Политический кризис 1859–1864 годов

 

Оппозиция дворянства Великой реформе вылилась в форму адресов, принимавшихся на губернских и уездных дворянских собраниях. Ряд собраний (тульское, смоленское, московское, харьковское, псковское, воронежское, петербургское, рязанское, нижегородское, тамбовское, симбирское и др.) заявили о неприемлемости «Положения 19 февраля» и необходимости его пересмотра.[1178] «Ожесточение их достигало таких взрывов ненависти, – писал о лидерах дворянской оппозиции князь А. И. Васильчиков, – коих едва ли позволял себе кто‑либо из верноподданных русского племени».[1179] Сенатор Н. А. Безобразов, выступая в январе 1862 года перед московским дворянством, утверждал, что «Положение» находится в вопиющем противоречии с «Жалованной грамотой дворянству», что оно покушается на священную частную собственность. В связи с этим предлагалось ходатайствовать о созыве государственного дворянского собрания, которое бы исправило «Положение» в соответствии с «Жалованной грамотой». Однако это предложение не набрало необходимых 2/3голосов.[1180] Дворянство понимало, что оно не может отменить реформу и ему остается лишь требовать компенсации – такой компенсацией могла быть аристократическая конституция, которая отняла бы часть власти у монархии и передала бы ее дворянству. Этим стремлением получить возмещение за потери, по мнению В. П. Мещерского и Б. Н. Чичерина, и объясняется выставление оппозицией либеральных требований, массовый переход еще недавно консервативных дворян в лагерь либералов‑конституционалистов.[1181] В среде дворян становится популярной аристократическая Англия с ее традициями лендлордизма и палатой пэров, обеспечивающей права знати. «Высшее дворянство мечтает о положении английских лордов и успехах Мирабо», – писал прусский посол граф Отто Бисмарк.[1182] Таким образом, происходило становление массового российского либерализма.

Переходу части дворянства на либеральные позиции способствовали новые победы конституционализма в Европе. Итальянская революция в 1859 – 1860‑х годах привела к падению абсолютистских режимов на Апеннинском полуострове и объединению страны. По свидетельству современников, победы Дж. Гарибальди вызывали в русском обществе чрезвычайный энтузиазм.[1183] Еще одним важным обстоятельством было то, что поражение Австрии привело к падению австрийского абсолютизма и утверждению австро‑венгерской конституционной монархии. После этих событий Россия осталась последним прибежищем самодержавия в Европе. Дарование конституции Австрии стало важным аргументом либералов в пользу введения конституции в России.[1184]

В феврале 1862 года тверское дворянское собрание приняло адрес с требованием созыва «выборных от всей земли русской», а также с рядом других либеральных предложений, в том числе, передачи земли крестьянам в частную собственность и создания независимого гласного суда. В поддержку требования о создании выборного представительства высказались ряд других дворянских собраний – рязанское, московское, воронежское, смоленское, екатеринославское и др.[1185] Подчеркивая остроту конфликта, министр внутренних дел П. А. Валуев в докладной записке, поданной Александру II 26 июня 1862 года, писал, что дворянство стремится «иметь некоторое участие в управлении. До тех пор, пока эти стремления не будут в известной мере удовлетворены, не будет ни мира, ни перемирия».[1186] Однако среди либералов не было единства; хотя многие из них агитировали за созыв выборных, К. Д. Кавелин и Б. Н. Чичерин высказывали опасения, что эта борьба спровоцирует большое крестьянское восстание.[1187]

Известие о реформе действительно вызвало волнения крестьян. Требование выкупа земли, которую крестьяне считали своей, привело к массовым протестам. В 1861 году имело место 784 выступления, это была самая большая волна бунтов со времен восстания Пугачева; при подавлении 499 выступлений были использованы войска. Волна крестьянских волнений изменила позицию русских радикалов‑социалистов; хотя крестьяне были освобождены с сохранением общины, условия освобождения были слишком тяжелыми, чтобы можно было говорить о перспективах общинного социализма. Весной 1861 года А. И. Герцен и Н. П. Огарев вступили на путь революционной борьбы и попытались создать тайное революционное общество для подготовки крестьянского восстания. Ближайшим помощником лондонских заговорщиков стал А. А. Слепцов, чиновник и богатый помещик, истративший большую часть своего состояния на создание школ для крестьян. А. А. Слепцов должен был связаться с Н. Г Чернышевским и создать подпольный центр в Петербурге. Присутствовавший на встрече А. А. Слепцова с А. И. Герценом Дж. Мадзини рассказал Слепцову об основных принципах организации тайных обществ, в том числе о делении на «пятерки» и о способах тайной переписки.[1188] Характерно, что, встретившись с Н. Г. Чернышевским, А. А. Слепцов в первую очередь сообщил о совете Мадзини: «Он и у нас ожидает революцию… Советовал сорганизоваться…».[1189] Этот совет вполне согласуется с мадзиниевским принципом «революционной инициативы», согласно которому, народ всегда готов к революции.

Большую роль в организации общества (которое А. И. Герцен назвал «Землей и Волей») сыграли также Н. А. Обручев и братья Н. А. и А. А. Серно‑Соловьевичи, в разное время встречавшиеся с А. И. Герценом и Дж. Мадзини в Лондоне. Члены первой «пятерки», в которую входили перечисленные выше лица, должны были привлечь пять новых членов и стать руководителями своих «пятерок», члены которых также привлекали новых членов и становились руководителями и т. д. Благодаря этому принципу общество быстро увеличивалось в размерах и к началу 1863 года, по данным А. А. Слепцова (возможно, преувеличенным), насчитывало примерно 3 тыс. человек. Особая роль отводилась привлечению офицеров, которые должны были, в свою очередь, сагитировать солдат и возглавить крестьян, которые, как ожидали, весной – летом 1863 года станут подниматься на восстания. Целью восстания была передача крестьянам всей земли без выкупа и созыв Земского собора, который правил бы вместе с царем.[1190]

Влияние международного революционного движения сказалось также и на деятельности другого подпольного центра – московского кружка Заичневского‑Аргиропуло, который заявил свою программу в листовке под названием «Молодая Россия». Анализ содержания этой программы, выполненный В. Е. Невлером, указывает на близкое сходство с программой «Молодой Италии». Известно, что П. Г. Заичневский предлагал сделать девизом своей организации девиз «Молодой Италии»: «Ora e sempre» – «Отныне и навеки».[1191]

Все это давало возможность Дж. Мадзини заявить, что «тайная и важная работа, с каждым днем усиливаясь, проводится в России. Национальная партия, враждебная царскому самодержавию, связана с нами открытым союзом. Для знамени выбран девиз „Земля и Воля“. Эта национальная русская партия братски связана с национальной польской партией».[1192]

«Национальная польская партия» между тем готовила свое восстание под лозунгом национального освобождения. Польские заговорщики приезжали в Петербург к А. А. Слепцову и в Лондон к А. И. Герцену, требуя поддержки, но «Земля и Воля» была не готова к выступлению. Тем не менее, когда в январе 1863 года вспыхнуло восстание в Польше, «Земля и Воля» выпустила воззвание к русским офицерам, призывая их соединяться с поляками, поднимать крестьян и идти на Москву. Польские эмигранты с английской помощью и при поддержке Дж. Мадзини попытались организовать высадку десанта на литовском побережье; они пригласили М. А. Бакунина участвовать в этом предприятии, но высадка не удалась. Другая экспедиция с отрядом гарибальдийцев под командованием Фр. Нуло достигла Польши, но отряд был разгромлен русскими войсками, и гарибальдийцы попали в плен. А. И. Герцен со страниц «Колокола» обратился к Европе с отчаянным призывом: «Великий брат, на помощь! Скажите слово цивилизации». 5 апреля 1863 года Англия и Франция вручили ноты царскому правительству с требованием автономии Польши.[1193]

Польские националисты приняли некоторые меры, чтобы поднять на восстание крестьян: им обещали отменить выкуп за их наделы (но за полученную землю крестьяне должны были платить налог). Однако царское правительство пообещало польским крестьянам больше: не только отмену выкупа, но и дополнительное наделение землей за счет конфискации поместий у мятежной шляхты. В Белоруссии и на правобережной Украине (куда пытались прорваться повстанцы) выкупные платежи по различным губерниям были сокращены в 2–4 раза, плюс к тому крестьяне получили прирезку земли за счет помещиков, например, в Киевской губернии – 21 % к прежнему наделу, в Минской губернии – даже 45 %.[1194] По существу, многие (если не все) чаяния крестьян областей, некогда входивших в Речь Посполитую, были удовлетворены, и в массе они отказались поддержать мятежную шляхту.

С другой стороны, русская общественность была возмущена крайним национализмом повстанцев, которые намеревались восстановить Речь Посполитую в ее средневековых границах. Польское восстание и поддержка повстанцев Западом вызвали традиционалистскую реакцию, направленную против либералов и радикалов. День, когда А. И. Герцен выступил в «Колоколе» в поддержку поляков, был последним днем его популярности. «Диктатура мнения» перешла к М. Н. Каткову, который в «Московских ведомостях» резко выражал раздражение, вызванное требованиями поляков. Члены «Земли и Воли» были деморализованы, и организация распалась; некоторые руководители (А. А. Слепцов и Н. И. Утин) бежали за границу. А. И. Герцен потерял связь с Петербургским ЦК, каналы доставки «Колокола» сами собой закрылись, и журнал вскоре перестал издаваться.[1195]

Во время польского восстания как либеральная аристократическая оппозиция, так и «народники» выступали в поддержку восставших поляков. Угроза новой войны с Европой усилила влияние диффузионного фактора, и чтобы сделать «деспотизм» более привлекательным в глазах Европы, П. А. Валуев предложил конституционный проект, бравший за образец австрийское государственное устройство. Этот проект был поначалу одобрен, но когда угроза вмешательства держав миновала, его положили под сукно. Тем не менее дворянство продолжало оказывать давление на правительство. Будучи до конца последовательным, ярый англоман великий князь Константин Николаевич выдвинул план создания совещательного собрания из представителей земств и городов. Но правительство подавило дворянское сопротивление; Московское дворянское собрание было распущено.[1196]

Тем не менее правительству пришлось пойти на уступки и создать земское самоуправление в губерниях и уездах. П. А. Валуев свидетельствует, что императорское окружение видело в земских учреждениях «средство откупиться от конституции».[1197] Земства были выборными органами, имевшими много общего с немецкими «земскими собраниями», «ландтагами». Члены земств выбирались раздельно от трех сословий: от землевладельцев, горожан и крестьян, но численно преобладали дворяне. В 1865–1867 годах дворяне и купцы составляли около 90 % членов губернских земских управ, а крестьяне – только 1,5 %. Земства назначали и собирали местные налоги, однако земское самоуправление было ограниченным и касалось в основном хозяйственных вопросов; вопросы охраны порядка оставались в ведении губернаторов.[1198]

Другой вестернизационной реформой, проведенной в этот период, была судебная реформа. Законодатели заимствовали принципы нового судопроизводства, главным образом, у Англии и Франции: разделение административной и судебной власти, независимость судей, равенство граждан перед законом, гласное судопроизводство с прениями сторон, введение суда присяжных. Государственные суды был организованы по образцу французской магистратуры с ее трехстепенностью судопроизводства; так же, как во Франции, должностные лица суда были несменяемыми – в отличие от прокуроров, назначаемых властями.[1199]

 

Итоги реформы

 

Реформы 1860‑х годов создали две категории крестьян‑мелких держателей: одни из них, государственные крестьяне, имели относительно большие наделы, другие, бывшие крепостные крестьяне, изначально были поставлены в условия малоземелья. Без посторонних заработков бывшие крепостные не только не могли платить подати, но зачастую не могли прокормиться собственным хлебом. Проблема нехватки земли обычно возникает вследствие роста населения, но в России она была создана искусственно, путем обезземеливания крепостных помещиками и последующего закрепления создавшегося положения реформой 1861 года. Дальнейший рост населения должен был усугубить это положение и привести к социальному взрыву.

С другой стороны, сохранение общины и придание ей самостоятельного статуса создало новый сектор экономики, построенный на уравнительных и коллективистских началах. Как известно, партия социал‑революционеров («эсеров») считала общину готовой «ячейкой социализма» и полагала, что смысл будущей революции будет заключаться лишь в ликвидации частновладельческих земель и передаче их общинам.[1200]

Реформа была проведена монархией вопреки сопротивлению дворянства, что ярко продемонстрировало силу самодержавия и его относительную независимость от сословий и классов. Монархия вновь стала этатистской, то есть заняла ведущее положение в структуре «государство – элита – народ» и обрела силы, чтобы регулировать отношения между другими элементами структуры. Прежде находившиеся в жесткой оппозиции демократы были готовы аплодировать самодержавию. А. И. Герцен и Н. И. Тургенев теоретически обосновывали преимущества абсолютизма: «Я сочувствовал неограниченной власти, защищая необходимость ее для освобождения страны от эксплуатации человека человеком», – писал Н. И. Тургенев.[1201] Дворянство, бывшее ранее опорой монархии, перешло в оппозицию и, взяв на вооружение западный либерализм, потребовало ограничения самодержавия. Одно время казалось, что опорой самодержавной власти может быть только «социалистическое» общинное крестьянство. «Если мы разрушим общину, – говорил Н. А. Милютин в 1865 году, – Россия не продержится и 24 часов. Крестьянский мир – единственный консервативный элемент у нас: все остальные классы исполнены революционных начал…»[1202]

Подводя итоги, можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что реформы 1860‑х годов были вызваны совокупным действием демографического и диффузионного факторов. Действие демографического фактора проявлялось в угрозе крестьянского восстания, которая была следствием сокращения наделов и отягчения повинностей крепостных в первой половине XIX века. Начиная с 1820‑х годов, крепостные крестьяне существовали в условиях регулярно повторяющегося голода, что вместе с учащением эпидемий было главной причиной фактической приостановки роста крепостного населения. Крайне тяжелые условия жизни крепостных крестьян отражались в увеличении числа крестьянских выступлений и в угрозе всеобщего бунта.

Как утверждает неомальтузианская теория, Сжатие должно было вызвать тенденцию к этатизму и попытки проведения социальных реформ, направленных на облегчение положения народа. Великая реформа была именно такой этатистской социальной реформой, проведенной монархией, исходившей из общегосударственных интересов. Однако демографический фактор смог вызвать трансформацию структуры, лишь действуя совместно с диффузионным фактором. Действие этого фактора проявлялось по нескольким направлениям. Новая военная техника обеспечила победу союзников в Крымской войне, что доказало превосходство Запада и необходимость модернизации по западному образцу. Сама по себе новая техника, возможно, еще не требовала отмены крепостничества, но в контексте диффузионистской теории техническое превосходство Запада побуждало брать пример с Европы во всем – то есть, в том числе, освободить крестьян. Мощное диффузионное влияние проявилось в появлении партии западников и пропаганде либеральных идей, в том числе, и в окружении императора.

Действие диффузионного фактора проявлялось не только в отмене крепостного права, но и в судебной и военной реформах, в начавшейся компании по строительству железных дорог и в «грюндерской лихорадке». В целом все эти (и некоторые другие) нововведения означали начало широкомасштабной модернизации по западному образцу. Однако один из аспектов этой модернизации – дворянское требование создания выборного представительства – вызвал неприятие со стороны этатистского правительства, и модернизация в этом направлении была ограничена созданием земств. Еще один аспект модернизации – требование автономии со стороны поляков – показал, что модернизация таит в себе опасность для целостности империи, и породил традиционалистскую реакцию. После 1866 года все реформы, кроме экономических, были приостановлены, и начался «период реакции».

 

 

Глава VI