Пророчества о. Іоанна о судьбахъ Россіи и русскихъ людей.

В ъ 1890 году одно благочестивое купеческое семейство города Кунгура Пермской губерніи, пріѣхало въ Кронштадтъ за благословеніемъ къ о. Іоанну.

В о время личнаго съ ними собесѣдованія батюшка, узнавъ, что они пріѣхали къ нему изъ Пермской губерніи, сказалъ имъ: «Надъ Пермью виситъ черный крестъ», — уклонившись при этомъ отъ всякихъ объясненій сказанныхъ имъ сихъ таинственныхъ словъ.

К унгурскіе паломники поняли слова о. Іоанна въ томъ смыслѣ, что городу Перми угрожаетъ какое-либо тяжкое бѣдствіе, но послѣ тѣхъ ужасныхъ событій, которыя произошли на Уралѣ въ 1918 г., когда Крестъ тягчайшихъ, воистину Голгоѳскихъ страданій и мученической кончины пріяли: праведный Царь Николай II, съ своей Супругой и Дѣтьми, а также и съ прочими членами Императорской Фамиліи, то становится ясно, что батюшка о. Іоаннъ за 28 лѣтъ провидѣлъ это небывалое въ исторіи міра злодѣяніе, совершенное въ предѣлахъ Пермской губерніи, и прикровенно говорилъ о немъ.

* * *

Н езадолго до блаженной кончины о. Іоанна, онъ часто любилъ служить обѣдню въ подворьи Леушинскаго монастыря, что на Бассейной улицѣ въ Петербургѣ. Мы съ женою постоянно посѣщали эти службы и многократно отецъ Іоаннъ въ проповѣдяхъ своихъ грозно пророчествовалъ и громогласно взывалъ: «кайтесь, кайтесь, приближается ужасное время, столь ужасное, что вы и представить себѣ не можете!»Онъ не говорилъ, а кричалъ подымая руки кверху. Впечатлѣніе было потрясающее, ужасъ овладѣвалъ присутствовавшими и въ храмѣ раздавались плачъ и рыданія.

М ы съ женой недоумѣвали, что же это будетъ: война, землетрясеніе, наводненіе? Однако, по силѣ словъ пророка, мы понимали, что будетъ что-то много ужаснѣе и высказывали предположеніе, что ось земная перевернется.

И гуменья же Таисія, 80-лѣтняя старица, спросила отца Іоанна: «когда же, батюшка, это время будетъ?» О. Іоаннъ отвѣтилъ: «мы съ тобою, матушка, не доживемъ, а вотъ они — указалъ онъ рукою на монахинь, — доживутъ».

Т еперь всѣ, конечно, хорошо понимаютъ, про какое время говорилъ о. Іоаннъ.

В ъ книгѣ о. Іоанна «Новыя слова, произнесенныя въ 1902 году», изданіе 1903 г., напечатано на стр. 47 «Слово на день Рожденія Государя Императора Николая Александровича 6 мая».

В ъ этомъ словѣ о. Іоаннъ говоритъ:

...«Д а, чрезъ посредство державныхъ лицъ Господь блюдетъ благо царствъ земныхъ и особенно благо мира Церкви Своей, недопуская безбожнымъ ученіямъ, ересямъ и расколамъ обуревать ее, — и величайшій злодѣй міра, который явится въ послѣднее время, — антихристъ не можетъ появиться среди насъ, по причинѣ самодержавной власти, сдерживающей безчинное шатаніе и нелѣпое ученіе безбожниковъ.

А постолъ говоритъ, что дотолѣ не явится на землѣ антихристъ, доколѣ будетъ существовать самодержавная власть. Тайна бо уже дѣется беззаконія, говоритъ онъ, но дотолѣ не совершится, доколѣ не возьмется отъ насъ державный: дондеже держай нынѣ отъ среды будетъ, и тогда явится беззаконникъ, котораго Господь убіетъ духомъ устъ Своихъ (2 Сол. 2 гл.)

В ъ другой проповѣди о. Іоаннъ говоритъ, что «когда возьмется отъ земли удерживающій (Самодержецъ), тогда придетъ антихристъ».

М ножество пророчествъ о. Іоанна напечатано въ твореніяхъ его, изданныхъ задолго до войны и революціи. Отецъ Іоаннъ умеръ въ 1908 г. т. е. за 6 лѣтъ до войны. Вотъ нѣкоторыя изъ нихъ:

«Г осподи, Ты истинный Господь тварей! Что замышляютъ противъ Россіи и противъ святой Церкви Твоей нѣмцы, поляки и финляндцы, исказившіе Евангеліе Твое, отпадшіе отъ Церкви Твоей! Господи, что они замышляютъ! Они хотятъ до конца поглотить насъ и разорить Церковь Твою, храмы Твои, богослуженіе Твое, уставы Твои, постановленіе св. Апостоловъ и св. Отцовъ Вселенскихъ и помѣстныхъ Соборовъ! До чего мы дожили!»

«Г осподи, Ты видишь хитрость враговъ православной вѣры и Церкви Твоей и ихъ рвеніе одолѣть ее! Положи имъ конецъ, да умретъ съ этими людьми все лукавое дѣло ихъ!» (Это напечатано въ 1909 г. въ книгѣ «Живой Колосъ», стр. 28).

«Р оссію куютъ бѣды и напасти. Не напрасно Тотъ, Кто правитъ всѣми народами, искусно, мѣтко кладетъ на свою наковальню всѣхъ подвергаемыхъ Его сильному молоту. Крѣпись, Россія! Но и кайся, молись, плачь горькими слезами предъ твоимъ небеснымъ Отцомъ, Котораго ты безмѣрно прогнѣвала!..»

«Г осподь, какъ искуссный врачъ, подвергаетъ насъ разнымъ искушеніямъ, скорбямъ, болѣзнямъ и бѣдамъ, чтобы очистить насъ, какъ золото, въ горнилѣ».

«Д уша закоснѣвшая во грѣхахъ всякаго рода не легко поддается чисткѣ и врачеванію, но съ большимъ принужденіемъ и терпкостью и только чрезъ долгій опытъ терпѣнія и страданій осваивается съ добродѣтелью и начинаетъ горячо любить Бога, Коего была чужда, научившись всякимъ грѣхамъ плотскимъ. Вотъ цѣль бѣдъ и скорбей, посылаемыхъ намъ Богомъ въ этой жизни. Онѣ нужны, какъ отдѣльнымъ лицамъ, такъ и цѣлому народу, погрязшему въ нечестіи и порокахъ».

«Р усскій народъ и другіе населяющіе Россію племена глубоко развращены, горнило искушенія и бѣдствій для всѣхъ необходимо и Господь, нехотящій никому погибнуть, всѣхъ пережигаетъ въ этомъ горнилѣ». (Изд. 1908 г. «Новыя слова», стр. 5).

Источникъ: «Лучъ свѣта». Ученіе въ защиту Православной вѣры, въ обличеніе атеизма и въ опроверженіе доктринъ невѣрія. Въ двухъ частяхъ: Часть первая. / Собралъ, перепечаталъ и дополнилъ иллюстраціями Архимандритъ Пантелеимонъ. — Изданіе второе. — Jordanville: Изданіе Свято-Троицкаго Монастыря, 1970 [1971]. — С. 72-74.

 

 

ЛУЧЪ СВѢТА.
Ученіе въ защиту Православной вѣры, въ обличеніе атеизма и въ опроверженіе доктринъ невѣрія.

Въ двухъ частяхъ: Часть первая.
Собралъ, перепечаталъ и дополнилъ иллюстраціями Архимандритъ Пантелеимонъ.

Р. Г. Шемякина:
Свѣтлой памяти почившей супруги о. Іоанна Кронштадтскаго Елизаветы Константиновны Сергіевой.

22 -го мая 1909 года, въ 9 часовъ 30 мин. утра тихо отошла къ Богу, послѣ долгихъ страданій, вдова Отца Іоанна Кронштадскаго, Елизавета Константиновна Сергіева (дочь протоіерея Кронштадскаго собора К. П. Несвицкаго). Причиной смерти, по опредѣленію пользовавшаго ее врача, послужила старческая дряхлость съ наростающимъ упадкомъ сердечной дѣятельности. Господь сподобилъ ее долго и усердно готовиться къ переходу въ вѣчную жизнь: послѣдніе годы Елизавета Константиновна, слѣдуя завѣтамъ и наставленіямъ своего супруга-молитвенника, пріобщалась вообще очень часто, или въ соборѣ, или на дому, когда слабость въ ногахъ не позволяла ей выходить изъ дому, а послѣдній годъ — ежедневно; пріобщилась она и 21-го мая, но это, какъ оказалось потомъ, было въ послѣдній разъ: въ этотъ день съ шести часовъ вечера она перестала глядѣть на свѣтъ Божій, а съ десяти часовъ не стала говорить, ничѣмъ не выказывая сознанія. Послѣднее слово ея было: «хочу», сказанное ею въ отвѣтъ на предложеніе выпить святой водицы, но проглотить ее она уже не могла; вскорѣ послѣ этого матушка впала въ безсознательное состояніе, а на другое утро мирно скончалась во время чтенія канона на исходъ души. На Ѳоминой недѣлѣ, по своему личному желанію, она особоровалась и послѣ того нѣсколько разъ говорила: «какъ я рада, что особоровалась и приготовилась». Погребеніе тѣла Елизаветы Константиновны состоялось въ воскресенье, 24-го мая, въ г. Кронштадтѣ, въ лѣвой сторонѣ соборнаго садика.

П очившая родилась 4-го мая 1829 года, въ г. Гдовѣ, гдѣ отецъ ея, протоіерей Константинъ Петровичъ Несвицкій, служилъ въ городскомъ соборѣ и былъ благочиннымъ церквей Гдовскаго уѣзда. Переведенный въ Кронштадтъ ключаремъ Андреевскаго собора, онъ, по слабости здоровья, не могъ долго занимать это мѣсто и въ 1855 году передалъ его священнику Іоанну Ильичу Сергіеву, женившемуся на дочери его, Елизаветѣ Константиновнѣ. Когда она выходила замужъ, на ея рукахъ находились: престарѣлый отецъ, трое взрослыхъ братьевъ и двѣ сестры; всѣ жили вмѣстѣ и на долю Елизаветы Константиновны, исполнявшей обязанности хозяйки и матери (протоіерей Несвицкій овдовѣлъ въ августѣ 1855 года) выпадало не мало заботъ и хлопотъ. Затѣмъ, нѣсколько лѣтъ спустя братья ея получили болѣе обезпеченныя мѣста, давшія имъ возможность поселиться отдѣльно, а сестеръ своихъ матушка выдала замужъ за учителей Петербургской Духовной Семинаріи, впослѣдствіи священниковъ, причемъ всѣ попеченія объ ихъ устройствѣ и обзаведеніи приняли на себя о. Іоаннъ и Елизавета Константиновна. Не имѣя достаточно личныхъ средствъ, о. Іоаннъ въ обоихъ случаяхъ самъ обходилъ состоятельныхъ прихожанъ, прося ихъ помочь сдѣлать приличкое приданое своячницамъ. Многіе давали охотно, но многіе, вѣроятно, встрѣчали молодого батюшку съ тѣмъ чувствомъ недоброжелательства, которое часто у насъ сопровождаетъ добродѣланіе. Послѣ замужества. сестры ѣздили гостить въ Кронштадтъ, и въ одну изъ этихъ поѣздокъ, въ 1870 году, у младшей сестры матушки, въ квартирѣ О. Іоанна, родилась дочь; это была я. Черезъ нѣкоторое время меня увезли домой, но Господу Богу угодно было, чтобы мой истинный домъ былъ въ тихой, мирной квартиркѣ незабвеннаго Пастыря, подъ его благословеннымъ кровомъ. Въ 1872 году умеръ мой отецъ, оставивъ мать безъ всякихъ средствъ. Тогда дядя, видя безпомощное положеніе нашей семьи, сказалъ тетѣ: «дѣтей у насъ нѣтъ, возьмемъ и воспитаемъ, какъ дочь». Сказано-сдѣлано, и вотъ я очутилась, по волѣ Божіей, на попеченіи незабвенныхъ, безконечно дорогихъ для меня дяди и тети, которые неустанно пеклись обо мнѣ, заботились обо мнѣ, берегли меня, какъ только нѣжно любящіе родители могутъ заботиться и лелѣять свое любимое дитятко. Какъ о. Іоаннъ никогда не жилъ личною жизнью, отдавая себя на служеніе человѣчеству, такъ и Елизавета Константиновна никогда не жила для себя, только кругъ ея дѣятельности складывался уже, ограничивался служеніемъ роднымъ и близкимъ; ихъ радостями она радовалась, ихъ скорбями скорбѣла. Я помню ее, когда ей было лѣтъ сорокъ пять. Очень подвижная, съ добрымъ благоразумнымъ лицомъ, вѣчная хлопотунья, она любила всѣхъ обласкать, пригрѣть и накормить; какъ сейчасъ смотрю на нее, подвязанную бѣлымъ передникомъ, въ кухнѣ, дѣлающую сладкій пирогъ; любила она сама постряпать, сама купить провизію, сама за всѣмъ присмотрѣть, чтобы все было чисто и вкусно. Сколько разъ, помню, дядя, отвѣдывая любимый яблочный пирогъ, приговаривалъ: «мастерица ты у меня стряпать пироги». Привѣтливая, всегда ровная, ласковая, Елизавета Константиновна любила, когда кто изъ знакомыхъ навѣщалъ ее; тогда она прямо закармливала гостя или гостью, а дядя, видя ея гостепріимство и искренность, не одинъ разъ говорилъ, указывая на хлопотливую хозяйку: «настоящая она матушка». Среди хозяйственныхъ работъ, тетя не забывала и меня; все свободное время проводила со мною, спала въ одной комнатѣ съ нами, учила меня читать и писать по-русски и по-французки, а когда я поступила въ гимназію, сама приготовляла мнѣ завтраки, ежедневно провожала меня въ гимназію и встрѣчала, спрашивала уроки. Помню, передъ тѣмъ, какъ тетя стала учить меня, дядей былъ отслуженъ молебенъ въ Андреевскомъ соборѣ святымъ Косьмѣ и Даміану и пророку Науму; самъ дядя водилъ меня на вступительный экзаменъ въ гимназію, платилъ все время за меня изъ своего кандидатскаго оклада, и съ неослабѣвающимъ интересомъ слѣдилъ за моими успѣхами, просматрывая еженедѣльно тетрадь съ отмѣтками и подписывая ее. Что-же удивительнаго, если я, при такихъ благодатныхъ условіяхъ, блестяще окончила курсъ ученія; это было большою радостью для незабвенныхъ моихъ воспитателей, и дядя многимъ знакомымъ спѣшилъ сообщить пріятую для него новость: «племянница и воспитанница наша, Руфа, окончила гимназію съ золотой медалью».

К ъ своему великому супругу-молитвеннику тетя, какъ только я себя помню, всегда относилась съ благоговѣйной любовью и почтительностью. Когда онъ, усталый, пріѣзжалъ домой съ требъ или изъ храма Божьяго, она торопилась снять съ него сапоги, помочь раздѣться и заботливо укрывала его, укладывая отдохнуть въ постель. Тогда мертвая тишина водворялась въ квартирѣ: такъ ревниво оберегала тетя кратковременный отдыхъ труженика-пастыря.

Б удучи вообще слабаго здоровья, дядя часто хворалъ, и тогда тетя превращалась въ неутомимую сидѣлку: проводила всѣ ночи напролетъ у постели больного, а днемъ сама приготовляла для него кушанье. Помню, въ 1879 году о. Іоаннъ опасно занемогъ: у него сдѣлалось воспаленіе обоихъ легкихъ.

П о цѣлымъ часамъ онъ лежалъ съ закрытыми глазами, въ забытьѣ, а когда приходилъ въ себя, часто говорилъ: «голова болитъ невыносимо, точно молотомъ ударяютъ по ней». Одинъ разъ тетя сидѣла около кровати дяди и горько плакала; открывъ глаза, батюшка посмотрѣлъ на нее и сказалъ: «не плачь, Лиза, Богъ дастъ, поправлюсь, а если нѣтъ, Богъ и добрые люди не оставятъ тебя; я никого не оставлялъ, и тебя не оставятъ». Прошло нѣсколько дней, и однажды утромъ тетя вбѣжала въ дѣтскую и дрожащимъ отъ волненія голосомъ воскликнула: «дядѣ лучше, кризисъ прошелъ!» Мы съ тетей посмотрѣли другъ на друга, крѣпко обнялись, и обѣ заплакали, но уже слезами радости...

К огда незабвенный батюшка предпринималъ свои частыя, а потомъ и ежедневныя поѣздки въ Петербургъ, тетя никогда не ложилась спать не дождавшись дяди, хотя-бы это было около часу ночи, несмотря на то, что здоровье ея вообще было не изъ крѣпкихъ; она постоянно страдала головными болями и нѣсколько лѣтъ подрядъ безсонницей. Съ теченіемъ времени, матушка, по слабости, принуждена была отказаться отъ нѣкоторыхъ заботъ о батюшкѣ, какое это было для нея, бѣдной, тяжелое лишеніе!

П рипоминается мнѣ еще слѣдующій случай: Нѣсколько лѣтъ тому назадъ дядя, принявъ ванну, зимой вышелъ въ сѣни въ туфляхъ; тетя страшно растревожилась и, не имѣя уже возможности по болѣзни ногъ сама быстро двигаться, послала сказать батюшкѣ, что онъ рискуетъ простудиться, выходя на воздухъ легко одѣтымъ послѣ ванны. Возвращаясь изъ сѣней, дядя прошелъ въ гостиную, гдѣ сидѣла тетя, и сказалъ ей, ласково хлопая по плечу: «спасибо тебѣ, родная, за заботы твои обо мнѣ; только не безпокойся, — ноги у меня тепло одѣты».

О. Іоаннъ глубоко цѣнилъ такую заботливость съ ея стороны о себѣ и отвѣчалъ ей тѣмъ-же. Когда болѣзнь не давала возможности незабвенному батюшкѣ ѣздить въ Петербургъ, а впослѣдствіи даже по Кронштадту, онъ ни одинъ день не сѣлъ обѣдать, не зайдя въ гостиную или въ комнату тети, смотря по тому, гдѣ она была, и не позвавъ ее въ столовую; онъ говорилъ: «Когда я обѣдаю одинъ, у меня и аппетита нѣтъ». Не было вечера, когда-бы дядя не зашелъ къ тетѣ проститься и благословить ее передъ сномъ: «доброй ночки желаю тебѣ», «спи спокойно», «Господь съ тобой», «да хранитъ тебя Богъ», — вотъ тѣ привѣтствія, которыя онъ говорилъ ей, передъ уходомъ въ кабинетъ на покой. За нѣсколько времени до коччины батюшки, захворала матушка инфлюенцой; тутъ-то особенно проявилась заботливость дяди о ней. Нельзя было безъ слезъ умиленія видѣть, какъ дорогой страдалецъ, еле ходившій, нѣсколько разъ днемъ и каждый вечеръ передъ сномъ благословлялъ ее, гладилъ по головѣ, приговаривалъ: «бѣдная, бѣдная», «вмѣстѣ мы съ тобой страдаемъ», «вмѣстѣ мы съ тобой мучаемся», «оба мы страдальцы». И долго, бывало, стоитъ около ея кресла, покачивая головой и съ жалостью смотря на больную; а иногда съ ея лица переведетъ скорбящій взоръ на образъ и долго, долго, безмолвно молится за нее... Обыкновенно, когда кто-либо справлялся у дяди о здоровьѣ его или тети, онъ неизмѣнно отвѣчалъ: «оба мы плохи», «оба мы собираемся умирать», «оба мы готовимся къ смерти». Одинъ разъ, когда дядѣ сказали, что тетѣ плохо, онъ пришелъ къ ней и сказалъ: «не унывай, Господь милостивъ; Онъ дастъ тебѣ терпѣнія пережить страданія и быть совсѣмъ здоровой». Въ ноябрѣ, обѣдая вмѣстѣ съ тетей и двумя пріѣзжими, дядя сталъ говорить имъ, что здоровье его совсѣмъ плохо. Тетя, желая ободрить его, сказала: «весной тебѣ бываетъ всегда лучше; придетъ весна — поправишься»; на это дядя возразилъ: «весной, ты говоришь? ты-то до весны доживешь, а я — нѣтъ». Предсказаніе батюшки сбылось: онъ почилъ въ декабрѣ, она — въ маѣ. Когда незабвенный дядя 6-го декабря не имѣлъ уже силъ совершать литургію, а пріобщался каждое утро на дому, онъ приходилъ въ комнату больной инфлюенцей тети — со святой чашей и пріобщалъ ее, говоря: «Господь мой и Богъ мой!» «со страхомъ Божіимъ и вѣрою приступи», «прими тѣло и кровь Христовы», «миръ тебѣ, старица, поздравляю тебя». Послѣдній разъ батюшка пришелъ въ комнату матушки 17 декабря утромъ, пріобщилъ ее, а съ 18-го онъ не покидалъ кабинета. Въ особенности послѣ кончины дяди здоровье тети ухудшилось: стала быстро развиваться общая слабость, ноги и руки стали совсѣмъ плохо работать, сердце начало постепенно сдавать. Сильно тосковала она по незабвенномъ почившемъ, не могла безъ слезъ слышать его имени; никакъ не могла осиротѣвшая тетя примириться съ мыслью, что дяди не стало; она говорила окружающимъ: «мнѣ все кажется, будто Иванъ Ильичъ не умеръ, а куда-то уѣхалъ, какъ уѣзжалъ, бывало, въ Москву, и опять пріѣдетъ». Незадолго до смерти, матушка увидѣла у одной знакомой брошь-портретъ батюшки и неутѣшно заплакала, восклицая: «Иванъ Ильичъ, Иванъ Ильичъ», а когда стали утѣшать ее тѣмъ, что ему теперь блаженно-хорошо, она сказала: «ему-то хорошо, а мнѣ какъ тяжело безъ него, вѣдь 53 года все были вмѣстѣ». Предчувствуя близкую свою кончину, матушка часто, сидя въ креслѣ, устремляла взоры на образъ и говорила: «надо мнѣ приготовиться, надо просить у Бога простить всѣ мои грѣхи». Часто вспоминала она и утѣшалась словами незабвеннаго батюшки, нашего общаго предстателя предъ Господомъ Богомъ, сказанными имъ 17-го декабря, когда ему передали, что больная матушка очень горюетъ, не имѣя возможности, по болѣзни, придти въ кабинетъ и ухаживать за нимъ: «скажи женѣ, что она всегда со мной, и я всегда съ нею». Эти слова все время ободряли страдалицу, утѣшали ее въ долгихъ страданіяхъ надеждою, что и послѣ кончины своей батюшка не оставитъ ее, возьметъ скоро къ себѣ, встрѣтитъ ее въ обители небесной и предстательствомъ своимъ доведетъ до престола Всевышняго. Обыкновенно тетя на ночь надѣвала подрясникъ дяди или спала, покрывшись имъ. Каждый разъ, когда я ѣхала въ Іоанновскій монастырь, она всегда говорила мнѣ: «поклонись отъ меня дядѣ» и горько, неутѣшно плакала. Начинала-ли у ней болѣть сильно рука или нога, она сейчасъ-же просила помазать больное мѣсто маслицемъ съ гробницы незабвеннаго Батюшки.

Г лубоко вѣрующая и религіозная, матушка только и надѣялась на милосердіе Божіе и всѣмъ сердцемъ стремилась къ спасенію душевному. «Иванъ Ильичъ, благослови меня, помолись за меня», нѣсколько разъ въ день просила тетя своего великаго супруга-пастыря, котораго, къ ея горю, пришлось ей пережить. По кончинѣ его, искренно, со слезами молясь сама, тетя, по своему величайшему христіанскому смиренію, страшилась, что молитвы ея не скоро будутъ услышаны Господомъ, и всегда другихъ просила молиться за нее. Когда я на ночь ежедневно уходила домой, то она, послѣ вечернихъ пожеланій, постоянно говорила мнѣ: «помолись за меня». Шла ли я ко всенощной или къ обѣднѣ, я всегда слышала изъ устъ ея ту-же просьбу, идущую изъ глубины сердца: «помолись за меня», и я молилась за нее, какъ только умѣла...

О днажды днемъ, передъ моимъ приходомъ, тетѣ сдѣлалось нехорошо, и тутъ она ничѣмъ не стала себя успокаивать, какъ только надеждой на милость Божію: «сегодня суббота» говорила она, «Руфа пойдетъ ко всенощной и помолится за меня». Такъ велика была вѣра ея въ силу молитвы вообще, что она даже по моему грѣшному моленію надѣялась получить облегченіе.

О канчивая этотъ краткій очеркъ, посвященный свѣтлой памяти незабвенной почившей, нельзя не остановиться съ удивленіемъ на двухъ ея отличительныхъ чертахъ: крайнемъ смиреніи и кротости; въ этихъ двухъ высочайшихъ добродѣтеляхъ христіанскихъ выказалось все величіе ея души. Ни на кого не сердилась, ни на кого не имѣла злобы. Если кто и огорчалъ ее, дѣлалъ ей непріятное, она безропотно сносила и отъ души прощала всѣмъ. На вопросъ обращенный къ ней: «имѣете-ли противъ кого вражду?» Матушка неизмѣнно отвѣчала всегда одно и то-же: «нѣтъ, ни на кого». Прощая сама обиды, она и другихъ учила поступать такъ; бывало скажетъ: «не сердитесь, Богъ Самъ укажетъ, кто правъ, кто виноватъ, а вы простите».

Н икогда не позволяла себѣ тетя входить въ дѣла великаго пастыря и молитвенника, никогда она не старалась выдвинуться и стать на ряду съ нимъ; оставаясь постоянно въ тѣни, она сіяла отблескомъ его славы, она свѣтилась отраженіемъ высокихъ христіанскихъ его добродѣтелей; какъ нѣжная сестра и любящая мать, она неустанно берегла общее сокровище, и больная, слабая, почти безъ ногъ, всѣхъ предупреждала, всѣхъ умоляла: «не шумите, батюшка отдыхаетъ», «не принимайте пока никого, батюшка нездоровъ». Батюшка самъ зналъ ея душу, высоко цѣнилъ въ ней чистоту, кротость и смиреніе и такъ отзывался о ней: «жена у меня — ангелъ». Всѣ-ли знали, что за спиной великаго праведника, отца Іоанна, стоитъ охранительница его, — готовая душу свою положить за него? Если не знали этого тогда, пусть знаютъ теперь и пусть искренно помолятся всѣ за старицу чистую, старицу кроткую, рабу Божію Елизавету!

Б езпредѣльная благодарность тебѣ, чудная, самоотверженная мать-воспитательница, и вѣчная память о тебѣ, славная жена-дѣвственница свѣтильника земли русской, — да живутъ въ насъ, въ нашихъ дѣтяхъ и внукахъ!

(Изъ воспоминаній Р. Г. Шемякиной. Изданіе «Кронштадт. Вѣстникъ» 1909 г.).

Слово, произнесенное настоятелемъ Кронштадтскаго Андреевскаго собора протоіеремъ о. Александромъ Петровичемъ Поповымъ предъ началомъ отпѣванія Елизаветы Константиновны Сергіевой.

«Б лаженни кротцыи, яко тіи наслѣдятъ землю» (Матѳ. 5, 5). Поистинѣ полна евангельской кротости, изображенной въ этой заповѣди блаженства, была почившая матушка Елизавета Константиновна, супруга досточтимаго о. Іоанна, великаго свѣтильника и молитвенника земли Русской, извѣстнаго не только въ предѣлахъ Россіи, но даже заграницей. Почившая являлась олицетвореніемъ не одной этой заповѣди Спасителя — но еще и другой: «блаженни нищіи духомъ, яко тѣхъ есть Царствіе небесное» (Матѳ. 5, 3). Она всегда держала себя въ тѣни и въ высшей степени показывала себя скромной. Другая бы на ея мѣстѣ могла возгордиться и всѣмъ дать почувствовать, кто она и кто ея супругъ. Но никогда не было замѣтно въ матушкѣ стремленія къ этому, и всѣми силами старалась она избѣгать всякихъ почестей. Когда обращались иногда къ почившей съ просьбою чтобы добиться свиданія съ о. Іоанномъ, она смиренно отклоняла это. Въ своей квартирѣ хотя она и была хозяйкой, но была ею только по-имени: на самомъ дѣлѣ домъ о. Іоанна принадлежалъ всѣмъ, и почившая этому не была препятствіемъ, а наоборотъ — своимъ незлобивымъ вмѣшательствомъ способствовала о. Іоанну въ его святыхъ трудахъ.

С вѣжая могила усопшей да послужитъ намъ вѣчнымъ напоминаніемъ о матушкѣ Елизаветѣ Константиновнѣ, скромной, кроткой, незлобной, сумѣвшей сохранить эти высшія достоинства женщины даже при тѣхъ исключительныхъ условіяхъ, въ которыя она была поставлена жизнью. На надгробномъ ея памятникѣ умѣстнѣе всего было-бы начертать: «здѣсь кротость, здѣсь смиреніе», и ничего больше не слѣдуетъ писать: всякій, знавшій Елизавету Константиновву прочитавъ эти слова, сразу пойметъ, кто лежитъ подъ этимъ могильнымъ камнемъ, — пойметъ, что подъ нимъ покоится само воплощеніе двухъ высочайшихъ христіанскихъ добродѣтелей — кротости и смиренія, этихъ лучшихъ украшеній души. Да будетъ почившая матушка, супруга о. Іоанна, вѣчнымъ и добрымъ примѣромъ нашимъ женамъ и дочерямъ!

(Изданіе «Кроншт. Вѣстникъ» 1909 г.).

Источникъ: «Лучъ свѣта». Ученіе въ защиту Православной вѣры, въ обличеніе атеизма и въ опроверженіе доктринъ невѣрія. Въ двухъ частяхъ: Часть первая. / Собралъ, перепечаталъ и дополнилъ иллюстраціями Архимандритъ Пантелеимонъ. — Изданіе второе. — Jordanville: Изданіе Свято-Троицкаго Монастыря, 1970 [1971]. — С. 76-82.

 

 

ЛУЧЪ СВѢТА.
Ученіе въ защиту Православной вѣры, въ обличеніе атеизма и въ опроверженіе доктринъ невѣрія.

Въ двухъ частяхъ: Часть первая.
Собралъ, перепечаталъ и дополнилъ иллюстраціями Архимандритъ Пантелеимонъ.

Архіеп. Аверкій (Таушевъ) († 1976 г.)
Провозвѣстникъ кары Божіей русскому народу.

В ъ нынѣшнемъ 1964 году на самый праздникъ Богоявленія исполнилось ровно 70 лѣтъ со дня блаженной кончины приснопамятнаго Епископа Ѳеофана, извѣстнаго вѣрующимъ русскимъ людямъ подъ именемъ «Вышенскаго Затворника».

З амѣчательна жизнь этого великаго свѣтильника Россійской Церкви, передъ наступленіемъ столь грозныхъ временъ для нея и для всей Россіи, какъ замѣчательно и то огромное духовное богатство, которое оставилъ онъ намъ въ видѣ своихъ, поистинѣ драгоцѣнныхъ, письменныхъ твореній, могущихъ составить цѣлую библіотеку. Эти письменныя творенія представляютъ собою цѣннѣйшее руководство подлинной духовной жизни — той «жизни во Христѣ», которой жили на протяженіи вотъ уже почти двадцати вѣковъ всѣ истинные подвижники и ревнители православно-христіанскаго благочестія. Они, эти творенія святителя Ѳеофана, раскрываютъ передъ нами всю глубину и ни съ чѣмъ несравнимую возвышенную красоту духовной жизни, а потому всякій стремящійся жить подлинной духовной жизнью, не можетъ не знать и не цѣнить ихъ, а кто еще съ ними не знакомъ, тотъ долженъ познакомиться. Это — какъ бы «пробный камень» правильнаго подхода къ духовной жизни, истинно-православной ея оцѣнки и пониманія въ наше лукавое время, когда столь многіе «влаются» всякими вѣтрами всевозможныхъ лжеученій (Ефес. 4, 14) и увлекаются «философіей и пустымъ обольщеніемъ, по преданіямъ человѣческимъ, по стихіямъ міра, а не по Христу» (Кол. 2, 8).

С ама жизнь святителя Ѳеофана говоритъ за себя и служитъ лучшей рекомендаціей всего вышесказаннаго, внушая къ нему и къ его письменнымъ твореніямъ полное довѣріе и высокое уваженіе.

В ъ мірѣ Георгій Васильевичъ Говоровъ, святитель Ѳеофанъ былъ сыномъ священника св. Владимірской церкви села Чернавска Елецкаго уѣзда Орловской губерніи. Родился онъ 10 января 1815 года. Получивъ первоначальное обученіе въ родительскомъ домѣ, онъ прошелъ затѣмъ курсъ Ливенскаго духовнаго училища и Орловской духовной семинаріи (1831-1837). Здѣсь несомнѣнно и получилъ онъ ту цѣльность направленія и серьезный закалъ мысли, которые давала наша старая духовная школа своимъ лучшимъ питомцамъ. Какъ лучшій воспитанникъ, онъ былъ отправленъ на казенный счетъ въ Кіевскую Духовную Академію. Съ большимъ прилежаніемъ изучалъ онъ богословскія науки, и тутъ же, въ тиши молитвеннаго уединенія среди Кіевскихъ пещеръ, этихъ безмолвныхъ, но краснорѣчивыхъ памятниковъ нашей родной старины, созрѣла въ немъ мысль стать на путь иноческаго міроотречнаго житія. Подавъ прошеніе объ этомъ, онъ еще за нѣсколько мѣсяцевъ до окончанія курса былъ постриженъ въ монашество съ именемъ Ѳеофана. Постригъ былъ совершенъ ректоромъ академіи Преосвященнымъ Іереміею 25 февраля 1841 года; 7 апр ѣля того же года инокъ Ѳеофанъ былъ рукоположенъ во іеродіакона, а 7 іюля — во іеромонаха. На всю жизнь потомъ запечатлѣлось въ сердцѣ молодого инока наставленіе, данное ему послѣ пострига духовникомъ Лавры прославленнымъ старцемъ Іеросхимонахомъ Парѳеніемъ. «Вотъ вы ученые монахи», сказалъ ему старецъ, «набравши себѣ правилъ, помните, что одно нужнѣе всего: молиться — и молиться непрестанно умомъ въ сердцѣ Богу, вотъ чего добивайтесь!»

П о окончаніи въ томъ же 1841 году академіи и защитѣ магистерской диссертаціи, іеромонахъ Ѳеофанъ въ теченіе пяти лѣтъ подвизался на духовно-учебномъ поприщѣ Своимъ воспитанникамъ онъ постоянно внушалъ, что главнымъ дѣломъ ихъ должно быть Богоугожденіе, а «научность», какъ онъ выражался, есть лишь придаточное качество. Особенно подчеркивалъ онъ, что «всякая наука, преподаваемая христіанину, должна быть пропитана началами христіанскими, и притомъ православными». «У насъ самое опасное заблужденіе», говорилъ онъ: «то, что преподаютъ науки безъ всякаго вниманія къ истинной вѣрѣ, позволяя себѣ вольность или ложь въ томъ предположеніи, что вѣра и наука — двѣ области, рѣшительно разъединенныя. Духъ у насъ одинъ. Онъ же принимаетъ науки, и напитывается ихъ началами, какъ принимаетъ вѣру и проникается ею. Какъ же можно, чтобы онѣ не приходили въ благопріятное или неблагопріятное соприкосновеніе здѣсь?»

В ъ 1842 году іеромонахъ Ѳеофанъ былъ назначенъ инспекторомъ и преподавателемъ логики и психологіи въ Новгородской духовной семинаріи; въ 1844 году переведенъ на должность преподавателя нравственнаго богословія въ С.-Петербургскую духовную академію. Здѣсь съ 1845 года на него была возложена и должность помощника инспектора академіи, а затѣмъ Онъ былъ назначенъ еще членомъ комитета для разсмотрѣнія конспектовъ преподаваемыхъ въ семинаріяхъ учебныхъ предметовъ. Административныя обязанности, однако, весьма тяготили инока, котораго влекла къ себѣ уединенная строго-подвижническая жизнь. Промыселъ Божій вскорѣ избавилъ его отъ этого, указавъ ему иной путь. Въ 1846 году онъ получилъ назначеніе на должность члена Россійской Духовной Миссіи въ Іерусалимѣ. Семилѣтнее пребываніе о. Ѳеофана въ Святой Землѣ имѣло для него громадное значеніе. Душа его питалась здѣсь священными библейскими воспоминаніями; онъ посѣщалъ знаменитую Лавру преп. Саввы Освященнаго и другія древнія обители, знакомясь со сказаніями о подвигахъ прежнихъ отшельниковъ и наблюдая жизнь современныхъ подвижниковъ. Знаніе древнихъ языковъ давало ему возможность изучить на мѣстѣ цѣнныя рукописи отеческихъ твореній, которыя получали для него особенную жизненность при постоянномъ созерцаніи священныхъ памятниковъ древности. Благодаря этому онъ все глубже и глубже проникался духомъ великихъ христіанскихъ аскетовъ, практически изучая подвижническую жизнь у самыхъ первоисточниковъ и древнихъ разсадниковъ иночества.

П о возвращеніи въ Россію, іеромонахъ Ѳеофанъ въ 1855 году былъ возведенъ въ санъ архимандрита съ назначеніемъ на должность ректора Олонецкой духовной семинаріи. Но ему и года не пришлось пробыть на этой должности. Въ томъ же году онъ былъ отправленъ въ Константинополь настоятелемъ тамошней Русской посольской церкви, гдѣ пробылъ около двухъ лѣтъ. И это время онъ широко использовалъ для углубленія своего знакомства съ восточнымъ иночествомъ и, въ частности, для изученія подвижнической жизни на Аѳонѣ.

В ъ 1857 году архимандиритъ Ѳеофанъ, уже стяжавшій себѣ извѣстность въ духовныхъ кругахъ своей образованностью и аскетической настроенностью, былъ вызванъ въ С.-Петербургъ и получилъ назначеніе ректоромъ С.-Петербургской духовной академіи. Вмѣстѣ съ тѣмъ ему было поручено наблюденіе за преподаваніемъ Закона Божія во всѣхъ свѣтскихъ учебныхъ заведеніяхъ столицы и ея окрестностей.

Н о и на этой должности онъ пробылъ недолго. Въ 1859 году онъ былъ хиротонисанъ въ Александро-Невской лаврѣ Высокопреосвященнымъ Митрополитомъ С.-Петербургскимъ Григоріемъ съ сонмомъ іерарховъ въ санъ Епископа Тамбовскаго. Преосвященный Ѳеофанъ ревностно исполнялъ свое епископское служеніе и очень много сдѣлалъ для Тамбовской епархіи, но административныя обязанности епархіальнаго архіерея не пришлись ему по душѣ, такъ какъ отвлекали его отъ подвиговъ Богосозерцанія и молитвы, къ которымъ онъ отъ юности стремился. Онъ началъ мечтать о полномъ уединеніи и еще въ бытность на Тамбовской каѳедрѣ присмотрѣлъ себѣ «возлюбленную смиренную пустынь Вышенскую, которой нѣтъ ничего на свѣтѣ краше». Однако, тогда еще ему не удалось своего намѣренія исполнить. Въ 1863 году онъ былъ переведенъ на епископскую каѳедру въ г. Владиміръ на Клязьмѣ. Три года его служенія здѣсь также ознаменовались неусыпной и ревностной архипастырской дѣятельностью: онъ часто совершалъ Богослуженія, неутомимо проповѣдывалъ, предпринималъ постоянныя поѣздки по епархіи, развилъ миссіонерскую дѣятельность для возвращенія заблуждшихъ въ лоно Церкви, открывалъ церковно-приходскія школы, основалъ какъ и въ Тамбовѣ, женское епархіальное училище и положилъ начало изданію «Епархіальныхъ Вѣдомостей». Благостный, участливый ко всѣмъ, онъ въ полномъ смыслѣ слова дѣлилъ съ своей паствой и радость и горе, чутко отзываясь своимъ любящимъ сердцемъ на все.

С ъ юныхъ лѣтъ святитель Ѳеофанъ горѣлъ особенной любовью и благоговѣніемъ къ памяти великаго духоноснаго наставника и столпа Россійской Церкви св. Тихона Задонскаго и въ 1861 году сподобился великой радости участвовать въ торжествѣ открытія его святыхъ мощей. Можно полагать, что это торжество окончательно укрѣпило въ немъ давно уже взлелѣянное имъ въ глубинѣ души намѣреніе, по примѣру святителя Тихона, совершенно уединиться отъ грѣховнаго міра, уйдя въ затворъ.

«Н аступилъ, наконецъ, 1866 годъ, когда много ранѣе задуманное совершилось» — такъ пишетъ объ осуществленіи этого намѣренія святителя одинъ изъ его ближайшихъ родственниковъ. Святитель Ѳеофанъ подалъ Святѣйшему Сѵноду прошеніе объ увольненіи на покой. Просьба эта была совершенно необычной, такъ какъ годы святителя не давали для нея основаній. Первенствующій членъ Сѵнода Митрополитъ Исидоръ счелъ нужнымъ запросить святителя Ѳеофана, какія причины побудили его подать такое прошеніе. Святитель отвѣтилъ, что онъ стремится къ созерцательной духовной жизни, но вмѣстѣ съ тѣмъ не отказывается отъ работы на пользу Церкви, предполагая посвятить свое время въ уединеніи письменнымъ трудамъ. Сѵнодъ удовлетворилъ его прошенію, назначивъ ему для пребыванія избранную имъ Вышенскую пустынь и опредѣливъ годовую пенсію въ суммѣ 1000 рублей. Трогательное прощаніе Епископа Ѳеофана со своей Владимірской паствой состоялось 24 іюля 1866 года. Совершивъ въ этотъ день въ послѣдній разъ въ своемъ каѳедральномъ соборѣ Божественную Литургію, святитель обратился къ своей паствѣ съ проникновеннымъ прощальнымъ словомъ. Въ храмѣ стояла глубочайшая тишина, прерываемая лишь тихими рыданіями скорбѣвшихъ о разлукѣ съсвоимъ любимымъ архипастыремъ владимірцевъ. Замѣчател