Теории происхождения человека как вида. Признаки эволюции. Теории прямохождения. Появление орудийной деятельности у человека. Контроль над огнем. Появление речи.

Относительно происхождения прямохождения выдвинуто огромное множество гипотез. Двумя важнейшими и чаще цитируемыми являются миоценовое похолодание и трудовая концепция.

Миоценовое похолодание

В середине и конце миоцена в результате глобального похолодания климата произошло значительное сокращение площадей тропических лесов и увеличение площади саванн. Территории, занятые лесами, сократились в несколько раз. В таких условиях у многочисленных живших тогда в тропических лесах человекообразных обезьян наметились три варианта дальнейшей судьбы. Первый вариант – самый печальный, но самый распространённый – вымирание: в это время вымерло подавляющее большинство гоминоидов. Второй – сохранение в более-менее неизменном виде в оставшихся лесах: потомками этих немногочисленных приматов стали современные гиббоны, орангутаны, гориллы и шимпанзе; впрочем, часть даже тех гоминоидов, что пережили миоценовое похолодание, вымерла уже в более поздние времена, примером чего могут служить гигантопитеки. Третий вариант – переход части гоминоидов к наземному образу жизни в расширяющихся саваннах.

Минусом гипотезы возникновения прямохождения в результате миоценового похолодания является факт, что некоторые из древнейших известных прямоходящих приматов жили в тропических лесах, а из современных приматов живущие в дождевых тропических лесах бонобо очень часто прибегают к прямохождению. Впрочем, новейшие палеоэкологические реконструкции для местообитаний Ardipithecus ramidus показывают существование этих ранних австралопитеков в разреженных и довольно сухих лесах или лесостепях, что вполне соответствует ожидаемому варианту.

Трудовая концепция

Согласно широкоизвестной трудовой концепции Ф. Энгельса и её позднейшим вариантам, вошедшим во все советские учебники, возникновение прямохождения тесно связано со специализацией руки обезьяны для трудовой деятельности – переноса предметов, детёнышей, манипулирования пищей и изготовления орудий. В вульгарном изложении прямохождение возникло для того, чтобы осободить руки для трудовой деятельности. В дальнейшем труд привел к возникновению языка и общества. Однако, по современным данным, прямохождение возникло намного раньше изготовления орудий. Прямохождение возникло не менее 6-7 миллионов лет назад у Sahelanthropus tchadensis и Orrorintugenensis, а древнейшие орудия из Гоны в Эфиопии имеют датировку лишь 2,7 млн. лет назад.

Впрочем, некой "реинкарнацией" трудовой теории является гипотеза О. Лавджоя, согласно которой прямохождение появилось в связи с особой стратегией размножения, из-за удлинившегося детства и ослабления межсамцовой агрессии. Гоминиды в течение очень длительного времени выращивают одного, максимум два детёныша. Беспомощных детёнышей надо носить, но в саванне выгоднее не иметь длинной шерсти, а охлаждаться с помощью потовых желёз. Дети австралопитеков потеряли возможность цепляться за исчезнувшую шерсть матерей, их надо было придерживать руками. Вместе с этим, отцы должны были обеспечивать вынужденно малоподвижных самок пищей, а приносить её опять же было удобнее в руках. А уж косвенным последствием такой заботы много позже стало и использование орудий труда. Согласно О. Лавджою, прямохождение возникло ещё в тропическом лесу, а в саванны переселились уже двуногие гоминиды.

Иные гипотезы

Существует несколько гипотез происхождения двуногого способа передвижения – бипедии, но, так или иначе, оно возникло вследствие смены жизни на деревьях на наземную жизнь. Оно могло возникнуть для ориентирования в саванне, когда надо было смотреть поверх высокой травы для поиска пищи или обнаружения хищников. Кроме того, прямоходящий индивид имеет психологическое преимущество перед четвероногим животным, поскольку смотрит свысока и, таким образом, кажется крупнее и сильнее, хотя может и не иметь реального подтверждения своей мощи. Поднимание уровня взгляда для усиления впечатления на противника является универсальным способом среди всех позвоночных животных, поскольку в мире животных работает принцип "кто выше, тот главнее". Для приматов в саванне этот аспект прямохождения мог иметь немаловажное значение.

Кроме того, экспериментально и на математических моделях доказано, что двуногое передвижение на большие расстояния со средней скоростью энергетически более выгодно, чем четвероногое. В саванне двуногий примат нагревается гораздо меньше четвероногого, поскольку под солнечные лучи попадают только голова и плечи, а не вся спина, что особенно актуально вблизи экватора. Впрочем, оба этих преимущества становятся действительно преимуществами только в своём законченном варианте; переходные от четвероногости к двуногости стадии оказываются энергетически невыгодными.

Гипотеза "водной обезьяны"

Согласно так называемой "гипотезе водной обезьяны", очень подробно разработанной Я. Линдбландом, предки человека могли вставать на задние ноги, чтобы переправляться через водные преграды. Известно, что большинство австралопитеков обитали недалеко от воды и, возможно, добывали в воде часть своего пропитания. В строении человека есть ряд признаков, свидетельствующих о некоторой адаптации человека к плаванию и нырянию, в отличие от орангутанов, горилл и шимпанзе: положение волос на теле по направлению от макушки к ногам – по течению воды при нырянии, ориентация ноздрей вниз – для сохранения воздуха в носовой полости, способность задерживать дыхание, редуцированный волосяной покров на теле, неэкономное расходование воды организмом, что крайне нетипично для животных саванны, небольшие перепонки между пальцами, небоязнь воды. "Гипотеза водной обезьяны" в своём крайнем варианте многократно подвергалась критике, но некоторые её положения нельзя игнорировать.

Таким образом, очевидно, что прямохождение возникло не по одной какой-то причине, а под воздействием целого комплекса условий и предпосылок.

Итак, около 2,5 млн. лет назад совпадение различных, не зависевших от воли гоминид, обстоятельств, заставило их, наконец, всерьез «взяться за ум». Начиная с этого времени, нашим предкам приходилось «в поте лица» добывать себе средства к существованию, изобретая новые способы выживания и дополняя органы, данные им природой, искусственно создаваемыми органами. Если и было в человеческой истории изгнание из Эдема, то состоялось оно именно в этот период, в самом конце плиоцена, когда былая гармония естественного бытия оказалась разрушенной и у маленького, беззащитного двуногого монстра не осталось иного выхода, кроме как начать творить себе новую среду существования, среду, которую его далекие потомки назовут «культурой».

Культура – это особая сфера окружающей нас реальности, в известном отношении противостоящая природе, отличающаяся от нее искусственным происхождением. Существование этой сферы возможно лишь при условии существования сознания, она – его производное. Иногда философы и определяют ее как «растождествленное сознание»,¹ и это, несмотря на краткость, очень глубокое, практически, исчерпывающее определение. Но как же в таком случае определить само сознание. Иногда этим понятием, вкладывая в него максимально широкий смысл, обозначают способность к внегенетическому усвоению информации, то есть, проще говоря, способность к накоплению индивидуального опыта посредством научения. Однако, это условие хоть и необходимое, но еще не достаточное, поскольку, скажем, условный рефлекс – тоже результат научения, внегенетического усвоения информации, но вряд ли кто-то станет выделение желудочного сока у подопытного животного в ответ на привычный раздражитель считать проявлением сознания. Поэтому в наше определение нужно ввести еще один критерий. Этот критерий – избирательность. Сознание предполагает не только внегенетическое, но и не механическое, т.е. активное, избирательное усвоение информации, а также ее хранение и передачу. Исходя из такого его понимания, тезис, что культура – производное сознания (растождествленное сознание), можно расшифровать следующим образом: культура – это все формы поведения, основанные на внегенетически и притом избирательно (не механически) усваиваемой, хранимой и передаваемой информации, а также их результаты (вещественные и идеальные).

Древнейшие следы культуры, известные сейчас археологам, имеют возраст порядка 2,5-2,6 млн. лет. Именно такие даты были получены с помощью калий-аргонового метода для каменных орудий с ряда местонахождений в районе Када Гона на севере Эфиопии, а точнее, для базальтов и туфов, подстилающих и перекрывающих геологические слои, в которых были найдены эти вещи. Вопреки мнению некоторых не слишком сведущих в археологии, но, тем не менее, берущихся о ней писать авторов, которые утверждают, что камни, принимаемые учеными за древние орудия, – это не более чем обычные «булыжники»², отличить первые от вторых, как правило, совсем не трудно. Искусственная обработка камня с помощью другого камня, даже очень грубая, дает ряд признаков, которые в совокупности крайне редко встречаются на естественным образом расколовшихся или оббитых предметах. Если же сомнения относительно происхождения каких-то вещей все-таки возникают, на помощь приходит археологический контекст, в котором они были обнаружены. Ведь находят их, как правило, вместе с другими орудиями, среди разбитых костей животных и иных следов деятельности человека, причем часто бывает так, что ближайшие выходы соответствующих пород камня отстоят на много километров от места находки, что свидетельствует о транспортировке необходимого сырья. Случается, конечно, что за орудия принимают или пытаются выдать единичные вещи, найденные где-нибудь на обочине дороги или в промышленном карьере, и отчасти напоминающие те или иные древние изделия, но подобные «открытия», как правило, не получают признания в профессиональной среде, а если и получают, то ненадолго.

Вопрос о том, к какому роду и виду принадлежали гоминиды, оставившие самые древние олдувайские памятники, были ли это поздние австралопитеки, или их современники из числа ранних представителей рода Homo, пока не решен. Теоретически вполне допустимо, что культурная революция изначально захватила сразу несколько разных видов, оказавшихся в сходных условиях и избравших один и тот же путь для решения одних и тех же проблем. Правда, достоверных свидетельств орудийной деятельности австралопитеков до сих пор не обнаружено, и, похоже, что габилисы («человек умелый») преуспели в этом отношении гораздо больше. Во всяком случае, именно их скелеты были обнаружены на главных олдувайских местонахождениях (Олдувай, Кооби-Фора). Впрочем, не будем все же забывать и о том, что возраст самых древних каменных орудий несколько превышает возраст древнейших из известных сейчас костных останков человека умелого, а строение кисти многих австралопитеков (в том числе и массивных) свидетельствует об их способности к тонким, требующим точности движений манипуляциям с самыми разными предметами.

Как уже, без сомнения, понял читатель, основным, а подчас и единственным источником информации о первых стадиях развития культуры являются изделия из камня. Камень долговечен, он прекрасно сохраняется в ископаемом состоянии, и потому неудивительно, что основную массу археологических находок, относящихся к ранним стадиям развития культуры, составляют именно каменные изделия. На протяжении миллионов лет они занимали центральное место в системах жизнеобеспечения наших предков, играя в них примерно такую же роль, какую в современной экономике играет тяжелая промышленность.

Возникновение орудийной деятельности – важнейшее событие нашей истории. Собственно, с орудий история и началась. До этого была просто биологическая эволюция – соревнование статистики воспроизводства геномов. Взяв же булыжник в руки и гулко вдарив им по другому булыжнику, какой-то особо-продвинутый австралопитек озвучил начало новой фундаментальной эпохи планеты и, кто знает, может, всей галактики – эпохи истинной разумности.

фильма, аккомпанементом судьбоносному процессу был лишь глухой перестук галек в африканской саванне, да разве что иногда – продуманные, обоснованные и содержательные комментарии тех, кто попал себе по кривому мохнатому мозолистому пальцу.

Найти следы зари человеческого творчества крайне непросто. Первые камни, использовавшиеся без обработки, как это делают современные шимпанзе, опознать практически нереально, а палки и вовсе практически никогда не сохраняются. Так что первые полмиллиона лет трудов от нас ускользают. Однако с того момента, когда австралопитеки, превращающиеся в людей, стали более-менее систематически обрабатывать орудия по более-менее определенной методе, а самих камней стало больше, статистика позволяет отделить настоящие орудия от обычной природной геологии.

До сих пор было известно несколько кандидатов на звание древнейшей культуры. Безоговорочный приоритет имеет, конечно, ломеквийская культура из Ломекви в Кении – 3,3 млн.л.н. Эти огромные булыжники, весьма однообразные, унифациальные, почти исключительно нуклеусы – творчество Kenyanthropus platyops – местного аналога афарского австралопитека. Хотя выдвигалась версия, что кениантропы – прямые предки человека рудольфского Homo rudolfensis, всё же вероятнее, что это была тупиковая эволюционная линия. Да и в любом случае, сама ломеквийская культура развития не получила и быстро затухла, оказавшись невостребованной. Разбивать орехи и размочаливать корни можно и необработанными орудиями, а то и разгрызать зубами, с которыми у кениантропов всё было в порядке.

Второй известнейшей древнейшей является, конечно, галечная культура из эфиопского местонахождения Гона – 2,55-2,58 млн.л.н. (что обычно смело округляется до 2,6 млн.л.н.). Орудия из Гоны – крайне архаичные чопперы, примитивнее даже классических олдувайских.

И вот рекорд Гоны побит! Эфиопское местонахождение Леди-Герару уже светилось в новостях под заголовками типа "Найден древнейший человек", когда отсюда была описана нижняя челюсть с переходными признаками от австралопитека к человеку и датировкой 2,75-2,8 млн.л.н. Нынче же нашлись результаты потуг этого "древнейшего человека" – каменные отщепы. Залегали они в слое Бокол Дора 1 с датировкой 2,58-2,61 млн.л.н., что, хоть и ненамного, но всё же древнее булыжников из Гоны.

Понятно, важен не только геологический возраст, но и облик самих изделий. И как же приятно, что осколки из Леди-Герару примитивнее гонских и олдувайских, но при этом всё же несравненно больше похожи на артефакты галечной культуры, чем ломеквийской или "орудия" капуцинов.

Орудий найдено немало, что позволило исследователям использовать статистические методы. Это важно, ведь сколь часто приходится слышать от далёких от археологии людей: "Да я тоже могу таких каменюк в огороде насобирать, понавыдумывали тут культур!.." Другая крайность, когда, напротив, восторженные краеведы тащат археологам (и, кстати, почему-то антропологам) мешки щебня с требованием срочно – немедля!! – раскопать уникальную стоянку всё в том же огороде. Прежде чем предаваться самодовольному невежественному скептицизму или заваливать и без того замороченных археологов и антропологов мусором, не мешало бы почитать в статьях (причём научных, а не научно-популярных, как та, что Вы сейчас читаете, так что не ждите тут ключа-определителя "для чайников"), по каким критериям специалисты различают реальные артефакты и просто камни. Кстати, это не означает, что в огороде не могут обнаружиться "вещи старинные, цены немалой", регулярно именно так и совершаются открытия. Мораль не в том, что вообще не стоит обращать ни на что внимание, а как раз напротив – необходимо учиться, учиться и ещё раз учиться!

Что ж в итоге? Неспроста на Леди-Герару были возложены такие надежды и обращены такие усилия. Несколько лет упорных экспедиционных трудов, тщательная работа с находками, фиксация их положения, нуднейшая статистическая обработка и сравнение с аналогами, определение датировок, написание статьи, борьба с рецензентами и редакторами не прошли впустую. Всех небезразличных к нашей истории можно искренне поздравить – история эта удревнилась на пару сотен тысяч лет!

Освоение огня древними людьми стало переломным моментом в социальной эволюции человека, позволившим людям разнообразить белковую и углеводную пищу появившейся возможностью приготовить её, развить свою активность в ночное время, а также защищаться от хищников

Огонь и исходящий от него свет внес важнейшие изменения в поведение людей^[28]. Активность больше не ограничивалась дневным временем. Кроме того, многие крупные животные и кусающие насекомые избегали огня и дыма^[1][2]. Огонь также привёл к изменениям питания из-за возможности готовить пищу животного происхождения^[1][16][29].

Ричард Вронгхам из Гарвардского университета утверждает, что приготовление растительной пищи могло стать причиной ускоренного развития головного мозга в ходе эволюции, так как полисахариды в крахмало-содержащей пище становились более усваиваемы и, как следствие, позволяли организму поглощать больше калорий^[30][31][32].

Изменения в диете

Шталь полагал, что, поскольку такие вещества, как целлюлоза и крахмал, которые в наибольших количествах содержатся в стеблях, корнях, листьях и клубнях, являются трудноперевариваемыми, эти органы растений не могли быть основной частью человеческого рациона до начала использования огня^[33]. Вместо этого в пищу употреблялись растения, в больших количествах содержащие моносахариды и дисахариды — семена и сочные плоды. Содержание токсинов в семенах и подобных углеводных продуктах тоже влияло на рацион. Так, цианогеновый гликозид, найденный в льняном семени и маниоке, становился нетоксичным при тепловой обработке^[33]. Зубы H. erectus и их износ указывали на употребление такой еды, как жёсткое мясо и свежие корнеплоды^[34][35].

Приготовление мяса, свидетельством чему являются обгоревшие и почерневшие кости животных, облегчает его употребление в пищу и улучшает усваивание белков, делая мясо более перевариваемым. Количество энергии, необходимое для переваривания приготовленного мяса, ниже, чем для сырого, а приготовленный желатиновый коллаген и другие соединительные ткани «способствует усваиванию углеводных молекул»^[37]. Приготовление пищи на огне также убивает болезнетворные бактерии и паразитов.

ичард Рэнгем открывает еще одно “недостающее звено”, культурный феномен, который в течение долгого времени игнорировался наукой. Демонстрация значения этого потерянного фактора, по мысли автора, может дать ответ на вопросы, которые прежде оставались без убедительного объяснения. Что еще более важно, гипотеза Рэнгема проливает свет на некоторые особенности гендерного поведения, характерного в том числе и для современного общества. Кроме того, Рэнгем выразительно щелкает по носу различным сторонникам “натуральных диет”, доморощенным эволюционистам-кулинарам и прочим сыроедам. Читать все это – очень увлекательно.

Суть гипотезы Рэнгема такова: тепловая обработка пищи стала ключевым эволюционным преимуществом, позволившим нашим обезьяноподобным предкам превратиться в человека. Человеческая цивилизация – это в буквальном смысле слова цивилизация обезьян-поваров. Этот тезис объясняет, согласно Рэнгему, очень многое в отношении того, почему современный человек именно таков, каким мы его знаем – “голая обезьяна” с относительно маленьким ртом, зубами и пищеварительным трактом, зато с большим – по сравнению с другими приматами – мозгом, количеством свободного времени и специфическими семейными связями.

В последние десятилетия антропологи много говорили о роли мясоедения в эволюции человека. Однако само по себе мясо ничего не решает – чтобы эффективно усваивать его нужна физиология хищников, которой у приматов нет. Шимпанзе любят мясо, но его пережевывание отнимает у них чудовищное количество времени, так что больших преимуществ такая диета обезьянам не дает, шимпанзе даже часто отказываются от попыток грызть более твердую мышечную ткань своих жертв. Кроме того, мясоедением трудно объяснить оба ключевых эволюционных перехода в истории человеческого вида – сначала, 2,5 млн лет назад, от обезьяноподобных австралопитеков к Homo habilis, а затем, 1,8 млн лет назад, к Homo erectus со значительно большим объемом мозга и более “человеческим” образом жизни. По Рэнгему, первый вид как раз стал видом-мясоедом (падальщиком), в то время как второй открыл кулинарию и начал тем самым путь к современной цивилизации.

Главной причиной того, что в плане общения мы умеем гораздо больше, чем шимпанзе, например, является наша подъязычная кость и сложная мозговая деятельность. Подъязычная кость, в том виде и с теми функциями, которые она имеет у современного человека, была и у наших предшественников – Гейдельбергского человека и неандертальцев. Тем не менее, это вовсе не является доказательством того, что наши предки обладали навыками связной речи или сложным языком.

Как утверждают ученые, наличие, форма и расположение подъязычной кости в нужном месте служит основой связной речи у людей. При любом ином раскладе мы издавали бы лишь звуки, подобно шимпанзе.

В общем, анатомический инструмент, говоря компьютерным языком, аппаратное обеспечение для общения у нас есть. Но также важно иметь «программное обеспечение», то есть достаточно сложный мозг, дабы было о чем поговорить. Если предположить, что наши древние предки имели такой мозг, то они имели и возможность создать некий язык и применять его для общения. Косвенно это подтверждает творчество доисторических людей – наскальное искусство древнего мира, созданное около 300 000 — 700 000 лет назад.

Большинство исследователей придерживаются эволюционного пути развития языка. Однако, в пику эволюционистам существуют также две противоположные точки зрения. Их приверженцы уверены, что речь является либо божественным даром, либо даже сознательным изобретением древних людей. В основе обеих теорий лежит сложность человеческого языка.

Помимо времени возникновения, преемственности, исполнителя первого сказанного слова, перед исследователями стоит еще один очень важный вопрос — что именно говорили наши далекие предки?

Ген FOXP2 был обнаружен группой Сванте Паабо в Институте эволюционной антропологии общества Макса Планка в Лейпциге в результате исследования так называемого расширенного KE-семейства^[en], примерно половина членов которого страдает расстройством речи.^[8]

У созданных в 2009 году химерных мышей, в чей белок FOXP2 были внесены две «человеческие» аминокислотные замены, авторами исследования было отмечено «качественное изменение вокальных сигналов, подаваемых детёнышами». У взрослых грызунов было отмечено снижение исследовательского поведения и сниженные уровни дофамина в мозге, что позволяет предположить воздействие «гуманизированного» FOXP2 на базальные ганглии

 

Звук и музыка

Сформулируем требования к новому способу социальной коммуникации, которые должны были развить предки человека взамен груминга:

- должен позволять идентифицировать личность;
- должен передавать данные о её социальном статусе, эмоциональном состоянии и, хорошо бы, намерениях;
- должен позволять обмен информацией с несколькими другими индивидами одновременно (за счёт чего и должно сократиться требуемое для поддержания связей время);
- желательно оставлять свободными руки и позволять общаться в тёмное время суток.

Как мы видим, "музыкальное" общение удовлетворяет всем перечисленным критериям. Да, музыкальные фразы не несут никакого конкретного смысла - но ведь этого и не требуется! Новый способ общения должен прежде всего передавать эмоциональную информацию (эмоция = отношение индивида к чему-то), а не конкретные данные.

Каким же образом наши древние предки могли прийти к вокальному общению? На самом деле, все необходимые предпосылки для этого у них уже были.

Обезьяны общаются при помощи звуков. Перемещающаяся по лесу группа обезьян постоянно издает "контактные" крики. Долгое время считалось, что единственный смысл этих криков - ориентирование, поддержание целостности группы. Однако в начале 1980-х Дороти Чини и Роберт Сейфарт тщательно записали и исследовали крики мартышек-верветок. И обнаружили, что, помимо ориентировки, эти крики несут в себе массу иной информации, выражаемой небольшими, но точными изменениям в частоте и громкости звука. Мартышки имеют определенный тип крика, издаваемый при приближении к более высокоранговому члену группы и специальный тип крика при приближении к низкоранговому; есть специальный крик, издаваемый при приближении к опушке леса; есть специальные крики для предупреждения о различных хищниках - "леопардовый", "орлиный", "змеиный". Если записать такой крик на плёнку и воспроизвести рядом с группой мартышек, то члены группы ответят в точности в соответствии со смыслом исходного крика и со своим социальным статусом.

Такое вокальное общение свойственно не только мартышкам, но и почти всем приматам. Фактически, человекообразные обезьяны "болтают" без остановки. По-видимому, оказавшись в крайне недружественной обстановке, наши далёкие предки были вынуждены отказаться от физического груминга в пользу вокального общения.

Другой пример вокальной активности у обезьян - "концерты", которые иногда устраивают большие группы шимпанзе. Такие концерты включают в себя крики, топанье, ударные звуки и исполняются, чаще всего, перед закатом.

Иосиф Жордания выдвигает гипотезу, что организованная музыкальная активность, подобная концертам шимпанзе, была одним из тех защитных механизмов, которые помогали древним предкам человека защищаться от хищников. Действительно, громкие звуки вполне способны достаточно смутить хищника, чтобы заставить его отказаться от своих намерений, а также, возможно, и оставить уже убитую добычу. Традиция шумных вечерних концертов, организуемых для того, чтобы отогнать хищников, сохранилась, например, у некоторых африканских племён. Помимо всего прочего, подобного рода групповая активность сплачивает группу. Ритмическое организованное пение и танец вызывает у человека выброс эндорфинов - по-видимому, привлекательность подобного вида была деятельности заложена генетически в те времена, когда громкое пение и топанье были единственным оружием наших предков против хищников.

Итак, наши далёкие предки жили в относительно больших группах (60-80 индивидов уже для австралопитеков, судя по размеру мозга), которые занимались собирательством (фруктов, овощей, клубней) и "активным" поиском падали; скорее всего, в поисках пищи такой группе приходилось очень много передвигаться по саванне (хотя, вероятно, группы деревьев были наиболее предпочтительным местом для отдыха и ночлега); для защиты от хищников такая группа постоянно издавала очень громкие ритмичные звуки; с помощью специального рода криков члены группы обменивались информацией, в т.ч. социальной.

В такой какофонии звуков выделять отдельные информационные потоки, разумеется, очень сложно. Поэтому, с одной стороны, бессистемные вокализы должны были со временем структурироваться (по ритму и по высоте звуков); с другой стороны, члены группы должны были со временем выработать умение анализировать очень сложные звуковые потоки.

И вот в этом моменте теория "поющих неандертальцев" пополняется очень убедительным свидетельством. Ряд экспериментаторов (прежде всего, Сэффрен и Грипентрог, см. "Absolute Pitch in Infant Auditory Learning") убедительно показали, что младенцы (в возрасте примерно до 9 месяцев) обладают значительно лучшим музыкальным слухом, чем взрослые - возможно, даже абсолютным! Младенцы прекрасно запоминают музыкальные мелодии, узнают их при транспонировании и вообще демонстрируют умения, доступные не каждому профессиональному музыканту. Абсолютный слух - это доставшийся нам от далеких предков рудимент. После изобретения речи абсолютный слух оказался ненужным и быстро деградировал, однако до сих пор сохраняется у значительной части людей; младенцы же в своём развитии проходят фазу абсолютного слуха.

Стивен Митен использует аббревиатуру "Hmmmmm" для обозначения музыкального способа обмена информацией, которым пользовались предки человека, - Holistic, manipulative, multi-modal, musical, mimetic. По мнению Митена, искусство и речь действительно представляют собой специфически человеческий феномен, но музыкальность - нет. В течение нескольких миллионов лет древние Homo общались с помощью музыкальных фраз. Homo ergaster унаследовал от общих предков человека и человекообразных обезьян ограниченные способности общаться при помощи звуков; эволюционное давление, связанное с изменением образа жизни, принудило эргастеров к более интенсивному использованию вокала для общения, что привело к усложнению голосового тракта (и, вероятно, улучшению музыкального слуха) и музыкальных фраз. Европейская ветвь потомков эргастеров - неандертальцы - уже обладали полностью развитой системой музыкальной коммуникации; африканская ветвь - сапиенсы - в ходе дальнейшего развития постепенно исключили "H" из "Hmmmmm" - научились дробить фразы на слова - что в итоге привело к разделению музыкального протоязыка на две ветви: собственно речь (предназначенную для передачи информации) и собственно музыку (предназначенную для передачи эмоций). (Следует отметить, что в этом моменте Жордания не соглашается с Митеном и считает, что речь появилась с того момента, когда человек научился четко артикулировать звуки, тем самым придумав иной, более простой и менее требовательный к слуховым способностям, способ выражать информацию голосом.)

Гипотеза Митена о совместной ко-эволюции музыки и речи из некоторого музыкального протоязыка подтверждается нейрофизиологическими исследованиями: области коры мозга, отвечающие за музыку и речь, представляют собой ряд "блоков", которые частично пересекаются (что указывает на их общее происхождение); при этом непересекающиеся блоки являются полностью равноправными, т.е. исключают гипотезу о том, что музыка является всего лишь побочным продуктом развития речи (и наоборот).

Наличие же интонаций в нашей речи (т.е. изменение смысла фразы вследствие изменений высоты звука) как раз указывает на её происхождение от древнего протоязыка, в котором фразы и состояли из изменений высоты звука; таким образом, теория Митена фактически ставит с ног на голову широко распространённое представление о том, что музыка подражает интонациям человеческой речи - ровно наоборот, интонации человеческой речи подражают (вернее, заимствованы из) древнему музыкальному протоязыку.

Музыкальные универсалии

Вопросам существования музыкальных универсалий посвящён отдельный раздел в упомянутом сборнике "Origins of music". В целом, большинство исследователей сходятся в том, что понимание музыки частично обусловлено генетически, но указать хотя бы примерно границы врожденного и приобретённого (пока) невозможно. Очень много пищи для размышлений дают наблюдения за младенцами. Дети до года воспринимают на слух музыкальные интервалы, при этом явно отдавая предпочтения консонантным интервалам, особенно выраженным простыми числовыми взаимоотношениями (октавы, квинты, кварты); при этом тритон воспринимается однозначно диссонантным. Дети также явно предпочитают неравномерную музыкальную шкалу равномерной. Однако, при этом, дети, имеющие опыт слушания музыки (родители им часто поют) явно предпочитают стандартную мажорную шкалу (два тона - полутон - три тона - полутон); при этом дети, не имеющие такого опыта, одинаково относятся и к стандартной, и к случайным образом сгенерированной из тонов и полутонов шкале.

Этномузыкологи также отмечают ряд особенностей, присущих, похоже, традиционной музыке всех народов. Музыкальная шкала всегда разбивается на октавы, а октавы - на ступени. Число ступеней может варьироваться (в основном, от 5 до 7). Самые примитивные песни обычно используют ограниченное число звуков, не больше четырёх. Интересно, что то же отличает многие детские песенки. Большинству музыкальных культур свойственно многоголосие. Многие простейшие песни часто строятся в форме "вопрос-ответ". И, главное: похоже, что музыка свойственна абсолютно всем известным человеческим сообществам.

Этот набор разрозненных фактов не даёт никакого представления о том, почему и как мы понимаем музыку. Кажется, что теория Митена позволяет немного приоткрыть завесу. Если, действительно, музыкальное общение было основным механизмом социального взаимодействия на протяжении, как минимум, нескольких миллионов лет, то можно ожидать, что реакция на многие музыкальные элементы заложена генетически. Биомолекулярный анализ митохондриальной ДНК показывает, что все современные люди произошли от крайне немногочисленной (называются цифры ~5000 человек) группы сапиенсов, живших около 200 тысяч лет назад. Музыкальный язык склонен к образованию диалектов так же, как и разговорный (исследователи полагают, местные диалекты являются маркером "свой-чужой" и крайне важны для выживания группы), однако, вероятно, изменяется на порядки медленнее языков разговорных - и можно ожидать, что многие базовые музыкальные элементы всё ещё понятны всему человечеству.

Один такой универсальный музыкальный элемент подробно разбирает Иосиф Жордания. Он обращает внимание на тот факт, что все существующие в мире языки используют одну и ту же интонацию для построения вопросов - повышение высоты звука в конце предложения (более того, в большинстве языков существуют конструкции, которые могут быть как утвердительным, так и вопросительным предложением и различаться только с помощью изменения высоты звука - например, "Идём." и "Идём?"). Лингвисты считают, что вопросительная интонация используется в выражениях с "открытым смыслом" - требуется ответ другого человека для завершения коммуникации. Тем не менее, лингвисты никогда особенно не интересовались происхождением этой интонации, несмотря на её экстраординарную универсальность.

Жордания прослеживает происхождение этого элемента коммуникации очень глубоко - вплоть до наших ближайших родственников, шимпанзе. Шимпанзе издают специальный, "интересующийся" звук (inquiring pant-hoot); находящиеся рядом шимпанзе отвечают на него, т.о. спросивший получает информацию о том, кто и где находится рядом с ним. Этот "интересующийся" крик шимпанзе имеет "вопросительную" интонацию - повышение высоты звука к концу фразы.

Жордания считает, что способность задать вопрос, - исключительно людской феномен, не свойственный больше никому из животных. Несмотря на то, что "говорящие" шимпанзе понимают обращенные к ним вопросы, в т.ч. понимают смысл вопросительных местоимений, могут в точности повторить за человеком сформулированный им вопрос, - тем не менее, шимпанзе сами никогда не обращаются с вопросами к человеку. Хотя в части ответов на вопросы интеллект шимпанзе сопоставим с интеллектом 2.5-летнего ребенка, но в части задавания вопросов любой ребёнок их качественно превосходит.

Возможно, что появление вопросительной интонации и было тем шагом, который позволил использовать звуковое общение вместо груминга; наши древние предки начали деятельно интересоваться, что происходит у других членов стаи. Ребёнок в возрасте ~9 месяцев уже понимает вопросительную интонацию и сам способен её воспроизвести - до того, как скажет первое слово и уж, тем более, освоит какие-то синтаксические конструкции, что говорит о том, что вопросительная интонация, вероятно, более древний феномен, чем речь; кроме того, как мы помним, примерно в том же возрасте дети демонстрируют выдающийся музыкальный слух.