Общее эмоциональное состояние; «голос».

Физическое страдание и представление о том, что это – наказание, сопровождаются у А отсутствием эмоций, бесчувственностью: Я знаю, что будет дальше, и я должна бы бояться, но я ничего не чувствую. Это само по себе кажется странным. Однако дальше выясняется, что А смотрит на себя стороны: Наблюдаю за болью со стороны, отмечаю изменения, выношу приговор. То есть внутренняя бесчувственность тесно связана с раздваиванием А на того, кто терпит боль, и того, кто наблюдает за ним.

Какое-то время А еще может думать о делах: Из-за приступа пропадает день подготовки к следующему экзамену. Неприемлемо. Однако эмоций по этому поводу она не испытывает.

При этом А думает о смерти – страдание настолько невыносимо, что она хочет умереть: Когда она <боль> дойдет до апогея, я буду мысленно молить воздух о смерти. В другом месте: Начинается: снова все мысли на одну тему. Меня уже всю колотит. Мне очень сильно хочется умереть. И пока этот приступ не кончится, это будет моей единственной мыслью. Такое состояние, когда физическая боль доводит человека до желания смерти и он уже просто не может испытывать никаких чувств, не имеет никаких мыслей, вполне понятно. Но это состояние парадоксальным образом сочетается у А с возможностью во время приступа сдавать ЕГЭ, приезжать на важные пары, сдавать зачеты, когда она неким мысленным приемом может «отстраняться от своего болящего тела». 

Через несколько дней у А уже нет не только эмоций, но и мыслей и желания умереть. Уже несколько дней я ничего не делаю. Посижу на кухне, глядя перед собой, потом так же в комнате родителей и так же в своей комнате. И далее в том же духе. Я ничего не чувствую, ничего не желаю и ни о чем не думаю. Последнее, пожалуй, самое важное. Пустота в голове.

Но эту пустоту А ощущает (и описывает) совсем необычно: Никаких бессознательных мыслей. Я мыслю осознанно. А когда нет того, о чем я должна подумать, я не думаю.   В языке выражено представление о том, что мысли, хотя и являются продуктом деятельности ума, но как бы приходят к субъекту извне и существуют независимо от его воли. Ср. Мысль пришла в голову, Мысль лезет в голову, Мысль мелькнула, Мысли текут, Мысли (о лете) бродят в голове, Мысль вертится (в голове) и т.п. Человек обычно не следит за такими мыслями и не отдает себе в них отчета, но нормальное состояние субъекта предполагает их наличие. У А безотчетных мыслей нет, и она ощущает ненормальность этого и даже считает это самым важным. Она думает, когда это нужно, причем отдает себе отчет в своих мыслях. С точки зрения обычного человека такое состояние возможно разве что при очень тяжелой болезни, когда человек чрезвычайно слаб и даже думать ему трудно.

Впрочем, иногда я все же ною мысленно, не сказать, что специально. Значит, какие-то не вполне контролируемые мысли у А все же есть. Здесь обращает на себя внимание слово ныть: будучи глаголом речи, оно предполагает адресата. Выходит, что А к кому-то мысленно обращается. И собеседник у нее действительно есть, причем А уже его знает: И тогда подключается другой голос, её. При этом А четко отличает себя со своими мыслями и нытьем от этого собеседника.

Это может напоминать то «раздвоение», которое было выявлено при анализе предыдущей части текста. Однако здесь мы сталкиваемся с чем-то совершенно другим. При раздвоении, которое представлено в анализируемом тексте выше, субъект ощущает себя сразу в двух противоположных ролях или ощущает два противоречащих «знания», причем отдает себе в этом отчет.

В данном случае речь идет о наличии в сознании голоса какой-то сущности, внеположной субъекту, но воздействующей на субъекта: она резко меня осаживает. При этом А не только не отождествляет себя с этой сущностью, но и противопоставляет ее себе: Она резко меня осаживает. И правильно делает. Ее голос чистый и звонкий, а мой глухой и шумный. Шум ни о чем. Ясно, что А одобряет «ее», подчиняется «ей», ставит «ее» безусловно выше себя.

Итоги.

Высокие требования, предъявляемые А к себе, неприемлемое отношение к своим слабым сторонам – это черта гордой личности. Присваивание себе роли высшей силы, которая судит и карает, - это уже «сверхгордость». Гордость в целом оценивается в языке отрицательно – эта черта роднит человека с темной силой, ср. бесовская гордость, сатанинская гордыня в противоположность ангельскому смирению, ангельской кротости.

Предъявление к себе столь высоких требований, что им невозможно соответствовать, присваивание себе роли судьи предполагают вполне осознанное отношение субъекта к себе и к миру, где он хочет быть «на высоте». Как бы ни было это отношение связано с болезнью, субъект сам его выбрал. Даже жестокая кара за несоответствие некоему вымышленному идеалу как будто выбрана самой А. Этим внутренняя жизнь А отличается от ее парадоксальных ощущений, в которых она не властна. Это отношение к себе и к миру может быть отправной точкой, с которой начинается «самоуничтожение себя».

Вместо заключения. В указаниях по диагностике МКБ-10 к рубрике шизотипическое расстройство написано: «Эти расстройства… напоминают наблюдаемые при шизофрении, хотя ни на одной стадии развития характерные для шизофрении нарушения не наблюдаются» [4, стр. 96]. Приведенный семантический анализ текста больной ставит под сомнение это утверждение, т.к. наглядно демонстрирует главное, осевое расстройство, пронизывающее все сферы жизни больной, – расщепленность, двойственный характер ее психических феноменов (переживания боли, восприятия себя и окружающего, собственных суждений и оценок, поведения и пр.). Другой вопрос, что такой тонкий смысловой анализ может сделать только профессионал-лингвист. Клиницист же в своих суждениях опирается на клиническую картину в целом. Но об этом во второй части статьи.

 

Литература:

 

1. Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры / Вступ. ст. Г.М. Фридлендера; Сост. В.Е. Багно. – М.: Искусство, 1991. – 588 с. [Ortega-i-Gasset KH. Ehstetika. Filosofiya kulʹtury / Vstup. st. G.M. Fridlendera; Sost. V.E. Bagno. – Moscow: Iskusstvo, 1991. – 588 p. (In Russ.)]

2. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. М.: ЯСК, 1995. [Apresyan YU.D. Leksicheskaya semantika. Moscow: YASK, 1995 (In Russ.)]

3. Урысон Е.В. Проблемы исследования языковой картины мира: аналогия в семантике. М.: ЯСК, 2011. [Uryson E.V. Problemy issledovaniya yazykovoy kartiny mira: analogiya v semantike. Moscow: YASK, 2011. (In Russ.)]

4. Международная классификация болезней (10-й пересмотр). Классификация психических и поведенческих расстройств. Клинические описания и указания по диагностике / Под. ред. Ю.Л. Нуллера, С.Ю. Циркина. – Спб: АДИС, 1994. – 304 с. [Mezhdunarodnaya klassifikatsiya bolezney (10-y peresmotr). Klassifikatsiya psikhicheskikh i povedencheskikh rasstroystv. Klinicheskie opisaniya i ukazaniya po diagnostike / Pod. red. YU.L. Nullera, S.YU. Tsirkina. – St.-Petersburg: ADIS, 1994. – 304 p. (In Russ.)]

Сведения об авторах:

Давтян Елена Николаевна: доцент кафедры клинической психологии и психологической помощи Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена (ФГБОУ ВО РГПУ им. А. И. Герцена). Врач-психиатр дневного стационара городского психоневрологического диспансера №5, Санкт-Петербург (СПб ГБУЗ ПНД №5). К.м.н. E-mail: [e-mail]

Урысон Елена Владимировна: главный научный сотрудник сектора теоретической семантики Института русского языка им. В.В. Виноградова Российской Академии Наук (ИРЯ им. В.В. Виноградова РАН), Москва. Д.филол.н. E-mail: [e-mail]

Давтян Степан Эдуардович – доцент кафедры психиатрии и наркологии, Санкт-Петербургский государственный университет (ФГБОУ ВО СПбГУ), Санкт-Петербург. К.м.н. E-mail: [e-mail]

[1] Введение, заключение и части II и III написаны Е.Н. Давтян и С.Э. Давтяном; часть I написана Е.В. Урысон. Один из авторов (Е.В.Урысон) благодарит за финансовую поддержку РФФИ (проект № 19-02-00291А).

[2] Семантический анализ текста сделан в рамках Московской семантической школы [2,3].