Как Хузангайка Трофимкой стал

 

Чебоксары. Город Ала́тырь. Циви́льск. Шу́мерля. Волга. Река Сура́. Это Чувашия. Трудолюбивый и щедрый край.

В годы царствования Ивана Грозного Чувашия вошла в состав России. Состоялось это незадолго до падения Казани.

И Хузангайка стал Трофимкой именно в те годы. Вот как случилось это.

Шли русские войска ещё в свой первый казанский поход. Один из отрядов остановился в чувашском селе. Приняли их хорошо чуваши. Накормили. Напоили. Приготовили для русских воинов ночлег.

Перед тем как ложиться спать, Трофим Рябой, был он и в самом деле рябоват лицом, стал возиться с хозяйскими детьми. Особенно ему понравился мальчик лет шести. Глазёнки живые‑живые, цепкие. Туда‑сюда, как маятник, бегают. На лице и у него рябинки.

– Как звать?

– Хузангайка.

– А я – Трофим.

Познакомились они. Подружились. Трофим Рябой резную игрушку ему смастерил. На пальцах свистеть научил.

Не хотел расставаться Хузангайка с Трофимом Рябым. Когда уходили русские, всё стоял у околицы. И махал, и махал, и махал.

И ещё раз свела судьба Трофима Рябого с чувашским селом. Было это уже в четвёртый, в главный поход на Казань. Многое изменилось тогда в селе. Присоединились в тот год чуваши к России. Под защиту России стали.

Рады жители Трофиму Рябому. Рады другим ратникам. Снова приветствуют и угощают русских воинов. И Хузангайка вновь всё время около Трофима Рябого вертится, всё рядом с ним. Подрос мальчишка за эти годы. Однако глазёнки всё такие же живые‑живые. Маятником всё так же бегают.

Как родных, провожали жители чувашского села русских воинов на бой. Пала тогда Казань.

Ждали в чувашском селе победителей. И правда, прошли полки. Однако среди воинов Трофима Рябого не оказалось. Узнали жители: убит при штурме Казани Трофим Рябой.

Вскоре после соединения с Россией чуваши стали называть своих детей русскими именами. Многие и из взрослых брали второе имя. Появились Иваны. Появились Николаи. Появились Степаны.

Заявил тогда Хузангайка:

– Трофимом хочу быть.

Стал он Трофимом.

Пошли по всей Чувашии новые имена. Да и жизнь становилась новой. В большом государстве теперь чуваши. И не только они одни. Вскоре и другие народы Поволжья и приволжских рек – татары, башкиры, мордва, мари – вошли в государство Русское. С той поры в общем Отечестве все они. Вместе. Как большая семья – за одним столом.

Всюду родные поля. Всюду родная земля. Родина всех – Россия.

 

«Прибыли»

 

С низовьев Волги, из далёкой Астрахани, торопился в Москву гонец. Загнал он трёх лошадей. Недоспал десятки ночей.

Примчался в Москву гонец.

– Измена!

После падения Казани Иван IV решил предпринять поход и на далёкую Астрахань. Там, в низовьях Волги, при впадении Волги в Каспийское море, после распада Золотой Орды образовалось Астраханское ханство. Не давало покоя оно Ивану. Враждовало с Россией, перекрывало очень важные для России торговые пути, которые вели в южные страны и Среднюю Азию.

И вот тридцатитысячное русское войско было посажено на суда и двинулось вниз по Волге. Второе войско шло по рекам Вятке и Каме.

Успешным оказался поход на Астрахань. Разбили русские ханские войска. Овладели городом. Назначили русские воеводы управлять астраханскими землями хана Дербыш‑Али. Оставили небольшой отряд казаков. Вернулись домой.

Верили русские астраханскому хану. Однако нарушил клятву Дербыш‑Али.

Примчался в Москву гонец.

– Измена!

Изменил хан Дербыш России.

Грозно глянул царь Иван на гонца. Сжались от гнева, как клещи, руки.

И вот на Астрахань снова идут войска. Идут по Волге, по Вятке, по Каме. Грозная сила, как молох, движется.

Разбит был Дербыш‑Али.

Доложили царю:

– Взята Астрахань, государь.

– В заморские страны бежал Дербыш.

Прошёл год. Снова из Астрахани мчится в Москву гонец. Загнал он трёх лошадей. Недоспал десятки ночей. Вот и в Москве гонец.

Ждал царь Иван важных вестей из Астрахани. Дождался. Вбежал гонец.

– Прибыли, государь, прибыли!

Улыбнулся слегка Иван. Пригладил свою золотистую бороду. Догадался, что вести – хорошие. Вести были о том, что приехали в Астрахань заморские купцы.

Докладывает гонец царю:

– Из Шемахи.

– Из Дербента.

– Из Ургенча.

– Из Бухары.

Грозно смотрит на приближённых Иван. Но всем ясно: доволен царь. Нет отныне помех России для торговли с востоком, с югом. Потянулись купцы в Россию.

Доволен царь. Расправились, расслабились руки‑клещи.

– Торговому люду хвала и слава!

 

Общее небо

 

Познакомьтесь – Микулка. Вот он сидит на струге. На самом носу. На самом виду. Налево, направо смотрит. А рядом другие струги. Бегут по крутой волне, как утицы, колыхаются.

Проплывают мимо леса. Пробегают поля. Словно скатерть легла земля – то степи и дали пошли бескрайние. И солнце светит. И синь в вышине. И где‑то в небе играет жаворонок.

Не жизнь – красота!

Не жизнь – чудеса!

Ратные люди сидят на стругах. Одетно. Оружно. Путь далёкий. За Каспийское море на реку Терек. Это Северный Кавказ. Много живёт здесь разных народов. Часто набегают сюда враги. Просят защиты местные жители у России. Отдал царь Иван IV приказ строить здесь русские городки. Ратных людей поселять по Тереку.

 

 

Вот и движет сюда один из таких отрядов.

Вместе с отрядом и плывёт Микула. Пристал он к отряду где‑то под Нижним Новгородом. Пробрался незаметно на одно из походных судов. Уже в пути и обнаружили ратные люди его на корме под лавкой.

– Кто ты? Откуда?

– С вами хочу!

Про отца, про мать у мальчишки спросили.

– Нет отца, – объясняет мальчик. Мол, погиб под Казанью. Нет матери, мол, в лесу придавил медведь.

Смотрят на мальчика ратники. То ли правда. То ли врёт.

– Сбежал?!

– Нет, – говорит мальчишка. И опять про Казань и про лес с медведем.

– Как звать?

– Микулкой.

– Микула, значит. Доброе имя, богатырское имя.

Поколебались, посовещались, подумали ратники. Взяли Микулку с собой в поход.

Нелёгкий, далёкий к Кавказу путь. Качала струги волна речная, бросала волна морская. Преодолели ратные люди Каспий. Дошли до Кавказа, до гор, до Терека.

Увидел Микулка высокие горы. Земля здесь, как конь непокорный, вздыбилась. Увидел горные реки. Вода в них, как море в прибое, вспенилась. Горных орлов увидел. Раскинули гордые птицы крылья. Ввысь за собою манят.

Расселились по Тереку русские люди. Избы свои поставили. Стал и Микулка жителем дальних гор.

Много важного тогда на его глазах совершилось. Вошли в состав России кавказские земли – Кабарда, Чечня. Другие потянулись к Москве народы.

Понимал царь Иван важность южных земель для России. Когда у него скончалась жена Анастасия, он даже себе в новые жёны взял дочь кабардинского князя Темрюка – юную княжну Кученей. Мария – такое имя получила она в России.

Ширится. Ширится. Крепнет Россия. Далеко разбежались её границы. Много народов разных под общим небом, под общим солнцем, в общем доме теперь живут.

Вырос Микулка, стал защитником новых земель и друзей России. Имя богатырское оправдал.

 

 

 

Глава третья

«Коно, людно и оружно»

 

Во времена правления Ивана Грозного многое менялось в жизни Русского государства. Территория страны значительно расширилась. Много новых народов населяют теперь Россию. Стали осваивать новые земли, строиться новые города. Поощрялась торговля. Менялось многое и в управлении самим государством. Стали едиными мера веса, мера длины. Была выпущена единая для всей страны монета – копейка. Приступили к созданию первой географической карты России. Была выпущена первая печатная книга.

О том, как управлялось Русское государство во времена царя Ивана Грозного, и о том новом, что происходило в жизни страны, вы и узнаете из третьей главы этой книги.

 

«Большой чертёж»

 

 

Двинул Акинф Дунайку:

– Вставай!

Потянулся на лавке Дунайка:

– Что?

– Вставай, вставай!

Поднялся Дунайка.

– Государь землю велел замерить, – зачастил вдруг Акинф, – и чертёж всему государству сделать.

– Ну и что? – отозвался Дунайка.

Акинф и Дунайка – родные братья. Подневольные люди они, холопы. Дьяк Харитонов у них хозяин.

После походов на Казань, на Астрахань расширилось Русское государство. Действительно, царь Иван приказал измерить русские земли и всё: границы, реки, озёра, города – нанести на карту.

Создавались землемерные команды. Старшим одной из них и был назначен дьяк Харитонов. Решил он Акинфа и Дунайку взять с собой.

Отправилась команда на реку Каму. Широка, лесиста, угрюма Кама.

Разные люди в команде. Главные в ней – землемеры. Измеряют землю они, сверяют. На листах бумаги наносят что‑то.

Акинф и Дунайка – в слугах, в помощниках. На вёслах сидят – гребут, костры разжигают, кашу, похлёбку варят, от своего хозяина и владыки дьяка Харитонова комаров и мошку отгоняют.

Многие землемерные команды отправил Иван Грозный тогда по Руси. Во многих городах и сёлах можно было услышать тогда слова:

– Государь землю велел измерить и чертёж всему государству сделать.

Ходили команды по Волге, по Оке, по Северной Двине, по Печоре, по другим русским рекам, другим местам. Ходили на юг – в низовья Дона, в прикаспийские земли. Дошли до Урала, зашли за Урал. Спускались до Чёрного моря, поднимались до Ледовитого океана.

И всюду:

– Государь землю велел измерить и чертёж всему государству сделать.

Появился чертёж – карта России.

Долго велась работа. Завершилась она уже после смерти царя Ивана.

Дожил до этого времени Акинф. А Дунайка не дожил. Случилась беда с Дунайкой. Попали они с Акинфом на Каме на быстрину. К тому же ветер сорвался. Перевернуло лодку.

Выплыл с трудом Акинф. Добрался до берега.

– Дунайка!

– Дунайка!

Тишина. Немота. Погиб в камской воде Дунайка.

Нелегко приходилось тогда землемерным командам. Погибали люди в лесах, погибали в Уральских горах. Зимой замерзали в пути, потеряв дорогу.

Однако свою работу сделали землемеры.

880 рек было обозначено на карте, 400 городов. Много озёр, деревень. Много других примет.

«Большой чертёж» – была названа карта.

Глянешь на карту – велика, в плечах широка Россия.

 

Первопечатник Иван Фёдоров

 

– Пожар!

– Горит!

– Что горит?

– Друкарня Ивана Фёдорова.

Иван Фёдоров был первым русским печатным мастером. В 1564 году вместе со своими помощниками он напечатал первую русскую книгу.

А ещё задолго до этого была встреча у Ивана Фёдорова с царём Иваном Грозным.

Знал уже царь Иван, что есть такой умелец – Иван Фёдоров. Доложили царю о том, что Иван Фёдоров строит печатный станок, изготовляет из металла буквы. Мол, на этом станке с помощью этих металлических букв будет печатать книги.

Заинтересовался государь. До Ивана Грозного печатных книг на Руси не было. Книги переписывались от руки и стоили очень дорого. Понял царь преимущество печатного дела. Вызвал Фёдорова к себе.

Долго и пристально смотрел он на умельца. Принёс Фёдоров с собой готовую буквицу. Показывает царю. Рассматривает царь Иван. Любопытно.

Объясняет Федоров:

– Буква к букве – получается слово. Слово к слову – целая строка.

– Так, – кивает головой царь.

– Строка к строке – получается целая страница.

Потом Иван Фёдоров царю про печатный станок рассказал, объяснил, как работает. Показал пробный готовый оттиск. Дивился государь:

– Умное дело!

 

 

Решил Иван Грозный поручить Ивану Фёдорову построить первую русскую типографию. Горячо взялся печатник за дело. Облюбовал место в Москве недалеко от Кремля. Нанял мастеров. Казалось, быстро пойдёт работа. Но у нового дела нашлись враги. Они считали печатание книг занятием вредным.

– Небогоугодное это дело, – говорили они. – Противоестественное.

Стали они мешать Ивану Фёдорову. Прошло долгих десять лет, прежде чем типография была наконец построена.

В ней Иван Фёдоров и выпустил первую русскую печатную книгу.

Не успокоились враги книжного дела. Это по их наущению была подожжена типография или, как тогда говорили, друкарня, Ивана Фёдорова.

Взметнулось рыжим облаком пламя.

– Горит!

– Горит!

– Что горит?

– Друкарня Ивана Фёдорова.

Погибла первая русская типография. Ивану Фёдорову даже пришлось бежать из Москвы – вначале в Литву, затем на Украину, в город Львов. Там он продолжал заниматься печатным делом. Там же и умер.

Сейчас в Москве неподалёку от того места, где находилась первая русская типография, возвышается памятник Ивану Фёдорову.

Краткая надпись на памятнике: «Николы Чудотворца Гостунского диакон Иван Фёдоров».

 

В каком городе ты живёшь?

 

Прославился Анисим Веков в делах строительных. Был он потомственным плотником. Искусный и быстрый мастер.

При царе Иване IV в России стало закладываться много новых городов. Особенно быстро они возникали по берегам реки Волги. После падения Казани и Астрахани открывался по Волге большой торговый путь. Вот и стали переселяться сюда люди.

Попал в эти места вместе с другими строителями и Анисим Веков. Стали возводить они город Самару.

Стучат топоры над Волгой. Любит работу Анисим Веков. Чудо, смотрите – чудо! Было пустое место – дом поднимается. Улыбается плотник Веков. Весь он в движенье. Весь в нетерпенье. Посмотрите: глаза разгораются. Чудо, чудо – дом поднимается. Строится, строится новый дом. Бежит работа, бежит и ладится.

Понравились под Самарой места Анисиму Векову. Особенно Волга. Бежит она с севера к югу, затем, не доходя до Самары, поворачивает резко на восток, потом так же резко на запад и дальше, словно спохватившись, снова идёт на юг. Обегает в этих местах Волга горы. Называются они Жигули. Красивы, как сказка, стоят Жигули. Влюбился Анисим Веков в дивное место. Век бы здесь прожил.

Однако сложилось так, что недолго он пробыл в Самаре. Послали плотника закладывать новый город. Назвали его Саратовом. Это тоже на Волге. Намного южнее Самары.

Возводили Саратов на вышине, на правом, приподнятом берегу реки. Глянешь отсюда на левый берег. Дали, дали, за далями – дали. Заволжские степи бухарским ковром лежат.

Стучат топоры над Волгой. Любит работу Анисим Веков. Чудо, смотрите – чудо! Было пустое место – дом поднимается. Улыбаются люди. Улыбается Веков. Весь он в движенье. Весь в нетерпенье. Посмотрите: глаза разгораются. Чудо, чудо – дом поднимается. Строится, строится новый город. Бежит работа, бежит и ладится.

Понравились Анисиму Векову места под Саратовом. Век бы прожил в Саратове. Однако неспокойная жизнь у строительного люда. И вот уже на новом месте Анисим Веков.

Стучат топоры в Царицыне. (Это нынешний Волгоград.) Любит работу Анисим Веков. Чудо, смотрите – чудо. Было пустое место – дом поднимается. Улыбаются люди. Улыбается Веков. Весь он в движенье, весь в нетерпенье. Посмотрите: глаза разгораются. Чудо, чудо – дом поднимается. Строится, строится новый город. Бежит работа, бежит и ладится.

Хороши, привольны места царицынские. Царицын южнее ещё Саратова. Волга здесь шире. Течение плавное. Солнце яркое, на тепло щедрое. Южная сторона. Вечно жил бы в Царицыне Веков. Да только снова в дорогу зовёт судьба…

Не только здесь, на востоке, вдоль Волги, обживались незнакомые места. Поднимались строители и к самому северу, к Белому морю. Возникали новые поселения и на южных окраинах русских земель. Для защиты от набегов крымцев и южных степных народов здесь построили целую оборонительную линию, состоящую из двадцати крепостей и городов. Называли эту линию Засечной чертой. Изогнулась она дугой, выступом к югу, словно лука́ у боевого лука. Не подходи! Берегись – спустится тетива. Под зорким присмотром теперь граница. Поднялись русские крепости и города.

Дорогой читатель! Если ты родился, вырос или живёшь в городе:

Архангельске,

Самаре,

Саратове,

Волгограде,

Арзамасе,

Йошкар‑Оле,

Уфе;

если родился и вырос в:

Воронеже,

Орле,

Белгороде,

Шацке,

Старом Оско́ле,

Ливнах,

Епифани,

Данко́ве,

Люби́ме –

знай: твой родной город в числе тех, которые были основаны в XVI столетии, в годы правления царя Ивана IV Грозного.

 

«Коно, людно и оружно»

 

Скачут, мчатся во все концы России гонцы:

– Коно, людно и оружно!

– Коно, людно и оружно!

Были трудные дни для страны. Часто в те времена нападали на русские земли враги из Крыма. Вот и опять напали. Срочно собирали гонцы ратных людей в поход.

Кузьма Коков и Китай Хряков – дети боярские. Дети боярские – это вовсе не означает, что их родители бояре. Это просто одно из сословных званий той поры. По своему положению они, конечно, ниже князей и бояр. Но и дети боярские, как правило, богатые люди. И у них есть свои вотчины. И они большими земельными наделами владеют.

При царе Иване Грозном постоянная регулярная русская армия только‑только зарождалась. Появились лишь первые отряды, которые стали потом называться стрелецкими. А воины этих отрядов – стрельцами.

Большинство же людей призывалось в армию лишь на время войны. Вооружались и одевались воины не за счёт государства, а на средства богатых людей, которым они принадлежали или от которых зависели. В случае войны такой богатый человек должен был явиться к месту назначенного сбора «коно, людно и оружно», то есть с уже вооружёнными воинами. Всё зависело от величины земельного участка, которым владел влиятельный человек – боярин, князь, или сын боярский, или просто дворянин, помещик.

Чем больше земельный надел у господина, тем и больше вооружённых людей он должен был поставить для армии.

Прибыли на сборный пункт со своими людьми и боярские дети Кузьма Коков и Китай Хряков. Точное число воинов привёл с собой Коков. Даже пять лишних взял. А вот Хряков схитрил. Людей в его отряде в два раза меньше, чем надо было. Надул, обманул всех, выходит, Хряков.

Отважно сражались тогда воины. Вернулись домой с победой.

После победы царь Иван решил проверить, насколько точно, поставляя вооружённых людей для войска, выполняли богатые люди свои обязанности.

Дошла очередь до Кокова. Проверили Кокова. Молодец Коков! Даже привёл пять лишних воинов.

Дошла очередь до Хрякова. Проверили Хрякова. Что такое? В два раза меньше, чем надо было, привёл с собой людей Хряков.

Доложили царю Ивану Грозному про Хрякова, доложили про Кокова.

Порадовался царь, что есть на Руси такие люди, как Коков. Пришёл в гнев, узнав, что попадаются и такие, как Хряков. Приказал Иван Грозный отнять земли у Хрякова, передать Кокову. А кроме того, снять с Хрякова нарядные одежды и «бить всенародно кнутом на торгу».

«Оскудневший службой», – сказал о нём Иван Грозный.

Довольны люди:

– Поделом Хрякову.

В любое время хитрец встречается. В любое время обман карается.

 

Копейка

 

Принёс как‑то Кизей Седло деньгу. Новая деньга, ранее никем не виданная. Привыкли люди к другим монетам. Разные в те годы были они в обращении. Московские, новгородские. Форма у многих с нашими современными внешне несхожая – удлинённые, усечённые, а то и вида совсем непонятного. А эта круглая. На монете всадник изображён. Конь. Человек в доспехах. Копьё в руке.

Объясняет Кизей: деньга новая, только что выпущенная. Будет она единой монетой теперь в стране.

Смотрят люди. Красиво выглядит всадник с копьём в руке. Кто‑то сказал:

– Копейка.

Понравилось Кизею слово «копейка». Схватил он монету. Помчался дальше к соседям хвастать.

Прибежал к Емеле Немятому.

– Копейка! Копейка!

Стал Немятый рассматривать деньгу. Монета круглая. Конь изображен на монете. Человек в доспехах верхом на коне. Копьё в руке.

– Копейка! Копейка! – кричит Кизей. И объясняет: деньга, мол, новая. Чеканка умелая. Будет единой монетой теперь в стране.

Примчал Кизей к Истоме Рваному.

– Копейка! Копейка!

Стал Рваный рассматривать деньгу. Конь. Человек в доспехах. Копьё в руке.

– Копейка! Копейка! – кричит Кизей. И опять про то, что деньга новая, что будет единой монетой теперь в стране.

Многие увидели в тот день новую монету.

– Копейка! Копейка! – кричал Кизей.

Смотрят люди: и верно, копейка. Вон же – у изображённого на ней всадника копьё в руке.

Звучным оказалось слово «копейка». Закрепилось оно за новой монетой. Полетело гулять по городам и сёлам.

Несколько столетий с тех пор сменилось. Не раз за это время менялись названия монет и денег. Однако слово «копейка» сохранилось, пережило всех и до нас дошло.

И даже когда не было на русских копейках ни коня, ни всадника, ни копья (в советское время чеканился на ней герб), по‑прежнему оставалась она копейкой.

Во времена Ивана IV вводилась не только единая денежная система. Не было до этого в России и общей меры. Ни метр, ни сантиметр тогда ещё не существовали. Почти в каждом городе было своё определение длины. Не было и единого веса. Ни грамм, ни килограмм в ту пору ещё не появились. Что ни город – то и тут вес особый, собственный.

 

 

Боролся Иван Грозный за наведение порядка по всей стране. Даже иностранцы о том писали. Мол, немало сделал московский царь. Вот и об этом: «По всей Русской земле теперь одна деньга, один вес, одна мера».

…Бежит от соседа к соседу Кизей Седло:

– Копейка! Копейка! Копейка!

Рассуждают жители:

– Один вес, одна мера, одна деньга. Видать, государство растёт, крепчает.

 

«Кручина»

 

В Посольском приказе начался переполох. Пропала одна из важных и срочных бумаг. К тому же не ответили на эту бумагу вовремя.

При Иване IV на Руси возникло много разных служебных ведомств и учреждений. Назывались они вначале «избами», а затем «приказами». Были Челобитенный приказ, Посольский приказ, Разрядный, Ямской, Разбойный, другие приказы.

Челобитенный приказ рассматривал просьбы и жалобы, поступающие на имя царя. Посольский занимался делами дипломатическими, иностранными. Разрядный – делами военными. Ямской – делами дорожными, службой связи. Разбойный – следственными, судебными вопросами. Много дел и у других приказов.

Чиновников, которые работали в служебных ведомствах, называли «приказными людьми».

И вот – беда, переполох в Посольском приказе. Не ответили вовремя чиновники на важную бумагу. Да и бумага сама пропала. А тут сам государь её вдруг потребовал.

Забегали приказные люди:

– Где бумага?

– Где бумага?

– Где бумага?!

Была. Все видели. И вот – нет.

Приказной человек Кирилл, к которому вначале попала бумага, кивает на Степана: мол, отдал Степану.

– Была. Как же – была, – не возражает Степан.

– Так где бумага?

– Отдал.

– Кому?

– Мефодию.

– Была, – подтверждает Мефодий.

– Так где бумага?

– Отдал.

– Кому?

– Кирьяну.

– Была, – не возражает Кирьян.

– Так где бумага?

– Отдал.

– Кому?

– Меркулу.

– Была, – подтверждает Меркул.

– Так где бумага?

– Отдал.

– Кому?

– Сысою.

С тем же вопросом о бумаге теперь к Сысою.

– Как же, была, была, – отвечает Сысой.

– Так где же бумага?

– Так я же отдал её Кириллу.

Вот чудеса, получилось: все вернулось опять к первому, к Кириллу.

Начинается новый круг.

– Так где бумага?! – повторный вопрос к Кириллу.

– Отдал её Степану.

Степан:

– Отдал её Мефодию.

Мефодий:

– Отдал её Кирьяну.

Кирьян:

– Отдал её Меркулу.

Меркул:

– Отдал её Сысою.

Сысой:

– У Кирилла она, у Кирилла.

Так и идёт по кругу – от одного к другому. Словно белка бегает в колесе.

Потерялась, короче, важная бумага. С фонарём, с огнём не найти конца.

Ждёт доклада царь Иван Грозный. Никак не найдут бумагу.

Недолюбливал Грозный приказных людей. Не всех, конечно, а лишь нерадивых и волокитчиков разных. Немало таких развелось в те годы среди чиновного люда. «Ленивая братия» – называл их царь. Оказались такие и здесь, в Посольском приказе. И хотя нашлась всё же потом бумага, оказалось, где‑то в пути в каком‑то служебном столу застряла, приказал всё же царь Иван Васильевич Грозный вызвать к себе нерадивых.

Вот стоит перед ним приказная братия:

Кирилл,

Степан,

Мефодий,

Кирьян,

Меркул,

Сысой и вместе с ними ещё Редедя. Это главный начальник «братии».

Знают виновные: будет им от царя «кручина», то есть суровое наказание.

Не жаловал волокитчиков грозный царь. Ковал в кандалы, сажал в тюрьмы, отправлял в ссылку.

Вот и эти будут сейчас в ответе.

Глянул царь на посольских лихих молодцов. Выждал минуту:

– Всыпать плетей. На площади. Всенародно.

Всыпали им всенародно плетей. Больше всех начальнику их – Редеде.

 

Торговые мужики

 

Расширились при Иване IV дела торговые. Поощряет коммерческих людей государь. Прок всем от них. Выгода. Стали при Иване Грозном набирать силы торговые связи с другими странами. Крепчает предприимчивый люд и внутри страны.

В те годы появилось много купцов из простых, из нижних людей – из крестьян и посадских жителей. Называли этих новых купцов «торговые мужики» или «торговые люди». Были они людьми деловыми, предприимчивыми. Немалая польза оказалась от них государству.

От года к году увеличивалась торговля рожью, солью, древесиной, мехами, рыбой.

Часто торговые люди сами же производили или добывали продукт и сами же его продавали. Пошли целые торговые фамилии – Прощалыгины, Савины, Кобелевы. Однако встречались среди них и нахрапистые.

Торговый мужик Дормидонт Кольцо стал богатеть от торговли солью. Начал с малого, с малого. Завёл он на каком‑то озере, недалеко от Галича, крохотную соляную варницу. С утра до позднего вечера с сыновьями на варнице возится. По три пота с них и с себя сгоняет.

Идут годы. Крепчает, крепчает, крепчает дело. Поднимается в гору Дормидонт Кольцо. Выбивается в люди. Нет уже в помине старой крохотной варницы. Целыми соляными угодьями владеет теперь Кольцо. Не гнут уже ни он, ни его сыновья в три погибели на тяжелой работе спины. Наёмные люди трудятся на Дормидонтовых варницах.

Идут годы. Всё больше набивает торговый мужик мошну. Скупил по всей округе другие варницы. По всему большому краю он главный теперь по соли. Он и цены диктует теперь на соль. Поступает хитро. Прижмёт, припрячет запасы соли. Исчезла вдруг соль в продаже.

– Со́ли!

– Со́ли!

 

 

– Со́ли! – кричит округа.

Начинает Дормидонт Кольцо понемножку выбрасывать соль в продажу. Только берёт теперь за неё втридорога. Что поделаешь – клянут его люди, но тащат деньги.

Богатеет, богатеет торговый мужик Дормидонт Кольцо. Богатеют Прощалыгины, Савины, Кобелевы. Богатеют другие.

Всё шире идёт торговля рожью, солью, овсом, смолой, древесиной, мехами, рыбой. Как сок берёзовый по весне, прёт купец с небывалой силой. Торговое время. Дорогу – торговый мужик идёт. Осторожней – любого в пути собьёт.

 

И в Италии, и в Испании

 

Во времена царя Ивана Грозного появилось много разных налогов и податей. В том числе и налог, который назывался «полоняничные деньги».

Огромны границы Русского государства. Проходят на востоке, на юге, на западе. Окружают Россию другие страны, другие народы. Не со всеми у России покой и мир.

По‑разному оказывались русские люди на чужбине, за пределами Русского государства. В неудачном бою попадали воины в плен. В лихих набегах выкрадывали русских людей степные народы. Враги ходили на Русь походами и угоняли вместе с собой мирных людей как свою добычу.

Пленённых и угнанных людей затем продавали в рабство в Турцию, в Персию, в другие страны.

Елизарка Большое Ухо был нерусским. Мордвин он. Из‑под Саранска. Однако в плену оказался как русский воин. В одном из боёв, будучи ратником в русском войске, в плен угодил Елизарка.

Рослым он был, плечистым. Продали его гребцом на галеры. Приковали Елизарку цепями к лавке. Водит и водит он целые дни веслом.

Нет тяжелее труда, чем труд гребца на галерах. Солнце кострищем палит на небе. Пот ручьями бежит по телу. Машет и машет веслом Елизарка. Ветер волком бежит по морю. Волны к небу горбами тянутся. Машет и машет веслом галерник.

Девять лет промучился Елизарка. Был в Италии и в Испании, был на Корсике и в Мавритании. Был на Сицилии и Сардинии, был в Португалии и Иллирии. Только не видел он Италии и Испании. Не ходил по Корсике и Мавритании. Не дышал воздухом Сицилии и Сардинии, Португалии и Иллирии. Сидел он в тюрьме галеры‑крепости. Цепью к лавке навек прикован.

Вспоминает Елизарка Большое Ухо родные места: дом над рекой, речку Алатырь. Далёкой всё кажется сказкой.

Ходили как‑то они на галере к знойной Африке. Попал к ним новый тогда галерник, цветом – чёрный‑чёрный.

Поражался Елизарка Большое Ухо, что есть на белом свете вдруг люди чёрные.

– Подобен саже, темнее ночи.

Отвечают Елизарке:

– Бывают ещё чернее.

Оказались рядом они на веслах. Подружились. Гребли, каждый на своём языке о чём‑то своём шептались.

На десятый год плена попал Елизарка неожиданно на торговый корабль. С этим кораблём прибыл он в Чёрное море. А оттуда в устье реки Днепра. Тут и свалилось небесным даром на Елизарку счастье.

Объявили вдруг Елизарке, что выкупает из плена, из полона его Россия.

Опешил Елизарка:

– Как – выкупает? На что?!

– На полоняничные деньги, – ответили Елизарке.

Много в России налогов разных. Ропщут люди. Однако не скупились они на полоняничные деньги. Исправно всегда вносили. Неспокойно пока на границах России. Понимали: беды, плен, полон может случиться с каждым.

И вот шагает домой Елизарка.

Не один он. Набралось много таких, кто был выкуплен из разных заморских мест.

Разные люди идут из плена. Вот рослый, вот низкий. В летах, молодой. Одинокий, с детьми, с женою. Всех их возвращает на родину Родина.

Вот русский идёт, вот чуваш, вот татарин. Снова русский, опять чуваш. Смотрит Елизарка: а вот свой из своих, такой же, как он, саранский мордвин шагает.

Переглянулись они с земляком саранским. Хорошо у них на душе.

 

Излюбленный голова

 

Был Фома Вскинь Рука простым промысловым человеком. Жил он на Севере, на реке Пи́неге. Рыбу ловил, имел бобровые гоны, уточные ловища, лавку в местном городе на посаде.

Был Фома простым человеком и вдруг стал излюбленным головой. Это должность такая. Выборная. Появились во времена царя Ивана здесь, на Севере, такие должности. Излюбленный голова считался как бы старшим над тем местом, где жил. Следил он, чтобы люди вели себя мирно – не бранились, не ссорились, улаживал разные споры, решал вопросы о наказании провинившихся, отвечал за поимку разных лихих, разбойных людей, если объявлялись такие в округе.

И ещё была одна важная обязанность у излюбленного головы – следить, чтобы люди не перепивались, чтобы по собственному почину придорожные корчмы не открывали, а главное, чтобы тайно не варили пиво. А если его и варили, так только в канун праздников, на поминки, на крестины или на роди́ны, то есть по случаю рождения ребёнка. Да и то на такое варение надо было предварительно получить разрешение от излюбленного головы. Довольны были жители своим головой. Распорядительный он человек, решительный. Крепко держит дело в своих руках.

Однако прошло какое‑то время, стали замечать люди: тот голова и вроде уже не тот. Всё под себя гребёт Фома Вскинь Рука, всё к себе тянет. Бобровые гоны свои незаконно расширил. Уточные ловища раздвинул. На посаде, помимо одной лавки, скрытно две новые ещё открыл.

Ясно: злоупотреблял он своим положением.

А тут и ещё одно. Принюхались как‑то люди – пахнет от Фомы пивом. Принюхались второй раз – снова пахнет. А потом уже и принюхиваться не надо было. За версту от него разит.

Загулял, не удержался в слабостях человек. Море стало ему по колено.

Ясно: ошиблись при своём выборе люди.

То ли кто‑то донёс в Москву о пинегском излюбленном голове, то ли молва сама за тысячу вёрст туда добежала. Только прибыли как‑то из Москвы, из какого‑то приказа, чиновные люди. Проверили, как ведёт себя на Пинеге излюбленный голова.

Всё подтвердилось: бобровые гоны нечестным путём увеличил, утиные ловища расширил, в городском посаде две новые лавки скрытно держит. А главное, нарушая все спиртные правила и законы, пиво и пьёт, и варит.

Скорым был суд у приказных людей.

Приказали они Фоме сварить сорок вёдер пива.

Не понимает Фома, в чём дело. Сварил.

Приказали наполнить пивом огромную бочку.

Не понимает Фома, в чём дело. Наполнил.

– Раздевайся! – сказали Фоме.

Разделся Фома. Схватили его приказные люди и утопили в пиве. Жил человек. И нет человека.

Жестокое время. Суровый век.

«ВОЛЮ твою исполнили»

Не любил царь Иван боярина Голохвастова. И криклив, и в Думе спесив. И во всякое дело – с делом, без дела – лезет. К тому же доносили царю, что, мол, по каким‑то слухам он, Голохвастов, где‑то, когда‑то, кому‑то, при ком‑то слово про государя недоброе произнёс. Находились даже такие, которые чуть ли не в измене Голохвастова обвиняли. Мол, бежать собрался. То ли в Литву, то ли в Польшу, то ли даже чуть ли не в Турцию. Были в те годы случаи, когда кое‑кто из русских сословных, даже близких к царю людей, опасаясь непредвиденных царских кар, бежал за границу.

Зреет, зреет в душе у царя недовольство боярином Голохвастовым.

Была для этого и ещё одна причина. Поступила вскоре от посадских людей челобитная – жалоба на боярина. Был Голохвастов наместником в каком‑то городе. Как мог, обирал местных жителей.

Долгие годы на Руси существовал порядок, когда наместник того или иного округа или края был полным и единственным там хозяином. При царе Иване IV права его были ограничены. Он всё больше и больше становился зависимым от московской центральной власти.

Не пожелал считаться с новым указом царя боярин Голохвастов. По‑прежнему был он и владыка, и царь, и бог у себя в округе. К тому же в челобитной Ивану Грозному сообщалось, что Голохвастов совершает неправедный суд над посадскими людьми. Недовольных бросает в подвал. «И там, – сообщалось в челобитной, – Ефимка Косой (это, видимо, кто‑то из приближённых боярина Голохвастова) тех неугодных огнём пытает и своими руками душит».

Ознакомился царь с челобитной.

Шепчут опять советчики:

– Не исполняет, государь, боярин Голохвастов указа твоего. С волей твоей не считается.

И опять про Литву и Польшу. Мол, измену задумал боярин.

Не раз сходило до этого Голохвастову его самоуправство. Сейчас не сошло. Во многих делах государственных царь Иван наводил порядок.

– На дыбу, – сказал государь.

 

 

Поскакали приближённые к Голохвастову. И вот вернулись теперь назад.

– Дозволь сказать, государь.

– Говори.

– Не застали в живых Голохвастова.

– Как?! – поразился царь.

– Посадские люди его прикончили.

Оказывается, очень долго ходила по разным чиновным рукам челобитная. Не дождавшись ответа из Москвы, посадские люди сами судили Голохвастова, сами его убили.

Усмехнулся один из царских приближённых:

– Выходит, государь, порешив Голохвастова, холопья волю твою исполнили.

Нахмурился Иван. Напряглись, сжались, как клещи, руки. Глянул сурово на приближённых: