Парадокс: эашатия, А не обман

Мы не считаем, что парадоксальные вмешательства воздействуют силой тактики, обмана или путем создания двойных терапевтических связей, открывающих двери к недоступным ранее областям. Перед лицом необходимости изменить старые схемы мышления или поведения все мы ощущаем амбивалентные чувства. Особенно ярко это выражается в случаях, когда эти схемы относятся к важным для нас измерениям, посредством которых мы придаем смысл своему опыту.

Амбивалентность можно рассматривать как сосуществование противоположных, противоречивых чувств и конструктов, которые появляются, когда мы рассматриваем существенные перемены, и которые вызывают разнородные эмоциональные реакции. Некоторые из них легко опознать, другие, однако, остаются не полностью осознанными на уровне инстинктов. Если терапевт слишком сильно идентифицируется с аргументами в пользу процесса перемен, несмотря на то, выражается ли это прямо или косвенно, он определенным образом присваивает, «колонизирует» эти аргументы, оставляя клиенту или семье лишь аргументы, направленные против изменения (или же их версии «да, но»), а также эмоции, связанные с ними.

И наоборот, когда терапевт, в силу осторожности, идентифицируется с аргументами пациента или семьи против перемен, они, аналогичным образом, сталкиваются с аргументами против («да, но»), на этот раз, однако, против нынешнего состояния в пользу перемен. Как мы уже упоминали ранее, исследования убеждений показали, что значительно более сильно убеждают аргументы, которые мы сами находим, нежели те, которые нам предлагают.

Поэтому мы считаем, что парадоксальные стратегии посредством полного признания их сомнений, страхов дают клиентам аргументы, говорящие за процесс изменений. Если более или менее сознательные аргументы будут «присвоены» терапевтом, пациент имеет тенденцию реагировать «да, но...». Однако, когда аргументы против перемен признаются правомочными и «присваиваются», возникает тенденция реагировать «да, но», теперь уже в пользу изменений. Мы сознательно пользуемся термином «колонизация», поскольку, какими бы хорошими ни были намерения колонизатора, сам процесс колонизации всегда снижает способность к самостоятельному выбору.

Люди, обращающиеся к терапевту, часто жалуются, что определенный опыт или события случаются в их жизни слишком часто, выходя из-под их контроля; или же определенные переживания или состояния кажутся недостижимыми, несмотря на то что они желали бы, чтобы они случались почаще.

Если терапевт видит, что, чем сильнее пациент старается чего-либо избежать, тем упорнее это возвращается, или чем сильнее он стремится достичь желаемого результата, тем больше этот результат ускользает, в этом случае может помочь парадоксальная техника. Нам хотелось бы подчеркнуть, что нет смысла цепляться за парадокс (или, как я где-то слышал, «пригвоздить» клиента парадоксом), поскольку эти техники хороши, если их используют в меру.

Теперь редко, если вообще до этого доходит, мы обращаемся к скрытому вмешательству. Однако мы не хотим притворяться ангелочками, в свое время мы тоже использовали парадоксы. С течением времени наши взгляды изменились. Как и большинство наших коллег, мы больше не рассматриваем терапию в категориях антагонизма. Однако, в те времена когда мы видели терапию именно так, краткосрочные терапевты помогли существенно расширить наши знания о способностях людей к изменениям, а также о процессе терапии, — знания, на основе которых новое поколение терапевтов может многое создать.

Глава 13. Безответственность и чрезмерная ответственность: две стороны одной медали*

«Благодарность — это переодетая ненависть».

Фридрих Ницше

«Любовь, которая никого не желает ранить, все еще является чем-то между эготизмом и

эгоизмом».

ЖулианФэй (1988)

«В любом возрасте ребенок может быть поставлен перед необходимостью взять на себя ответственность в случае смерти одного из родителей или распада семьи. Такой ребенок раньше времени взрослеет и теряет спонтанность, беззаботность и творческий импульс».

Д. Винникотт

Пару лет назад, во время какой-то конференции, я показал видеозапись о семье, в которой была 17-летняя девушка, страдающая булимией, и ее 14-летняя сестра, у которой появились более серьезные нарушения. Интервью охватывало три поколения: дважды разведенную мать девочек, тяжело работающую и ожесточившуюся бабушку, которая чересчур старалась помогать в семейной жизни.

*Данная глава является отдельной работой Брайана Кейда, которую мы приводим целиком с небольшими изменениями.

В комментарии, который я представил, содержалось утверждение, что родители, безгранично посвящая себя детям, отдавая им все свои силы, но неохотно беря что-либо взамен, могли вызвать у ребенка чувство неоплаченного долга, вины, ощущение отсутствия собственной ценности и убеждение, что он не заслуживает всего этого и не в состоянии отплатить долг благодарности. Тот факт, что родитель не требует этой «платы», только ухудшает проблему. Я представил гипотезу, что такого типа дети могут иметь серьезные проблемы, когда им приходится покидать дом, и что можно назвать четыре типа патологии, вызывающие эффект «отягощения» названными чувствами. Три из них ярко проявлялись на моей кассете.

Я представил их в следующей последовательности, соответствующей возрастанию тяжести нарушений.

1. Такие люди могут искать оправдания своей жизни и «платить долг», принимая аналогичную роль в отношениях с другими — посвящая себя другим и не требуя ничего взамен, особенно от собственных детей. Таким образом, чувство неполноценности и долга передается следующему поколению. Эти люди часто терпят поражения в отношениях с внешним миром, оставаясь тесно связанными с родительским домом, а иногда вообще не покидают его.

2. Они пытаются сбросить с себя это ярмо, отрицая существование такого «долга». Иногда доходит до экстремальных типов поведения или позиций, не принимаемых семьей или обществом. Эти люди, однако, часто остаются в изоляции, полные чувства вины, отчаянно ищут понимания, часто попадая в отношения «палач — спаситель», или, потерпев поражение, возвращаются домой.

3. Они отступают с поля боя с развитием симптомов психиатрического характера.

4. Они могут стать очень ответственными представителями различных профессий, ориентированных на оказание помощи другим. М'еня удивило, что, несмотря на то что четвертый пункт я ввел как шутку, реакция слушателей была очень сильной. Определенная часть их почувствовала себя угнетенной, многие позднее подходили ко мне, говоря, что я очень хорошо охарактеризовал определенные аспекты их семейной жизни, их прошлые и современные проблемы. Данная работа является ответом для многих людей, связанных с такими профессиями, представителей которых мы просим пристальнее присмотреться к этому явлению.

Три уровня ответственности

Как говорил один из героев книги Дороты Сей-ер, лорд Питер Уимзи: «Жизнь — это лишь одна чертовщина за другой». Думаю, что члены семьи лучше могут справиться с таким положением, если в одинаковой степени задействуют три уровня ответственности (конечно, сюда не должны входить периоды кризисов или исключительных обстоятельств):

1. Ответственность родителя за развитие и благосостояние ребенка, развитие его самостоятельности, и, в свою очередь, ребенка, когда он вырастет, — за благосостояние больных или престарелых родителей.

2. Супружеская ответственность за продолжительность и развитие супружеских отношений, включая сюда заботу о нуждах и интересах супруга/супруги.

3. Ответственность за собственные нужды и саморазвитие как отдельной личности.

Чрезмерная ответственность в любой из этих областей и, вследствие этого, пренебрежение другими приводит к снижению гибкости и увеличивает возможность возникновения проблем.

Один клиент среднего возраста сказал мне, описав многолетние усилия по воспитанию детей (в особенности младшего сына) и уходу за весьма требовательной стареющей матерью: «Мы поняли, что стали ограниченным набором формальных ролей, что мы не женщина и мужчина со своими потребностями, которые являются также родителями, супругами, детьми и т. д. Теперь нам кажется, что мы все делали неверно, ничего не достигли. Мы оба полностью исчерпали себя. Мы боимся, что потеряли сына, я боюсь, что потерял родителей, и обоим нам кажется, что мы потеряли себя».

Иван Бошорменый-Наги (1986) является создателем терапии, основанной на анализе трансакци-онных схем между поколениями, существующих в категориях подсчета ответственности, справедливости, честности, лояльности и доверия, а также опирающихся на анализ последствий, которые являются результатом союза, основанного на использовании партнера, в особенности, когда его последствия ложатся на детей. Эти работы, возможно из-за сложного стиля, определенной тенденции к догматичному морализированию и из-за нападок на стратегическую, структурную, системную и поведенческую терапию, оказали значительно меньшее влияние на семейную терапию, чем они того заслуживают. Я считаю, что это большая потеря, поскольку они предлагают глубокий взгляд на отношения между поколениями и шаблоны мышления несмотря на то, что эти работы не поднимают проблему, каким образом конкретные, мыслительные и поведенческие шаблоны возникают, закрепляются и передаются далее.                          *

Рассуждая о последствиях чрезмерной ответственности, Бошорменый-Наги и Спарк утверждают:

«Во всех значительных тесных межчеловеческих отношениях присутствуют элементы: давать и принимать, относиться к кому-либо честно или нечестно, брать и не отдавать или получать, не имея возможности отблагодарить. Мученичество или излишняя жертвенность, превращение кого-либо в козла отпущения являются иллюстрацией отсутствия равновесия и взаимности в связях. Эти связи стимулируют чувство вины и эмоционального долга, могут вызвать отчаяние из-за чувства неспособности заплатить по семейным счетам ни посредством эмоциональных инвестиций, ни конкретными поступками. Поскольку мы исходим из принципа, что ребенок получает от родителей и имплицитно он в долгу по отношению к ним, нежелание родителей принимать что-либо от детей мы воспринимаем крайне негативно, как и неспособность давать» (1984).

Формативный опыт

Тенденция принимать роль «сверхответственности» (или наоборот — избегать ответственности) может происходить из ряда разнообразных формативных ситуаций, из которых в моей практике я чаще всего встречался со следующими:

1. Хаотичяое и конфликтное окружение, несчастное и отталкивающее, где ответственность (часто угнетающую) над этим хаосом и опеку над другими родители или другие взрослые перекладывают на ребенка. Хотя это требование ставится более или менее прямо, ребенок редко награждается за свои усилия, которые считаются очевидными, зато часто получает критику и насмешки. В результате ребенок всегда страдает от чувства низкой самооценки и воспринимает семейные проблемы как подтверждение своего поражения.

2. Хаотичная, конфликтная и отталкивающая среда, где ребенок сам берет на себя чрезмерную ответственность, пытаясь таким образом контролировать хаос и заботиться о других членах семьи (детях или взрослых). Так же как в случае предыдущей группы, он редко получает их благодарность. То, что он делает, считается естественным, а это часто травмирует его чувства. Ребенок страдает от низкой самооценки и обвинений.

3. Хаотичная или излишне контролируемая, жесткая, безрадостная среда, где ребенку навязывается роль родителя, впутывающая его в отношения со взрослыми, за которые он в результате становится ответственным.

4. Хаотичная или нехаотичная среда, где ребенок ощущает себя недостойным получателем, что является поводом к постоянным актам самопожертвования. Особенно это касается ситуации, где этот взрослый не в состоянии или не желает принять ничего взамен от ребенка.

5. Опыт существования нежеланным, отброшенным, использованным, козлом отпущения ведет к позиции «я плохой» (в противном случае со мной бы этого не случилось) и, впоследствии, к постоянно возобновляемым попыткам быть принятым (пытаясь быть «хорошим») или согласившись быть «плохим».

Существенную роль здесь играют определенные культурные мифы, касающиеся значения отношений и ответственности. В большинстве культур от женщин ждут ответственности за воспитание детей и эмоциональный климат в семье. Все еще существует множество мифов о «естественных» различиях в поведении между мужчинами и женщинами: мужчины должны быть храбрыми и более сильными, более рациональными, агрессивными и сексуальными, у них лучше развито абстрактное мышление. Эти черты все еще чтутся традицией и воспринимаются как положительные качества.

Женщины считаются более эмоциональными, терпеливыми, любящими и т.п. Я также считаю, что религиозность, подчеркнутая послушность, ощущение вины, покорность, утверждение, что большим благословением является умение давать, нежели брать, часто оказывается чертой формативного общества, где один или более взрослых посвящают себя другим. Данная работа в основном занимается ситуациями, где сверхответственность или ее отсутствие стали значительными чертами, однако эта проблема касается, в большей или меньшей степени, всех семей, так же как и других групп.