В великую отечественную войну

22 июня 1941 года, в день всех святых в земле Российской проси­явших, Германия напала на Советский Союз. Началась Великая Отече­ственная война. Во второй раз за XX век Германия вступила в смер­тельную борьбу с Россией, обернувшуюся для нас новой национальной катастрофой. Но в отличие от 1914 года нашей стране противостояла теперь не Империя Гогенцоллернов, которая принадлежала все-таки христианской Европе, а разбойничий Третий рейх, поправший все Бо­жии и человеческие законы, провозгласивший расизм своей официаль­ной идеологией, стремившийся к истреблению одних и порабощению других народов. Вожди нацистской партии открыто отвергали христи­анские нравственные ценности и предпринимали мракобесные опыты по возрождению древнегерманского языческого культа.

В своих пропагандистских обращениях к русскому народу гитлеров­цы, спекулируя на печальных страницах советской истории, пытались предстать в облике защитников религии. Но эта демагогия не ввела в заблуждение Местоблюстителя Патриаршего Престола. Митрополит Сергий в первый же день войны написал и собствен­норучно отпечатал на машинке «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором призвал православный русский народ на защиту Отечест­ва: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже ороша­ет родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла Шведского, Наполеона. Жал­кие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попы­таться поставить народ наш на ко­лени перед неправдой. Но не пер­вый раз приходится русскому наро­ду выдерживать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу... Вспомним святых вождей русского народа Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. Да и не только вожди это делали. Вспом­ним неисчислимые тысячи простых православных воинов... Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она испыта­ния несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и те­перь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всена­родный подвиг... Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Хри­стову: «Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за друга своя...» (Ин. 14,13). Нам, пастырям Церкви, в то время, когда Отечество призывает всех на подвиги, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огор­ченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Бо­жией. А если сверх того молчаливость пастыря, его некасательство к пере­живаемому паствой объяснится еще и лукавыми соображениями на счет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена Родине и своему пастырскому долгу, поскольку Церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно «ради Иисуса, а не ради хлеба куса», как выражался святитель Димитрий Ростовский. Положим же души свои вместе с нашей паствой... Церковь благословляет всех православных на за­щиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу». В речи на Архиерейском Соборе 1943 года митрополит Сергий, вспоминая начало войны, говорил: «О том, какую позицию должна за­нять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумывать­ся, потому что прежде чем мы успели определить как-нибудь свое по­ложение, оно уже определилось, - фашисты напали на нашу страну, ее опустошали, уводили в плен наших соотечественников, всячески их там мучили, грабили».

12 октября митрополит Сергий написал завещание, в котором на слу­чай своей смерти передавал полномочия Местоблюстителя митрополиту Ленинградскому Алексию (Симанскому). Через неделю после составле­ния завещания, когда фронт приблизился к сердцу России и над Моск­вой нависла опасность, Патриархия была эвакуирована в Ульяновск, быв­ший Симбирск. Она разместилась в маленьком доме на окраине города. Рядом с Главой Русской Церкви находились Управляющий делами Мос­ковской Патриархии протоиерей Николай Колчицкий и келейник Мес­тоблюстителя иеродиакон Иоанн (Разумов), позже митрополит.

Окраина тихого провинциального города стала в годы войны духов­ным центром России. Сюда, в Ульяновск, к Предстоятелю Русской Церкви приезжали оставшийся в Москве экзарх Украины, митрополит Киевский и Галицкий Николай, архиепископы Можайский Сергий (Гришин) и Куйбышевский Андрей (Комаров), другие архиереи.

В первосвятительских посланиях к пастве, которые митрополит Сергий рассылал из Ульяновска по церквам России, он обличал окку­пантов за их злодеяния, за пролитие невинной крови, за осквернение и разорение религиозных и национальных святынь. Предстоятель Рус­ской Церкви призывал жителей областей, захваченных врагом, к му­жеству и терпению.

24 ноября митрополит Сергий обратился из Ульяновска вместе с ми­трополитом Киевским и Галицким Николаем, архиепископами Куйбы­шевским Андреем, Можайским Сергием и архиепископом Ульяновским Иоанном с новым посланием к пастве, в котором развенчал лицемерие нацистской пропаганды: «Гитлеровский молох продолжает вещать миру, будто бы он поднял меч «на защиту религии» и «спасение» якобы пору­ганной веры. Но всему миру ведомо, что это исчадие ада старается лжи­вой личиной благочестия только прикрывать свои злодеяния. Во всех по­рабощенных им странах он творит гнусные надругательства над свобо­дой совести, издевается над святынями, бомбами разрушает храмы Бо­жий, бросает в тюрьмы и казнит христианских пастырей, гноит в тюрь­мах верующих, восставших против его безумной гордыни, против его замыслов утвердить свою сатанинскую власть над всей землей. Право­славные, бежавшие из фашистского плена, поведали нам о глумлении фашистов над храмами... Всему миру ясно, что фашистские изверги являются сатанинскими врагами веры и христианства. Фашистам с их убеждениями и деяниями, конечно, совсем не по пути за Христом и за христианской культурой. Вот почему прогрессивное человечество объя­вило Гитлеру священную борьбу за христианскую цивилизацию, за сво­боду совести и веру... У русских людей, у всех, кому дорога наша Отчиз­на, сейчас одна цель – во что бы то ни стало одолеть врага».

В пасхальном послании, составленном 2 апреля 1942 года, Перво-святитель раскрыл антихристианскую закваску нацистской идеологии: «Праздник Пасхи празднуем мы, а небо над нами все еще покрыто ту­чами. Но тьма не победит света, хоть бы на время и заслоняла его. Тем более не победить фашистам, возымевшим дерзость вместо Креста Христова признать своим знаменем языческую свастику. Не забудем слов – «Сим победиши». Не свастика, а Крест призван возглавить хрис­тианскую нашу культуру, наше христианское «жительство». В фашист­ской Германии утверждают, что христианство не удалось и для буду­щего мирового прогресса не годится. Значит, Германия, предназначен­ная владеть миром будущего, должна забыть Христа и идти новым путем. За эти безумные слова да поразит праведный Судия и Гитлера и всех соумышленников его».

В 1942 году Московская Патриархия выпустила книгу «Правда о религии в России»; предисловие к которой написано Главой Русской Церкви. В нем говорится: «Эта книга есть ответ прежде всего на «кре­стовый поход фашистов, предпринятый ими якобы ради «освобожде­ния» нашего народа и нашей Православной Церкви от большевиков». Линия поведения нашей Русской Церкви в отношении фашистского «крестового похода» определяется просто. Фашистский «крестовый по­ход» уже разразился над нашей страною, уже заливает ее кровью, оск­верняет наши святыни, разрушает исторические памятники, изощряется в злодеяниях над безоружным населением...

Ясно, что мы, представители Русской Церкви, даже и на мгновение не можем допустить мысли о возможности принять из рук врага ка­кие-либо льготы или выгоды... Ясно, что Церковь раз и навсегда долж­на соединить свою судьбу с судьбою паствы на жизнь и на смерть. И это она делает не из лукавого расчета, что победа обеспечена за нашей страной, а во исполнение лежащего на ней долга, как мать, видящая смысл жизни в спасении ее детей».

С патриотическими посланиями к пастве обращались ближайшие сподвижники Местоблюстителя: митрополиты Алексий и Николай. Все страшные дни блокады Митрополит Ленинградский оставался со своей паствой в голодном и холодном городе на Неве.

В начале войны в Ленинграде оставалось 5 действующих православ­ных церквей: Никольский Морской, Князь-Владимирский, Пре­ображенский соборы и две кладбищенские церкви. Храмы города были переполнены молящимися и причастниками. Даже в будние дни пода­вались горы записок о здравии и о упокоении. Температура в храмах опускалась часто ниже нуля. Певчие пели в пальто, в валенках, от голо­да едва держались на ногах. Из-за несмолкаемого обстрела, от взрывов бомб окна в храмах нередко бывали выбиты воздушной волной, и по церквам гулял морозный ветер. Митрополит Алексий жил при Николь­ском соборе и служил в нем каждое воскресенье, часто без диакона.

Своими проповедями и посланиями он вливал в души исстрадав­шихся питерцев мужество и надежду. В Вербное воскресенье в ленин­градских церквях было прочитано его архипастырское обращение, в котором он призвал верующих самоотверженно помогать воинам чест­ной работой в тылу: «Победа достигается силой не одного оружия, а силой всеобщего подъема и могучей веры в победу, упованием на Бога, венчающего торжеством оружие правды, «спасающего» нас «от мало­душия и от бури» (Пс. 54,8). И само воинство наше сильно не од­ною численностью и мощью оружия, в него переливается и зажигает сердца воинов тот дух единения и воодушевления, которым живет те­перь весь русский народ».

По всей стране в православных храмах служились молебны о даро­вании победы. Ежедневно за богослужением возносилась молитва «О еже подати силу неослабну, непреобориму и победительну, крепость же и мужество с храбростью воинству нашему на сокрушение врагов и супостат наших и всех хитрообразных их наветов...».

В приходах проводился сбор средств на нужды обороны, на подарки бойцам, на содержание раненых в госпиталях и сирот в детских домах. 30 декабря 1942 года митрополит Сергий обратился к пастве с призывом собрать средства на сооружение колонны имени Димитрия Донского. В ответ на призыв Первоиерарха в Московском Богоявленском соборе ду­ховенством и мирянами собрано было более 400 тысяч рублей. Вся цер­ковная Москва собрала свыше 2 миллионов рублей, в блокадном голод­ном Ленинграде православные собрали один миллион рублей на нужды армии; в Куйбышеве стариками и женщинами было пожертвовано 650 тысяч. В Тобольске один из жертвователей принес 12 тысяч рублей и по­желал остаться неизвестным. Житель села Чебаркуль Челябинской облас­ти Михаил Александрович Водолаев написал в Патриархию: «Я престаре­лый, бездетный, всей душой присоединяюсь к призыву митрополита Сер­гия и вношу 1000 рублей из своих трудовых сбережений, с молитвой о скорейшем изгнании врага из священных пределов нашей земли». За­штатный священник Калининской епархии Михаил Михайлович Колоко­лов пожертвовал на танковую колонну священнический крест, 4 серебря­ные ризы с икон, серебряную ложку и все свои облигации. Всего на тан­ковую колонну собрано было более 8 миллионов рублей. В Новосибирске православные клирики и миряне отдали 110 тысяч на строительство само­летов Сибирской эскадрильи «За Родину». В один ленинградский храм неизвестные богомольцы принесли пакет и положили его у иконы святи­теля Николая. В пакете оказалось 150 золотых десятирублевых монет царской чеканки. Всего за войну по приходам собрано было более 200 миллионов рублей на нужды фронта. Кроме денег, верующие собирали также теплые вещи для солдат: валенки, рукавицы, телогрейки.

Война стоила нашей Родине гибели 27 миллионов ее сынов и дочерей, среди которых были миллионы православных. Русская Церковь потеряла прекрасные храмы, разрушенные артиллерийскими обстрелами, взорван­ные бомбами; уцелевшие церкви на освобожденных территориях были опустошены, разграблены; святыни осквернены. Уничтожена была веко­вая святыня русского народа – Успенский собор Киево-Печерской Лавры. Экзарх Украины митрополит Николай писал: «Нельзя без пронизываю­щей все внутреннее существо скорби смотреть на груду развалин, выся­щихся на месте взорванной немцами... Великой Лаврской церкви, или Успенского собора, созданного в XII веке гением бессмертных строите­лей... Перед взрывом собора немцы вывозили ценности в крытых грузо­виках... Так называемая «Верхняя Лавра» разрушена немцами полностью. Кроме Успенского собора их рукой ограблены и разбиты церкви: Боль­ничная Никольская, Трапезная и все 33 монастырских корпуса».

Особенно страшным разрушениям подверглись храмы в окрестнос­тях Ленинграда. Митрополит Алексий, посетив их после освобожде­ния, писал: «Прекрасный Петергофский собор стоит с разобранными куполами, с которых немцы содрали золотые листы, с разбитыми сте­нами, зияющими окнами. Говорят, они простреливали из пистолетов иконы в Петергофском соборе. Другие церкви представляют еще более удручающее зрелище. Разбита церковь бывшего Серафимо-Дивеевского подворья, совершенно разрушена кладбищенская церковь в Старом Петергофе. Там собрались, спасаясь от бомбежки, верующие... Теперь как памятник позорного фашистского злодейства лежит на земле ог­ромная груда красных кирпичей, напоенных кровью русских жертв германского зверства». Под сводами разрушенной Троицкой церкви в старом Петергофе погибло свыше 2 тысяч человек.

Немцы взорвали великолепный Воскресенский собор Ново-Иеруса­лимского монастыря под Москвой. Жители занятых территорий расска­зывали, как оккупанты врывались в православные храмы, сбивая замки, в шапках, с сигаретами в зубах и с собаками на поводу; как стреляли в иконостасы, грабили и оскверняли иконы. Во Ржеве перед отступлением немцы согнали всех оставшихся в живых горожан в Покровскую цер­ковь, закрыли храм на засов и заминировали его, чтобы взорвать. Крас­ная Армия, захватив город, освободила ожидавших смерти жителей. Один из них диакон Ф.Тихомиров рассказывал посетившему город мит­рополиту Николаю о том, что двое суток несчастные оставались без еды и питья, в нестерпимой жажде слизывали грязный снег, падавший в храм через разбитые стекла. Когда митрополит спросил у диакона, как они жили при немцах, тот ответил: «Сначала я вел счет побоям плеткой и каблуками, которым я подвергался за то, что не мог по старости выпол­нять назначаемой мне тяжелой работы, насчитал 30 избиений, а потом и счет потерял». Священника этого храма Андрея Попова немцы расстре­ляли 13 сентября 1942 года на глазах у диакона на паперти. На оккупи­рованных территориях сжигали деревни, убивали стариков, юношей и девушек увозили в Германию для рабского труда на военных заводах.

Архиепископ Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий), совершав­ший в войну одновременно и архиерейское служение и служение вра­ча-хирурга (он был начальником госпиталя в Красноярске), писал тог­да: «Германский народ, более тысячи лет считавшийся христианским народом,... явил всему миру, народам – братьям во Христе и народам нехристианским неслыханно страшное лицо варвара, топчущего нога­ми Святое Евангелие, вторично распинающего Христа».

Целью войны для Гитлера и его приспешников было расчленение на­шей страны и порабощение славянских народов. Поэтому в случае победы Германии Православной Церкви, высшей национальной святыни русского народа, грозило жестокое гонение. Но фашистские идеологи прикрывали свою разбойничью войну именем Бога, называли ее крестовым походом. В пропагандистских целях оккупационные власти выдавали разрешения на открытие церквей. Так, в Киевской епархии в 1942 году было открыто 8 монастырей и 318 храмов, в которых служило 434 священника. Но в про­ведении религиозной политики оккупационные власти исполняли ковар­ное указание Гитлера: «Мы должны избегать, чтобы одна Церковь удовле­творяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту. Если некоторые деревни в резуль­тате захотят практиковать черную магию, как это делают негры или ин­дейцы, мы не должны ничего делать, чтобы воспрепятствовать им. Корот­ко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении любой и каждой формы разъединения и раскола».

В Прибалтике оккупационные власти разрешили митрополиту Сер­гию (Воскресенскому) сохранить каноническую, но не административ­ную связь с Патриархией, заключавшуюся практически лишь в возно­шении имени Местоблюстителя за богослужением. Это сделано было из расчета впоследствии, в случае победоносного для Германии оконча­ния войны с большим удобством выселить всех православных из При­балтики в глубину России.

В Белоруссии оккупационные власти пытались сколотить автоке­фальную Белорусскую Церковь. Находившемуся на покое в Жировицком монастыре архиепископу Пантелеймону (Рожновскому), который был сторонником сохранения канонического единства с Московской Патриархией и находился в оппозиции к митрополиту Варшавскому Дионисию (Валединекому), немецкие власти предложили возглавить автокефальную Белорусскую Церковь, потребовав от него не вступать в сношения ни с Москвой, ни с Варшавой. Возглавив Белорусскую Цер­ковь в сане митрополита Минского и Белорусского, Пантелеймон не пошел на разрыв с Предстоятелем Русской Церкви. Поэтому под дав­лением оккупационных властей, а также из-за интриг сепаратистски настроенного духовенства вынужден был практически отойти от дел. Вскоре он скончался. После него Белорусскую автокефальную митро­полию возглавил Филофей (Нарко). На Украине викарный епископ Владимиро-Волынский Поликарп (Сикорский), в прошлом петлюровский чиновник, опираясь на под­держку оккупационных властей и коллаборационного «землячества Ук­раины», обосновавшегося за пределами Украины – в Польше, объявил себя архиепископом, потом митрополитом Луцким и заодно главой автокефальной Украинской Церкви. Его поддержали епископы Генна­дий (Шиприкевич), Мстислав (Скрыпник) – украинские националис­ты прогерманской ориентации. С оккупационным режимом тесно со­трудничал и возглавивший в 20-е годы Лубенский раскол епископ Феофил Булдовский, который именовал себя «митрополитом».

Большая часть украинской паствы занятых областей находилась, од­нако, под окормлением так называемой «Автономной Церкви Украины», которая не порывала канонической связи с Патриархией, хотя автоно­мия ее и не была признана Главой Русской Православной Церкви мит­рополитом Сергием и Экзархом Украины митрополитом Киевским Николаем Ярушевичем. Во главе этой группировки стоял митрополит Волынский и Житомирский Алексий (Громадский), 8 мая 1943 года убитый националистами, близкими к Поликарпу Сикорскому. В том же году «самостийниками» и сторонниками Поликарпа Сикорского убит был еще один архиерей автономной Церкви – епископ Владими­ро-Волынский Мануил (Тарновский).

Каноническое общение с Патриархией сохранили на оккупирован­ной Украине скончавшийся 1 ноября 1942 года на покое в схиме в Киево-Печерской Лавре схиархиепископ Антоний (князь Абашидзе), епископы Полтавский Вениамин (Новицкий), Ковельский Иоанн (Лавриенко), Луцкий Иов (Кресович). Большая часть духовенства Укра­инской Автономной Церкви была настроена патриотически; многие священники даже оказывали помощь партизанам.

Оккупационный режим поддерживал автокефалистов во главе с Поли­карпом (Сикорским). Священников, не желавших подчиняться ему, об­виняли в связях с Красной Москвой, чинили им препятствия в соверше­нии богослужений. Генерал-комиссар Днепропетровска приказал аресто­вывать священников, не желавших подчиняться ставленнику Поликарпа «профашистскому» епископу Геннадию (Шиприкевичу). Когда клирики стали выходить из юрисдикции Поликарпа (Сикорского), генерал-губер­натор Кох издал приказ, запрещавший православным священнослужите­лям менять юрисдикцию. Митрополит Киевский Николай в своих архи­пастырских посланиях Украинской пастве обличал похитителя церковной власти епископа Поликарпа Сикорского, предостерегал пастырей от об­щения с ним, призывал их хранить верность Матери-Церкви и Родине.

28 марта 1942 года с посланием к «архипастырям, пастырям и па­сомым в областях Украины, пока еще занятых гитлеровскими войсками», обратился митрополит Сергий. В послании говорится: «...С перехо­дом западных областей Украины и Белоруссии в состав России епископ Поликарп остался на службе у нас, то есть фактически отказался от польской автокефалии и признал Московскую Патриархию своим за­конным священноначалием. Если все это сделано епископом Поликар­пом неискренно, только для вида, с целью укрыться от церковного суда и от наказания за принадлежность к польской автокефалии, вина епис­копа Поликарпа усугубляется, а равно и следующее ему наказание, яко солгавшему и обманувшему Церковь Божию» (13 Апостольское правило). За все время службы у нас епископ Поликарп не предъявлял мне никаких обвинений, которые оправдали бы его канонический раз­рыв со мною. И только теперь, когда преступный разрыв уже совер­шился и я указал на эту преступность, епископ Поликарп заговорил о моем самозванстве, в которое, думается, и сам в душе не верит. Значит, отказ епископа Поликарпа от подчинения Патриархии и мне, как ни­чем канонически не оправдываемый, является прямым нарушением 15 правила Двукратного Собора и угрожает осужденному «лишением вся­кою священства». Тому же взысканию подлежит епископ Поликарп и за самозванное присвоение себе не принадлежащего ему звания архи­епископа Луцкого и звания главы Украинской Церкви и за злостное вторжение в области, ему не подчиненные, и за связанный со всем этим целый клубок канонических нарушений... Особую злостность заду­манного предприятия составляет то, что его исполнители вторгаются на Украину намеренно вслед за немцами; пока те будут неистовствовать над невооруженными людьми и громить хозяйственную и культурную жизнь украинцев, они будут громить вековой церковный строй, насаж­дая автокефалию. По 8-му правилу святого Григория Неокессариского из­менники христианства, участвовавшие вместе с варварами в ограблении христианских селений, в случае покаяния не принимаются даже в раз­ряд кающихся впредь до особого о них суждения на Соборе... За все вышеизложенное епископ Поликарп по совокупности подлежит... ли­шению сана и монашества с исключением из духовного звания... По действующим у нас правилам обвиняемый в преступлениях, угрожаю­щих таким наказанием, должен быть в виде предсудебной меры запре­щен в священнослужении... О таковом запрещении епископа Поликар­па я и объявляю настоящим своим посланием».

Собор архиереев, съехавшихся 28 марта в Ульяновск, своим «Опре­делением» признал заключение Местоблюстителя канонически пра­вильным и утвердил его, объявив: «Если (чего мы не желаем) епископ Поликарп, «впадая в суд диаволь» пренебрежет запрещением, признать епископа Поликарпа лишившим себя сана и монашества и всякого ду­ховного звания с самого момента им запрещения». 22 сентября 1942 года митрополит Сергий запретил священнослужение митрополиту Литовскому Сергию (Воскресенскому), который вмес­те с другими православными епископами оккупированной Прибалтики поздравлял Гитлера с военными успехами. Поведение митрополита Сер­гия (Воскресенского) объяснялось, очевидно, не его приверженностью фашизму, а политическим расчетом, стремлением сохранить легальную церковную организацию. По словам очевидца, митрополит Сергий (Вос­кресенский) говорил близким ему людям: «Не таких обманывали..., а этих колбасников обмануть нетрудно». Перед отступлением немецких войск из Прибалтики он начал готовить приходы к неизбежным переме­нам, но 30 апреля 1944 года был убит на дороге в своем автомобиле.

В декабре 1942 года, после решительного перелома на фронтах вто­рой мировой войны, митрополит Сергий от лица Русской Православ­ной Церкви обратился к румынским пастырям и православному ру­мынскому народу, втянутому в войну с единоверной Россией, с призы­вом отречься от пагубного союза с Германией: «Неужели и теперь, ко­гда война склоняется к концу, явно плачевному для Гитлера, Румыния все еще будет нести тяжкое бремя подневольного союза с Гитлером и продолжать воевать с русским народом, с которым румыны связаны узами христианского братства?»

Грозная опасность, нависшая над самим существованием нашего го­сударства, необходимость всенародного единения для победы над вра­гом, патриотическая позиция Русской Церкви побудили Советское пра­вительство к изменению религиозной политики. Начали открываться приходы, закрытые в 30-е годы; многие из оставшихся в живых священ­нослужителей были освобождены из лагерей и смогли возобновить слу­жение в храмах. Возобновились архиерейские хиротонии. В 1942 году были хиротонисаны предварительно постриженные в монахи вдовые протоиереи: Сергий Городцев (в монашестве и епископстве Варфоло­мей), Владимир Градусов (в монашестве Димитрий), Николай Чуков (епископ Григорий). В советской печати практически прекратилась ан­тирелигиозная полемика. Журналы, издаваемые «Союзом воинствующих безбожников», перестали выходить за недостатком бумаги, и даже сам Союз прекратил свое существование без его официального роспуска. Бы­ли закрыты и некоторые антирелигиозные музеи. Свидетельством при­знания патриотических заслуг духовенства со стороны Правительства явилось назначение митрополита Киевского Николая членом Чрезвычай­ной Государственной Комиссии по установлению и расследованию зло­деяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.

31 августа 1943 года Глава Русской Церкви митрополит Сергий воз­вратился из Ульяновска в Москву, от которой к тому времени фронт откатился далеко на Запад. Вскоре в столицу прибыл и митрополит Ле­нинградский Алексий. 4 сентября митрополиты Сергий, Алексий и Ни­колай были приглашены в Кремль для встречи с Председателем Сов­наркома И.В.Сталиным. Состоялась беседа, в которой принял участие и заместитель Главы Правительства В.М.Молотов. Беседу начал Молотов. Он сказал, что Правительство хочет знать нужды Церкви. В одной из современных публикаций воспроизводится описание этой беседы, сде­ланное А.Э.Красновым-Левитиным, который о содержании ее мог уз­нать со слов митрополита Николая. «Митрополит (Сергий - В.Ц.) заго­ворил спокойно, слегка заикаясь, деловым тоном человека, привыкшего говорить о серьезных вещах с самыми высокопоставленными людьми. Когда Сталин был семинаристом, митрополит Сергий был уже в сане епископа, ректором Петербургской духовной академии. Митрополит указал на необходимость широкого открытия храмов, количество кото­рых совершенно не удовлетворяет религиозные потребности народа. Он также заявил о необходимости созыва Собора и выборов Патриарха. Наконец, он заявил о необходимости широкого открытия духовных учебных заведений, так как у Церкви отсутствуют кадры священнослу­жителей. Здесь Сталин неожиданно прервал молчание: «А почему у вас нет кадров?» - спросил он, вынув изо рта трубку и в упор глядя на сво­их собеседников. Алексий и Николай смутились..., всем было известно, что кадры «перебиты» в лагерях. Но митрополит Сергий не смутился. Старик ответил: «Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится Маршалом Советского Сою­за». Довольная усмешка тронула уста диктатора. Он сказал: «Да, да, как же. Я семинарист. Слышал тогда и о Вас». Затем он стал вспоминать семинарские годы... Сказал, что мать его до самой смерти сожалела, что он не стал священником. Разговор диктатора с митрополитом при­нял непринужденный характер. Затем после чаепития началась деловая беседа, затянувшаяся до трех часов ночи. В ней, помимо Сталина и Мо-лотова, участвовали также технические эксперты. Беседу эту можно на­звать в полном смысле этого слова исторической... В тот момент, после десятилетий террора, направленного против Церкви, новый порядок являлся, несомненно, прогрессивным шагом, так как означал возмож­ность легального существования Православной Церкви. В конце беседы престарелый, больной митрополит был страшно утомлен... Сталин, взяв митрополита под руку, осторожно, как настоящий иподиакон, свел его по лестнице вниз и сказал ему на прощание следующую фразу: «Владыко! Это все, что я могу в настоящее время для Вас сделать». И с этими словами простился с иерархами. Архиерейский Собор состоялся 4 дня.спустя после беседы в Кремле – 8 сентября 1943 года В деяниях Собора, проходившего в здании Патриархии, участвовало 19 архиереев: митрополиты Сергий, Алексий и Николай, архи­епископы – Горьковский Сергий (Гришин), Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий), Рязанский Алексий (Сергеев), Казанский Андрей (Комаров), Ярославский Иоанн (Соколов), Уфимский Стефан (Проценко), Саратов­ский Григорий (Чуков), Куйбышевский Алексий (Галицын), Можайский Варфоломей (Городцев), Калининский Василий (Ратмиров), Сарагульский Иоанн (Братолюбов), епископы Калужский Питирим (Свиридов), Киров­ский Вениамин (Тихоницкий), Ростовский Елевферий (Воронцов), Молотовский Александр (Толстопятов) и Ульяновский Димитрий (Градусов). Некоторые из них доставлены были в Москву из лагерей и ссылок.

Митрополит Сергий выступил на Соборе с докладом о патриотичес­ком служении Церкви в Великую Отечественную войну. Первоочеред­ным делом Собора было избрание Патриарха. Слово взял митрополит Алексий: «Уже давно среди нас, епископов, - сказал он, - зрел вопрос о том, что необходимо довершить строительство церковное настоящим возглавлением Православной Русской Церкви – Святейшим Патриар­хом. Владыка митрополит Сергий в течение 17 лет фактически несет обязанности Патриарха. Я думаю, что этот вопрос бесконечно облегча­ется для нас тем, что у нас имеется уже носитель Патриарших полно­мочий, поэтому я полагаю, что никто из нас, епископов, не мыслит се­бе другого кандидата, кроме того, который положил столько трудов для Церкви в звании Патриаршего Местоблюстителя», Предложение было встречено единодушным одобрением.

В ответ на свое избрание митрополит Сергий сказал: «Это избрание меня Патриархом будет продолжением того служения, которое пало на меня много лет назад, но теперь оно делается более ответственным, потому что сопровождается такой необычайной почетностью, которая требует и необычайного исполнения этого служения. Я благодарю за то, что вы остановились на мне и вручаете мне продолжение служения в новом звании. Прошу у всех молитв и всяческого содействия».

Собор архиереев избрал Священный Синод Русской Православной Церкви, членами которого стали митрополиты Ленинградский Алек­сий и Киевский Николай, архиепископы Куйбышевский Алексий, Горьковский Сергий, Красноярский Лука, Ярославский Иоанн. Собор вынес также постановление с осуждением коллаборационистов: «Вся­кий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сто­рону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлучен­ным, а епископ или клирик – лишенным сана».

19 сентября состоялась интронизация Патриарха в кафедральном Богоявленском соборе. В слове, произнесенном на торжестве интронизации, архиепископ Са­ратовский Григорий сказал: «Радовалась Русская Православная Церковь, когда 26 лет назад на пустовавший со времени Петра Великого Патриар­ший Престол был избран святитель Тихон. Засияла тогда наша Церковь полнотой своей жизни. Но недолго судил Господь Святителю Тихону пра­вить Русской Церковью: скоро взял его к Себе Господь. И снова не стало Патриарха, и снова осиротела Русская Церковь. Но Господь незримо хра­нит Свою Церковь: не стало на Патриаршей кафедре Патриарха, но пре­емственно стали управлять ею Местоблюстители Патриаршего Престола. И в сознании всех верующих русских людей Православная Русская Цер­ковь по-прежнему осталась Патриаршей. Не пошли русские православные люди за обновленцами, григорианами, иосифлянами, автокефалистами и другими самочинными собраниями, которые возглавили властолюбивые епископы и их приспешники, но пошли туда, где правил Православной Церковью Местоблюститель Престола Патриарха Тихона – сначала митро­полит Петр, а потом до последних дней Блаженнейший митрополит Сер­гий. Тяжелый крест выпал на долю митрополита Сергия, скорбен был его путь, которым пришлось идти ему – второму Местоблюстителю: и еписко­пы не все признавали его, и в народе враги Церкви старались возбудить против него злые слухи. Но он – глубоко убежденный православный кано­нист – твердо отмежевался от всякой нелояльной в отношении государст­ва работы, на которую толкали его некоторые из собратий-епископов. Он помнил слова Христа: «Воздадите кесарево кесарю, а Божье Богу...». Горько было Блаженнейшему Сергию переживать эти испытания, тяжело ему было слышать укоризны со стороны не понимавших характера его дея­тельности, обвинения в пассивности, якобы в бездействии. Но он глубоко верил, что Церковью правит Господь... Наступила Великая Отечественная война со всеми ее ужасами. Блаженнейший Сергий сразу, в первый же день объявления войны, призвал всех верующих русских людей к самоот­верженной борьбе с вероломным и жестоким врагом... Красуйся же и ра­дуйся, Православная Русская Церковь! Ты получила мудрого, твердого и любвеобильного Архипастыря и Отца, усердного и проникновенного мо­литвенника и великого патриота».

В самый день избрания Патриарх Сергий обратился к пастве с по­сланием, в котором сосредоточил внимание на нестроениях, омрачав­ших церковную жизнь: «Теперь же у нас требоисправление сделалось главным делом. Ради него собственно и приглашается священник, а это влечет за собой коренную перемену в отношении к служению священ­ника. Ищут часто не духовного отца, а хорошего чтеца или певца. Не­удивительно, если таким путем в среду пастырей проходят лица совсем без пастырского призвания. Был же, говорят, в Средней Азии случай, когда уполномоченные прихода пригласили на пасхальную службу человека, не стеснявшегося заявлять, что он ни во что не верует. Едва ли нужно прибавлять, что под прикрытием хорошего чтения или пения в священство проникают и совсем никем не рукоположенные люди или рукоположенные какими-нибудь безблагодатными раскольниками».

После избрания Патриарха сделаны были дальнейшие шаги на пути нормализации взаимоотношений между Православной Церковью и Советским Правительством. 8 октября 1943 года был образован Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР. В его компетенцию входило содействие в установлении связей между Прави­тельством и Московской Патриархией. Председателем Совета стал Г.Г.Карпов.

Важнейшей заботой Патриарха было замещение архиерейских ка­федр, большинство из которых вдовствовало.

В течение одного года состоялось несколько архиерейских хирото­ний. Так были посвящены во епископа Пензенского – Кирилл (Поспе­лов), во епископа Дмитровского – Иларий (Ильин), во епископа Не­жинского – Борис (Вик). На кафедры назначались также архиереи, ос­вобожденные из мест лишения свободы, возвращавшиеся из ссылок. Так, на Астраханскую кафедру в декабре 1943 г. был поставлен вер­нувшийся на свободу один из старейших по хиротонии иерархов – ар­хиепископ Филипп (Ставицкий), на Ставропольскую – архиепископ Антоний (Романовский).

Крайне сложным делом было устроение канонически нормальной церковной жизни в областях, пострадавших от оккупации, где при немцах образовывались расколы и самочинные отделения и где часть духовенства скомпрометировала себя сотрудничеством с врагом. Осо­бая заслуга в налаживании церковной жизни на освобожденных тер­риториях принадлежит новому экзарху Украины – митрополиту Киев­скому Иоанну (Соколову), который сменил переведенного из Киева на Крутицкую кафедру митрополита Николая. По всей стране откры­вались новые приходы, а священников катастрофически не хватало.