Великий князь говорить будет

 

Боярин Афанасий Бутурлин имел острый и злой язык. Не может Бутурлин удержаться, чтобы не сказать о ком‑нибудь нехорошего или колючего слова.

Ещё когда Шуйские были в силе, «разбойники!» – называл всех Шуйских.

Нелучшие слова говорил и о князе Бельском.

– И этот – разбойник. Вурдалак! Встретишься с ним на большой дороге – без ножа зарежет.

Великую княгиню Елену Глинскую, мать Ивана IV, и ту и хитрой лисой, и змеёй называл. Даже про молодого великого князя, случалось, не удержится – недоброе бросит. Правда, не громко, не вслух. А лишь при надёжных, доверенных людях.

– Послал нам Господь зверёныша.

А ещё любил боярин Бутурлин при любом разговоре всегда первым выпрыгнуть, по любому поводу своё мнение первым высказать. Другие бояре только ещё прикидывают, что бы сказать, а он тут как тут – готовы слова бутурлинские. Вот и великого князя повадился боярин перебивать.

Посмотрел на него однажды косо великий князь Иван. Посмотрел второй раз косо. Что‑то, видать, в уме отметил.

Нужно сказать, что боярин Афанасий Бутурлин таким был не один. И другие бояре наперёд великого князя лезли. И у этих свои советы, свои мнения. Едва поспевает молодой князь крутить головой налево, направо. Советы и наветы то одного, то другого боярина слушать.

В 1545 году великому князю Ивану исполнилось пятнадцать лет. По порядкам того времени это считалось совершеннолетием.

В Кремле торжественно отмечался день рождения Ивана IV. Зашёл разговор о делах государственных. Не удержался боярин Афанасий Бутурлин, по старой привычке и здесь первым сунулся.

Грозно посмотрел на него великий князь. Не заметил этого Бутурлин. Ведёт себя, как глухарь на току, – ничего не видит, ничего не слышит. Словами своими, всякими советами и наставлениями упивается.

Нахмурились Ивановы брови. Хоть и юн, а глаза свинцом налились.

На следующий день великий князь Иван вызвал своих приближённых и приказал отрезать язык боярину Бутурлину. Узнали другие бояре. Притихли. Ясно: не им теперь лезть с речами, с советами.

Великий князь говорить будет.

 

«Искать в России!»

 

Великому князю Ивану исполнилось шестнадцать лет. Наступило время жениться.

Рано женились в те годы. Подоспела пора заводить семью и молодому князю.

Забегали приближённые. Засуетились. Не простое дело жениться князю, к тому же великому.

Многое надо учесть. Многое предвидеть. Как правило, великие князья брали себе в жёны заморских принцесс – дочерей королевских или царских фамилий или родовитых иностранок.

Вот и мать самого Ивана, Елена Глинская, была дочерью князя Глинского из Великого княжества Литовского и родственницей сербских правителей.

И мать великого князя Василия III, отца Ивана, София Палеолог, тоже была иностранного происхождения, племянницей византийского императора.

Ищут приближённые заморских принцесс. Прикидывают:

– Кто там есть из невест во французском королевстве?

– Кто там есть из невест в немецких княжествах?

– Кого присмотреть на земле греческой, земле сербской, польской или чешской?

И вдруг:

– Не хочу иноземной принцессы, – заявил великий князь Иван. – Желаю найти невесту в России.

Пытаются приближённые объяснить ему про старые порядки:

– Так ведь такое ведётся издавна, испокон веков. Вот и батюшка твой великий князь Василий III, и дед…

– Искать в России! – грозно повторил князь Иван.

Пришлось приближённым невесту искать в России. Разъехались гонцы в разные концы Русского государства. Стали отбирать в невесты великому князю самых знатных, самых красивых девушек.

В Москве состоялись смотрины. Выстроились невесты в ряд. Идёт вдоль ряда молодой князь. Выбирает себе суженую.

Остановился князь Иван около девушки, которую звали Анастасией.

– Захарьина, – кто‑то назвал фамилию.

– Вот, – указал на девушку пальцем князь.

Видного рода девушка, знатного. Ещё в XIV веке её предок, Андрей Кобыла, в числе русских знатных людей ходил.

Обвенчали в соборе Ивана и Анастасию Захарьину по тогдашним законам. Пропели священники им здравицу и пожелали счастья на долгие годы.

Свадьбу праздновали несколько дней. Молодые выходили на площади Кремля, представлялись народу.

Бойко идёт веселье. Ещё бы и дольше праздновали. Да вдруг прервал князь Иван буйные пиры:

– Хватит!

Решил он вместе с молодой супругой отправиться в далёкую Троице‑Сергиеву лавру и там помолиться Богу.

Запрягли им княжеский возок. И вновь поразил всех великий князь.

– Нет, – замотал головой Иван.

Решил он отправиться пешком. Неблизко Троице‑Сергиева лавра – семьдесят вёрст от Москвы.

Зима. Ветер срывается стылыми вихрями. Шагает великий князь Иван. Шагает великая княгиня Анастасия.

Верста за верстой. Верста за верстой. Ложится под ноги земля России.

 

Царская деньга

 

Любимке Ноздре досталась золотая деньга. Прямо с неба деньга свалилась…

Когда Ивану IV исполнилось шестнадцать лет, ещё одно важное событие произошло в жизни и самого Ивана, и всего Русского государства. Заявил молодой князь:

– Хочу венчаться на царство.

До этого Русским государством управляли великие князья.

И отец Ивана IV – Василий III был великим князем.

И дед Ивана IV – Иван III был великим князем.

Иван IV пожелал назваться царём.

Крутой поворот начинался в стране. Кончалось княжество на Руси. Царская власть создавалась.

Венчание на царство Ивана состоялось в Кремле, в Успенском соборе. Собрались сюда бояре, князья, священники самых высоких званий. Вокруг храма сгрудился народ.

– Что там?

– Венчание на царство.

– Как же это понять?

– Государева власть крепчает.

 

 

Стоит Иван IV в храме. Застыл. Свечи горят. Мерцают лампады. Лица святых с икон и со стен смотрят. Митрополит, старший из священников, благословляет царя. Надевает ему на голову знаменитую шапку Мономаха. И сразу за этим пожелание многолетия государю:

от духовенства,

от бояр и князей,

от народа.

Кончилось богослужение. Стал царь Иван выходить из собора. И тут посыпались вдруг на него золотые монеты. Два знатных боярина, стоя на возвышении, бросали деньги. Сыпались они золотым дождём на лестницу, на ступени, на каменные плиты у входа в храм.

Это было пожеланием богатства стране и успехов царю.

В этот момент и появился у Успенского собора Любимка Ноздря. Видит: у входа в собор толпа. Ускорил шаг. Подошёл вплотную.

– Что там, любезные?

– Венчание.

– Кого?

– Князя Ивана.

– На что?

– На царство.

– Как же сие понять?

– Государева власть крепчает.

Видит Любимка: выходит из храма великий князь.

– Царь!.. Царь!.. – понеслись голоса.

Прошёл царь – прямой, молодой, высокий.

Выждали люди момент, второй. Бросились к каменным плитам, к ступеням храма. Потянулись к монетам. Блестит на ступенях, на плитах золото. Переливается. Досталась и Любимке золотая деньга.

Зажал он деньгу в ладони.

– Царская!

Был 1547 год. Начиналась в России новая пора. Стал великий князь Иван IV называться царём Иваном IV.

С него и пошли на Руси цари.

 

Огнём начинается

 

Ездил Осирка Рябой под Звенигород к брату, а когда вернулся домой в Москву – нет дома. Сгорел дом, даже трубы не осталось.

Страшные пожары произошли в Москве в тот памятный 1547 год. Невиданные.

Первый из них вспыхнул 12 апреля. Загорелась в центре города одна из торговых лавок. За ней вторая, третья. Затем запылала Никольская улица. Пробушевал пожар вплоть до стен Китай‑города. Пробушевал. Успокоился.

Прошла неделя, и снова огонь побежал по московским улицам. Вспыхнул на этот раз он за рекой Яузой. Это трудовая окраина города. Жили здесь гончары и кожевники. Понеслось, заплясало пламя по мастерским, по домам, по подворьям. Оставило груду пепла и плач обездоленных.

Хоть и великий был урон от двойного огня в апреле, однако самые страшные беды ожидали москвичей впереди. Прошёл май, к исходу шагал июнь. И тут…

Не видел Осирка Рябой пожара. Прибыл из‑под Звенигорода на пепелище. Уезжая, оставил Москву Москвой, вернулся – мертва красавица.

Вспыхнул огонь на Арбатской улице. Ветер гулял в те часы над Москвой. Вмиг добежало пламя до стен Кремля. Перепрыгнуло стены. Заметался в Кремле, как в западне, огонь. Обдало кремлёвские площади жаром. Большинство строений в Кремле в те годы были деревянными. Вспыхнули терема и кремлёвские палаты еловым лапником. Расхохотался, радуясь силе своей, огонь. Гигантским кострищем взметнулся в небо.

Накалились кремлёвские стены. А в стенах пороховые склады. Порох стал взрываться. Ломал, крошил стены. Адский грохот стоял над городом.

Завершив расправу с Кремлём, огонь побежал по московским улицам.

Идёт, идёт по Москве огонь.

 

 

– Господи, помилосердствуй!

Не жалеет огонь людей.

– Господи, помилосердствуй!

Более тысячи жителей погибло в пламени.

Смотрит Осирка на пепелище:

– Вон оно – царство. Огнём начинается.

 

Двойная сила

 

– Глинскую! Глинскую!

– Анну Глинскую!

– Волхову!

Четыре дня разносил ветер пепел с московского пожарища. На пятый день заволновалась, зашумела трудовая Москва. Пошли голоса:

– Москву подожгли!

И шёпотом, шёпотом от одного к другому:

– Дело рук Глинских. Глинские подожгли.

Князья Глинские – родственники царя Ивана IV. Юрий и Михаил Глинские – родные братья скончавшейся матери Ивана, Елены Глинской. Анна Глинская – родная бабка царя Ивана. Недобрую славу сыскали среди народа князья Глинские. Пользуясь близостью к Ивану, стали Глинские незаконно богатеть, кичиться и злоупотреблять своим положением. Против царской родни и поднялся теперь народ.

Восставшие двинулись в Кремль. Михаила Глинского не было в это время в Москве. Бабка Ивана, Анна Глинская, узнав о народном возмущении, из Москвы бежала. Хотел бежать и дядя царя, Юрий Глинский. Но не успел. Спрятался в Кремле, в Успенском соборе.

Сидит он за крепкими церковными стенами. «Сюда‑то, в святую обитель, чёрный народ не сунется», – рассуждает Глинский.

Однако восставшие не устрашились. Окружили они Успенский собор.

– Там он, там!

– Хватай вора! – неслись голоса.

Ворвались в собор люди. Разыскали Юрия Глинского. Выволокли на площадь.

Накипело в народе. Много обид приняли они и от Глинских, и от других бояр.

– Смерть!

– Смерть! – неслись голоса.

Кто‑то схватил камень, бросил в боярина.

– Смерть!

– Смерть!

Забили люди до смерти камнями Глинского.

Не закончилось на этом народное возмущение. Кто‑то пустил слух, что во всём виновата царёва бабка, Анна Глинская. Мол, старая княгиня с нечистой силой связана, что она «Волхова». Нашлись люди, которые подтвердили, что, прикинувшись сорокой, летала она над Москвой и какой‑то огненной водой разносила пожар по городу.

Народ повалил в село Воробьёво, где в это время находился молодой царь. Все решили, что здесь укрылись и царские родственники. Стали восставшие требовать от Ивана выдачи княгини Анны и Михаила Глинских.

– Волхову! – кричали люди. – Волхову!

Царь был напуган. Растерялся. Приготовился и сам к смерти. Однако Ивана восставшие не тронули.

С большим трудом удалось приближённым царя убедить людей, что тут нет Глинских. Уговорили они горожан разойтись по домам.

Прошло несколько дней. Москва утихла. Жители успокоились.

Молодой царь не простил восставших. Приказал он схватить зачинщиков. Казнили их люто и всенародно.

Царь победил. Однако долго ещё не забывалось ему московское возмущение. Долго ещё, просыпаясь, вздрагивал Иван по ночам. Пугал вскриком своим молодую жену Анастасию.

– Боярство – сила. В народе – двойная сила, – шептал Иван.

 

 

Глава вторая

На востоке, на юге

 

 

Задолго до царя Ивана Грозного стало происходить собирание земель вокруг Москвы.

При Иване IV границы России ещё больше расширились. Наша Родина стала складываться как многонациональное государство. В него вошли татары, башкиры, чуваши, мордва, мари, некоторые народы Северного Кавказа. Правда, не сразу, не в один день это произошло.

Многие годы Россия страдала под игом Золотой Орды. В 1480 году, при великом князе Иване III – деде Ивана Грозного, Россия окончательно скинула власть восточных завоевателей. Золотая Орда распалась. Образовалось несколько самостоятельных ханств, в том числе Казанское и Астраханское ханства. Ханские воины часто совершали набеги на земли Русского государства. Мешали торговле. Разоряли мирные селения. Угоняли людей в плен.

Война была неизбежной.

О военных походах царя Ивана на Казань и на Астрахань, о победах России над ханской властью, о дальнейшем расширении границ Русского государства вы и узнаете из рассказов, которые составили вторую главу этой книги.

 

Три похода

 

 

1545 год. Начался первый поход войск Ивана IV против Казани.

Идут войска. Идёт и Угрюм Нога. Вернее, не идёт, а плывёт. Плыли русские войска на судах. Продвигались к Казани несколькими отрядами, разными путями – по рекам Волге, Каме и Вятке.

Неудачей закончился этот поход. Воеводы между собой не договорились. Отряды действовали разрозненно. Устояло Казанское ханство.

Вернулся Угрюм домой.

– Ну, ну где же Казань?

Объясняет Угрюм:

– Мы бы побили, да воеводы – врозь.

Усмехаются люди:

– Ани́ки‑воины! (Это значит – плохие воины.)

Прошло два года. 1547 год. Снова русское войско двинулось на Казань. Снова в походе Угрюм Нога. Войска выступили зимой, в декабре месяце. Во главе похода сам царь Иван. Ему семнадцать лет.

И вновь неудача. Дошли войска до Владимира, до Нижнего Новгорода. Здесь, у Нижнего Новгорода, в феврале стали переправляться через Волгу. Однако наступила сильная оттепель. Лёд стал рыхлым. Не выдержал. Многие пушки и люди провалились, пошли на дно. Царь вернулся в Москву. И хотя московское войско дошло до Казани, хотя и обратило отряды казанского хана в бегство, однако штурмовать Казань не решилось. Простояв у города семь дней, воеводы повернули обратно.

Вновь вернулся Угрюм домой.

– Ну, ну где же твоя Казань?

Объясняет Угрюм:

– Мы бы побили. Да зря, что поход – зимой.

Усмехаются слушатели:

– Аники‑воины!

Прошло ещё два лета. 1549 год. Ноябрь. Тронулись в третий поход войска. И снова Нога в походе. И снова царь во главе похода.

И вновь неудача. Опять начались оттепели. Даже дожди просыпались. Реки вскрылись. Дороги пришли в негодность. Обозы отстали. Подвоз продовольствия прекратился.

Прибыл Иван IV под Казань. Ходил хмурый. Смотрел на талую землю, на серое небо, на непролазь. Тут, под Казанью, у берега Волги, и попался Угрюм Нога на глаза государю. Хотел он побыстрее от царя улизнуть в сторонку, однако Иван опередил:

– Завоюем Казань?

Замялся Угрюм.

– Ну, ну!

– Завоюем! – гаркнул Угрюм Нога.

Ушёл в свои мысли Иван. Затем произнёс, то ли для себя, то ли для тех, кто был рядом с ним в царской свите, то ли для Угрюма:

– Видать, не велит Господь.

Кто‑то, бывший в царской свите, осмелился:

– Оно бы летом, по‑сухому, по‑тёплому, государь.

– По‑тёплому, – поддакнул Угрюм Нога.

Глянул грозно царь на советчиков. И одного и другого как ветром в секунду сдуло.

Было это на десятый день прихода русских к Казани. Прошёл ещё день. Отдал царь приказ прекратить осаду города. Повернули войска домой.

Пришагал снова Угрюм в Москву.

– Ну, ну где же твоя Казань?

Сплюнул Нога с досады.

Смеются люди:

– Аники‑воины!

 

Свияжск на Свияге

 

Люди князя Пронского были согнаны на княжеский двор. Стоят среди других Артюшка, Давыдко и Юшка.

Приказ брать топоры, брать пилы. Собираться в дальнюю дорогу.

– Куда нас? – гадает Артюшка.

– Куда нас? – гадает Давыдко.

– Куда нас? – гадает Юшка.

И по другим боярским и княжеским поместьям собирали людей. Сошлось несколько сотен. Вместе с лошадьми и телегами погнали их в далёкий Угличский уезд.

Леса здесь дремучие. Сосны и ели высокие. Как сторожевые башни, стоят дубы.

Начали лес валить. Падают, падают, падают зелёные великаны.

– Куда же столько? – гадает Артюшка.

– Куда же столько? – гадает Давыдко.

– Куда же столько? – гадает Юшка.

Понял Иван и царские воеводы после своих неудач под Казанью, что без хорошей подготовки город не возьмёшь. Особенно важно недалеко от Казани иметь надёжное место для хранения пушечных и оружейных припасов и продовольствия.

В 20 километрах выше Казани в Волгу впадает река Свияга. Вот оно, отличное место. Тут, в устье реки Свияги, Иван IV и приказал строить крепость. Получила она название Свияжск.

Для строительства новой крепости и нужен был лес, который рубили в верховьях Волги.

Ясно Артюшке, ясно Давыдку, ясно Юшке, ясно другим, зачем их пригнали сюда, под Углич.

Дела важные, считай, ратные. Стараются люди.

Быстро идёт работа.

– Поспешай! Поспешай!

– Не зевай! Не зевай!

По приказу царя лес не только рубили. Здесь же, под Угличем, специальные мастера готовили отдельные части Свияжской крепости. В разобранном виде эти части спустили в Волгу, связали в плоты. Тронулись плоты вниз по течению.

Плывут Артюшка, Давыдко и Юшка. Уставился Артюшка в небо.

– Хорошо!

Уставился Давыдко в воду.

– Хорошо!

Смотрит Юшка на проплывающие мимо волжские берега.

– Хорошо!

Отдыхай ратные люди.

Прошли плоты мимо Ярославля, Костромы, Нижнего Новгорода. Вот и река Свияга.

Только приткнулись плоты к берегу, как тут и закипела вовсю работа.

– Поспешай! Поспешай!

– Не зевай! Не зевай!

Быстро построили люди крепость. Всего за четыре недели. Немалых размеров крепость. Величиной не в пятак, не в ладонь. В длину она тянулась почти на километр. В ширину на 610 метров. Высота стен Свияжской крепости достигала 8 метров. Через каждые 70–95 метров сооружалась башня. В стенах были проделаны бойницы. Во многих местах в два этажа, в два яруса. Стены крепости строились необычно: собирались они в виде отдельных срубов, которые затем засыпались камнями и землёй.

Ладно идёт работа.

 

 

– Поспешай! Поспешай!

– Не зевай! Не зевай!

Как в сказке, вырос Свияжск на Свияге.

 

«Как каждый из вас решит»

 

Летом 1552 года русские войска вновь подступили к Казани.

Впереди шёл Ертоул – легкоконный полк. Выполнял он роль разведывательного отряда. Легки на ногу кони в этом полку. Ловки и быстры наездники. За Ертоулом шагает посошная рать – специальные отряды, которые создавались для починки дорог. Они же строили мосты, а если надо, прокладывали гати через сырые места и болота. Вслед за Ертоуль‑ским полком и посошной ратью двигались Передовой, Царский, Большой и Сторожевой полки. Это главная, ударная сила войска. По обе стороны от Царского полка шли полки Правой и Левой руки.

Грозная сила идёт к Казани.

Но и Казань ведь немалая сила.

Был в русском войске Несвитай Сукно. Не новичок он. Боец бывалый. Уже дважды ходил к Казани. Пока шагали долгие вёрсты, Несвитай всё про Казань рассказывал.

– Стоит она, – говорил Несвитай, – на Казанке‑реке. Пять вёрст от неё до Волги.

Действительно, в те годы Волга не подходила, как сейчас, к самому городу, а протекала в пяти километрах от стен Казани.

– А кроме речки Казанки есть ещё речка Булак, – продолжал Несвитай. – Вот как раз тут, где впадает Булак в Казанку, и поднялась Казань. А по ту сторону, за Казанью, – Арское поле и Арский лес.

Потом начинал про крепость.

– Стены дубовые, – говорил Несвитай. – Тянутся в два ряда.

Слушают другие, задают вопросы:

– Как – в два ряда?

– Как ремень на портках, а поверх кушак, – объяснял Несвитай.

Действительно, Казань была окружена двойным крепостным кольцом. Между одной стеной и второй, внутренней и наружной, расстояние составляло несколько метров. Промежуток был засыпан камнями и глинистым илом. Получалась как бы единая крепостная стена, ширина которой превышала восемь с половиной метров.

– Так как же пушки стену такую возьмут?! – удивлялись слушатели.

– Умельством, умельством, – отвечает бывалый воин.

Улыбаются ратники.

– А стоит Казань на приподнятом месте, – продолжал Несвитай и уточнял: – Словно шапка на лысом темени.

Улыбаются ратники:

– Так скинем шапку.

– Скинем!

– А перед стенами – глубокий ров, – стал рассказывать о новом теперь Несвитай. – А перед воротами тарасы.

И тут же про тарасы: мол, это деревянные срубы, заполняемые землёй. Ставят их перед воротами, чтобы защитить городские ворота от огня неприятельской артиллерии.

– Ясно.

Подошли войска к Казани. Верно – город шапкой поднялся над ровным местом. Верно – дубовые стены его опоясали. Верно – ров. Верно – тарасы.

Стоит Казань. Приготовилась к бою.

Ратники к Несвитаю.

– Будет победа, не будет?

– Будет так, как каждый из вас для себя решит, – ответил загадкой воин.

 

«Не скривил»

 

Защищая от русских крепость, казанцы разделили своё войско на две части. Одна из них укрылась за стенами Казани. Другая, которой командовал хан Япанча, расположилась недалеко от города, в Арском лесу, за Арским полем.

Перед началом штурма Казани Иван IV собрал военный совет. Выступают царские воеводы. Слушает царь Иван.

Вот поднялся первый воевода. Говорит он, что надо и русские войска разделить на две части. Большая, основная, пусть осаждает Казань. Вторая пусть постарается разбить воинов Япанчи перед стенами города. Опасен Япанча, объясняет воевода. Укрылся в Арском лесу, угрожает он с тыла русским. Даже если ворвёшься в Казань, Япанча со спины ударит.

Второй воевода выступил. И этот говорит о том же.

Третий выступил. Третий тоже, чтобы разделить русские полки.

– Опасен хан, – в один голос говорят воеводы. – Надо с него начинать.

Согласен с таким мнением царь Иван. Командовать войсками, которым предстояло вступить в сражение с Япанчой, был назначен воевода Александр Борисович Горбатов‑Шуйский.

Зашевелилось русское войско. Двинулось к Арскому лесу. Идёт вместе с другими Никита Петух. Голос у Петуха звонкий. Смеются соседи:

– Пропоёшь, прокричишь победу!

Втянулись русские в лес. Набросились на них воины Япанчи. Завязалась упорная сеча. Бьются русские. Бьются казанцы. Шлёт налево, направо удары Никита Петух. Шлют удары другие ратники.

Однако чем дальше бой, тем яснее: не осилят всё же русские казанских воинов.

– Братцы, вперёд! Братцы, вперёд! – кричит Никита Петух.

Не получилось вперёд у русских. Ещё немного – и начали русские отступать. Отходят, отходят. Вот уже и на Арском поле. Отходят, отходят. Вот уже и на исходном месте. Захлебнулась атака русских. Не устоять им в жаркой, упорной схватке. Давит на них хан Япанча. Ясно ему: миг – и победу схватит. И вдруг…

 

 

Что такое? Несутся по полю всадники. Присмотрелся Петух.

– Наши! – закричал. – Наши!

Оказалось, вступив с казанцами в бой, Горбатов‑Шуйский пошёл на хитрость. Не всех своих воинов послал он в атаку на Арский лес. Большую часть воевода укрыл в засаде. Да и задача у тех, что пошли на лес, была не в том, чтобы разбить неприятелей, а в том, чтобы выманить воинов Япанчи из леса на открытое место. И вот теперь, когда оказались казанцы на Арском поле, дал Горбатов‑Шуйский команду выйти войскам из засады. Устремились они вперёд.

– Наши! Наши! – не перестаёт кричать что есть силы Никита Петух.

Отрезали русские казанцев от Арского леса. Завязалась упорная битва. Не устояли казанцы. Дал сигнал хан Япанча к отходу. Да перекрыты пути назад.

Разбил на Арском поле казанцев воевода Горбатов‑Шуйский.

Стали ратники разыскивать Никиту Петуха.

– Петух! Петух!

– Кричи победу!

Не откликается Никита Петух. Сложил он свою голову, погиб в жаркой схватке на Арском поле. Много и русских и казанцев тогда погибло.

Доволен одержанной победой царь Иван.

Пропели удачу полковые дудки.

Довольны победой и ратники. Говорят, вспоминая хитрый маневр воеводы Горбатова‑Шуйского:

– Хоть по фамилии он и Горбатов, а в бою не скривил, всё, что надо, исправно сделал.

Стал воевода Горбатов‑Шуйский первым героем Казанской битвы.

 

Арский человек

 

Случилось это за Арским полем, в Арском лесу. Когда ворвались сюда боевые отряды воеводы Горбатова‑Шуйского, среди ратных русских людей были и Путила Мешок, и Евсей Зерно.

В сражении с казанцами и Путила и Евсей были тяжело ранены.

Откатилась битва из леса на Арское поле. Остались в лесу побитые и недобитые.

Неизвестно, сколько времени прошло. Пришёл в себя Путила: «Где я? Что со мной?» Не сразу и вспомнил, что была битва, что в бою ранен. Попытался подняться – не может.

Посмотрел – рядом человек. Показалось Путиле, человек чем‑то ему знакомый. Присмотрелся внимательно: так это ж Евсей.

– Евсей! – затормошил он приятеля.

Шевельнулся Евсей. Чуть приоткрыл глаза, чуть голову приподнял:

– Путила!

Отлежались они, решили выбираться из леса. Пытались подняться – не могут.

– Надо ползком, – предложил Путила.

Согласился Евсей. Однако люди по характеру были они поперечные.

Предложил Путила ползти в одну сторону.

– Нет, – говорит Евсей, – поползли в эту, – и показывает в сторону как раз противоположную.

Не сговорились они. Направились в разные стороны. Однако проползли метр, два и снова от ран забылись.

Появился в это время в лесу незнакомый человек. Увидел он Путилу. Нагнулся.

Пришёл Путила опять в себя. Приоткрыл глаза. Видит человека.

– Евсей! – закричал Путила.

Замотал отрицательно человек головой.

– Нет.

– Кто же ты? – спрашивает Путила.

– Арский я человек, – ответил незнакомец.

Вскоре он заметил и второго русского воина. Подошёл человек к Евсею. Наклонился. Тронул за плечо. Приоткрыл тот глаза.

– Путила!

Замотал отрицательно человек головой.

– Нет.

– Кто же ты? – спросил Евсей.

– Арский я человек, – ответил незнакомец.

Трудно сказать: выбрались ли бы Путила и Евсей сами из леса. Или навеки в лесу остались. А вот незнакомец им помог. На плечах вытащил. Уложил у самой кромки леса. Тут их и подобрали русские ратники.

– Евсей!

– Путила!

– Мы самые.

Стали ратники интересоваться, как они, Евсей и Путила, здесь оказались.

– Человек добрый вынес.

– Как его звать?

Молчит Путила. Молчит Евсей. Не знают, как звать незнакомого человека.

– Как звать? – повторили ратники.

Пожимает плечами Евсей. Пожимает, поводит плечами Путила.

– Арским человеком назвался, – наконец произнёс Путила.

– Арским назвался, – сказал Евсей.

– Понятно, – сказали ратники.

Арскими людьми называли себя башкиры. Тут рядом лежат их земли.

Тянулись башкиры к русским. Вот и этот доброе дело сделал.