Эволюция человека как романтическая комедия

 

Мне кажется, нечто важное о человеческой креативности сообщает тот факт, что романтические комедии намного популярнее документальных фильмов о жизни великих изобретателей. Это связано не только с тем, что герои романтических комедий – это привлекательные люди, которые добиваются успеха у своих избранников, пользуясь их неофилией. Мы любим этот жанр еще и потому, что романтические комедии – часть наших собственных ухаживаний. Мы можем (опосредованно) платить голливудским сценаристам, чтобы те заставляли наших возлюбленных смеяться. Но у наших предков такой возможности не было, да и сейчас ее недостаточно. Если мы нагоним тоску в беседе после фильма, объект наших ухаживаний, скорее всего, сообщит, что вечер был чудесным, и предложит остаться друзьями. Любовь нельзя купить. Но ее можно пробудить – отчасти с помощью юмора, главной арены для демонстрации своей креативности.

Теории человеческой эволюции – это не только научные гипотезы, но и сценарии. Выдвинуть хорошую новую гипотезу может помочь сценарий такого жанра, который раньше никто не использовал. Традиционные эволюционные сценарии – это в основном приключенческие боевики, военные драмы и политические триллеры. Наверное, в вашем воображении уже возник Мэл Гибсон со стальным взглядом, лоснящимися грудными мышцами и набедренной повязкой из звериной шкуры, вместе со своими крепкими соплеменниками сражающийся за независимость от неандертальских угнетателей? Или, может, Сигурни Уивер, которая рубит в темных пещерах плейстоценовых монстров, пытаясь защитить детей, пока ее незадачливые товарищи мужского пола валяются поблизости с выпущенными кишками?

Я за другой жанр – романтическую комедию. Если рассматривать человеческую эволюцию как нарратив, то именно этот жанр меньше всего способен ввести нас в заблуждение. Почему именно романтическая комедия? Все просто: герои боевиков и фильмов о войне или политике занимаются главным образом тем, что умирают один за другим, герои же романтических комедий иногда делают детей. Эволюция – это эпос о жизни многих поколений, жизни, которая продолжается благодаря тому, что некоторые герои влюбляются и заводят детей. Хоть приключенческие боевики и лучше соответствуют аристотелевской идее драматического единства пространства и времени, но нам, возможно, стоит уделить больше внимания дарвиновской идее о непрерывной цепи предшественников, давших начало человеческому роду. Эволюцию человека можно представить как версию “Воспитания крошки” длиной в миллион лет, в которой наши предки, подобно Кэтрин Хепберн и Кэри Гранту, попадают в нелепые ситуации, остроумно шутят, переживают забавные приключения с дикими животными – и влюбляются друг в друга. Может, эволюция и бессердечна, но не лишена чувства юмора.

 

Лики любви

 

Взгляд на человеческую эволюцию как на романтическую комедию может дать ключ к пониманию не только нашего умения создавать остроумные новшества, но и способности заново раскрываться в каждом любовном союзе. С разными возлюбленными люди ведут себя по‑разному. Мы склонны проявлять те же интересы и предпочтения, что и наш объект вожделения. Влюбились в альпиниста – и вот вас потянуло к одиноким вершинам Альп. Стали встречаться с джазовым музыкантом – и вы уже готовы продать свои пластинки с хеви‑металом, пристрастие к которому теперь кажется ребячеством. Или, скажем, любимая женщина, прекрасная во всех отношениях, вдруг признается вам, что верит в целительную силу кристаллов – и ваше презрительно‑насмешливое отношение к подобной ерунде сменяется неожиданной восприимчивостью, пробуждающей дремавшую все эти годы, нерастраченную силу веры. Стараясь понравиться кому‑то, мы играем роли, которые, по нашему мнению, должны казаться привлекательными.

Шимпанзе в некоторой степени способны к тактическому обману: они умеют делать вид, что заняты не тем, чем на самом деле. Но они не могут притвориться кем‑то другим. Ухаживания должны были быть эволюционной сценой, на которой мы учились играть драматические роли. С каждым новым любовником мы меняем свои имидж и личность. Эти перемены обычно не такие разительные, как обретения Дэвидом Боуи или Мадонной новых ликов сексуальности, которыми сопровождается выпуск очередного альбома, но они не в пример глубже. Зачастую нам трудно соотнести нынешних себя с теми, какими мы были в прежних отношениях. Пережитые в них события, которые тогда казались такими яркими, запираются в одном из отсеков лабиринта памяти и оживают, только когда мы возвращаемся к своим бывшим. С каждой новой влюбленностью наш разум претерпевает сексуальную революцию, подстраиваясь под нового партнера – подобно тому, как рекламные компании разрабатывают новые проекты, стремясь завоевать новые рыночные ниши.

Такое лицедейство доступно не только горстке невротичных профессионалов, а любому человеку по праву рождения, и запускается оно непроизвольно всякий раз, когда мы влюбляемся. Во время ухаживаний весь древний мир становился сценой, а протолюди – актерами. Возможно, мы развили способность к креативному исполнению ролей благодаря тому, что наши предки выбирали партнеров, умевших в ухаживаниях представать в разных сексуально привлекательных образах. И теперь любовные метаморфозы затрагивают не только наши сознание и идентичность, они происходят на всех видимых уровнях: меняются наши украшения, одежда, осанка, любимые позы и жесты, произношение, выражение лица, мнения и идеалы.