Третий за первого или второго.

 

Первым летописцем был Нестор. Вторым — Сильвестр…

На столе лежат рядом летописи Лаврентьевская и Ипатьевская. В Лаврентьевской — имя Сильвестра, и больше чувствуются его поправки. В Ипатьевской — о Сильвестре ни слова, зато заметнее «рука» третьего автора.

 

ИПАТЬЕВСКАЯ

Се повести временных лет черноризца Федосьева монастыря Печерского, откуду есть пошла Русская земля… и т. д.

 

ЛАВРЕНТЬЕВСКАЯ

Се повести временных лет, откуду есть пошла Русская земля… и т. д.

 

Сильвестр устраняет из заглавия Лаврентьевской летописи все, что напоминает Нестора. Но начало Ипатьевской летописи прямо намекает на главного летописца — «черноризца Федосьева монастыря». Намекает, но почему-то не называет его имени.

«Духовник Мстислава» знал многое. Знал, конечно, имя настоящего создателя «Повести временных лет»… Политические страсти захлестывают летопись, зачеркивают и вписывают имена, строки, страницы, рассказы! К третьему летописцу, конечно, доходят сверху разговоры, намеки, угрозы. Приходится писать осторожно, согласовывая собственное мнение с волей заказчика, Особенно если речь идет о Несторе.

 

Было, наверное, так…

 

В 1117 или 1118 году умный и образованный священник, только что прибывший в Киев, допускается к летописной работе. Может быть, Сильвестр, покидающий столицу, сам просит князя прислать на смену знающего летописца. Возможно, старый князь Владимир предлагает наследнику позаботиться о летописи, найти для нее «достойного человека». Вполне вероятно, что ученый духовник Новгородского князя, златоуст и путешественник, был к этому времени уж весьма знаменит.

Северянину вручают труд Нестора с поправками Сильвестра. «Чистого Нестора» уже не достать: Сильвестр, составив свой список, очевидно, подлинник уничтожил.

Новый летописец читает…

Нам нелегко угадать его мысли. Они ведь во многом очень не похожи на наши. Нам куда легче наделить этого человека собственными мыслями и чувствами. Но для науки это весьма опасно.

Как все обстояло 850 лет назад, узнать трудно.

«Гипотезы, судари… гипотезы», — язвили скептики XIX столетия. Разве они могли знать, каковы еще будут гипотезы!

Шахматов гипотез не боится.

Старое соперничество Святополка и Мономаха в 1118 году, верно, утратило свою злободневность, да и Святополк вот уже пять лет как покоится в гробнице, в церкви Святого Михаила. Гнев Мономаха остыл, страх рассеялся. А ведь Нестор пострадал именно из-за этого соперничества. Впрочем, может быть, и Нестор давно в могиле?..

И третий летописец решает упомянуть настоящего автора «Повести».

Сначала третий автор снимает имя Сильвестра, но сохраняет все его поправки: поправки возвеличивают дом Мономахов. Но вот как быть с первым летописцем? В 1118 году можно уже намекнуть на Нестора, но еще нельзя назвать имя провинившегося писателя.

Не поэтому ли в заглавии лишь глухо говорится о «черноризце Федосьева монастыря»?

Возможно, третий летописец, когда менял заглавие, вспомнил, как много лет назад встречался под печерскими сводами с летописцем первым.

А может, все было не так.

И не исключено, что вовсе не справедливости ради «третий» убрал имя «второго» (и, кстати, не поставил своего). «Автор», «соавтор», «продолжатель труда» — на это тогда смотрели совсем иначе. И намек на «черноризца Федосьева монастыря Печерского», возможно, вставлен по каким-то нам недоступным соображениям.

Так восстанавливал Шахматов биографию интересного, очень важного для русской истории и литературы человека.

Летописец Мстислава ожил. Летописец без имени. Уж больше полувека, как ожил. Мы, люди XX столетия, догадываемся об учености этого человека и его странствиях, о его повелителях, покровителях и друзьях. Даже о его мыслях и характере…

Но мы совсем не знаем, что помешало ему вести летопись после 1118 года. Смерть? Опала? Что-то иное?

Впрочем, поиски не закончены. Поиски вообще редко кончаются. Кто знает, может быть, откроются новые материалы. Или — что более вероятно — какому-нибудь исследователю, сегодня еще юному или даже неродившемуся, удастся напасть в «Повести временных лет» на такие следы, которых не заметили даже зоркие глаза Шахматова…

 

Глава 9. Последнее сказанье

 

 

Такого не было прежде на Руси,

И после него не будет такого.

Летопись

 

Между 1113 и 1118 годами. Крестоносцы продолжали удерживать Иерусалим. Сунские императоры Китая искали ответа на трудные государственные вопросы в 294 книгах Сыма Гуана «Всеобщее зерцало, помогающее правлению». Арагонские рыцари выбили мавров из Сарагоссы. Король Людовик Толстый начал 350-летний труд, именуемый объединением Франции, другой же француз, Пьер Абеляр, заговорил о разуме против церкви. В Мексике и Гватемале росли города среднего царства Майя. Норманнские короли все еще не желали изучать язык покоренной Англии. С Ливанских гор спускались посланные «горным старцем» фидаи, или «жертвующие жизнью», чтобы убить враждебного государя или визиря. В Персии дописывал последние четверостишия и пил последние кувшины вина великий математик и поэт Омар Хайям.

После падения Римской империи прошло 650 лет. До первых буржуазных революций оставалось полтысячелетия. Именно в эту пору в Киеве довели до конца «Повесть временных лет» Нестор, а вслед за ним два его «соавтора».

С этих лет начались странствия летописей по городам и векам.

Спустя десятилетия появилось уже несколько летописей, через столетия — десятки, через полтысячелетия — сотни. В начале этих сотен летописей лежит «Повесть временных лет».

Но чей же вариант, чью «редакцию» использовали поздние летописцы: Нестора, Сильвестра или Мстислава?[14]

Восемьсот лет спустя в России вышла книга под тем же названием: «Повесть временных лет». Только новый «летописец» именовался на обложке Алексеем Шахматовым. Из 480 страниц собственно Шахматову принадлежало 80. А около 400 занимал текст летописи. Той самой летописи, которую читали в XII–XVII веках.

Шахматов не позволил себе ни одного лишнего слова: только замечания на полях: «2-я редакция» (Сильвестра), «3-я редакция» (Мстислава). Почти для каждой фразы теперь был установлен автор: Нестор, Сильвестр, Василий, летописец Мстислава…

Даже третьему летописцу, спустя пять лет после Нестора, такую работу бы не сделать: он уже вряд ли мог различить, что написал Нестор, а что приписано. Пять лет — слишком маленький промежуток. Понадобилось ровно восемьсот, чтобы в этом разобраться.

«Чистый Нестор» (без поправок Сильвестра и др.), как известно, до нас не дошел, да и не только до нас. Уже в 1118 году третий автор, видимо, не мог достать Несторова списка. Последние следы Несторова летописания ведут в Галицкую Русь и там исчезают. Только в Хлебниковском списке есть имя печерского монаха. Но, кроме заглавия, эта летопись ничем не отличается от других. Чистого текста «Повести временных лет» в ней тоже нет. Может быть, этот текст был в тех списках (с именем Нестора), которые двести лет назад читал Василий Никитич Татищев? Но в настоящее время ни в одной из существующих летописей не найдем первоначальной редакции Нестора.

Что же дошло, что уцелело?

Прежде всего вторая редакция, Сильвестрова. За несколько веков с ней произошло многое.

Из Выдубицкого монастыря Сильвестр переходит епископом в Переяславль, экземпляр «Повести временных лет» с собственными поправками берет с собой, однако к работе над летописью не возвращается, в 1123 году умирает.

Какой-то переяславский монах затем приписывает к старому тексту новые страницы, новые известия.

Проходит 60 лет. Усиливаются «полнощные» (северные) княжества: суздальские земли, Ростов, Владимир, позже — Москва.

В конце XII и в XIII веке летопись продолжают во Владимире. В 1239 году, в дни Батыя, к «Повести» прибавляются скорбные ростовские записи.

Около 1284 года ее читают и пишут в Твери. В 1305 году безымянный тверской или костромской монах еще раз переписывает и дополняет труд Нестора, Сильвестра и их продолжателей.

Через 72 года ветшаный тверской список — у Лаврентия.

Еще через 400 с лишним лет Лаврентьевская летопись у графа Мусина-Пушкина…

Но прежде, по дороге, выросли и расцвели боковые ростки летописного древа.

В конце XIV века, после Куликовской битвы, московский митрополит Киприан раздобывает, скорее всего в Твери, один из списков Нестора — Сильвестра и переписывает его, дополнив известиями о Москве: появляется так называемая Троицкая летопись. Первый московский свод был лишь немного моложе Лаврентьевского.

Троицкая летопись тоже пережила века, но погибла в московском пожаре 1812 года[15].

От Троицкой и других летописей пошла большая семья летописей московских; один из самых поздних ее «отпрысков» — громадный Никоновский свод. Последняя запись в нем за 1630 год. Начало же свое эта летопись берет все в той же «Повести временных лет» — в Сильвестровой редакции.

Но и это еще не все: во Владимире в начале XIII века некий художник украшает один из списков многочисленными иллюстрациями-миниатюрами. Затем летопись с картинками неведомыми путями попадает в Смоленск. Ее еще раз переписывают и перерисовывают. Через 150–200 лет она перекочевывает в библиотеку польского князя Радзивилла, оттуда — в Кенигсберг, а в 1758 году — в Россию. Таков путь списка Радзивилловского, или Кенигсбергского.

Лаврентьевская, Троицкая, Никоновская, Радзивилловская и некоторые другие летописи — это прямые потомки «Повести временных лет» в редакции Сильвестра.