Автобиография Антонио Конте. Пролог

Глава пятая. Юве Анчелотти

На следующий день после отставки Липпи, руководство клуба оказалось на раздорожье. Нужно было решить, как действовать: попытаться найти "пожарного", который завершит сезон, сведя к минимуму ущерб, либо же довериться тренеру с прицелом на следующий сезон. В конце концов, был выбран второй вариант – Анчелотти приехал в Турин в очень сложный период.

Из всех игроков команды я был единственным, кто уже работал с Карло – он помогал Сакки на чемпионате мира 1994-го года. Я знал, что он очень спокойный и мирный человек, с которым практически невозможно поссориться. Он относился к футболистам, как старший брат, ему сразу удалось найти общий язык с командой, расположить к себе. Я как капитан считал своим долгом помочь ему освоиться на новом месте, сделать так, чтобы ему было комфортно работать. К тому же, я чувствовал огромную потребность снова стать важным после того, как Липпи немного отодвинул меня в сторону. На первую тренировку я вышел плечом к плечу с Карло – это был всем понятный посыл. Все вместе, объединенные одной целью.

В чемпионате у нас были проблемы: мы немного поднялись в турнирной таблице, но в мае проиграли битву за путевку в Кубок УЕФА Удинезе. Завершили первенство в зоне Интертото. В Лиге чемпионов тоже было о чем жалеть.

Когда началась стадия плей-офф, я словно с цепи сорвался: в четвертьфинале против Олимпиакоса забил и в первом матче, и во втором, сравняв счет в Афинах за десять минут до финального свистка – этот год вывел нас дальше. Незадолго до этого в столкновении с соперником я разбил губу и играл с повязкой, чтобы кровь остановилась. Когда я забил, греческий стадион, до этого напоминавший сущий ад, замолк, потеряв дар речи.

В полуфинале мы встретились с Манчестер Юнайтед – командой Бекхэма и других звезд. На Олд Траффорд я первым забил после паса Давидса, но Гиггз в добавленное время помог МЮ отыграться. А в ответном матче произошло невероятное. К десятой минуте мы вели 2:0 благодаря дублю Индзаги. Казалось, место в финале уже наше. Но мы играли против команды, которая ни на мгновение не сдавалась и продолжала сражаться до последнего. В конце первого тайма они забили дважды. Мы были ошеломлены. Вернувшись на поле из раздевалки, мы не смогли переломить ход игры и в концовке пропустили третий гол - официально завершили выступления в Лиге чемпионов. После этого поражения я неделю не мог уснуть. В финале Юнайтед совершил еще один удивительный камбэк, обыграв Баварию, но то, что мы уступили победителю турнира, слабо утешало.

Первым сезоном, который Анчелотти начал в роли главного тренера Ювентуса, была кампания 1999/00. Подготовка к ней началась с ухода нескольких важных игроков: прежде всего, моего друга Перуцци, одного из немногих наших футболистов (вместе с Дино Баджо и третьим вратарем Фабио Маркьоро), с которыми я постоянно виделся и за пределами поля.

Мы невероятным образом проиграли борьбу за скудетто – на непроходимом из-за дождя газоне стадиона в Перудже. Но стоит отметить, что в предыдущих матчах мы потеряли важные очки и позволили Лацио уменьшит отрыв с девяти до двух пунктов. В последних играх чемпионата нам не удалось показать весь свой потенциал.

В Перудже мы играли под ливнем. В конце первого тайма всем было очевидно, что матч нужно остановить и перенести. С арбитром и капитаном соперников мы несколько раз выходили на поле под зонтами, чтобы удостовериться – мяч даже не прыгает. Мы ждали в раздевалках еще час. И судья к всеобщему удивлению решил, что можно продолжить играть. Тем временем Лацио обыграл дома Реджину и ждал.

Об этом рассказано много более или менее невероятных историй. Согласно фактам, второй тайм начался в 17:11, после новой разминки. Согласно фактам, Калори забил остросюжетный гол после того, как я неудачно сыграл головой. В тот момент я почувствовал, как земля уходит из под ног, как насмарку пошел год жертв, надежд и упорного труда, год радости и страдания. Я чувствовал, как время уходит, но не мог ничего сделать. Лацио стал чемпионом Италии.

Этот день остается одним из самых болезненных в моей карьере. Это разочарование, которое сложно оставить в прошлом. По окончании чемпионата я отправился с друзьями в отпуск в Шарм-эль-Шейх и пять дней не мог заснуть. Я слишком нервничал. Начал отдыхать только после того, как вернулся в Италию.

К счастью, ритм жизни футболиста не оставляет много времени на переживания. За разочарованием, боль от которого еще свежа, следует новый вызов, очередная возможность победить. В июне я попал в список вызванных в сборную Италии для участия в чемпионате Европы в Бельгии и Нидерландах. Благодаря своим выступлениями я вернулся в обойму команды, которую теперь тренировал Дино Дзофф. Очень приветливый человек, который говорит мало, но передает свои спокойствие и умиротворенность всем. Он очень напоминает мне Трапаттони. Я вернулся на поле в составе сборной в марте. Мы играли в Дании важный матч отбора к Евро-2000. Дзофф нашел для меня простые, но действенные слова: "Антонио, что я должен тебе говорить? У тебя такой опыт, что я не стану учить тебя играть, ты и сам все знаешь. Постарайся показать то, что умеешь лучше всего". Я вышел во втором тайме и отплатил ему за доверие победным голом – забил головой, замкнув прекрасный навес Тотти с левого фланга.

Нас не считали фаворитами чемпионата Европы, а после того, как мы проиграли первый товарищеский матч - Норвегии, скептицизм только рос. А ведь это была одна из самых сильных сборных за последнее время: в воротах Тольдо достойно заменил получившего травму Буффона, в защите играли Мальдини, Неста, Дзамбротта и Каннаваро, который накануне каждого матча повторял: "Мы их сожрем!" В центре поля Альбертини, Стефано Фиоре и я, а впереди прекрасный выбор: Тотти, Дель Пьеро, Индзаги, Марко Дельвеккио… В общем, серьезная команда. Я находился в прекрасной форме и показал это, забив в первом матче турнира в ворота Турции. Гол через себя – один из самых красивых в моей карьере – был признан лучшим на Евро-2000. Во втором туре мы победили хозяев, Бельгию, 2:0 и обеспечили себе выход в следующий раунд. В последней игре группы обыграли Швецию. Три матча – девять очков. Мы летели словно на крыльях.

К сожалению, четвертьфинал против Румынии относится к тем матчам, которые я хотел бы поскорее забыть. К перерыву мы ведем 2:0 без особых проблем. За полчаса до конца я пытаюсь завладеть мячом в центре поля – он находится примерно на одинаковом расстоянии от меня и Георге Хаджи, лучшего игрока в истории Румынии. Хаджи не идет в стык, он ждет, пока я дотянусь до мяча и опускает ногу. Когда я понимаю, что случилось, мне становится страшно. Те, кто играет в футбол, знают, как можно сломать ногу сопернику. Он хотел сделать мне больно, я в этом уверен. Я чувствую ужасную боль.

Я покидаю поле с опухшим, как дыня, голеностопом, держась за него рукой. Словно в насмешку, Хаджи показывают только желтую карточку. После игры раздается стук в двери раздевалки, где медики оказывают мне помощь. Кто-то открывает – это Хаджи, он хочет извиниться. Я не позволяю ему войти, я не принимаю его извинения. Потому что знаю, что он намеренно сыграл грубо. Конечно, время лечит. Через год он делает жест примирения и приглашает меня на свой прощальный матч, но я не могу принять в нем участие – расписание чемпионата не позволяет.

Диагноз – разрыв связок голеностопа. Итог – около двух месяцев на восстановление, чемпионат Европы для меня завершен. Но я прошу разрешения остаться в Голландии с командой: мы начали это вместе и должны продолжать вместе. Со скамейки запасных я наблюдаю за невероятным полуфиналом против Нидерландов. Большую часть матча мы играем вдесятером, они не забивают два пенальти. Путевку в финал решает серия 11-метровых. Начинает Ди Бьяджо. Гол. Бьет Де Бур, и Тольдо парирует. Наш второй пенальтист – мой друг Джанлука Пессотто. Честно говоря, это я посоветовал тренеру дать ему пробить. После окончания дополнительного времени Дзофф спросил, есть ли желающие исполнять пенальти, и вызвались немногие. Одного человека не хватало.

Я подошел к тренеру и сказал ему на ухо: "Мистер, Пессотто очень хорошо бьет. И он очень хладнокровный". Никто о нем даже и не подумал.

Дзофф посмотрел на меня с сомнением: "Ты уверен?"

"Да, мистер, абсолютно". В конце концов, бить должен был он, а не я!

Дзофф спросил Джанлуку, тот согласился. Я прошептал ему: "Лука, это я сказал мистеру выбрать тебя, не подведи!"

Еще одна демонстрация того, насколько сплоченная у нас была команда.

Когда пришел его черед бить, Пессотто развел вратаря и мяч по разным углам: 2:0 в нашу пользу. Стам пробил выше ворот, Тотти исполнил паненку, и мы поверил 3:0. Сердца каждого бешено колотились. Клюйверт забил, Мальдини – нет, и на мгновение мы вспомнили былые неудачи, но затем Тольдо отбил удар Босвельта – в финале мы сыграем с Францией. В финале мы смотрелись великолепно. Вышли вперед и уже ощущали вкус победы, когда Вилторд на последних секундах сравнял счет. Этот гол психологически поставил нас на колени. А золотой гол, который принес Франции победу, забил молодой нападающий, который через несколько недель станет моим одноклубником в Юве: Давид Трезеге.

После поражения по пенальти в финале чемпионата мира, моя команда снова проиграла в финале за несколько мгновений до конца. Когда кто-то напоминает мне, сколько всего я выиграл, я всегда отвечаю: "Но и проиграл много". Такое ход мыслей помогает постоянно пытаться совершенствоваться.

Глава восьмая. Элизабетта

Теги:

• Антонио Конте

Автор: Юрий Шевченко

Однажды в середине сентября я сидел в баре на Корсо Виндзальо, практически спрятавшись за колонной. Общался с друзьями, обсуждал последние матчи. Обычный разговор в баре, ничего такого. Теперь я мог себе это позволить, я ведь стал бывшим футболистом. В компании был синьор Джанни, мой сосед, типичный сицилиец. Неожиданно к нам присоединилась его дочь Элизабетта.

"Добрый день всем, - она поздоровалась, затем заглянула за колонну. – Черт, Антонио, ты тоже тут! Как дела?"

"Неплохо, - ответил я. – Стараюсь держать себя в форме".

"У тебя отлично получается", - сказала она с очаровательной улыбкой.

Я поблагодарил ее, слегка смутившись от такого комплимента.

Кто-то пошутил, ситуация разрядилась, Бетта осталась с нами выпить. Когда она поднялась, чтобы уйти, я обратился к ней: "Надеюсь, увидимся. Мы могли бы выпить что-то вместе".

"Отлично, с удовольствием".

Элизабетта – красивая девушка, но для меня она всегда была дочерью соседей. И ничего больше. Я знаю ее отца и мать. Когда я приехал в Турин в 1991 году, ей было 16 лет. Я видел, как она росла, всегда считал ее приятельницей. Какое-то время она работала в молельне, и каждый раз, встречая ее, я спрашивал: "Ты все еще изучаешь катехизис?" Но наши пути всегда шли параллельно и никогда по-настоящему не пересекались.

В то время я был свободен от отношений. Через несколько дней после встречи с Беттой я отправился в Бразилию с друзьями, а вернувшись в Турин, начал чаще посещать местные заведения – позволил себе немного пожить ночной жизнью, которой у меня не было раньше. Город большой, но не настолько, чтобы я случайно не виделся с Элизабеттой: мы ходили в одни и те же места. Как-то я увидел ее на вечеринке и повторил приглашение: "Ты должна дать мне свой номер, тогда возможно…". Я не придумал, как закончить фразу.

"… Да, мы пойдем куда-то вместе и выпьем", - завершила она предложение за меня, улыбаясь. "Если ты мне позвонишь".

Через несколько дней я позвонил. Пригласил ее на ужин. Мы договорились о дате и времени. В тот вечер я был без машины. Позвонил другу, взял его Smart. И это не все: Элизабетта простудилась, но мы не отменили свидание. Мы поужинали, я повез ее домой. Проехали буквально десять метров – и очередной сюрприз: Smart заглох и остановился посреди дороги, как спущенный мяч. Возможно, у кого-то в такой ситуации сдали бы нервы. Но не у нас. Мы посмотрели друг на друга и начали хохотать. Тогда я поцеловал ее в первый раз. Мы вышли из машины и пошли домой пешком, держась за руки.

Мы начались видеться, но не спешили. Были абсолютно спокойны, не настаивали. Как-то в субботу вечером мы взяли в прокате фильм, чтобы вместе посмотреть его дома. А когда вернулись из магазина, увидели у ворот автомобиль, который сигналил и моргал фарами. "Какого черта…".

Это был отец Беты. Нас застукали на горячем. Мне хотелось провалиться под землю. Мы направились к входу, были уже близко…

"Добрый день, Джанни!" - я пытался звучать максимально натурально.

Он вышел из машины, посмотрел на меня типичным взглядом подозревающего что-то отца. Спокойно сказал: "Что вы делаете?"

Хорошо, что у меня в руках был dvd! "Ничего, Джанни, взяли фильм и шли его смотреть".

"Гляди у меня, Антонио! Она – моя единственная дочь".

"Джанни, посмотри на dvd. Мы едем его смотреть, вот и все", - ответил я. Сложно описать, насколько мне было неудобно.

Но так началась наша история.

В первый раз, когда я приехал забрать Бету под ее дом, у меня был Porsche. Я вышел, открыл ей дверцу, она села и начала искать ручку. Я захохотал, как сумасшедший.

"В Porsche нет ручек!"

Она была невозмутима: "Вот поэтому мне такие машины и не нравятся!"

Возможно, она была права.

Smart лучше.

Особенно, когда тебе его дал друг, а машине "хватило ума" остановиться и оставить тебя ночью гулять с женщиной всей твоей жизни.

Эпилог

Сколько времени необходимо, чтобы прокрутить в голове фильм о собственной жизни? Мне удалось сделать это за несколько минут и несколько метров, которые вели от конца туннеля до поля. Матч между Селтиком и Ювентусом вот-вот начнется.

Я всегда думал, что моя история человека – сначала футболиста, а затем тренера – имеет вполне понятный смысл. Смысл, который ей дали стремление, самопожертвование, страсть, с которыми я каждый день делал свое дело. Но в сложнейшие месяцы, когда шел процесс, этот смысл, как мне казалось, был безвозвратно потерян. Я ощущал внутри себя ужасную пустоту, как будто кто-то начал на кнопку и отключил мою энергию. Чем больше я боролся за справедливость, тем меньше узнавал собственную жизнь. «Почему именно я?» - был главный вопрос. Я не мог на него ответить, и это вгоняло меня в еще более глубокую тревогу

Потому этот вечер стал волшебным не только потому, что дебютировал как тренер в Лиге чемпионов.

Этот вечер волшебный, так как окончательно закрылась худшая глава моей жизни. Он завершил мой непростой путь через все невзгоды, дорогу от 28 мая до 9 декабря, когда я наконец-то вернулся на тренерскую скамью.

Этот вечер волшебный, потому что Смысл вернулся. Именно так, с заглавной буквы.

 

Смысл в том, что жизнь подвергает тебя множеству испытаний, и далеко не всегда они являются следствием ошибок или твоей вины. Как можно рационально объяснить такую большую несправедливость? Как мы можем преодолеть эту боль? Возможно, только научившись становиться сильнее и наслаждаться радостью от каждого дня. Считать все проблемы неотъемлемой частью процесса роста, который никогда не заканчивается.

Несправедливость судебного процесса сделала меня более сильным. Более зрелым, более твердым. Я – другой человек, который оставил за спиной посредственность тех, кто хотел смешать его с грязью, и смотрит в завтрашний день с высоко поднятой головой, стремясь к новым вызовам. Этот волшебный вечер футбола на сцене Лиги чемпионов не вернул мне все время, которое я провел в Sky Box, не возместил улыбки, которые я не подарил любимым людям в это сложное время, но поставил точку. Будущее начинается сегодня.

Я никогда не буду идти один.

А теперь давайте выйдем на поле и победим.

 

 

Автобиография Антонио Конте. Пролог

Теги:

• Антонио Конте

Автор: Юрий Шевченко

Глазго, 12 февраля 2013 года. 20:40.

Стадион бурлит белым и зеленым – цветами Селтика, команды хозяев.

В туннеле, по пути из раздевалок, напряжение можно резать ножом, и каждый справляется с этим по-своему. Джиджи, который идет впереди всех с капитанской повязкой на плече, обменивается с кем-то шутками. Я нервно жду сигнал арбитра о том, что наконец-то можно выйти на поле. До начала матча 1/8-й финала Лиги чемпионов 2012/13 между Селтиком и Ювентусом остаются считанные минуты.

Дети в центральном круге уже готовы поднять огромное бело-черное полотно с эмблемой турнира под звуки, которые ни с чем не спутаешь – мелодию гимна, воодушевляющего болельщиков по всему миру. Места на трибунах занимают группки фанов, которые пришли в последний момент. Большая часть, впрочем, здесь со второй половины дня, они не обращают внимания на холод этого шотландского вечера. Все телефоны готовы запечатлеть выход команд на поле.

Я все еще в туннеле, но могу рассказать много подробностей о том, что происходит на стадионе. Я словно вижу все своими глазами.

Все это мне знакомо, ведь первые шесть матчей, весь групповой турнир, я смотрел свысока, из клетки, которая называется Sky Box – места, которое, заверяю вас, куда ближе к аду, чем к небесам. Несправедливая дисквалификация! Меня бросает в дрожь, когда я думаю о том, что, не выйди мы в плей-офф, я бы так и не пережил этот момент, потерял бы шанс дебютировать в Лиге чемпионов в роли тренера. Не было бы этого волшебного вечера, я бы не слушал сейчас песню, которая звучит мощно, как пушечный выстрел, и сладко одновременно.

When you walk through a storm

Hold your head up high

And don’t be afraid of the dark…

К счастью, я немного знаю английский. Слова этой песни легко понять: когда ты идешь сквозь шторм, держи голову высоко и не бойся тьмы. Болельщики Селтика исполняют самый известный гимн любви, который можно услышать на футбольном поле. Звуки Yolu’ll never walk alone наполняют стадион. Я всегда считал эту песню изумительной, ведь речь в ней идет не только о любимцах фанов местной команды. В ней нет никакой ненависти к сопернику, нет угрозы. Она заставляет сердце каждого биться быстрее – от простого болельщика до суперзвезды. Кажется, это обращение ко всем, кто испытывал самые глубокие эмоции в своей жизни, смотря футбольный матч.

Walk on through the wind

Walk on through the rain…

And you’ll never walk alone

You’ll never walk alone

Сквозь ветер, сквозь дождь, ты никогда не будешь один.

Селтик Парк говорит и обо мне, хотя я – тренер команды-соперника. Это своеобразное приветствие: "Наконец-то, Антонио, мы тебя ждали".

Ты никогда не будешь один.

Я действительно не был один, когда шел к этому моменту.

Это долгая история, долгий путь, усеянный удачными и не очень встречами, лицами друзей и людей, которые не слишком внушают доверие. Дни славы и ужасного кризиса. Это моя история, большая часть которой – о футболе и страсти. Страсти, которая двигает тебя вперед, чтобы быть сильнее всех, далеко за твои пределы. Это история, которую я переживаю снова и снова за одно мгновение, которого достаточно, чтобы сделать вдох, закрыть глаза и открыть их снова, удостоверившись, что это вовсе не сон. Это история начинается в Лечче, много лет назад, с авто, которое показывается из-за поворота…

"Антонио, следи за дорогой. Папа приедет на новой большой машине", - кричит мой брат Джанлука.

"Мама мия, какая она красивая! Такая голубая, хромированная… Солнечные лучи отражаются от нее и возвращаются назад", - говорю я своей маме с горящими от радости глазами. Папа Козимо, для друзей Козимино – за рулем сверкающего Fiat 131. Его новенькое приобретение, он сдает авто напрокат. Каждый раз, когда отец приезжает на новой машине, у нас дома праздник. Но обычно это маленькие автомобили. В конце 60-х у людей мало денег, а малолитражки требуют меньше бензина. Но те, кто хочет пожениться, просят у моего отца кое-что получше.

"Козимино, день свадьбы – особенный, нам нужна особенная машина. Ну что мы будем делать с Fiat 600?". И Козимино обеспечивает праздник. Вот поэтому сегодня он на 131-м.

Когда он подъезжает к дому совсем близко, то машет нам из окна левой рукой и жестом приглашает "на борт".

"Покатаемся, вам тоже нужно ее опробовать".

Все соседи собрались во дворе, обступили машину, словно это главная звезда какого-то большого события. Все трогают ее, заглядывают внутрь, чтобы увидеть комплектующие.

"Вы видели такие сидения?

"Красивая, очень красивая". Изумление переходит из уст в уста.

Но Козимино торопится: "Ребята, дайте сесть моей семье и мы поедем". Нет, это не будет тур по городу, всего лишь кружок по кварталу. Иначе мы используем слишком много бензина.

"Папа, быстрее!" - мы с братом хотим проверить, насколько мощный у автомобиля мотор. Козимино машет головой: "Ребята, спокойно. Мы же не собираемся сразу ее разбить. Она новая и нужна мне для свадеб".

На виа Казанелло, в Лечче, которая сейчас называется виа Парини, прошли годы моего детства. Я помню все и всех: цвет дома, лица моих друзей, мою тетю Терезу – сестру матери, мою бабушку. И моих двух братьев: Джанлуку, который на три года младше меня и сейчас изучает соперников моей команды, и Даниэле, самого младшего, которого я взял с собой в Турин, когда ему было 16 лет и он пытался стать футболистом. Сейчас ему 31, он работает в банке и помогает мне с финансовыми аспектами моей профессии.

На первом этаже хозяйкой была тетя Тереза. У моей мамы Ады была маленькая комната, где она шила. Она была очень хороша в этом, особенно ей удавались свадебные наряды. Мы жили на втором этаже, но всегда спускались ниже, потому что там работала мама.

В моей семье не придавали значения деньгам, хоть их и было мало. Но мы ни в чем не нуждались. Когда я вырастал из одежды, ее донашивал Джанлука, а потом – Даниэле. Мы не переодевались днями, надевали что-то в понедельник и ходили в этом до воскресенья. Дети, постоянно пропадали на улице, были грязными и потными, часто рвали одежду. Не проблема. Моя мама шила и штопала, а каждый вечер нас ждал знаменитая ванна в каменном резервуаре.

"Давайте, мальчики, домой!" - сигнал, который мы знали на память. Перед тем, как лечь в кровать, мы клали пижамы на старую печку, потому что в доме было очень холодно. И, конечно, пижамы регулярно загорались, ведь мы не успевали вовремя убрать их от огня. Но мы все рано их надевали, чтобы мама не кричала. Черные пятна на пижаме – это очень весело. До тех пор, пока на тебя не обрушился гнев мамы, которая заметила, что случилось.

"Неблагодарные, что вы наделали?", - кричала она. За этим следовал классический набор шлепков по заду и оплеух, затем в ход шли деревянная ложка и выбивалка для одежды. В общем, если мы что-то вытворяли, то она гонялась за нами по всему дому.

"Я больше не могу, у меня уже руки болят", - говорила мама. Последняя стадия – угроза рассказать обо всем Козимино. Когда это случалось, вечер почти всегда проходил одинаково.

Я каждый день с кем-то дрался: много времени проводил на улице, а там это неизбежно. Но маму Аду не проведешь – если она меня не засекала, то кто-то из друзей семьи обязательно являлся с доносом: "Твой сын участвовал в драке, вразумите его ради Бога". К тому же, сложно было отрицать что-то – я часто приходил домой с отчетливо заметными последствиями потасовок.

"Что с тобой случилось? Что это за царапины на шее и лице?".

Мама требовала объяснений, и, когда выяснялось, что я вру, рассказывала обо всем папе. Он приходил в бешенство. С семи до девяти вечера (в это время возвращался домой отец) я умолял ее ничего ему не говорить. Я использовал все свое мастерство убеждения, обещал что угодно. Ее тумаки меня не слишком беспокоили, но разозлившегося отца я очень боялся.

"Мама, я больше не буду, поверь мне". Я падал на колени, но она была непреклонна: "Да, конечно, ты уже это говорил. Я тебе не верю".

У меня не было много времени, чтобы подумать о стратегии. Я быстро ел и бежал в спальню, надеясь, что папа подумает, будто я сплю. Осмелится ли он меня разбудить? Очень вероятно, но это единственное решение, которое приходило мне в голову. Я стоял у двери, прислонив к ней ухо, и слушал, что делает мама. Она говорила подробно, скрупулезно, не делая мне скидок. Так умеют только матери, когда они приходят в ярость и переживают одновременно. Я рисковал не выйти сухим из воды. Из-за приоткрытой двери я видел, как отец приближается. Вот он заходит в комнату, включает свет, отбрасывает в сторону одеяло. Я не пытаюсь бежать – будет только хуже. А если он разозлится еще больше? Тактика всегда работает. Отец спрашивает, не хочу ли я "отведать" ремня. Я не двигаюсь, не говорю, и через некоторое время тронутый Козимино уходит, повторяя: "В следующий раз, ты у меня получишь".

Без правил, установленных моими родителями, расти на улице было бы опасно. До двенадцати лет я проводил там очень много времени. Улица была нашим домом. Моим и моих друзей. Машин было мало, мы играли в футбол с утра до вечера. Нашли деревья вместо ворот – и можно начинать. Изредка показывался автомобиль, и кто-то предупреждал: "Стоп! Едет машина". Со мной всегда были Франческо и Бетта, дети наших соседей. Ческо – идеальный, ведь он единственный, кому нравится стоять в воротах. Бетта – очень симпатичная, ей нравилось больше играть с мальчиками, чем с другими девочками. Однажды мы посмотрели друг другу в глаза и обменялись поцелуйчиками. Ласково и бесхитростно, как это бывает у детей, которым по восемь лет.

Когда мы гуляли в окрестностях дома, то наслаждались своей неприкосновенностью. У всех семей в округе не было денег, но никто не капризничал. Нас растили жестко, строго, по очереди присматривали за детворой – мы никогда не чувствовали, что одни.

Улица – не только наше футбольное поле, но и наш теннисный корт. Иногда, для разнообразия мы проводили мелом на асфальте белую линию. Я был Боргом, мой друг – Макинроем, пусть мы с трудом и держали в руках ракетки. Каждый день мы придумывали что-то новое. Загоняли шары в ямки, играли в карты, шелестели газетами. Бывало, отправлялись искать бутылочные пробки, которые коллекционировали.

Игры значили для меня многое, но не все. Наверное, странно выглядит пятилетний ребенок, который плачет, стучит ногами и кричит: "Мама, я хочу в школу, я не могу больше ждать". Я доставал ее днями, прежде чем мама начала подыскивать для меня место. Согласились только в институте исторического центра, "Де Амичис, в квартале Кьеза Грека. Из ста детей девяносто тут были нахальными сорвиголовами. Мама просила меня быть очень осторожным. Я не боялся, но поначалу было действительно сложно. Мои одноклассники носили с собой не тетрадки, а складные ножи. Они бросали вызов тем, кто старше, хотели показать, что они круче. Синьора Туркьюли, наша учительница, делала все возможное, но постоянно переживала. В этой школе не было места для женщины, которая хотела учить детей чему-то. Она была скорее социальным работником, учитывая обстановку. Однажды Туркьюли отругала Чезаре, моего одноклассника. И что он сделал? Взял парту и выкинул ее из окна! Если бы кто-то проходил мимо, в живых он бы не остался.

В "Де Амичис" я очень мало учился. В какой-то момент пошел к маме и сказал: "Я должен перейти в другую школу. В этой я ничему не научусь. И это не вина нашей учительницы…". Ситуация была такой напряженной, что многих детей родители забирали прямо под школой, чтобы с ними не случилось чего-то по дороге домой. Как-то, находясь в классе, мы слышали звуки выстрелов совсем рядом со зданием – это была полицейская облава.

Я выдержал несколько лет, но потом мама все-таки убедилась, что атмосфера там не из лучших. Она поняла, что я был прав, когда хотел уйти, и записала меня в "Чезаре Баттисти", простую школу в спокойном квартале. Это была настоящая травма. Новые одноклассники, новая учительница, новое все. Я тогда был в пятом классе. Преподавательница рассказывала нам про грамматический анализ: определенный мужской артикль… "Ненавижу это, что за чепуха? В старой школе мы не учили никакую грамматику…". Учительница подумала, что я не делал задания, но я действительно не понимал, о чем речь. С языком у меня всегда были проблемы. Однажды нам дали тему для сочинений на дом – "Идеальные каникулы". Меня заставили переписывать его десять раз. Учительница очень злилась, потому что, описывая кресла лайнера, о котором я рассказывал, я использовал несуществующие слова из рекламы Fiat Uno и никак не мог понять, что же не так. В общем, мне было очень сложно. Оценка "почти удовлетворительно" была праздником, ведь, как правило, я колебался между "средне" и "хуже, чем средне". За год в новой школе мне пришлось пройти программу пяти.

Мне с трудом удалось сдать экзамен, и я поступил в среднюю школу "Квинт Эннио". Там я принял участие в Играх молодости и стал призером во всех дисциплинах. Соревнования проводились на стадионе, где, как правило, организовывались гонки лошадей. Перед стартом кросса учитель физкультуры дал нам совет: "Не будьте дураками. Если рванете сразу на большой скорости, не добежите до финиша". Я полетел, как молния, после двух кругов блевал, потому что утром хорошо поел. Едва не умер, но все равно стал первым.

Три года в средней школе были чудесным временем, ключевым опытом, который с тех пор всегда со мной – в сердце, в душе, в голове. Если у тебя хорошее образование, то ты сможешь различить хорошее и плохое, а иначе тебе конец. И я могу с уверенностью сказать, что получил хорошее образование и избежал глупых ошибок, которые не смог бы исправить.

И, конечно, я играл в футбол. Я был частью команды Ювентина Лечче, президентом клуба был мой отец. Хотя не только президентом – он делал все. Название команды, кажется, предвещало мое будущее. И не только оно. Когда мне было десять лет, я принял участие в конкурсе газеты "Нарисуй любимого футболиста". Я выбрал Роберто Беттегу.

Мы тренировались на старом стадионе Карло Пранцо. Тут же занимались ребята из других команд: Грасси Лечче, Про Патрия, Мек. Множество людей, и многие далеко не святые. Когда я тренировался, то всегда смотрел по сторонам. Приходил только в старых штанах, новые не надевал никогда. Случалось, что кто-то хотел пощеголять только купленной футболкой, и в конце тренировки был вынужден возвращаться домой без нее. У тебя есть мопед? Лучше не говори никому об этом. Новый велосипед? Оставь его дома. Сколько раз мои друзья звонили родителям: "Я иду пешком, велик украли"!". Сложная обстановка. Иногда во время матчей или тренировкой мистер кричал на ребят, которые не хотели работать. И как они реагировали? Спорили и ругались…

Единственным, кому они подчинялись, был мой отец.

Единственным, кому они подчинялись, был мой отец. Он наводил ужас на ребят, а на Карло Пранцо был необходим человек с авторитетом. Когда Козимино появлялся в раздевалке, все замолкали. Однажды он зашел, пока мы переодевались после тренировки, и обнаружил, что вся раздевалке в воде, на полу болото, практически бассейн. Почему? Мой друг Сандро решил пошутить - заткнул сток, чтобы затопить всю комнату. Я увидел отца и побелел от страха. За все проказы первым доставалось мне, даже если я не имел к ним никакого отношения.                            

"Никто не должен считать, что я отношусь к тебе иначе, потому что ты мой сын. Так что, если что-то случается, ты тоже виноват". Мне это не казалось очень справедливым. Иногда я пытался спорить: "Папа, но я ничего не сделал, я не при чем!".

"Это неважно, получишь, как и все".

Ребята из команды постоянно шутили по этому поводу: "Пусть бьет нас, не страшно, но первый удар достанется тебе", - говорили они.

Козимино посмотрел на затопленную раздевалку и пришел в ярость. "Сейчас мне достанется…", - подумал я. Нас было трое: я, Сандро и еще один парень, так что мои шансы отхватить были даже выше, чем обычно. Но отец взял за ухо Сандро, поднял его на маленькую скамейку и начал ругать.

Мой отец не боялся ни этих ребят, ни их родственников, но он понимал, что если кто-то из них начнет жаловаться дома, что его ударили, могут быть последствия. Однако Козимино всегда жил тут, он знал всех, а люди знали, что у него жесткие методы обучения молодежи (а в моем отношении самые суровые), но он преподает нам важный жизненный урок. Козимино управлял Ювентиной сам. Он был тренером, кладовщиком, директором, готовил нам чай с лимоном и сахаром. Он выбрал непростое занятие в такой сложной обстановке, иногда приходилось отказываться от куска хлеба, чтобы держать Ювентину на плаву.

У меня никогда не было в кармане ни копейки. Я не ходил в кино, потому прекрасно помню, как однажды с тетей и мамой мы пошли смотреть "Кинг Конга". Никакой пиццы. Никаких денег, чтобы отдохнуть с друзьями. Я не скажу, что мне чего-то не хватало, но было сложно гулять, не имея возможности ничего себе позволить. Сейчас я прекрасно понимаю потребности семьи и ценность денег, но ребенку 13-14 лет было необходимо все это осмыслить.

Другой пример? Big Babol. Мой ночной кошмар. Из телевизора нас просто бомбардировали рекламой этой новой жевательной резинки. Я видел, как мои одногодки надувают пузыри, жуя ее, но не мог купить себе. В один прекрасный день ко мне пришел мой друг Паоло, с которым мы играли в футбол: "У меня есть деньги, и я хочу купить Big Babol. Если пойдешь со мной в Бар Адриано, я поделюсь".

"Дорогой Паоло, я пойду с тобой, даже если придется пройти пешком 12 километров!" - ответил я, широко улыбаясь. Итак, мы пошли в бар, он купил пакет жвачек и дал мне одну. Развернул свою и бросил в рот. Я хотел сделать так же, однако остановился: так все продлится всего минут сорок, пока вкус не исчезнет. Нет, я хочу дольше! Так что свою жвачку и поделил на шесть или семь кусочков. Конечно, пузыри у меня не получились!

Меня баловали только дедушка (он угощал меня конфетами Valda), тетя и бабушка. С ними я ходил в кондитерскую Моника, чтобы полакомиться "пипетте", фирменными сладостями Лечче. Тетя для меня была второй мамой, постоянно дарила подарки – я стал ей сыном, которого у нее не было.

По-настоящему моя футбольная карьера началась, когда я перешел из Ювентины в Лечче вместе со своим другом Сандро. Меня заметил Панталео Корвино, известный в Италии спортивный директор. Он искал талантливых ребят для Джовенту Верноле, богатого клуба с сильной молодежной школой, который конкурировал с Лечче. Корвино спросил у моего отца, можем ли мы с Сандро приехать на просмотр, но Козимино был решительно против: "Антонио, ты никуда не уйдешь! Ты должен учиться".

Конечно, я его умолял: "Папа, позволь хотя бы пройти просмотр, а там будет видно. Возможно, я им даже не подойду!".

В конце концов, я убедил Козимино. К переговорам подключился Лечче, их предложение было самым щедрым. Так что на просмотр мы поехали именно к ним, в комплекс Дельта Сан Донато. Там я впервые увидел поле с травой – до 13 лет я играл на земле или на асфальте. Я хорошо показал себя, в Лечче были готовы забрать меня, но осталось последнее препятствие – папа. "Я прошу тебя! Не волнуйся, я буду продолжать учиться! Если в школе дела будут не очень, я брошу играть!". Мне практически удалось выжать из него слезу, и Козимино уступил. Мы могли начать переговоры. Как президент Ювентины отец поехал со мной. Сравнивая то, что происходило с современными трансферными сделками, я начинаю смеяться.

"Дайте мне десять новых мячей и немного денег", - таким было первое требование папы.

Представители Лечче вытаращили глаза: "Кто мы, по-вашему? Американцы? Нет, это очень много".

"Ну тогда Антонио остается с нами", - блефовал Козимино и стоял на своем. В итоге меня и Сандро поменяли на восемь кожаных уже использованных мячей, очень скромную денежную сумму и одного игрока. Неплохо для талантливого парня.