патрульными. В патруль обычно входили ребята или девчата, дру- жившие друг с другом до вступления в организацию. Вообще бывали смешан- ными не только отряды, но и отдельные патрули, в которые входили и мальчики и девочки. Два-три инициативных зачинщика подбирали себе в патруль под- ходящих к ним ребят.

Каждый патруль имел таким образом свое определенное лицо. Но не только патрули имели свой характер, а и отряды (или отделения в больших отрядах) имели заметную разницу в своем направлении. Многое зависело от начальника отряда, он создавал дух отряда. В одних отрядах преимущественно занимались физкультурой, в других увлекались трудовыми навыками, в третьих лагерной техникой и навыками разведчиков и т.д. Были и такие, где всем занимались равномерно умеренно. Многое зависело от того, что именно привлекло инициа- тивную группу в скаутскую организацию.

Меня в организации в первую очередь захватила идея самовоспитания. Вы- сокие требования к моральным качествам членов организации мне были по- душе. В мои 13 лет я была пропитана гуманизмом русской литературы и обще-

 

 

28 3.

;         ственных течений, которые, я бы сказала, восприняты были мною с пеленок. @        Все законы, обычаи, гимн, смысл салюта —все говорило о благородстве, добро- те, человеколюбии членов организации. Скаутская организация утверждает,

что каждый член —это такой-то и такой-то человек, человек с положительными качествами — порядочный и гуманный.

Став скаутом, я всеми силами старалась исполнять законы и обычаи, и другие требования организации, предъявляемые к ее членам; считала, что иначе и быть не может. В моем распоряжении были книги — «Бой-скауты» По- пова и Преображенского и «Юный разведчик» Баден-Пауэлла. Читая их, я многое не понимала, но и многое доходило до моего сознания. С нас, вступаю- щих только что в организацию, никто не требовал для вступления разреше- ния родителей. Я же прочитала, что вступающий в организацию должен при- нести письменное согласие родителей. Исполнительная по своей натуре, про-

читав об этом, я написала папе в Рязань, спрашивала о его согласии на мое поступление в скаутскую организацию. Папа скоро прислал мне ответ. Пись-

0 мо его, кроме указаний на мои многочисленные орфографические ошибки,

имело фразу: «Насчет бой-скаутов советуйся с мамой...». Мама мне не отказы- вала, но и не давала прямого согласия. Она колебалась. Я не вытерпела и сама написала на четвертушке листа ее разрешение. Утром, перед уходом в гимна- зию, когда мама была еще в постели, я пришла к ней с написанным мной раз- решением, с чернилами и ручкой и «пристала» к ней: «Подпиши, подпиши...». С большой неохотой мама наконец подписала. А я была на седьмом небе от радости. Разрешение отдала Олимпычу, очень довольная завершением труд- ного дня меня дела.

Наташа Афанасьева патрульная «Ромашек»; я вхожу в этот патруль, на фар- туке гимназической формы значок —синий кружок с нарисованной белой ро- машкой. Кто еще был в этом патруле, теперь не помню.

О вполне сорганизовавшемся 3-м отряде герль я пишу пaпe 4 декабря 1918 г. по новому стилю: «Дорогой папа! Со скаутизмом у нас все устроилось. Оста- лось только назначить дни собраний с патрульными. Наш отряд состоит из 5 патрулей по 8 человек каждый. Я во втором патруле. Он называется «Ромашка». Знамя у нас синее из Вериного платья. Она его нам пожертвовала. Заниматься гимнастикой мы будем с начальником два раза на утренней неделе. После перво- го собрания всех скаутов было еще отдельное собрание патрульных. Я тоже была выбрана, но мама мне не позволила. Пришла я рано-прерано. У Гермашки часы были вперед на 1/4 часа. Ну потом пришли и остальные и начальник IV отряда (у нас III). Ну мы поговорили и пошли домой. Пришло патрульных толь- ко трое. Собирались мы вечером, во время занятий 2-й гимназии. Начальник хотел попросить ключи от гимназической библиотеки и выдать нам книги».

Письмо со многими орфографическими ошибками, кроме приведенного, содержит сведения о нашем домашнем быте: о том, что едим конину, что в квар- тире 6-7 градусов тепла, как возили на себе дрова с Алексеевской, о полученных продуктах. Приведу еще любопытный отрывок, характеризующий обществен- ные настроения: «Сегодня мы не учимся, потому, что учителя говорят, что мы заставим большевиков праздновать наши христианские праздники, как они нас заставляют советские».

В руководствах было сказано, что до сдачи экзамена на 3-й разряд скаут еще не совсем скаут и скаутский значок можно носить только после того, как будет сдан этот экзамен. Требования были очень небольшие: знать законы и обычаи скаутов, объяснить значение значка и салюта, знать гимн, девиз и т.п. Совер- шенно не помню процедуры получения 3-го разряда, когда я начала носить зна- чок. Мне кажется, что я не сдавала ни на 3-й, ни на 2-й разряд и тем более на 1-й, но скаутскую практику постепенно изучила сначала в Нижнем, а потом и в Москве...

Олимпыч наладил общие сборы отряда. Вот как проходил один из них: мы —девочки преимущественно в гимназической форме, сидим за длинным столом, все заняты своей работой, кто вяжет, кто вышивает, кто что-то шьет. Молодая женщина нам читает лекцию об использовании исландского мха в пи- щу, путем примешивания к хлебу и еще о каких-то суррогатах. Время было го- лодное, ничего не скажешь, но зачем нам исландский мох, который мы не смог- ли бы отличить от всякого другого мха. Во время лекции Александр Олимпович медленно проходил вокруг стола, наблюдая за работой девочек. К моему удив- лению, Наташа Афанасьева, как и все, сидела с женским рукодельем. Я оказа- лась белой вороной —делала небольшие записные книжки. Когда Александр Олимпович дошел до меня, он остановился, постоял некоторое время около и, ничего не сказав, пошел дальше.

В гимназию для завтраков отпускались продукты. Как-то Олимпыч взялся доставить очередную партию таких продуктов силами нашего патруля. В числе принесенных продуктов были конфеты. Олимпыч после окончания работы

предложил отдохнуть и в награду съесть по конфетке. Меня это страшно воз-            0

мутило. Ведь скаут за свою добрую услугу не берет вознаграждения! Я демон- стративно отказалась от этого «угощения» и немедленно, никого не дожидаясь, ушла домой.

В середине зимы был устроен нашим отрядом вечер, конечно, в зале гимна- зии. Что мы ставили, какие были выступления, в памяти не сохранилось. Были программы, как на всех гимназических вечерах; две из них, принесенные Ната- шей Афанасьевой, были с карикатурами на скаутов. На вечере обращал на себя внимание двоюродный брат кого-то из девочек тем, что был в скаутской рубашке, со значком, ленточками на плече, галстук платочком, все по форме, кроме длин- ных черных брюк. Большинство девочек были в гимназической форме. Я на этот вечер надела красную короткую юбочку (другой у меня не было) и кремовую ру- башку с отложным воротничком, из которой вырос Герман и она перешла ко мне. Рукава были коротки и мне, но меня это не смущало, я считала, что такой костюм наиболее подходит к скаутскому виду. Скаут скромен, а потому волосы я тщатель- но пригладила и заплела тугие короткие косички.

Ранней весной Наташа Афанасьева ушла из отряда— перешла во 2-й отряд. Я стала патрульной. Поскольку я читала «Разведчик», то решила заняться прак- тикой лагерной жизни, но могла это сделать только теоретически. Патрульные сборы проходили в классе после уроков. Помню один сбор, на котором объяс- няла, как строить разного типа шалаши. Дочь зажиточного крестьянина, до- полнительно к моему рассказу, объяснила, как строятся шалаши в лугах во вре- мя покоса —кроют их сеном.

Bcio зиму все учили азбуку Морзе и бойко переписывались по ней во время уроков. Флажков не было и принимать сигнализациіо с флажков едва ли кто умел.