Г.В. Сироткин Из воспоминаний

 

                                                                                          20 июня 1922 г.

 

Сироткин Григорий Васильевич (1894-?). В 1914-1917 гг. находился на военной службе. В 1917-1918 гг. был секретарём Кольского подрайонного комитета Совжелдора, с 1918 по 1920 гг. сидел в белогвардейских тюрьмах. В 1920 г. стал одним из организаторов Мурманской организации большевиков  и Мурманского исполкома Советов депутатов, членом Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. В 1920-е гг. работал в органах ОГПУ, в комиссии Истпарта, был председателем губернского суда. В 1930-е гг. проживал в г. Кронштадте.

[...] [299]

В 1917 году после Февральской революции мурманский пролетариат, состоящий в то время из рабочих Портстройки (т.е. постройки порта); Базстройки (строительства военно-морских баз) и Мурманстройки (строительства Мурманской железной дороги) ещё не были объединены в один профессиональный союз. Лишь при каждом из названных строительств были организованы рабочие комитеты. Все эти комитеты вели не только чисто профессиональную работу, но принимали также участие в управлении тем или иным строительством.

Спустя некоторое время рабочие Базстройки и Портстройки организовались в союз строительных рабочих. А вслед за этим были организованы союзы: моряков, в который вошли все команды судов торговых и военных; союз конторщиков, в который вошли служащие порта и базы; союз железнодорожников и союз работников почты и телеграфа. Все названные союзы также не были объединены одной общей организацией и не имели общего местного руководства. Связь между этими союзами выражалась только в общих собраниях и митингах рабочих и служащих.

Объединение профсоюзов не состоялось даже и тогда, когда в Мурманске организовался Совет рабочих и солдатских депутатов. Первый Совет был составлен из представителей всех рабочих организаций, а также воинских и флотских команд.

Благодаря тому, что мурманские профсоюзы не были объединены единой руководящей организацией, а также почти не имели связи со своими центральными организациями, благодаря этому среди рабочих не велось почти никакой культурно-просветительной и политической работы. Многие рабочие совершенно не разбирались в партийных вопросах и даже не имели представления о разности в партиях, ни в исполкоме Совета, ни в одном из союзов, за исключением союза железнодорожников (Совжедор), не было фракции Коммунистической партии.

Думается, что благодаря такой политической неграмотности, рабочие массы впоследствии очень слабо протестовали против захвата власти англичанами и против разрыва с центральной Советской властью.

Наиболее развитыми в политическом отношении были рабочие железной дороги и моряки.

На первом Всероссийском съезде работников транспорта мурманские железнодорожники и моряки примкнули к образовавшемуся тогда Всероссийскому объединению работников водного и железнодорожного транспорта и, получив в центре кое-какие указания, повели профессиональную работу надлежащим порядком.

Англичане, американцы и французы имели в Мурманском порту ещё в 1915 году значительные военно-морские силы, которые после Октябрьской революции ещё были увеличены, якобы для отражения германских войск, угрожающих Северу со стороны океана и из Финляндии.

В июне 1918 года после прекращения войны между Советской Россией и Германией, потребовали от исполкома Совета рабочих и солдатских депутатов полного разрыва с центральной Советской властью. В случае отказа союзники заявили, что силой займут Мурманск, который уже и так фактически находился во власти военного союзного командования. Вопрос о разрыве с центральной Советской властью много раз обсуждался на рабочих собраниях и на заседаниях Совета. Рабочие колебались и старались оттянуть время.

Наконец, союзниками был назначен крайний и ультимативный срок для разрыва и прекращения всяких сношений с центральным Советским правительством на 8 июля.

Вечером 7 июля было созвано расширенное заседание Совета, на котором присутствовали представители Англии, Америки и Франции в лице адмиралов и офицеров. Союзники обратились к собравшимся со следующими, приблизительно, словами: «Необходимо временно порвать всякую вязь с Советской республикой, ввиду того, что правительство Советской республики заключило сепаратный мир с Германией без согласия союзников, которые продолжают воевать. Если союзные войска ушли бы из Мурманска, то через несколько дней германцы постарались бы занять все северные стратегические пункты. Вот поэтому-то союзники и не намерены пока уходить из Мурманска. Надо дождаться, пока будет всё спокойно. Союзное командование снабжает всё мурманское население всем необходимым и будет снабжать и впредь, если население будет послушно и выполнит разумные требования. Если же Совет будет протестовать против пребывания здесь войск, то союзники перестанут снабжать население продуктами и им придётся помирать с голода. Они же, несмотря ни на какие протесты, останутся на месте». Далее представители союзников предложили заключить с ними временное формальное соглашение, которое бы действовало впредь до разрешения общих принципиальных вопросов между союзниками и центральным Советским правительством. При этом союзники заверили, что они не будут вмешиваться во внутренние дела мурманского населения, не будут изменять системы управлении краем и наговорили много других красивых слов.

Многие члены Совета, в особенности представители команды крейсера «Аскольд» и представители Совжедора, начали энергично протестовать против подобного соглашения с союзниками.

Союзники, не дождавшись ответа на своё требование, покинули заседание Совета. После их ухода заседание возобновилось. Вновь начались горячие прения, во время которых представители Совжедора и крейсера «Аврора»[300] в знак протеста против соглашения ушли с заседания.

Делегаты Кемского уезда, также входившие в Мурманским краевой рабочий Совет и состоявшие из кулаков и интеллигенции, бешено настаивали на подписании соглашения с союзниками и, плача, говорили: «Мы не можем жить без союзников, и все помрём с голоду, так как из центра получить продовольствие для населения нет никакой надежды». Победа осталась за соглашателями. Совет решился на подписание предложенного союзниками соглашения.

На другой день, т.е. 8 июля, на площади около Совета назначено было общее городское собрание для окончательного утверждения этого вопроса.

В назначенный чаc перед собравшимися мурманскими рабочими и прочими обывателями на балконе Совета появились представители союзников, в парадной форме, которые в своих льстивых выступлениях, чуть не клятвенно, обещались не вмешиваться в наше внутреннее управление. И действительно, много в то время среди мурманских рабочих было наивных, которые поверили этим льстивым сладким словам, и своим поднятием руки «за» и «против» соглашения решили участь подписания этого соглашения. Но многие рабочие с болью в сердце покинули это собрание и начали немедленно собираться подальше от белого хлеба союзников, но поближе, хотя и к голодному пайку наших центров, но всё таки не быть предателями и переносить все невзгоды с товарищами рабочими центра с в твердой уверенностью, что недалеко то время, когда удастся прогнать всех таких паразитов[301].

И вот 8 июля 1919 года[302] соглашение было подписано нашими представителями в лице президиума исполкома Краевого Мурманского Совета с одной стороны и представителями союзников с другой стороны.

Как на один из пунктов этого соглашения, характерно указать, что это соглашение действительно впредь до окончательного соглашения с центральной властью России, но какой властью не было указано, что впоследствии и не преминуло сказаться с утверждением в Архангельске власти Северного правительства во главе с Чайковским, которое спустя месяц или даже меньше фактически аннулировало это соглашение своим особым соглашением с союзниками, а многие наивно думали, что это соглашение действительно впредь до соглашения союзников с центральной властью Советов.

После подписания этого пресловутого соглашения жизнь рабочих Мурманска как будто ничем не изменилась. Многие рабочие в течение ещё недели имели возможность покинуть Мурманск и выехать в центр, чем многие не преминули воспользоваться.

Вскоре после этого соглашения с союзниками в Архангельск была послана эскадра военных судов с десантом союзников, который в непродолжительное время им удалось занять.[303]

С занятием Архангельска союзными войсками, там образовалось Северное правительство во главе с Чайковским. От Мурманского Совета в Архангельск выезжали представители во главес председателем Совета Юрьевым, управделами Веселаго, лейтенантом флота, который, надо заметить, в этой авантюре играл самую выдающую роль, затем ещё двое представителей от Кемского уезда Водохлебов и Исаков, которые, не имея никаких на это полномочий от мурманских рабочих и прочего населения Мурманского края, признали от имени Мурманского Совета правительство Чайковского своим верховным руководителем.

С этого момента и начинается фактический захват власти белым Северным правительством в Мурманском крае, начинается с фактического уничтожения мурманских организаций, а также аннулируется соглашение союзников с Мурманским Советом о невмешательстве во внутренние дела края, да они сами непосредственно и не вмешивались, а предоставили с их помощью это сделать Северному правительству, которое для управления краем назначило особого помощника генерал-губернатора в лице Ермолова и при нём особого юрисконсульта Виноградского.

Этим самым власть Мурманского Совета уничтожалась, и ему ничего не оставалось делать, как только разойтись.

C назначением помощника генерал-губернатора начались придирки к существующим профорганизациям, без разрешения его и его юрисконсульта нельзя стало устраивать никаких общих собраний рабочих.

Затем Виноградский, который при Ермолове играл громадную роль и был как бы его правой рукой, предложил переработать все уставы профессиональных организаций и представить на его утверждение.

Только тогда, наконец, поняли окончательно рабочие Мурманска всю тяжесть своего положения, и многие, очень многие раскаивались в том, что они не заявляли своего протеста во время заключения соглашения с союзниками.

[…]

Григ. Сироткин

 

ГАМО, ф. П-102, оп. 1, д. 14, л. 6-12об. Рукописный подлинник. В тексте имеются многочисленные карандашные правки, машинописную копию см.: ГАМО, ф. П-2393, оп. 2, д. 18, л. 18-23.

 

№ 10

 

А. Шишков Мое третье пребывание на Кольском полуострове. 1916 - 1923 гг. [304]

 

5 февраля 1940 г.

 

Шишков А. Революционные события встретилкапитаном парового катера военного флота в Кольском заливе. В августе 1917 года был избран в правление Союза моряков в Мурманске. С февраля 1918 г. представлял военных моряков в Мурманском Совете. Впоследствии был избран в его исполком. После антибольшевистского переворота арестован и посажен в в Мурманскую тюрьму.

В августе месяце 1916 г. я находился на Мурмане в качест­ве служителя Седловатого маяка близ Александровска (ныне Полярный). Работая на маяке до ноября месяца, был переведен, как луч­ший рулевой того времени и знакомый с лоцией Мурманского побе­режья, капитаном на один из паровых катеров военного флота «Ансио». Плавать на нём не пришлось до лета 1917 г., так как он был полу­затоплен и требовал ремонта.

Февральская революция застала меня в г. Александровске. В Александровске стояли в то время военные суда «Аскольд», четыре миноносца и находилась береговая команда черноморских запас­ных моряков.[305]

О Февральской революции здесь узнали только в марте месяце, до этого же момента царские офицеры и чиновники во главе с тог­дашним начальником укрепленного района капитаном 1 ранга[306] тщательно скрывали о происшедшей революции в центре России. Но когда уже скрывать это не было возможности, и невозможно возвращение к прошлому царизму, да и слухи уже проникли во все команды, тогда только собрали все команды на площади у церкви и там, после молебствия, было объявлено об отречении Николая. После этого команды моряков стали организовывать комитеты судов.

Некоторых офицеров прогнали, а некоторые сами скрылись, в том числе и начальник укрепленного района.[307]

В управлении кораблями и хозяйствами действовали судовые комитеты, но власть ещё была в руках командиров, но уже не проч­ная, а какая-то растерянная. В самом городе полиция во главе с исправником арестована, высшие чины были отправлены в центр России.

Влияние партии большевиков на развернувшиеся события.

Хотя в то время не существовало открытой организации партии большевиков, но и тогда это влияние сказывалось очень значительно. Так, например, когда были объявлены выборы в Учредительное собрание и выставлены списки кандидатов, за список партии большевиков были почти все команды, конечно, из нижних чинов. Агитацию за этот список вели товарищи, прибывшие из центра и Архангельска.

Мне помнится один случай. Как-то на митинге, на котором были все команды судов и местное население, выступил с речью тогдашний начальник укрепленного района капитан 1 ранга Рочаковский[308] (знаменитый в то время Рочаковский, внедрявший дисциплину мордобитием), небезызвестный и местному лопарскому населению. Рочаковский ведал, до соединения линии железной дороги от Кандалакши до Мурманска, на этом участке переброской военного снаряжения на оленях. Он силой мобилизовал оленеводов, и много за время его деятельности не стало оленей у населения, которые загонялись и падали.

Этот Рочковский[309] с пеной у рта истерично защищал правительство Керенского и свою мордобитную дисциплину, матросы вначале слушали, а потом и сказали: «Довольно!» - стащили его с трибуны, сорвали с него погоны и вытолкали его в шею, с тех пор его больше и не видели. Надо заметить, что офицеры тогда уже не носили погон, и он один явился с погонами.[310]

Летом 1917 г. переселился [в Мурманск].

Мой катер совершал рейсы между Мурманском и Александровском. В Мурманске в то время начали организовываться профессиональные организации, были организованы комитеты рабочих портостройки, комитет рабочих по постройке военно-морских баз и железнодорожников, а также плавучей мастерской «Ксения», союз металлистов. В августе месяце организовали союз моряков, в правление которого и я был избран.

Октябрьская революция в Мурманске прошла как-то стихийно, вся власть перешла к Совету рабочих и солдатских депутатов на местах, профсоюзные организации взяли в свои руки контроль и руководство, уничтожены были разные правительственные учреждения, взамен их учреждены советские, а также и на местах. В Александровске, Териберке и на Терском берегу была проделана большая работа с помощью союза моряков по национализации флота, все суда русских компаний, [которые] приходили в Мурманский порт были национализированы с перепиской всех судовых документов.

В феврале я был избран в Мурманский Совет рабочих и солдатских депутатов, а потом и в его исполнительный комитет. Избрание тогда происходило от организаций, и я вошёл от союза моряков и работал членом следственной комиссии. Председателем тогда был Архангельский, из прапорщиков, а его заместителем Юрьев - будущий предатель.

Связь с местным населением была тогда слабая, ещё кое-где существовали старые органы власти, даже в Коле существовала городская управа и мировой судья, в ближайшее время это было ликвидировано, образованы Советы и народный суд.

На Мурманском побережье и Терском предприятия купцов, фактории и торговля были национализированы.

Связь с Архангельском, тогдашним губернским центром, была слаба, уездный центр из Архангельска[311] к тому времени был перенесен в Мурманск. Но в уездный Совет представители волостей от населения тогда ещё не входили.

На заседании Совета рабочих и солдатских депутатов был поставлен вопрос о создании в Мурманске краевого Совета с присоединением и Кемского уезда, в центре этот вопрос был разрешён.

В Мурманске состоялся съезд из представителей населения Мурманского побережья, Терского [побережья] и Кемского уезда. На этом съезде был избран краевой Совет.

Кто же вошёл в краевой Совет. Краевой Совет был самый разношёрстный. Как мне помнится, туда вошли от Териберской волости от Совета Корельский,, и Горишев от Александровска […] [312] и ещё кто-то от Колы, Кочеров М. и один учитель, от Кузоменской Понойской, Тетринской волостных Советов [313], фамилии представителей не помню, от станции Кандалакша. Кошелев, служащий впоследствии предатель, расстрелян, и ещё один от Кандалакши населения Ярусов кулак; от села Ковда Белов капитан, от Кеми и Сороки Водохлебов учитель. Исаков кулак, от Мурманска от профсоюзов вошли рабочие, от железной дороги Самоцик и Ярославский [314] и ряд других, от гарнизона Архангельский, бывший прапорщик [315], от военно-морской базы и Центромура ряд товарищей, а также с кораблей «Чесма» «Аскольд» с транспорта «Ксения» и других. Так что состав военно-морских членов Совета было довольно порядочное количество, а также и от Совжедора. Кроме того, в Совете были Игнатьев А.И. юрист, Македонский инженер, Карпенко бывший офи[це]р управделами, Ермолов будущий помощник генерал-губернатора юрисконсульт, в общем, состав Совета был весьма пёстрый [316]. Председателем Совета был избран Архангельский, а его заместителями Юрьев и Корельский.

Была ли при Совете партийная организация п[артии] б[ольшевиков], хотя работа протекала по директивам партии и правительства, но большевистской организации не было.

Мне помнится, на одном из заседаний Совета тов. Додикин, ленинградский рабочий,[317] который и раньше пытался создать при Совете партийное ядро, но как-то это дело заглохло, так как он вскоре уехал из Мурманска, задал вопрос председателю Архангельскому, вопрос такого содержания: «Скажите, вы какой партии принадлежите?» Архангельский ему ответил, что он Совет вне партии и я на Ваш вопрос не отвечу[318]. Вот в то время был какой состав Совета, и мне кажется странным то, что в Совжедоре тогда существовала партийная ячейка, но почему-то было малодеятельной, да и в самом Совете были большевики, как, например, Игнатьев А.Н., Будрин и, может быть, и другие, но ничем себя не проявляли.

К тому времени становился острым вопрос пребывания на Мурманске[319] военного флота бывших союзников, англичан, французов и американцев. На рейде стояли английский броненосец «Глория», крейсер «Кохрен», французский «Олимпия»[320] и американские – ряд военных тральщиков, которые всё ещё несли патрульную службу как в море, так и сетевых заграждений у Белокаменной и при входе в Екатеринскую гавань, а также имели плавучие базы. Наших военных судов в то время было: броненосец «Чесма», крейсер «Аскольд», четыре миноносца, одна подводная лодка, плавучая мастерская «Ксения», несколько быстроходных катеров. А поэтому правительством был назначен чрезвычайный комиссар по делам Мурмана Нацарепус[321], который и вёл переговоры с командованием союзников, часто ездил на броненосец «Глория» и вёл переговоры с адмиралом Кемпом, о чём были переговоры, нам рядовым не было известно, он часто уезжал в центр, а потом опять приезжал.[322]

Наконец, командование союзников предъявило ультиматум непосредственно Совету об отделении Мурманского края от республики Советов, Нацарепуса в это время в Мурманске не было. Переговоры вели верхушка исполкома Юрьев и Беселаго[323], лейтенант, о чем там вели переговоры, нам рядовым членам Совета не было подробно известно.

Председатель Архангельский к тому времени тоже из Мурманска выехал в центр и обратно не приезжал.

По всей вероятности, уже ранее было это подготовлено.

В первых числах июля было полное собрание членов Совета, на котором в качестве как бы гостей присутствовало высшее командование союзников во главе с адмиралом Кемпом. На этом заседании был поставлен на обсуждение вопрос о создавшемся положении. Что делать. Это было ещё до прихода анг[лийского] командования, Юрьев разъяснил вопрос по-своему нам. Союзники, мол, требуют нашего категорического ответа об отделении от центра или иначе они прекратят всякое снабжение края продовольствием. Тов. Ленин и Чичерин требуют, чтобы мы протестовали всеми имеющими у нас мерами, протестовали против пребывания англичан и прочих союзников, чрезвычайный комиссар […][324] не едет в Мурманск, он сидит в Петрозаводске. Против заключения какого-либо договора с англичанами горячо возражали представители железнодорожников во главе с тов. Ярославским[325] и представители моряков, особенно крейсера «Аскольд», и некоторых рабочих Мурманска.

Но представители с места, особенно делегаты Кемского уезда, категорически требовали согласиться во всем с союзниками. Мне помнится выступление Исакова, в котором он со слезами старался доказать, что мы, мол, без союзников погибнем, и так уже у населения недостаточно хлеба, а из центра ждать, мол, нечего, и если не помогут союзники, то будем помирать. Такие слова, конечно, повлияли на многих представителей с мест, и некоторые выступали в том же духе.

Им возражали в своих выступлениях некоторые товарищи, говоря, что стыдно так шкурничать, в центе рабочий получает ¼ фунта хлеба, и вы […][326] роитесь на союзнических[327].

Но всё-таки отпор со стороны тов.[…][328], а такие были, как [в] Совжедоре, среди команд военных моряков и других, не был достигнут.

На этом вопрос был закончен, и заседание отложено, так как явились гости, командование союзников во главе с адмиралом Кемпом, которые выступили на этом заседании, приблизительно так, с такими елейными словами: «Мы, союзники, не хотим России ничего худого, несмотря на то, что РСФСР заключила мир с Германией, но Германия продолжает наступать со стороны Финляндии, мы Вам в этом поможем и снабдим продовольствием, а когда в России будет всё спокойно, мы уйдем».

Наконец, 6 июля на заседании Совета этот вопрос опять разбирался, но несмотря на бурный протест некоторых товарищей, на этом заседании был вынесено предательское решение, и в тот же день и было подписано предательское соглашением Юрьевым, Корельским, Талым и Веселаго, с одной стороны, и союзным командованием, с другой стороны. Этому помогло то, что представители железной дороги, моряки с крейсера «Аскольд» и другие товарищи не в достаточной мере протестовали против этого гнусного решения и демонстративно покинули заседание, тем сыграли на руку […][329].

Так что на заседании осталось меньшинство, да и те голосовали не все за принятие этого решения.

Гнусное предательство совершилось. Этому помогло то, что не было большевистской спайки, хотя имелись отдельные товарищи большевики, но они не были сплочены воедино, не было создано общей большевистской организации, которая бы вела массы за собой, и стояла бы твердо на своей позиции. Могло ли быть иначе? Вполне могло быть иначе при твердом партийном руководстве, но, к несчастью, этого не было.

В то время Мурманск всё-таки представлял из себя внушительную военную силу. Имелись вооруженные броненосец «Чесма», крейсер «Аскольд», четыре миноносца, береговые команды и посланный из центра отряд большевик[ов] стрелков по [о]хране железной дороги под командованием тов. Комлева, при этом наличии военных сил в Мурманске вряд ли союзники, а с этого момента, надо считать, интервенты решились открыто выступить с военными действиями если бы со стороны наших вооруженных сил было бы твердое большевистское руководство и единое командование[330].

После подписания договора с союзниками на первое время жизнь мурманских рабочих не изменилась, но многие рабочие в первую же неделю постарались выехать из Мурманска. Когда немного спустя те же интервенты заняли Архангельск и образовали белое Северное правительство, туда выехали представители Мурманского краевого Совета во главе с председателем Юрьевым, лейтенантом Веселаго и ещё двумя представителями Кемского уезда Исаковым и Водохлебовым.

Эти представители, не имея на то никаких полномочий, признали от имени Мурманского Совета правительство Чайковского. С этого момента и начинается собственно фактический захват власти на Мурманске белогвардейским Северным правительством.

Для управления краем был назначен помощник Архангельского генерал-губернатора Ермолов ранее бывший юрисконсультант краевого Совета. С назначением Ермолова власть Мурманского Совета фактически сошла на нет, начались […][331] и всяческие притеснения, ущемление в Мурманске профорганизаций.

В то же время воинские команды частью были распущены, частью мобили[зованы][332], много было и арестовано. Крейсер «Аскольд» был окружен английскими военными судами и разоружён, команда разогнана.

Правая рука Ермолова – юрисконсульт Виноградский, при первых же шагах своей деятельности, началось всякие придирки к Мурманским профорганизациями, предложив им представить на его утверждение свои уставы[333]. Уставы были представлены и подвергались жесточайшей переработке.

После просмотра уставов и произведённых в них поправок, начальное существование профессиональных организаций стало невозможным. Может быть, Мурманские проф[организации] и объединяющая их организация Совет профсоюзов, который был образован в самом начале деятельности представителей Северного правительства, и могли бы ещё существовать, хотя бы и нелегально, но, к несчастью, среди членов правления Совета профсоюзов оказались несколько человек соглашательски настроенных. Эти соглашатели (отец и сын Гетлины, председатель и секретарь Союза моряков,[334] и их друзья), явно враждебно относившиеся к Советской власти, срывали всякую профсоюзную и тем паче политическую работу профсоюзов, которые и без того вынуждены были прекратить своё существование.

Эти соглашатели впоследствии после изгнания белых из Мурманска бежали за границу.

Те же работники союзов, которые остались верными заветам Октябрьской революции, продолжали активную работу и борьбу с белогвардейскими захватчиками, вскоре были арестованы и брошены в тюрьму.

С установлением в Архангельске власти Северного правительства для рабочих Мурманска [наступило тяжёлое время], лучшие сознательные рабочие и рыбацкое [население] так или иначе выражавшее свое недовольство белогвардейскими правителями, арестовывалось и бросалось в тюрьму.

Тюрьмы эти, несмотря на малочисленность населения Мурманского края, были переполнены. Кроме существующих в губернском городе Архангельске, таковые были понастроены по всей Северной области.

Особенно ужасными по бесчеловеческому режиму были тюрьмы созданы в Мурманском крае.

Особенно мрачной и наиболее жестокой по режиму была Иокангская тюрьма, построенная на скалистом берегу Иокангского залива, где кроме скал, воды и тундры на десятки верст не было ни одного населенного пункта, не считая небольшого лопарского поселка Иоканьга, который находился в 12 верстах от тюрьмы.

В Иокангской тюрьме погибло очень много рабочих: одни от руки палачей, другие от голода и цинги. Заключённые в этой тюрьме подвергались ужасным пыткам и всевозможным телесным истязаниям. Многих расстреливали без всякого суда.

Кроме Иокангской тюрьмы, на Мурмане было построено ещё несколько тюрем: тюрьма на скалистом утесе Торос-острова, расположенного в 50 верстах от Мурманска, и тюрьма в посёлке Дровяном, где раньше был лесопильный завод Рейниуса, в 5 верстах от города. Стоявший на рейде залива броненосец «Чесма» был также приспособлен под тюрьму, и тюремщиками там были английские офицеры и английская команда.

И самом городе имелся концентрационный лагерь под охраной английской команды и пресловутая [… ][335].

Помимо всех выше перечисленных тюрем в Печенге и монастыре, впоследствии отошедших к Финляндии, а ныне нашей доблестной Красной Армией взятых обратно у белофинских банд (Петсамо), существовали каторжные работы, на которых заключённые рабочие выполняли наиболее тяжёлый и грязный труд. Эта каторга также была в ведении английского командования и его контрразведки. Во всех тюрьмах, лагерях и каторжных работах томились тысячи рабочих и рыбаков, и служащих, заподозренных остервенелыми захватчиками в активной борьбе против владычества.

Безжалостная смерть каждый день уносила десятки заключённых, влачивших полуголодное существование в грязных, сырых и тесных землянках, тюрьмах.

В Мурманской тюрьме, в которой мне пришлось сидеть, выдавалось в день по две английские галеты и одна банка консервов на 5 человек, в других тюрьмах питание было ещё хуже.

Пытками и издевательствам подвергались не только заключенные в белогвардейских тюрьмах, но также и всё трудовое население Мурманска, находящееся на свободе.

Редкий рабочий, работавший в порту на выгрузке и погрузке пароходов, не был бит рукой английских жандармов, не испытывал на спине их нагайки.

За малейший проступок рабочие избивались до крови, подвергались всяческим насилиям и оскорблениям.

Всё взрослое мужское население края было принудительно мобилизовано и брошено на фронт. Кроме того, всяческими путями рабочих и население привлекали в так называемое народное ополчение. Народное ополчение, как их называли «кресники»[336] было кое-как сколочено и состояло исключительно из кулаков и интеллигенций.

В августе 1919 г. союзное командование под энергичным требованием английских рабочих отдало приказ об очищении Мурманска от иностранных войск. На Мурмане остались части добровольческих отрядов, сербов, белогвардейцев и датчан.

Рабочие остались, таким образом, исключительно во власти белогвардейского Северного правительства, вернее генерала […][337]. Так как к тому времени это правительство не играло почти никакой роли, но от этого им стало не легче, унижения продолжались, и положение рабочих ещё больше ухудшилось. Гнёт белогвардейцев усилился, особенно в этом прославился начальник […][338] милиции есаул Соколовский со своей бандой казаков, который за малейшее подозрение расстреливал рабочих.

Как памятник его зверств осталась братская могила замученных и расстрелянных им рабочих в Кандалакше.

Но, несмотря на весь белый террор, недовольство белогвардейщиной стало всё усиливаться. Насильно мобилизованное население производило восстания в своих частях, образовались партизанские отряды, которые делали налёты на железную дорогу, взрывали мосты и всячески уничтожали различное имущество. Особенно в этом прославился отряд Ваньки Каина (Поспелова).

В Мурманске рабочие всячески старались что-нибудь разрушить и уничтожить.

Наконец, назрел вопрос сбросить всю белогвардейскую нечисть. 19 февраля стало известно, что в Архангельске власть белых сброшена, вечером […][339] собрались тайно, конечно, представители различных организаций для выработки плана восстания. Присутствовали от […][340] команды тов. Рощин, от транспорта «Ксения» Пивоваров и Хохлов, от подводной лодки Будров, от военной милиции Жданов, а такая в Мурманске существовала из солдат, возвратившихся из Франции и революционно настроенных, а также Игнатов А.И. и некоторые другие товарищи, в том числе и я.

Наконец, терпение рабочих лопнуло.

21 февраля 1920 г. мурманские рабочие поднялись все как один и сбросили  власть [белогвардейцев]. Переворот совершился стихийно. Несмотря на то, что фронт белых войск отстоял от Мурманска на 600 верст к югу от Мурманска по железной дороге, рабочие Мурманска не побоялись, что они будут отрезаны и останутся в одиночестве и восстали против власти белогвардейщины.

Насколько власть белых была ненавистна рабочим массам, можно судить по тому, что некоторым товарищам совершенно не приходилось уговаривать рабочих поскорее свергнуть власть белогвардейщины, наоборот, приходилось тратить некоторое усилие, дабы сдержать порывы некоторых горячих голов от преждевременного выступления, дабы не испортить всего дела. Приходилось ждать и высчитывать время, когда можно выступить всем единовременно.

       Переворот начался около 3 часов дня и через 4 часа уже закончился. Всё офицерство и администрация были арестованы и изолированы. Только небольшому числу офицеров и чиновников удалось бежать на пароходе «Ломоносов» и буксире «Строитель».[341]

Власть оказалась в руках рабочих. Теперь оставалось только закрепить эту власть.

Белогвардейцы с насильно мобилизованным населением и с отрядами сербов и других добровольно оставшихся иностранцев занимали всю линию по железной дороге белее, чем на 600 с лишним вёрст. В распоряжении белогвардейцев находились бронепоезда и большое количество всевозможного вооружения. Со стороны моря был открыт доступ английским военным кораблям. Победившие рабочие, в первую очередь, занялись организацией охраны подступов с океана, со стороны железной дороги.

По телеграфу и радио были посланы сообщения о случившемся перевороте с горячими призывами к рабочим и ко всему трудовому населению Севера последовать примеру Мурманских рабочих и вместе с ними восстать против власти захватчиков.

В ту же ночь с линии железной дороги начали поступать радостные вести: станция за станцией присоединялись к Мурманску. Бронепоезда, посланные белыми для подавления Мурманского восстания, были захвачены восставшими железнодорожниками и направлены в Мурманск.

В течение 4 дней вся линия железной дороги оказалась в руках рабочих.

Белогвардейцы убегали в Финляндию. Наконец, в Мурманск прибыл первый советский бронепоезд им. Карла Маркса, встреченный с восторженными ликованиями рабочими.

В первую же ночь восстания рабочие освободили своих товарищей, томившихся в тюрьмах Мурманска, Дровяного и Торос-острова. За товарищами, находившимися в Иокангской тюрьме, были посланы три парохода. Когда эти пароходы возвратились с оставшимися в живых товарищами, с 27 трупами скончавшихся во время переезда от истощения и цинги, возмущению рабочих не было предела.

Привезённые вместе с освобожденными товарищами тюремщики и палачи Иокангской тюрьмы были расстреляны. Для всех же освобождённых, поголовно больных, были мобилизованы все находящиеся в городе медицинские силы и отведены больничные помещения.

Немедленно после переворота был организован Ревком, и спустя некоторое время состоялся уездный съезд, на котором был избран уездный исполнительный комитет, и начало налаживаться разрушенное интервентами и белогвардейщиной хозяйство.

Летом 1921 г. решением правительства Мурманск был выделен в самостоятельную единицу как губерния с вхождением в Ленинградскую область.[342]

Какое же наследие осталось от интервентов и белогвардейщины?

Разрушенное хозяйство во всем Мурманском крае, в тундрах убыль оленей, на главных тресковых промыслах полнейший развал. Два лесопильных завода, Умбский и Дровяного, не работали, а самое главное - это убыль населения и так немногочисленного, рабочих и крестьян, погибших или на фронте, или в белогвардейских застенках.

Медицинская помощь была слишком незначительна. Товарищи мёрли от голода и цинги, как мухи.

Прошло двадцать лет с тех пор, как белогвардейцы и их приспешники были сброшены и уничтожены, двадцать лет с тех пор, как власть Советов, прекратившая было своё существование на Мурмане в 1915[343], прочно установилась власть рабочих и крестьян.

Начинается действительная стройка и развитие Мурманского края.

После уничтожения белых банд нам досталось разрушенное хозяйство. Население самого Мурманска не превышало 3000 человек, ютились в бараках и хибарках.

Тогда мы не мечтали о таком строительстве, какое теперь ведётся в Мурманском крае, о тех прекрасных домах, о тех культурных учреждениях, о тех […][344] и учебных заведениях, которые сейчас существуют в Мурманске и крае.

Тогда мы не мечтали о такой промышленности, как хибинские апатиты, мончегорские медно-никелевые рудники. Тогда мы мечтали довести нашу рыбную промышленность до 4