Историческая наука и власть: начало нового этапа в развитии советской историографии

Ситуация резко изменилась в 1931 г. после публикации известного письма И.В. Сталина в журнал «Пролетарская революция» - «О некоторых вопросах истории большевизма». Сталин выступил против статьи Слуцкого, в которой историк упрекал Ленина за недооценку центризма в германской социал-демократии в предвоенный период. Сталин решил, что этот упрек рав­носилен упреку в недооценке оппортунизма, в отказе от непри­миримой борьбы с ним. А далее он формулирует вывод, сыгравший важную роль в дальнейших судьбах исторической науки: «Вопрос о большевизме Ленина вы вновь (курсив мой. — А. С.) думаете превратить из аксиомы в проблему, нуждавшуюся в "дальнейшей разработке"». Сталин считал это «гнилым либерализмом». «Клевету нужно заклеймить, а не превращать в предмет дискуссии», нельзя вести дискуссии с фальсификаторами истории, утверждал он в заключение. Сталин связывал этот вопрос с борьбой партии против оппортунизма всех мастей, против троц­кизма, против мировой контрреволюции, против всех, кто под­держивал тезис о «невозможности построения социализма в СССР»⁴'.

Письмо партийного лидера, захватившего к тому времени без­оговорочно власть в стране, стало моделью для последующих дис­куссий. Надлежало обсуждать лишь то, что было действительно дискуссионным, что не являлось аксиомой. Но как это опреде­лить? Как выявить разницу между «клеветой», «гнилым либера­лизмом», «фальсификацией истории» и действительной научной проблемой? Историческая наука вступила в безбрежное море субъективизма, злейшей конъюнктуры, которой она не знала до той поры. К тому же Сталин призвал к усилению «классовой бдительности», обострению борьбы с буржуазной идеологией, за­мене «старых спецов» «красными специалистами»; указал на «вредительство» как одну из главных опасностей для строитель­ства социализма⁴³.

Письмо Сталина широко обсуждалось. Состоялись специальные заседания в Обществе историков-марксистов, в исторических журналах. Наркомпрос РСФСР принял постановление «О пе­ресмотре программ по истории классовой борьбы в связи с пись­мом т. Сталина в редакцию журнала "Пролетарская революция"»⁴⁴.

В исторической науке началась волна погромов, коснувшаяся в основном представителей старой школы. С.Ф. Платонов и Е.В. Тарле были заклеймены как «вредители» и «контрреволюционеры», дискуссии стали отличаться невиданной ранее идеологической разнузданностью, нагнетанием политических страстей, навеши­ванием жестких ярлыков. Историки-марксисты пожинали плоды своей нетерпимости первых революционных лет. Сталинская программа реорганизации исторической науки легла на уже дос­таточно подготовленную для этого почву, хотя и Покровского, и Ярославского, и некоторых молодых историков, и видных деяте­лей партии заботило больше состояние исторических исследова­ний, нежели поиски «врагов» в науке⁴⁵.

Все зловещие черты времени выявились уже в ходе очередной дискуссии по истории революции 1905 г. Поводом для нее стал выход в свет в 1936 г. книги П.О. Горина «Очерки по истории Советов рабочих депутатов в 1905 г.» и второго тома «Истории ВКП(б)» под редакцией Ем. Ярославского. В журналах, Комакадемии, ИМЭЛ при ЦК ВКП(б) прошли обсуждения. По сущест­ву, речь вновь зашла о закономерности Октябрьской революции, ее предпосылках, перерастании буржуазно-демократической ре­волюции в социалистическую. Дискуссия носила ярко выраженный антименьшевистский и антитроцкистский характер. Колле­ги упрекали П.О. Горина в том, что его выступление против вра­гов ленинизма находилось не на уровне времени. Горин в свою очередь направил в журнал «Историк-марксист» рецензию на второй том «Истории ВКП(б)» с рядом критических замечаний, что вызвало острое недовольство Ярославского. Однако редакция журнала отказалась публиковать его ответ. Дело дошло до Стали­на, который предписал редакции напечатать ответную статью Ярославского⁴⁶. Это было первое прямое вмешательство Сталина в ход исторической дискуссии.

Конец 1931 — начало 1932 г. прошли в нервной обстановке проработок, покаяний, самокритики, на которую вынужден был пойти даже такой верный сталинист, как Ярославский, не гово­ря уже об «исторических сошках» более мелкого масштаба. Пси­хоз разоблачений сопровождался усилением в исторической на­уке культа личности Сталина. В тяжелом положении оказались журналы «Пролетарская революция» и «Каторга и ссылка», кото­рые прямо обвинялись в «гнилом либерализме. Составы редак­ций и редколлегий этих журналов стали быстро меняться. Вско­ре журнал «Каторга и ссылка» был закрыт, а Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев в 1935 г. распущено.

Начался со­крушительный разгром научного наследия М. Н. Покровского. Чем это было вы­звано? В советской историографии бытует мнение, что критика взглядов Покровского была необходима, что в ходе ее историки овладевали марксистско-ленинскими принципами историческо­го исследования, преодолевали ошибки самого Покровского'. Критика велась примерно в том же стиле и тоне, что и критика самим Покровским его учителя В.О. Ключевского и соученика П.Н. Милюкова. Тем_не менее были ли у этой критики действи­тельно «научные» причины?

Непосредственно она разворачивается после публикации в цент­ральных газетах 27 января 1936 г. сообщения «В Совнаркоме Сою­за ССР и ЦК ВКП(б)». В нем излагались решение от 16 мая 1934 г. и краткое содержание замечаний Сталина, Жданова и Кирова по поводу конспектов учебников по истории СССР и новой истории, подчеркивалась неудовлетворенность представленными текстами. Здесь был употреблен термин «историческая школа» Покровского, со взглядами которой и предстояло бороть­ся. Столь ответственные негативные оценки давались без всяких доказательств, причем облекались в форму партийного документа. Все это, разумеется, предопределило и направленность, и содер­жание критики. Она велась в уже отработанных формах.

Соответственно в 1939 и 1940 гг. вышли сборники «Против исторической концепции М.Н. Покровского» и «Против анти­марксистской концепции М.Н. Покровского». Знаменательно, что в них приняли участие и ученики Покровского, стремивши­еся продемонстрировать отказ от взглядов учителя, и многие из его коллег, испытавшие на себе перегибы в критике их работ как самим Покровским, так и его учениками.

В первом сборнике в хронологической последовательности выделялись стержневые проблемы истории русского средневеко­вья. Среди его авторов были крупнейшие ученые того времени -Б.Д. Греков, СВ. Бахрушин, К.В. Базилевич¹⁰. Они вели крити­ку взглядов Покровского в сдержанных тонах, упрекая его глав­ным образом в незнании ряда общеизвестных источников, что привело к ошибочным представлениям и концепции «торгового капитализма», слабость которой сознавалась давно.

Кроме вышеназванных историков, в сборнике выступили А Панкратова, А. Савич, М. Нечкина, В. Пичета, Н. Дружинин, Е. Мороховец, Д. Баевский, А. Сидоров, А Ерусалимский. Но в их статьях уже не было систематического представления об ис­торических взглядах Покровского. Они были избирательны по своей тематике, принцип подбора которой ясен: учитывалась ли­бо особая актуальность для предвоенных лет некоторых проблем в освещении Покровского, где проявлялся его «национальный нигилизм», либо критика отдельных положений на основе оце­нок «Краткого курса истории ВКП(б)».

На первый сборник появились рецензии. Особенно важно от­метить среди них рецензию Н.Л. Рубинштейна (не путать с НЛ. Рубинштейном, автором «Русской историографии». — Н. И.) в журнале «Под знаменем марксизма»". Ее автор в свое время был не только учеником Покровского, но и его апологетом. Те­перь тот же Рубинштейн признавал недостаточную критическую направленность исторической концепции Покровского и его «школы» в первом сборнике, а также выражал недовольство статьей А.М. Панкратовой, которая, критикуя антимарксистские взгляды Покровского, допускала большое количество оговорок. А Н.М. Дружинин прямо обвинялся в протаскивании ложной, ан­тимарксистской трактовки Крымской войны.

В результате критики название второго сборника получило яр­ко выраженную политическую окраску - «Против антимарксист­ской концепции М.Н. Покровского». Ответственным редактором его стал самый агрессивный автор первого сборника - АЛ. Си­доров, а открывался он зубодробительной статьей Ем. Ярослав­ского - «Антимарксистские извращения и вульгаризаторство так называемой школы Покровского», которая задавала тон всему сборнику. Второй сборник был полностью выдержан в духе тог­дашней идеологической ситуации и уже не вызвал нареканий критики.

Все вышеизложенное доказывает, что никаких научных при­чин заниматься критикой взглядов Покровского в конце 30-х гг. не было, ибо уже к середине 30-х гг. советская историческая на­ука при активном участии того же Покровского была накрепко вбита в прокрустово ложе марксизма-ленинизма.

Причины фактического уничтожения исторического наследия Покровского лежали в иной сфере, и в советской историографии этой темы не касался никто. Бессмысленные споры, ведущиеся в течение десятилетий, был ли Покровский историком-марксистом, или историком-большевиком, или ни тем ни другим, ни о чем, кроме политической ангажированности советской исторической науки, не свидетельствуют. Конечно, никто не решался писать о реальных причинах. А дело было в том, что с конца 20-х гг. внут­риполитическая ситуация в стране стала в корне меняться. Пок­ровский уловил эти веяния слишком поздно. Он продолжал обли­чать русских историков-«государственников» тогда, когда в совет­ском государстве стало нормой политическое вмешательство во все сферы жизни страны. Покровский продолжал писать о быст­рых темпах экономического роста России перед октябрьским пе­реворотом, в то время как стоящие у руля государства деятели уже стали обращать особое внимание на отсталость Российской импе­рии. Он, наконец, по старинке настаивал на сходстве русского и западноевропейского пути развития, тогда как Сталин уже утвер­дил догмат о национальном происхождении русской революции и узаконил национальный взгляд на «своеобразие» русского про­шлого. И главное - Покровский отрицал роль личности, тогда как обращение к великим деятелям прошлого становилось основой патриотического воспитания. Словом, квазимарксистские истори­ческие построения Покровского перестали отвечать политическим и идеологическим требованиям времени. И его предсмертные по­каяния 1930-1931 гг. уже ничего не могли изменить. Сокруши­тельная, с навешиванием политических ярлыков, критика истори­ческих взглядов Покровского была предрешена.

А теперь возникает вопрос: существовала ли вообще «школа» Покровского, о которой говорилось в партийной печати и упо­миналось в постановлении? Конечно, Покровский много внимания уделял преподаванию и подготовке кадров молодых истори­ков-марксистов. В 20-х и даже в начале 30-х гг. историческая концепция Покровского доминировала в среде советских исто­риков. Ее поддерживали В.Д. Преображенский, С.А. Пионтковский, А.Л. Сидоров, А.Е. Пресняков, Б.Д. Греков, М.В. Нечки-на. Идеи Покровского как марксистские проникали в литерату­роведение, историю и теорию искусств.

Критика ошибок Покровского поставила его же гонителей в очень сложное положение, ведь это осуждение равносильно, по сути, признанию лучших достижений ниспровергнутой «буржу­азной» науки, возвращению все к тем же Соловьеву, Чичерину, Ключевскому, Милюкову и Плеханову. А значит, попытка офор­мить «марксистскую» концепцию русского исторического про­цесса завершилась провалом. Нелепо было рассчитывать на сов­мещение научного инструментария «старой» исторической науки и марксистской идеологии и на этой базе создать идеологически и политически приемлемую для новой власти «научную» версию неизбежности победы в России социалистической революции. Отсюда и пролеткультовские попытки Покровского и его учени­ков «отряхнуть прах "старой" школы» со своих ног, что ничего не могло дать, кроме объективного признания слабости идеоло гии октябрьского переворота как раз в том, в чем большевики видели его силу: в его внезапности и несоответствии экономиче­скому развитию России.

Судьба «школы» Покровского во многом определила будущее советской исторической науки. Могли ли в таких условиях сло­житься какие бы то ни было научные школы? Понятие «научная школа», таким образом, приобрело чрезвычайную расплывчатость.

Перестройка научных учреждений и исторического образования.

В истории советской исторической науки середина 1930-х гг. является важным рубежом. В это время отечественная историография претерпела радикальные изменения, надолго определившие дальнейший путь ее развития. В годы, непосредственно предшествующие реформе в области исторического образования и науки, то есть на рубеже; 1920-1930-х гг., руководством Наркомпроса, опирающимся на сформированные в послереволюционные годы кадры марксистских историков, были подведены итоги развития науки переходного периода. К концу 1920-х гг. марксистская идеология стала господствующей в отечественной исторической науке и жизни общества.

В конце 1920-х- начале 1930-х гг. В СССР происходит укрепление народного хозяйства, разрушенного в ходе первой мировой войны, революции, гражданской войны и интервенции, и начался процесс индустриализации и коллективизации. За годы советской власти существенно возрос общеобразовательный уровень населения страны. Эти изменения неизбежно вызывали новые потребности общества в общественных науках. В 1933 г. к власти в Германии пришел фашизм во главе с Гитлером. Фашистские идеологи не скрывали своих притязаний на Восточную Европу и, прежде всего - СССР.

В новых исторических условиях, с нарастанием угрозы войны идея интернационализма перестает быть актуальной. Перед общественными науками встает задача воспитания в духе патриотизма граждан страны. В свою очередь патриотическое воспитание неразрывно связано с осознанием исторического опыта прошлого, то есть, с получением знаний по гражданской истории.

В начале 1930-х гг. НКП РСФСР сделал попытку ввести в школьное преподавание обществоведения элементы истории. Однако при этом он столкнулся с проблемой, когда учащиеся не могли усвоить нового учебного курса без введения в школьные программы систематического преподавания отечественной и зарубежной истории. Это наглядно продемонстрировали проведенные работниками наркомата обследования школ. В недрах самого Наркомпроса была проведена работа по подготовке реформы школьного исторического образования, в чем большая роль принадлежала наркому просвещения РСФСР А.С.Бубнову. Для ее успешного проведения потребовались квалифицированные кадры преподавателей, новые учебники, написанные с марксистских позиций, а это уже выходило за рамки компетенции НКП РСФСР.

В этих условиях 15 мая 1934 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) подписали Постановление «О преподавание гражданской истории в школах СССР». Именно этот партийно-правительственный документ начинает отсчет нового этапа в развитии исторической науки в СССР, так как он «лавинообразно» вызвал реформы в школьном и вузовском историческом образовании, организационном строении самой исторической науки, изменении ее проблемно-тематической структуры и понимания самого предмета отечественной истории. С этой точки зрения представляется неправомерным завершение второго этапа в развитии советской исторической науки концом 1920-х годов.

Постановлением «О преподавании гражданской истории в школах СССР» вводились в школьные программы курсы отечественной и всеобщей истории. Однако, в 1920-е гг. в школах история не преподавалась, ее заменяло обществоведение. Таким образом, восстановление школьного исторического образования неизбежно вызывало реформу вузовского, так как школа нуждалась в учителях истории. С сентября 1934г. восстанавливаются исторические факультеты МГУ и ЛГУ, а затем и в других университетах и пединститутах. В качестве основного структурного подразделения факультетов становятся кафедры. Тем самым восстанавливалась определенная преемственность с дореволюционным университетским образованием.

В свою очередь, восстановление вузовского исторического образования требовало специалистов высшей квалификации для работы на исторических факультетах. Происходило существенное расширение системы аспирантуры. Реформа вузовского образования была затруднена существовавшим «многоцентрием» в организационном строении исторической науки, параллелизмом в работе. По этой причине происходило распыление исследовательских сил.

Отрицательно сказалось организационное строение науки и на процессе создания учебников для школ | и вузов, так как АН СССР занимались в основном дореволюционной тематикой, ГАИМК - историей докапиталистических формаций, Комакадемия - революционно-освободительной проблематикой. В результате создание обобщающих трудов было крайне затруднено.

Как следствие, во второй половине 1930-х гг. происходит организационная перестройка самой исторической науки. Ведущим центром становится Институт истории АН СССР, куда входит Институт Комакадемии. Значительная часть ГАИМК становится Институтом материальной культуры им.Марра в структуре АН СССР. Таким образом, исследовательская работа была сосредоточена в едином академическом центре. Происходит процесс своеобразного кадрового синтеза историков-марксистов и предсхавихелей «схарой школы», принявших методологию марксизма. Друхим центром научно-исследовательской и преподавахельской работы схановяхся кафедры исхорических факульхехов.

Создание в 1934-1936 хг. учебников для школы выявило целый ряд нерешенных, хохдашнеи исторической наукой вопросов и осхро посхавило их перед исследовахелями. В эхих условиях задачи написания школьных учебников определили тематику научных исследований исхориков. Эхох процесс шел ох просхого к сложному: учебник для начальной школя; для средней; вузовский учебник и, наконец, появление многохомных обобщающих хрудов. Таким образом, в ходе написания учебника по Элементарной истории СССР для начальной школы, происходило схановление нового понимания самохо предмеха охечесхвенной исхории, чхо имело исключихельно важное значение для пахриохическохо воспихания масс. С эхой хочки зрения схановихся поняхным внимание к созданию учебника со стороны пархийных и правительственных органов и лично И.В.Сталина, А.А.Жданова.

Формально партийно-правительственные документы середины 1930-х гг. были посвящены школьному историческому образованию и вопросам создания учебников. Однако, принятые 14 августа и опубликованные для широкой общесхвенносхи 26 января 1936 г. «Замечания по поводу конспекха учебника по исхории СССР» и «Замечания о конспекхе учебника новой исхории», в совокупносхи с Посхановлением ох 15 мая 1935 х., факхически содержали в себе основу новой исхорической концепции. Именно здесь речь шла о «гражданской исхории», под кохорой понимался весь исхорический процесс в (его многообразии, предполагавший хвердые знания биографий конкретных исторических лиц и событий в хронологической последовательносхи.

Такое понимание хражданской исхории шло вразрез с развихием исхорической науки предшествующих лех, с хеорией экономического махериализма, на кохорой воспитывались историки-марксисты 1920-х гг. Позиции историков-марксистов во многом были сформированы под влиянием академика М.Н.Покровского. Именно поэтому «Замечания...» нацеливали на преодоление ошибок, так называемой «школы Покровского». Именно под влиянием партийно-правительственных документов по вопросам истории середины 1930-х гг. разворачивается критика наследия ученого.

В ходе критики М.Н.Покровского были вскрыхы многие ошибочные положения, сущесхвовавшие в исхорической науке, преодолено влияние экономического махериализма. Однако, крихикуя академика М.Н.Покровского некоторые историки допускали перегибы и доходили до политических обвинений в адрес ученого. Зачастую такими критиками являлись сами ученики академика, такие как А.М.Панкратова, П.О.Горин. Тем самым они пытались отмежеваться от «школы Покровского», руководствуясь, прежде всего полихическими соображениями. В результате критического переосмысления наследия ученого были достигнуты значительные позитивные достижения¹. Они заключались в следующем: историки освободились от влияния на них теории торгового капитала; произошел переход от абстрактно-социологических схем к конкретно-историческим исследованиям на основе анализа источников, устранялась путаница и вульгаризаторство в терминологии. В то же время в ходе критики был выявлен целый ряд неразработанных еще проблем в отечественной истории и начата исследовательская работа по ним. Произошел переход к изучению исторического процесса без какой-либо хронологической и, в значительной мере, тематической, усеченности.

Способствовал активизации критической деятельности советских ученых и происходивший процесс фашизации исторической науки в Германии. В критики анализа измышлений фашистских историков по вопросам русской и всеобщей истории также был выявлен круг проблем, требующих немедленного тщательного исторического анализа.

Критическая деятельность советских историков, начало которой положили партийно-правительственные документы, способствовала расширению проблемно-тематической структуры исторических исследований в предвоенные годы. Однако этим ее значение не исчерпывалось. В большинстве статей, вышедших в конце 1930-х гг. помимо критики уже содержались и попытки нового осмысления советскими историками ряда проблем. Таким образом, она способствовала усилению позитивно-исследовательской работы.

Задачи, поставленные перед советской исторической наукой по созданию

I

учебников истории также требовали от ученых скорейшей разработки целого ряда проблем. В связи с этим содержание значения «Постановления о преподавании гражданской истории» и «Замечаний» значительно шире, чем просто постановка школьного исторического образования и создание учебной литературы.

Именно поэтому становиться понятным объявление конкурса на создание учебника по истории СССР для начальной школы. Фактически в нем в той или иной степени приняли участие все ведущие историки, специалисты в области отечественной истории. Даже после подведения итогов, победивший учебник «История СССР. Краткий курс» под редакцией А.В.Шестакова подвергся тщательной доработке, в которой принял участие и идеолог партии, секретарь ЦК ВКП(б) А.А.Жданов.

После издания учебник А.В.Шестакова стал своего рода конспектом для написания учебника для средней школы, а затем для вузов. Как результат школьники получили учебник «История СССР» под ред. А.М.Панкратовой, были созданы вузовские учебники, и лишь позже, в предвоенные годы, началась работа по подготовке к изданию многотомного обобщающего труда по истории СССР.

Однако следует отметить и некоторые негативные моменты в осуществляемом в 1930-х гг. партийно-правительственном руководстве исторической наукой. Прежде всего, в самих постановлениях содержались некоторые неверные положения, которые утвердились в науке, такие как «полуколониальная зависимость России накануне Октябрьской революцией», «зависимость российского царизма и буржуазии от Запада», неверная периодизация новой истории западных стран и др.

Фактически рекомендованный жюри правительственной комиссии к изданию учебник под редакцией А.В.Шестакова явился изложенной в сжатом виде концепцией отечественной истории, принятой в середине 1930-х гг. советской исторической наукой. Определенное влияние на содержание учебника оказал процесс складывающегося в стране культа личности И.В.Сталина. Так, при оценке событий революции и гражданской войны замалчивались имена исторических деятелей, подвергшихся к тому времени репрессиям. А ведь в «Постановлении...» говорилось об изучении истории «...с обязательным закреплением в памяти учащихся <...> исторических деятелей...». В тоже время преувеличивалась роль самого И.В.Сталина и его окружения. При освещении событий гражданской войны выпячивалась роль и значение Южного фронта по отношению к другим, поскольку членом Реввоенсовета там был будущий генсек. В тоже время о командующем А.И.Егорове не было ни слова. Изложение периода, последовавшего после окончания гражданской войны, содержало восхваление «верного соратника и помощника В.И.Ленина тов.Сталина».

Еще большему влиянию культа личности подвергся написанный под редакцией Е.Ярославского и изданный в 1938 г. учебник «История ВКП(б). Краткий курс». Оценка этого учебника крайне противоречива. С одной стороны, это фактически первый крупный обобщающий труд по истории партии, с другой, при написании авторы подчас отходят от истины в угоду политической конъюнктуры. Отсюда вытекали и содержащиеся в нем фактические, методологические и теоретические ошибки.

Таким образом, подводя итог, следует отметить, что начало новому этапу в развитии отечественной исторической науки положили постановления партии и правительства по вопросам преподавания истории в школе середины 1930 хгг. Эти документы вызвали перестройку всей системы исторического образования в стране и организационную перестройку самой исторической науки. В ходе работы над школьными учебниками шло утверждение новой концепции отечественной исторической науки, расширялась ее проблемно-тематическая структура. Этот процесс шел под пристальным вниманием со стороны руководства партии и правительства. В середине 1930-х гг. произошел отказ от позиции «национального нигилизма» в изучении отечественной исторической науки и переход на позиции национально- патриотические (в рамках «советского патриотизма»). С другой стороны, при изучении историками советского периода все более начинало сказываться влияние культа личности. Как.результат этих процессов в предвоенные годы произошло смещение исследовательских интересов в сторону дореволюционной истории, что было глубоко позитивным явлением. В 1930-е гг. было подготовлено значительное число советских историков, в последующие годы сыгравших определяющую роль в развитии отечественной [исторической науки.