Печатно-пропагандистские замыслы Петрашевского

 

В целях пропаганды своих материалистических и демократических идей утопического социализма Петрашевский принял участие в издании «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка». С помощью Валериана Майкова, разделявшего идеи утопистов, Кирилову удалось в 1845 году издать выпуск словаря (до слова «Марионетки»). Есть основания предполагать, что радикальные статьи типа «Анархия» или «Деспотизм» принадлежат скорее перу Петрашевского, чем Майкова. Второй выпуск словаря (до слова «Орден») вышел уже под редакцией Петрашевского, большинство статей этого тома написано им.

В статьях «Натуральное состояние», «Непотизм», «Новаторсгво», «Новатор», «Нормальное состояние», «Овенизм», «Органическая эпоха», «Организация производства или произведения» излагаются идеи утопических социалистов. Золотой век, подчеркивал Петрашевский вслед за Сен-Симоном, не позади, а впереди нас: человечеству присуще бесконечное совершенствование. Всестороннее и гармоническое развитие личности должно стать идеалом нормального общества: не личность нужно приносить в жертву обществу, а само общество должно быть так организовано, чтобы оно максимально удовлетворяло потребности каждого. Только тогда будет достигнуто счастье человечества. Если же в современном обществе господствует зло, процветают насилие и порок, люди не равны по состояниям и по положению, между ними растет вражда, то необходимо радикально «изменить формы организации» общества. Человечество должно добровольно объединиться в коллективы, в ассоциации, создать общую собственность на орудия производства, материалы, на недвижимые ценности, и каждый будет получать свою долю дохода пропорционально «содействию, оказанному им в умножении общественного богатства».

Иными словами, во втором выпуске «Карманного словаря иностранных слов» Петрашевский изложил общие принципы утопического социализма, как бы объединяя учения Сен-Симона, Фурье и Оуэна, выделяя именно общие их начала и затушевывая разногласия и противоречия.

В словаре описания более обобщенные, схематические, ноПетрашевский снабдил статьи обильными ссылками на труды Фурье и других утопистов. В апреле 1846 года второй выпуск словаря поступил в книжные магазины. Петрашевский запутал цензора Крылова многочисленными вставками и поправками в рукописи, так что в результате уже невозможно было понять, что цензор читал и утверждал, а что вписано потом, без его ведома. Корректуру же из типографии Крылов не читал, то ли по лени, то ли по легкомысленному доверию, и, таким образом, словарь вышел из печати и поступил в продажу в совершенно бесцензурном виде, с обилием антимонархических и антиклерикальных тирад, не говоря уже о пропаганде социалистических идей.

Правда, и петербургский цензурный комитет, и министр народного просвещения граф С.С. Уваров спустя несколько дней спохватились и запретили второй выпуск словаря, но было уже поздно: около 400 экземпляров разошлось; оставшиеся 1600 экземпляров были впоследствии уничтожены. Позднее правительство заметило крамольность и первого выпуска; обсуждалось увольнение Крылова от должности цензора, но в 1849 году уволили самого министра Уварова: он оказался для Николая I слишком либеральным! Новый министр, князь П. А. Ширинскнй-Шихматов, хорошо относившийся к Крылову, ограничился выговором.

Так произошел первый конфликт Петрашевского с самодержавной властью, закончившийся пока для него безболезненно. А словарь имел громадный успех у читающей и думающей публики. Белинский напечатал в «Отечественных записках» (1845, №5) рецензию, в которой дал весьма высокую оценку первому выпуску, поэтому на словарь обратили внимание, и еще до выхода второго выпуска он стал широко известен.

После запрещения словаря Петрашевский не оставил своих печатно-пропагандистских замыслов. Весной 1848 года в Петербургской губернии должны были состояться дворянские выборы. Дворяне всей губернии съезжались, чтобы избрать предводителя дворянства, судебных заседателей и т. п. Петрашевский отпечатал перед выборами литографированную записку под заглавием «О способах увеличения ценности дворянских или населенных имений», в которой предлагал разрешить купцам покупать помещичьи земли вместе с крестьянами, которые при этом переставали быть крепостными, и уравнять таких купцов с помещиками в дворянских собраниях; организовать по стране широкую сеть кредитных учреждений, банков, сберегательных касс в помощь землевладельцам, улучшить судопроизводство и надзор за администрацией и т. д. По существу это была попытка постепенного преобразования крепостнической системы.

Петрашевский отпечатал свою записку более чем в 200 экземплярах. Он раздавал ее петербургским дворянам, съехавшимся для участия в выборах; естественно, распространял среди участников своего кружка, а также рассылал ее знакомым по всей стране: в Киев, Казань, Тамбов, Ярославскую губернию.

Крепостники враждебно встретили записку Петрашевского. Губернский предводитель дворянства А. М. Потемкин, вероятно донесший о ней императору, передал Петрашевскому устное запрещение Николая I рассуждать о подобных предметах. Мечта Петрашевского о публичном обсуждении записки развеялась. Вместо этого он попал под надзор III отделения и полиции, и с этого момента слежка за ним не прекращалась до самого его ареста.

 

Кружок петрашевцев

 

Самой значительной организацией русских утопических социалистов стал кружок Петрашевского. Он начал создаваться осенью 1845 года. По имени руководителя одного из них - М.В. Буташевича-Петрашевского - его участники были названы петрашевцами. В кружок входили чиновники, офицеры, учителя, писатели, публицисты и переводчики.

С весны 1846 года собрания в доме Петрашевского приобрели довольно систематический характер, был избран определенный день - пятница. Первоначально участников было немного, не более 10-15 человек, но это был цвет тогдашней интеллигентной молодежи Петербурга.

В первый период (1845-1846 гг.) среди посетителей известны: М.Е. Салтыков - будущий знаменитый сатирик Салтыков-Щедрин, а тогда еще начинающий писатель; В.Н. Майков, редактор первого выпуска «Словаря иностранных слов», талантливый критик и публицист, пропагандист ранних произведений Достоевского; А.Н. Плещеев, уже тогда известный поэт, автор своеобразного гимна радикальной молодежи 40-х годов - «Вперед! без страха и сомненья...»; В.А. Милютин, прогрессивный ученый и публицист, сотрудник «Отечественных записок» и «Современника», друг Салтыкова и Майкова; А.П. Баласогло, поэт, прозаик, очеркист, один из самых близких друзей Петрашевского; А.В. Ханыков, студент Петербургского университета, уволенный за неблагонадежность в 1847 году, один из первых идейных учителей Н.Г. Чернышевского; Н.Я. Данилевский, молодой естественник и философ, прекрасный знаток трудов Фурье.

Во втором зимнем сезоне (1846-1847 гг.) у Петрашевского появятся не менее примечательные лица: Ф.М. Достоевский, чьи повести «Бедные люди» и «Двойник» уже сделали его имя известным всей читающей России, и брат Валериана Майкова Аполлон, уже тогда видный поэт. В 1846 году кружок посещал еще один поэт - Аполлон Григорьев, автор нескольких бесцензурных стихотворений радикального характера; он скептически отнесся к учению Фурье, но горячо проповедовал идеи христианского социализма Жорж Санд и Пьера Леру, возникшего благодаря своеобразной эволюции сенсимонизма.

В следующем сезоне (1847-1848 гг.) в кружок влились писатели С.Ф. Дуров и А.И. Пальм (вскоре они организовали, свой собственный кружок); братья К.М. и И.М. Дебу, чиновники министерства иностранных дел, интересовавшиеся социальными проблемами; штабс-капитан П.А. Кузмин, офицер Генерального штаба, который отличится чрезвычайно умным и находчивым поведением во время следствия; а главное - в кружок вошел Н.А. Спешнев.

В последний период существования кружка (1848-1849гг.) в нем стало участвовать еще несколько видных и активных деятелей: офицеры Н.А. Момбелли и Ф.Н. Львов (их собственный кружок был запрещен военным начальством); преподаватель политической экономии и статистики И.Л. Ястржембский; офицер конной гвардии Н.П. Григорьев; студент П.Н. Филиппов, автор документа, потрясающего по антикрепостническому накалу, «Десять заповедей» (библейские заповеди были переделаны в революционном духе); Д.Д. Ахшарумов, востоковед, чиновник министерства иностранных дел, в будущем самый обстоятельный мемуарист, оставивший подробные воспоминания о деле петрашевцев.

С самого начала «пятницы» приняли просветительский и социалистический характер: Петрашевский активно пропагандировал там принципы учений социалистов-утопистов. Далеко за полночь расходились от него посетители, наполненные свободомыслием.

Постепенно «пятницы» Петрашевского стали широко известны в Петербурге, количество посетителей обычно составляло около 20 человек.

Петрашевцы решительно осуждали самодержавие и крепостное право. В республике они видели идеал политического устройства и намечали программу широких демократических преобразований. В 1848 году М.В. Петрашевский создал «Проект об освобождении крестьян», предлагая прямое, безвозмездное и безусловное освобождение их с тем наделом земли, который они обрабатывали. Радикальная часть петрашевцев пришла к выводу о назревшей необходимости восстания, движущей силой которого должны были стать крестьяне и горнозаводские рабочие Урала.

В литературно-эстетических взглядах петрашевцев не было полного единства, они не успели сложиться в стройную систему, ибо в них отразился переходный характер этого движения. Расхождения намечались и на собраниях кружка, и в позднейших выступлениях его участников. Некоторые из них ощущали односторонность взглядов Петрашевского, против них возражал, например, Достоевский. С.Ф.Дуров, несколько утрируя, отмечал, что Петрашевский «…уперся в философию и политику; он изящных искусств не понимает…». Идеи петрашевцев нашли достаточно полное выражение в их литературном творчестве. Первым поэтом кружка явился А.Н. Плещеев, автор сборника «Стихотворения» (1846), поэтического манифеста петрашевцев. Тогда же В. Майков разъяснил в «Отечественных записках» значение лирики Плещеева, связанной с лермонтовской традицией в разработке темы поэта-пророка, темы странника, узника; в ней обнаруживались и фурьеристские мотивы (проповедь всеобщего счастья, осуждение неравенства, противоречий богатства и бедности, «неравного брака» и т.д.). Лермонтовское влияние характерно и для стихов петрашевца А.А. Пальма, соединявшего социально-утопические мотивы с обращением к фольклорной тематике. Фурьеристские взгляды отразились в стихотворных набросках Д.Д. Ахшарумова. В многочисленных переводах С.Ф. Дурова (из О. Барбье, В. Гюго и др.), проникнутых гражданским пафосом, воплощены его демократические идеалы. Идейное влияние кружка петрашевцев сказалось и в творчестве некоторых поэтов, в целом далеких от передового движения 40-х годов: А.Н. Майкова - автора поэм «Две судьбы» и «Машенька», А.А. Григорьева, написавшего в период недолгого общения с кружком цикл революционно-патетических стихов («Прощание с Петербургом», «Когда колокола торжественно звучат» и др.).

С участием в кружке связаны социальные мотивы ранней прозы Достоевского («Бедные люди» и др.), первых повестей М.Е. Салтыкова («Противоречия», «Запутанное дело»), считавшего, что участие в кружке и «школа идей» Белинского были самыми важными в его творческом развитии. Социалистические идеи 40-х годов сыграли немалую роль в формировании взглядов Н.Г. Чернышевского, который в студенческие годы был участником одного из кружков, связанных с петрашевцами. Активный деятель кружка А.В. Ханыков впервые познакомил его с учением Фурье, с взглядами Фейербаха. Представления Петрашевцев (главным образом В. Майкова) о природе и назначении искусства нашли отражение в работе Чернышевского «Эстетические отношения искусства к действительности».

Литературный критик В.Г. Белинский в «Письме к Гоголю» писал: «России нужны не проповеди, а пробуждение чувства человеческого достоинства. Цивилизация, просвещение, гуманность должны стать достоянием русского человека». Разошедшееся в сотнях списков «Письмо» имело большое значение для воспитания нового поколения радикалов.

 

Донос Липранди

 

В марте 1848 года министр внутренних дел Перовский поручил заняться разработкой дела дворянина Петрашевского опытному чиновнику особых поручений Липранди. Первые месяцы поисков были почти бесплодны. Заговора не было, но Липранди, как трюфельная ищейка, чуял его. В прошлом опытный военный разведчик российской Южной армии, он был практически знаком с агентурной работой с войны 1812 года, когда был назначен в захваченном русскими войсками Париже заведующим русской военной агентурой. Затем много лет с глубоким интересом вел агентурную разведку Турции: достаточно сказать, что более 30 лет он собирал все, что издавалось по Турции, - его библиотека содержала более 3000 томов, практически все, что было когда-либо написано о Турции на любом языке. И это было не бездумное коллекционирование, а вдумчивая работа, завершенная подробнейшим описанием нравов Оттоманской империи.

Столкновение с таким умом 58-летнего сыщика 27-летнему Петрашевскому стоило и свободы, и впоследствии - жизни. Липранди рассматривал это дело, как, быть может, последний свой шанс достичь высшей ступени карьеры, о которой давно мечтал. Меры, предпринятые им для вербовки подходящей кандидатуры на роль агента полиции в кружок Петрашевского, были экстраординарными. В течение лета 1848 года Липранди решил зажить «открытым домом»: трижды в неделю он дает обеды (не из своего кармана, а за счет сметы на секретные расходы МВД), что весьма расширило круг посещавших его приемы. Знать на выходные уезжала за город - на дачу, а в столице оставались никому не известные молодые люди, зачастую (человек по 20) приглашавшиеся на легкие пикнички. Таким образом и удалось найти провокатора - Антонелли. Липранди строил свой расчет на том, что если один человек (Петрашевский) ищет единомышленников, а другой (агент Антонелли) хочет познакомиться с ищущим, то их встреча неизбежна.

Знакомство вскоре произошло, и агент так сумел сыграть роль «открытой души», жаждущей истинных знаний и полезной деятельности «на благо народа», что горячий и нетерпеливый до дела Петрашевский попался в ловко расставленные охранкой сети.

«Члены общества, - говорил в своём докладе Липранди, - предполагали идти путём пропаганды, действующей на массы. С этой целью в собраниях происходили рассуждения о том, как возбуждать во всех классах народа негодование против правительства, как вооружать крестьян против помещиков, чиновников против начальников, как пользоваться фанатизмом раскольников, а в прочих сословиях подрывать и разрушать всякие религиозные чувства, как действовать на Кавказе, в Сибири, в Остзейских губерниях, в Финляндии, в Польше, в Малороссии, где умы предполагались находящимися уже в брожении от семян, брошенных сочинениями Шевченки. Из всего этого я извлёк убеждение, что тут был не столько мелкий и отдельный заговор, сколько всеобъемлющий план общего движения, переворота и разрушения». Хотя на самом деле деятельность кружка состояла не в заговорах, а только в разговорах.