Записка партизанки клавы юрьевой

…Всем существом своим я ненавижу фашистов, а их пособников еще сильнее, ненавижу с такой силой, с какой люблю свою Советскую Родину, люблю ее особенно сейчас, когда она в опасности, страдает и так мужественно борется…

Клава Юрьева.

 

 

Клаву Юрьеву не зачислили в партизанский отряд, когда с приближением фашистских войск к Крыму стали формироваться отряды народных мстителей.

– Молода еще, трудности партизанской жизни не для тебя, – пояснил командир отряда.

Когда гитлеровцы ворвались на полуостров, отряд ушел в лес. После перехода в свой район партизаны выстроились на небольшой опушке леса. И тут командир увидел в строю Клаву:

– А ты как попала сюда?

– Обыкновенно, товарищ командир, ножками, – а лицо так и светится улыбкой. – Надеюсь, что назад, на съедение фашистам не отправите.

Посмотрел командир: короткая шубка, шапка‑ушанка, брюки‑галифе, щегольские офицерские сапоги, а выправка настоящего солдата. Словом, молодец молодцом. Что с такой сделаешь?

Приняли. Стала Клава партизанкой. С первого же дня не признавала никаких скидок: на пост так на пост, в бой – вместе со всеми.

Побежали партизанские дни, один другого тревожнее, труднее, опаснее.

7 ноября 1941 года, на седьмой день партизанской жизни, Клаву послали за мясом, спрятанным в зарослях молодого дубняка, недалеко от глухой дороги. Бочка с бараниной была залита жиром. Жир застыл, и Клава, наклонясь над бочкой, с усилием отковыривала его ложкой.

Вдруг совсем близко раздалось: «Хенде хох!»

Разогнулась и – обомлела: невдалеке группа немецких автоматчиков.

– Ком! Ком! – кричали немцы.

Вот она, гибель! Страшная, неотвратимая. Шаг назад – и десять автоматов брызнут свинцом.

– Ком! Ком!

Что же делать? Оцепенение постепенно проходило.

– Ком, фрейлен! Ком!

Голоса чужие, лающие, но уже меньше у них настороженности: увидели, что одна, и дула постепенно опускаются. Машут руками: иди, иди…

Девушка сделала шаг, другой и вдруг стремительно бросилась в обрыв. Автоматчики открыли огонь, но было уже поздно: лес надежно укрыл партизанку.

Ушла Клава. Десять не взяли одну…

5 января 1942 года. Партизаны подошли к автомагистрали Симферополь – Феодосия, по которой гитлеровцы перебрасывали подкрепления на Керченский полуостров, стремясь сдержать наступление советских войск, высадившихся в Керчи и Феодосии.

В Зую прибыли немецкие части. Остановились. А сколько их? Чем вооружены? Где стоят? Надолго ли расположились? Как охраняются? Разведать требуется быстро.

Направили Юрьеву. И вот идет по дороге девушка, одетая по‑деревенски. Без пропуска, без паспорта, без справки, удостоверяющей личность (партизанская разведка в тот период еще не располагала ни документами, ни временем для их изготовления). Клава остерегалась встречи с немцами. И хоть с виду держалась уверенно, даже беспечно, внутренне вся напряглась. Еще издали разведчица заметила группу врагов на дороге. Свернула в сторону. Но и там стояли грузовики с пулеметами, рядом толпились солдаты с винтовками и автоматами. Скрываясь в кустарнике, подошла к речке Зуйке.

Что делать? Не возвращаться же в отряд, не выполнив задания. Идти напролом – задержат.

Клава остановилась в гущине заснеженных кустарников. Сплошной стеной стояли они вдоль берега. Другая такая стена тянулась по противоположному берегу, надежно скрыв речку, которая текла, словно в тоннеле.

А что, если речкой?..

Ступила в воду – и тотчас же ноги обожгло.

Пошла медленно, осторожно, чтоб не привлечь внимания немцев. Уже через несколько метров ноги словно одеревенели. Но она продолжала идти. Шла почти шесть километров. Три часа в январской холодной воде.

И все же Клава прошла до поселка Крымроза. Встретилась с кем надо. Послали людей в Зую, в соседние села. В течение дня она получила ценные сведения о противнике. Узнала и о страшной судьбе своей семьи: отец, мать и сестра Лида – участники подполья – расстреляны.

Возвращалась Клава тем же путем – речкой.

Шли дни. Набегали события. За девять месяцев партизанской жизни Клава стала опытнее. Комсомольцы отряда избрали ее секретарем.

В июле 1942 года фашистские войска предприняли широкий прочес партизанского леса. Несколько сот гитлеровцев окружили Зуйскую заставу. Шестьдесят партизан вторые сутки отбивали непрекращающиеся атаки. Каждый боец бился за десятерых.

– Смелее! Смелее, ребятки, – кричит комсомольский вожак.

А сама бьет из винтовки. При каждом выстреле плечо ее вздрагивает.

– Есть, гад! Еще один!

Клава осматривается по сторонам: как там? Потом ползет вдоль окопов, подбадривая бойцов, хоть и горит раненое плечо, наскоро перебинтованное.

Внезапно умолк «максим». Клава подползла к окопу пулеметчиков. Убит пулеметчик. Вместе с ней в окоп спрыгнул политрук группы Никита Бороненко.

– Давай, Никита! Я ленту направлять буду…

«Максим» в руках Бороненко бьет метко. Политрук ведет огонь короткими очередями – экономит патроны.

Все больше гитлеровцев остается лежать неподвижно перед окопом. Но вот пулемет умолк снова. Место пулеметчика занял командир. Но вскоре был убит и он. За пулемет легла Клава Юрьева. Нажимая гашетку, она, казалось, вкладывала всю свою ненависть к врагу. Фашисты еще больше усилили огонь по «максиму». Пуля обожгла шею Клавы. Превозмогая боль, она попыталась продолжать огонь.

– На прорыв! Собирайся на прорыв! – послышалась команда Колесникова, начальника штаба.

– В контратаку! За Ро‑о‑о‑дину!..

Призыв поднял всех. Встала и Клава. Товарищи помогали ей бежать. Бежали прямо на линию немецких окопов. Прорвались!..

Поредевшая группа партизан устремилась к буковому кордону. Немцев там не видно.

До густых зарослей оставалась сотня метров, когда Клава упала…

– Клава! Клава!

Ее подхватили на руки. Но когда достигли леса, Клава уже не дышала.

На могиле Клавы Юрьевой стоит обелиск. На нем надпись: «Здесь в 1941–1942 годах геройски сражалась и в бою за Советскую Родину 24.VII.1942 г. пала смертью храбрых отважная партизанка, комсомолка Клава Юрьева».

 

Н. ЛУГОВОЙ.